Осень опять задумчива и грустна. И так же плачет о чём-то своём, сугубо личном. Где-то, в далёких созвездиях, из многих солнц складываются затейливые руны, чтобы ты или я смогли их однажды прочесть, а прочтя, забыть так же легко, как забывали до сих пор: и слова, и встречи, и расставания.

Ты скажешь, что это неправда, что так не бывает, что всё – только сказки, которые я придумываю, скучая одинокими вечерами, когда нет рядом тебя. И знаешь, наверное, ты в чём-то прав.

Но посмотри, разве не прекрасны осенние звёзды? Ведь так недолговечен их свет, - не успеешь оглянуться, как снова набегут тяжёлые тучи, и холодные декадансные слёзы разлинуют небесную тетрадь для иных символов и слов.

Читать тебе романтические стихи - глупое занятие. И не менее глупо рисовать твой совершенный профиль на белой дверце холодильника, между пёстрыми листочками со «свежими» идеями недельной давности и слегка хаотичным хороводом магнитного зоопарка.

Но я всё равно читаю… и рисую… Потому что иначе уже не могу.

 

…Когда мне исполнится тридцать, и первые морщины, так долго избегавшие моего лица, избороздят его со злым энтузиазмом бездари, ты наверняка оставишь меня. Ты найдёшь себе девочку со стеклянными глазками и кукольным ротиком. И, должно быть, ты будешь называть её моим именем – потому что тебе всегда было тяжело привыкать ко всему новому.

Как, однако, печально на душе осенью. Это она, багряная королева, заражает меня своим мрачным настроением, шепчет на ухо чёрные сонеты Бодлера. Впору прыгать с крыши или вскрывать себе вены… Но ты же знаешь, я не сумею, я никогда больше не решусь на что-то такое же необратимое, как наша любовь. Ну вот, остаётся только слушать осень и вторить ей своей готичной лирикой.

Письма к тебе - всего лишь электронный мусор, информация без сердца и души. Я разучилась держать в руке тонкое золотое перо и выводить на голубоватой гербовой бумаге округлые буквы с вычурными завитками. И даже, если я когда-нибудь напишу тебе такое письмо, то всё равно не отошлю, - давно потеряла адрес.

Уже час молчат телефоны. Уже час я никому не нужна.

Ты там, далеко, за тридевять земель, пьёшь чай с молоком, много куришь и скупыми движеньями стряхиваешь пепел в хрустальную ладью. А если ты вдруг подумаешь обо мне, я наверняка почувствую… или просто смогу убедить себя в этом…

Как скучно без тебя в городе N… и во всех других городах, сколько их ни есть на свете. Скучно просыпаться одной на огромной кровати. Скучно принимать душ и готовить завтрак. Скучно стоять в утренних пробках. Скучно работать и отдыхать, грустить и веселиться, влюбляться и забывать.

 

…Ты не такой, каким я тебя представляю. И рисую тебя тоже иначе, непохоже. Твои чёрные глаза кажутся мне ледяной бездной, чёрные волосы - крыльями ворона, белая кожа - тонким шёлком, готовым принять огненные иероглифы моих поцелуев.

Давно уже не знаю, люблю тебя реального или тебя, рождённого моим больным воображением.

О да, куда как больше идут тебе сверкающие боевые латы, чем белый деловой костюм! Но я смиряюсь с твоей настоящестью, как смирилась с тёмным сапфиром перстня на безымянном пальце моей левой руки - залогом выбора и решения… Пока смерть не разлучит нас…

Если я однажды соглашусь рассказать нашу с тобой историю, то это будет вовсе не любовный роман. Я помещу нас в жуткие подвалы некромантской башни или в полные смертельных ловушек лабиринты египетских пирамид. И никогда, ты слышишь, никогда не напишу в конце: «Они жили долго и счастливо»…и даже «умерли в один день» там вряд ли появится…

 

…Ну вот, звонит телефон, поёт мне о том, что шоу должно продолжаться… как же ему не верить?

