У окошка дома сидела старенькая женщина и любовалась садом. Ее когда-то ярко-голубые, а теперь поблекшие, но сохранившие живость и радость к жизни глаза рассматривали деревья и разросшийся кустарник, поглядывали на серые тучи, закрывающие без просвета небо. На ветвях высоких сосен сидели намокшие от моросящего дождя птахи. Сырость. Женщина задумалась о жизни: – Господи! Когда же придет тепло? Пора бы! Вон и стройная березка грустит без солнышка. Хрупкий ствол трепещет под напором порывистого холодного ветра... Она, как молоденькая невинная девушка... Я тоже когда-то была под стать деревцу: тонкая и пригожая, так же дрожала от лиха войны и выдюжила, до Варшавы дошла. Боженька ты мой! За что это было дадено нам? Лучшие годочки пробежали в грязи и вшах, в фуфайке и сапогах; рядом со смертью и кровью. Не шутка, четыре лучших годочка вычеркнула из жизни война. Вернулась домой уже под стать той березе, что стоит сиротливо на пригорке. Сильная, статная и красивая. Лиха хватило после войны. Голод. Работа в лесу. Мужиков не хватало. И все те же остались на мне фуфайка и сапоги. К празднику, правду сказать, платьице из ситчика себе справляла. Ничего был раньше ситчик, веселенький цветочек или горошек. Сама была мастерица шить. Только не всегда был он в продаже, дешевенький ситчик. Потом замуж вышла, родила сына и дочку. Прибавилось забот, но вдвоем с мужиком детей растили. Стала работать на заводе, на котором из бревен доски пилили. Дом поставили свой. Пальто справила себе. Ой, вроде развидняться стало. Он, видишь, солнышко проглянуло. Поди, наладится погода и придет тепло. Жизнь прожила здесь. Деток вырастила, которые живут теперь в большом и сером городе. Не люблю город. Здесь лучше. Природа вокруг да простор. Нигде лучше края не видывала, хоть что мне толкуйте. Так уж жизнь устроена, что родители должны видеть своих родных детей. Печали или радости делить вместе. Но они уехали и живут в далеком чужом городе. В отпуск приезжают раз в год, повидаться и отдохнуть. Так уж заведено теперь: вырастают детки и ищут лучшей доли на чужбине. Мои предки всегда жили здесь, держали скот, выращивали овощи на огороде. Мужики работали в лесу, а бабы на заводе. Сколь себя помню, стоял завод в поселке и доски пилил. Всем находилось, что делать, и мало, кто покидал свою сторонушку. Это были люди простые, малограмотные, но вынесли на себе бесчеловечную войну, пережили послевоенную разруху, знали голод и лишения. Всю жизнь трудились, чтобы прокормить и обуть свои семьи; работали, потому что другого занятия не ведали. Если подворачивалась свободная минуточка, то бабы вязали из пряжи носки, рукавицы да свитера. Сами пряли кудель да ткали затейливые половики. Мужики тоже сложа руки не сидели. Они дрова кололи, заборы ставили да на подворье что-нибудь правили. Но прошло счастливое времечко, когда дети росли, ходили в школу. Потом все уехали в большой город. Почему? Мне думается, что в селе остановилось время, все осталось так же, как в старину: только тяжелая работа в лесу или заводишке. Вот и подались сильные, способные и молодые ребята в города, чтобы получить образование, найти по душе занятие. Теперь там оставляют свой след. Я не осуждаю их, рада за них, что в достатке и тепле живут, растят детей. В поселке остались одни старые люди. Они вымирают своим чередом, а избы без присмотра хиреют и рушатся. Родная сторонушка, как сирота, заброшена без присмотра. Нет мочи глядеть на то. Только природе ничего не делается, осталась, как была до меня, будет такая же после меня. Великая и вечная останется на века. Она не умирает, обновляется с приходом каждой весны. Природа молодеет, когда гулко и шустро разбегаются ручейки из талого снега, которые питают землю, ускоряют ток древесного сока. Тогда распускаются липкие почки, листочки выходят из них. Любо, дорого глядеть! Земля наполняется гамом жизни. Птахи пением ищут себе пару, строят гнезда, откладывают яйца и растят птенцов. Гомоном славят Господа! Я встречаю уж девятый десяток весну. Слава Богу! Природа и люди – едины, если присмотреться со вниманием. К сорока годам я была здоровая и прямая, как то дерево по правую руку. Все было нипочем. Имела уже мудрость и старалась передать ее детям. Хорошие годы. Когда половина века мне исполнилась, появилась первая хвороба – стали руки, ноги болеть, но бодрилась и была вынослива. На вроде той высокой и могучей сосны у озера с тут и там перебитыми или сухими ветками, с бороздами на жилистом стволе. Вылитая я тогда. Какое же дерево теперь походит на меня? Более всего, пожалуй, береза, что у края леса. Рядом уже подросли еще две березки, высоко вытянулись вверх. Своими кронами поддерживают и прикрывают от непогоды старую березу. Так вот и я. Стою еще твердо на ногах, а не станут они держать, мои дети придут и также поддержат меня. Только раньше, надеюсь, я дождусь настоящей весны и тепла, успею погреть хворые кости. |