Прошли годы. Мои дети выросли и у них уже растут свои дети. И каждый раз, заглядывая в её неверящие глаза, мне невыносимо больно думать про их поколение «потерянных возможностей», так я его назвала. Потому, как возможности у всех у нас есть. Надо только оглядеться по сторонам и разобраться самим с собой прежде всего. Винить, кого бы то ни было, легче, чем смотреть на себя со стороны, предъявляя претензии кому угодно, но не себе.

 

А ведь печи в нацистских лагерях строились ещё задолго такими же смертными, думающих вероятно о сеюминутном куске хлеба, и не думающих, что они будут сжигать твоих же сородичей. Ведь мы все созданы Всевышним, Его творением, и как должно быть горько ему, когда вот так поступаем по отношению друг к другу!

***

 

Она дряхлеет с каждым днём и хочет умереть, но в глазах страх неизвестности. Я рассказываю ей о Боге и она слушает и молчит всё чаще, потому, как жажда духовная превозмогает теперь над всем её существом, и душа скатывается комочком за печкой, как можно дольше сохраняя тепло. И чувствую, как оттаивает она. И слепые глаза вдруг устремляются вдаль. Там, в песках, брёл когда-то Моисей спасая свой народ. К седым вершинам Израиля, над которыми вспыхнула звезда и возвестила о Христовом пришествии.

 

И до меня вдруг доходит; какую разрушительную силу несёт неверие! И как её неверие разрушало меня и моих детей! Только чётко осознав, ещё раньше, вдруг поняла, что дети наши ниспосланы нам во спасение или погибель нашу, если не осознать этого до конца. Что породишь - оттого и помрёшь, будешь разъеден собственной же желчью. Или же будешь жить вечно в своих детях, внуках и делах, что остались после тебя.

 

И что останется после них? Когда дети их погибли в войнах, а внуки не родились или по детским домам разбросаны! Какие дела остались от их ценностей, насильно втиснутых в горячие головы! И где они теперь?

 

Чтобы не было мучительно больно, стараюсь и своим детям донести горький опыт, но это невозможно, не пройди они свой путь сами.

 

И вижу как в холодном колодце зиждется слабый огонёк надежды. Как разгорается он, и лицо её обретает успокоительные черты, и скрюченные пальцы вдруг разжимаются и ловят мою руку. Я глажу её сморщеную кожу, выпуклые жилки и закоснелость отходит. Старые струны недвижной арфы расслабляются, и чувствую как прямо из сердце льётся нежная мелодия. И разве это не Бог вливает её в нас!

 

Всё будет хорошо. Ничего не бойся. Я с тобой, мама…