Сбрасываю звонок, потому что нет настроения разрушать нашу с осенью дождливую идиллию однотипностью человеческих проблем. Не надо! Хватит уже! Не выношу, когда малознакомый голос орёт мне о разбитом сердце или финансовой несостоятельности, о глупых мечтах и о банальном насморке.

Мой ноут, вечный заклятый друг, рассказывает модерновые сказки о нашей с тобой любви. Ох, ты даже не представляешь, как хороши, как уместны здесь иллюстрации! Вот фальшивые улыбки, вот искренняя грусть, вот моё обнажённое тело из того портфолио, которое ты так ненавидишь. А вот и портреты второстепенных героев, наших неизменных «драконов» и «добрых волшебниц». И пусть не всех мы теперь узнаем… разе это важно? Без них ведь сказка была бы совсем другой…

Гнетущая лирика дурного настроения расцветает на бумаге словами «гибель», «безвозвратность», «расставанье». Я дополняю их ещё более безысходными рифмами, разбавляю серой пеленой дождей и призрачностью первого снега. Это снова - о тебе. Потому что, когда пишу о других, я даже печаль раскрашиваю пастельными оттенками. Да и разве влюблённость может быть столь же тёмной и бездонной, как любовь?

 

…Там, где ты сейчас, ещё холоднее, чем в городе N. Там туманы и дожди (как у Бодлера), но нет меня. Может быть, тебе взгрустнётся от этого неоспоримого факта, и ты захочешь прилететь ко мне хотя бы на один день.

Впрочем, нет, это я лечу к тебе. Я давно купила билеты, давно решила. А ты жди, потому что это ожидание для меня важнее многого, что прежде я считала бесценным. Увидишь, как я победительницей войду в твой Камелот и, если захочешь, останусь там навсегда.

Знаешь, мне плевать на проклятия тех, у кого я тебя выиграла в нечестной борьбе. Что могут сделать эти счастливицы столь депрессивному созданию? Разве что тебя забрать… но об этом освобождении я тайно мечтаю с первых минут нашего знакомства.

Помнишь, я летом изображала из себя эмо-девочку? У меня была длинная косая чёлка, узкие чёрные джинсы и нарисованная на щеке слеза. Ты ещё спрашивал, с чего бы это. Приятно осознавать, что тебе интересны мои психозы…

 

…Придумываю себе занятия, чтоб разогнать скуку.

Вот записаться бы в клуб самоубийц и тайно строчить репортажи об упадке традиционной христианской морали. Или целоваться с девушками в тёмных подъездах «хрущёвок», опять же сочиняя что-то философско-воспитательное о нравах в современном обществе.

Ты понимаешь, о чём я?

 

…Снова возвращаюсь к иллюстрациям нашей сказки. Смотрю в режиме слайд-шоу, восстанавливая в памяти события столетней давности.

Нет, всё же не получается из тебя рыцарь без страха и упрёка. Ну разве может быть у рыцаря такая лукавая усмешка? С подобным выражением лица хоть сейчас - в чёрные маги! Думаю, тебе идёт такая роль. Так и представляю тебя в тесной комнате, что на самой вершине мрачной башни. Ты сидишь, согнувшись, за столом, пристально изучая при свете единственной свечи древний фолиант с тайными смертоносными заклятьями. Чёрные, с нитями седины волосы водопадом струятся вдоль спины, они длиннее, чем в реальной жизни, жёстче. А глаза твои - бездонная чернота, в которой нет ни белка, ни зрачка.

«Повелитель, повелитель…» - стонет ураган за окном.

«Повелитель, повелитель…» - надрывно кричат летящие в небе гарпии.

А ты не слушаешь, ты занят своим делом. Ты готовишься завоевать мир…

Мне нравится то, что получается. Неизменно твой образ вдохновляет меня на нечто подобное, лишённое смысла и надежды.

