Он приближался, дальний гром, Грозясь дать жару всей округе!.. Мой старый пес приплелся в дом – в сенях забился в пыльный угол. …Свинцовым выменем дрожа, в косматых клочьях, как живая, в разрезах молнии-ножа нависла туча грозовая. И ливень грянул сразу, вдруг, стоструйно: Землю-камилавку накрыл из золота клобук, пересчитав за главкой главку. Бил косохлест, поля пластал в круги ударами тугими и возносил на пьедестал до неба грозную стихию! По окнам – мощная струя гремит с неоновой подсветкой!.. Подумалось: Готов ли я закончить жизнь в разгаре лета?.. Своих деяний рубежи любовью охранял в смиренье?.. Но слева шепот: Не блажи и не дрожи! Что – жизнь? Мгновенье – песчинка малая одна, снедаема грехом и страхом. Стоят как скалы времена, в которых ты пылинок прахом лишь унавозишь горсть земли и канешь в сумрачную бездну, оставив прошлое в пыли - ненужный хлам для дел небесных. Поля твои? В петле верви ты - вечный раб, господний воин, Земля, погрязшая в крови, подвластна только Высшей воле! …Вдруг стихло всё. Раската гром в полях за балкой дальней жахнул, направив дождь к реке с бугров… Я дверь открыл во двор и ахнул! Прозрачный, девственный простор: над лесом радуг полукольца, уставших капель разговор с конька - хрустальным колокольцем… Бездонный, праведный покой, как будто грозных ливней бремя, в низину скрывшись за рекой, на миг остановило время… Блестящих листьев не посмев коснуться в трепете боязни, не мог вздохнуть: Неужто мне подарен этот Божий праздник? Росинок изумрудных звон и заблудившееся эхо, ушедшее грозе вдогон в стаккатовых дробинках смеха… На лепестках цветов эмаль дрожит волнующею сказкой, умытые бутоны мальв глядит в окно с нездешней лаской… Стою восторженный – другой, - с душой омытой, как на Вербной... И в лужу наступить ногой боюсь – не провалиться б в небо! Но шепот справа вдруг: Смотри на чудный миг животворящий. Земля – для всех. Так сохрани её любовью настоящей. И если злые короли опять расчертят мир на клетки, твой оберег - та горсть земли родной с могил ушедших предков. |