 

…Дни «без тебя» выстроились в длинную очередь, толкаются, спеша засвидетельствовать мне своё сомнительное почтение. Их ещё много, но на самом горизонте уже обозначился спасительный трапп к самолёту. Я помечаю чёрным все такие дни, я вычёркиваю из жизни целые месяцы.

Самолёт, как иголка, тянет за собой на нитке времени разноцветные бусины: янтарь и чёрный агат наших с тобой встреч и разлук, алмазы слёз, сапфиры верности, рубины поцелуев и бесцветные пластмасски дней, проведённых вдали друг от друга.

Но возможно ли даже самой крепкой нитью соединить два непохожих, чуждых мира?

 

…Всю ночь напролёт буду веселиться в клубе. Горько-сладкие коктейли придадут мне смелости не думать о тебе хотя бы до утра. И я знаю, что завтра на работу, но не могу остановиться…

 

…Слышишь, я опять влюбилась. Его все называют Алекс, но никто на самом деле не помнит его настоящего имени. Ему нравится ночь и бесконечная пляска огней, танцы, смех, поцелуи с незнакомыми девушками и белая пудра «гламурного яда». Мне стало жалко его, как бездомного котёнка, и я поманила, отогрела в объятиях… а на утро с трудом представила его лицо.

-Жизнь - х…ня, - плакался он, водя рукой по моему бедру. - Вообще всё - х…ня. Слыш, пошли трахнемся…

Но, как всегда, никакого секса, никаких обязательств. Только поцелуи, флирт, игра. Ты же знаешь, я не могу изменить тебе даже в мыслях.

Он был под кайфом, ему везло на жалостливых дур, и я была уже третьей рыбкой, которая попала в его сети за вечер…

Я не знаю, что нашла в этом чокнутом торчке, но утром нарисовала его портрет - одним нажимом маркера, как учат на первых занятиях в художественной школе. Оборот три четверти, чуть приоткрытый рот…

А ещё через день я стёрла его с холодильника и из памяти. Осталось только имя – да и то не настоящее…

 

…Ты опять не позвонил. В такие вот дни я начинаю сомневаться в твоём существовании. И даже, если мой взгляд случайно падает на твоё фото, я приписываю всё игре воображения.

Погода наладилась, тучи ушли так же быстро, как и появились. Земля почти высохла, хотя от солнца сейчас мало пользы.

В саду поспел поздний виноград, тот, который ты так любишь. Я нарвала сегодня целую корзину, и вдыхая его запах, чувствуя вкус, неизменно вспоминаю тебя.

Садовник пугает ранними заморозками, но я ему не верю. Я верю только осени - она не посмеет уйти, не попрощавшись, не оставив мне на память хотя бы немножечко своего трагического умирания. Храня его, я буду всю зиму писать печальные осенние стихи и картины. И пусть все удивляются, - откуда я беру столько охры и киновари, когда вокруг только светлая, холодная гамма.

Вечер я провела в студии, пытаясь закончить сомнительный шедевр - греческий берег, спокойные воды, черноглазая девушка в белом бикини… Помнишь, мы видели эту девушку однажды? Я тогда сделала наброски в блокноте, уже зная, что напишу её смуглое, ассиметричное, полногубое лицо на фоне бирюзовой воды. А ты смотрел на меня, как на идиотку, и нагло подозревал в лесбийских пристрастиях.

 

…Нет, тебя всё же не существует! Ты не звонишь уже третий день. А я скорее поверю в своё сумасшествие, в бредовые фантазии, чем позвоню тебе первая. Просто из принципа!

До нашей встречи неделя. И мне всё труднее оставаться спокойной.

Пришло в голову, что до сих пор я ещё не сравнивала тебя с эльфом. Интересно, тебе бы пошли заострённые уши? И длинная серьга-подвеска - каплевидная жемчужина?

Я бы придумала тебе имя на «эль», но вопреки канонам, называла бы как-нибудь уменьшительно-ласкательно и этим выводила тебя из равновесия.

Ах, я уже вижу…

Ты родился в золотом лесу, где деревья такие огромные, что, кажется, на их кронах держится небо. Листья цвета мёда, полупрозрачные и звонкие, как хрусталь, росли на тех деревьях и не опадали круглый год.

Ты заплетал свои тёмные волосы в косу и украшал их крохотными тёмно-синими звёздами лесных цветов.

Но в той жизни, в той сказке, я бы тебя никогда не встретила. Потому что нечего Снежной Королеве делать в золотых эльфийских лесах…

Ты доволен этой сказкой?

Не звонишь… и я не знаю ответ на этот вопрос. Впрочем, и не надо…

 

-Мне не нравится твоя беспричинная агрессия. - Голос, искажённый бесчисленными милями телефонных проводов, кажется чужим и неприятным. - Я не звонил, потому что не мог…

-Не мог выделить пару минут своего драгоценного времени на звонок?

-Ты же не могла.

-Разговор грозит скандалом…

-Я не собираюсь перед тобой оправдываться!

-Ну и ладно!

-Ну и отлично!

-Ну и пошёл на х…!

Бросаю трубку о стену, со всей дури. Но, когда ещё телефон находится в полёте, соображаю, что у меня совсем нет времени и желания покупать новый.

Набираю на мобильном папиного помощника, делаю заказ, как простому посыльному. Мне не стыдно третировать хорошего и исполнительного человека. Мне сейчас вообще наплевать на всё на свете.

 

…Рассказывать о тех днях, которые мы проводим вместе, бессмысленно. Я вырезаю их острым кинжалом из календарей, чтобы не считать, как обычные дни. Я молчу о них, как о самой заветной тайне…

Первое время разлуки бьёт по мне сильнее всего. Я теряю способность влюбляться и писать стихи. Только сижу допоздна за роялем и, разрывая душу, играю слёзные, минорные ноктюрны.

Осень неумолимо приближается к своему завершению. Она уже собрала чемоданы, уложив в них все до единого золотисто-алые, багряно-коричневые, лимонно-шоколадные листья, клинья перелётных птиц, проливные дожди, глянцевые лужи и твой любимый виноград. Осень только и ждала меня, чтоб попрощаться.

Я махнула ей на прощанье шёлковым серебристым палантином и даже сняла перчатки, чтобы пожать её мокрые от слёз ладони.

Пришёл декабрь.

 

…Новая влюблённость и новое разочарование в собственных вкусах. Почему мне всегда попадаются глупые мальчики, больше похожие на кукол, чем на живых людей?

Скажи, ты случаем не такой?

Но этот, последний, всё же заслуживает отдельного упоминания. Он любит меня - так ясно вижу это в его светло-янтарных глазах. Но мне не жалко этого растяпу. Мне вообще не жалко ни влюблённых, не любящих. Потому что никому до сих пор не пришло в голову пожалеть меня.

Снова заигрываюсь до потери контроля. Пишу его имя на крыльях маленьких бумажных самолётиков, и бросаю их в открытое окно - пусть летят к тебе, расскажут, к чему приводят жестокие игры. А ты не смейся и не ругай меня. Просто прими к сведению, извлеки урок. И никогда-никогда не привязывай к себе тех, кто тебе не нужен.

Жизнь странная штука. Она не ставит перед нами неразрешимых задач, не задаёт вопросы, на которые нельзя найти ответы. И если бы не наша лень, не наше тщеславие - да мало ли что! - мы бы могли жить вполне счастливо. Не ты и я (хотя, конечно, и это подразумевается), а вообще люди, все.

 

…На душе пусто и паршиво. Умные мысли, если и приходят в голову, то все чужие, нахально украденные у более смышлёных философов. А мне философия не даётся.

Пишу опять воспиталку. Мне любят давать подобные задания. Им что, приятно заставлять меня копаться в моём подсознании, выуживать на свет грязные желания и наглядные примеры позорной мелочности?

Уж лучше бы написала что-то лёгкое, чтоб не задумывалась ни я, ни читатели…

Дух перфекционизма, успешно взращиваемый мною долгие годы, бесславно скончался при одном-единственном осознании всего объёма предстоящей работы.

Как ты думаешь, может, ну его на фиг, уволиться отовсюду и жить за счёт родителей? Или за твой счёт?

 

…Осень ушла далеко-далеко. Её уже не догнать. Туда даже письма не доходят, так что писать ей вслед жалостливые, слёзные послания не имеет смысла.

Зима, как всегда, делает меня похожей на Снежную Королеву изнутри и снаружи. Я бледная, холодная, в белых мехах и бриллиантах. Я становлюсь расчётливой и капризной. Лирическое настроение покидает меня до следующей осени. Не хочется ни плакать, ни петь, ни грустить. Впрочем, и жить тоже не хочется.

Я жду тебя, как приговорённый к казни ждёт приказа о помиловании. Ты приедешь, прижмёшь к себе, сотрёшь портреты всех «моих» мальчиков с холодильника, отогреешь моё заледеневшее сердце. И я снова возьмусь за стихи и картины, закончу портрет тебя-эльфа…

Мы же будем счастливы, правда?

 

…Если к концу декабря в голове держатся мысли только о работе, значит, я бездельничала весь семестр. И мои бедные студенты, обделённые вниманием и заботой, идут на экзамен, как на расстрел.

Улыбаюсь этим глупышам, улыбаюсь себе. Но о работе думать не прекращаю. И все разговоры с тобой - тоже о ней родимой…

Утешение имеет странную особенность раздражать меня до зубовного скрежета. Понимая благие намерения утешителей, тем не менее, едва сдерживаюсь, чтоб не послать их подальше. Становлюсь агрессивной - и это не к добру.

Ах, если бы ты был рядом, мы бы, наверное, поубивали друг друга…

 

…Скоро Новый год: ёлочка, шампанское, фейерверки до утра. И ты, где-то далеко, в другой вселенной, на два часа раньше поднимаешь бокал и даришь мне своё желание, потому что мне оно нужнее…

 

…Смотрю в зеркало как в окно, совершенно не узнавая своё отражение. Кто эта девушка? Сколько ей лет? Почему так темны тени под её глазами, почему так бледна кожа? Мне кажется, что ещё немного, и голубоватый иней вычертит замысловатые узоры на её щеках, волосах, теле.

Задумалась о быстротечности времени, об относительности любого явления, о достижении мечты. Все мысли - глупые и бестолковые - ложатся ровными кардиограммками на разлинованные страницы дневника. Перескакивая со слова на слово, выстраиваю нить рассуждения. Но логика получается слишком женская, с отчётливыми следами осветлителя для волос.

Живу предчувствием чего-то нового. И в то же время размышляю о возможности возврата. Даже почему-то представила, как спустя много лет старательные школьники, сидя за новенькими партами, будут писать сочинение об идее возвращения и безвозвратности в моём творчестве.

Скажи, это мания величия? Звёздная болезнь?

О, я хотела бы заболеть звёздами. Чтобы они мне снились из ночи в ночь, яркие, разноцветные, холодные. Я бы осторожно брала их в руки, протирала бархаткой и вешала обратно, на чёрно-синий гобелен неба.

 

…Мы заговорили о свадьбе. Серьёзно и без всякой возможности переменить тему. Потому что пришло время решать, когда к перстню, скрепившему помолвку, присоединится смертельная петля обручального кольца…

Нет, нет, не об этом! Не хочу говорить, вспоминать, думать! Прочь!

 

…День святого Валентина принёс мне очередную влюблённость. Неизменно пустоголовый мальчик-модель с мёртвыми глазками-пуговками и с неистовым пристрастием к мелодраматическим эффектам. Он угощал меня шоколадом (ты видел такого придурка?), показывал тысячи своих фотографий и всё хотел просмотреть одно из моих портфолио… да-да, то самое…

Мой интерес был фоновым, лёгким как сладкая вата и таким же для меня невкусным. Не развлечение, не серьёзность - так, не пойми что! Просто попался на моём пути, подмигнул бездушными глазками, обаял приклеенной улыбкой…

Если поставить в рядок всех «моих» мальчиков, от самого огненного до самого мне безразличного, то этот мальчик-конфетка, будет стоять в конце строя… а, может, и вообще туда не попадёт.

 

…О нас с тобой опять - ни слова. Ты рядом все эти дни, целуешь меня жарко-жарко, обнимаешь крепко-крепко. И мне лень рассуждать о серьёзном, когда в мозгах только одно: «ХОЧУ!». Хочу тебя: твоё тело и душу, твои ласки, твою нежность, слова и молчание. Хочу рисовать тебя до полного изнеможения, посвящать тебе все стихи и песни…

 

…Ну вот, ты опять уехал. Так уж задумано, что мы всегда обязаны расставаться. Я употребляю здесь английское «must», запретное для всех других случаев. Потому что это приказ свыше. Не исполняя его, мы грозим разрушить своё счастье, свою жизнь.

Я поняла: для того, чтобы встретиться, сначала надо расстаться.

Складываю оригами. Маленьких, затейливых фигурок собралось так много, что мастерская уже напоминает птичий двор. Вот была бы я птицей!

Вспомнилась Катерина Островского, её жажда полёта… наверное, я мечтаю иначе.

А крылья мои, белые-белые, созданы только для падения. С такими нужно изображать падшего ангела, а не мечтать о возвышенном.

Не сплю ночами, сижу до самого рассвета на своей огромной веранде, любуюсь небом, думаю о грустном.

Оттаявшее в твоих ладонях сердце опять начало замерзать. И впервые мелькнула мысль: я не доживу до лета.

Чувствую себя серой изнутри, туманной. Я похожа на мрамор и начинаю бояться, что при жизни кладу себе могильную плиту.

То ли ПМС у меня в последнее время постоянно, то ли дни без тебя имеют дурную особенность превращаться в вечность. И я устаю жить, а идея бессмертия никогда меня не привлекала.

 

…Скоро весна. Она так близко, что я ощущаю на губах её пряное дыхание. С ней целоваться так сладко и воздушно, что я и сама начинаю верить в свои лесбийские наклонности.

Весна - девушка. Ха, кто бы спорил!

Она босоногая, стройная, смуглая, с тугими чёрными косами до пят и ярко-алыми губами. Она пахнет яблоневым цветом и несёт в руках ветки сакуры. Если постараюсь, я даже смогу припомнить её тайное имя.

 

…Пишу о заводах и магазинах, кропаю рекламные статьи сомнительной ценности, хвалю то, на что хочется только плюнуть.

А сама мечтаю о теннисных кортах и безумных вечеринках, о страстных поцелуях и ядовитой приторности коктейлей.

И с тревогой, со страхом понимаю, что мне скоро 25.

Интересно, когда это дойдёт и до тебя?

Первые морщины всё ближе. Депрессия всё глубже и чернее. Холодное сердце не желает размораживаться ни на каких условиях. И я пишу, что всё хреново. Знаешь, так оно и есть…

Срочно сочиняю очередную сказку, с претензией на гениальность подбираю к ней иллюстрации. И ввожу нового персонажа - среброволосого эльфа со звонким именем Кристаэль. А тебя опять переселяю в мрачную колдовскую башню, где жуткие гарпии замогильными голосами шепчут: «Повелитель, повелитель…».

Очередная влюблённость, очередные минорные песни под гитару, очередной психоз…

 

-Сдавайся, злой колдун! - героически кричит прекрасный эльф, размахивая своим чудо-мечом.

-Сам ты это слово! - в твоём голосе слышится обида. Этот восторженный нахал, с первого взгляда такой же как и все предыдущие герои, сумел чем-то приворожить Снежную Королеву. И она зачарованно напевает окружающим о своей огненной влюблённости.

-Сдавайся, мерзавец, а то пожалеешь!

-Ага, х...н тебе в з...цу! - ты звереешь всё сильнее.

-Всё равно и замок, и Снежная Королева будут моими! - Герой то ли не знает плохих слов, то ли намеренно их игнорирует.

-Пошёл ты на х…! - моими словами отвечаешь ты, и одной точно наведённой молнией отправляешь глупого эльфа на тот свет.

 

…Играть со мной опасно, играть с тобой невыгодно. Но мы по-прежнему заключаем глупые сделки и не менее глупые пари. За минуты ненужной откровенности расплачиваемся своим смехом, своей способностью прощать.

Воображение рисует мне картины жизни без тебя. И я понимаю, как бы мне ни было тяжело с тобой, без тебя - вообще невозможно.

Знаешь, я поймала неправильную золотую рыбку. Что-то в ней испортилось, и потому желания исполняются не так и не тогда. Я получаю то, что не могу оценить по достоинству, а то, чего прошу в данный момент, всегда запаздывает.

Не люблю оглядываться. Оставленное за спиной уже не имеет на меня влияния. Мёртвые, бегло, штрихами зарисованные дни - всего лишь картинки в памяти.

У нас есть обязанность помнить и право забывать. Ты знаешь об этом?

Разговариваю с твоими портретами, признаюсь им в любви. Это глупо, не так ли? На них ты не настоящий, сказочный, придуманный мной до последней детали. И получается, что я признаюсь в любви собственному больному воображению.

Календарь как парусник наполняется ветром. Переворачиваются глянцевые листы с короткими аннотациями к моей жизни.

Милый, милый, ну зачем ты существуешь? Думаю об этом постоянно, моделирую свою жизнь без учёта привычных факторов. И «новая я» симпатична мне до безумия…

 

…Лежу на полу в окружении подушек и альбомов, составляю из фотографий нашу с тобой идеальную любовь и подписываю каждый прожитый день посредственными четверостишьями.

Может быть, когда-нибудь наши дети и внуки, просматривая эти альбомы, будут видеть те же сказки, которые теперь вижу я. И ты им представишься то гордым рыцарем, то чёрным магом, то печальным и возвышенным эльфом. А я… я неизменно буду Снежной Королевой…

 

…Пишу тебе длинные письма ни о чём и трепетно складываю в дневник, надеясь, что ты никогда их не прочитаешь.

Сегодня поняла, что ожидание весны начинается с первым днём лета. И почему-то не хочется, чтобы это ожидание началось и для меня.

Четверть века за плечами. А сколько впереди - Бог его знает…

Где ты сейчас? Чем занимаешься? О чём думаешь?

Может, привычно разбираешь длинные и нудные контракты, решаешь финансовые вопросы, а, может, сидишь в своей чёрной башне, изучая очередное смертоносное заклятье?

 

…Наша история бесконечная. Новый день приходит на смену ушедшему. И что принесёт мне завтра, не знает никто.

Я так же буду писать тебе письма и стихи, рисовать твой идеальный профиль. Буду верить во что-то неопределённое и влюбляться в первого встречного. И всё это, как всегда, не станет ни на йоту значимее.

В этих строках нет цели и нет пути. Здесь только контуры нашей с тобой истории.

…А когда придёт осень, мы снова будем смотреть на яркие звёзды и соединять их в воображении тонкими линиями, сочиняя нетленную фэнтазийную любовь - только для тебя и меня…