Что хочет автор. Литературные конкурсы

Ромка уже с долей интереса рассматривал Алекса, а Алена смотрела на них обоих по очереди. Алекс все-таки ее отличная находка. Такой необычно, нестандартно симпатичный: роста выше среднего, тренированное, почти идеальное тело, крупный выразительный рот, и эти глаза… цвета свежескошенной травы. Алена улыбнулась: не предполагала, что в природе существует такая зелень. Может, линзы? Но главное его достоинство не в этом, думала она. Он умный, точно знает, чего хочет, если работает, то выкладывается на все сто, старается ни от кого не зависеть, умеет подстроиться под обстоятельства и наплевать на трудности, с юмором относиться ко всем передрягам. В свои двадцать восемь он уже многого добился, приехав из какой-то глуши и попав-таки в заветный шоубизнес. И пусть пока он только в начале пути, Алена чувствовала, что он на многое способен. Это был, пожалуй, мужчина ее мечты, и, главное: это был ее мужчина. Ромка сильно отличался. Не лучше, не хуже, он просто был другим: замкнутым, склонным к депрессиям. И хотя он выглядел даже моложе своих лет, глаза его, казалось, видели такое, о чем простому человеку и подумать сложно. Он редко улыбался, а если все-таки улыбался, то получалось это как-то грустно и нервно. Он жил у Алены почти год, и за это время она ни единожды пыталась закрутить с ним роман. На первый взгляд он был не против, но стоило им пару раз переспать, как он вдруг расставлял точки над i (а убедительно разглагольствовать он умел), и пафосно объявлял, что не хочет портить ей жизнь. Казалось, внутри него бурлили какие-то эмоции, недоступные скромному алениному разуму. Казалось, он и сам не понимал, что творилось внутри него. Так, Алена смирилась с этой его трудностью, и они стали просто добрыми друзьями. А потом она встретила Алекса…

- Фриске видел?

Ромкин голос выдернул ее из размышлений. Ребята уже сидели на диване и болтали. Она улыбнулась: надеюсь, подружатся. Не хотелось бы ставить ни одного из дорогих ей людей в неловкое положение.

- Ага. Один раз на презентации. Ничего такая бабенка.

- А Семенович?

- Неа, ни разу. Я вообще не по таким специализируюсь. Я подбираю всякую бездарную шваль со дна: папиных сынков, шлюшек всяких олигархов… Короче тех, которые петь принципиально не умеют, но очень хотят в телевизор.

- Ну, что, ребята? – Алена обратила на себя внимание обоих и перевела на Алекса вопросительный взгляд, - остаешься?

- Ага, - ответил он с улыбкой, - тебя домой отвезти?

- Не надо, я на такси. Но у меня есть пара часов, может, отметим твое новоселье на троих?

- Давайте, - согласился Алекс, - только я много пить не буду, у меня завтра серьезные съемки. Хотя, вряд ли всю эту хрень можно назвать «серьезными съемками». Ладно, съезжу за бухлом.

Он поднялся, поцеловал Алену и вышел.

Полночи Алекс пытался бороться с пьяным головокружением и неудобствами старого скрипучего дивана. К утру он утвердился в мысли поменять мебель в своей комнате. Когда перевалило за полночь, он услышал шум за стеной.

- Вот и лунатизм начинается, - сказал он вслух и приложил ухо к стене. У Ромки происходило что-то странное: шорох, движение, сдавленные стоны. Алекс вылез из-под одеяла, вышел в гостиную и толкнул Ромкину дверь. Было заперто. Шум не прекращался.

- Эй, ты чего там?

Ответа не последовало.

- Ром, ты не спишь?

Вопрос снова остался без ответа, но Алекс смог различить голос и слова: «Горит… горит».

- Что за черт? – буркнул он себе под нос, - что у тебя там горит?

Послышались всхлипы, а потом все стихло. Алекс еще с минуту постоял под дверью и, убедившись, что странности закончились, отправился к себе досыпать остаток ночи.

- Не отрываю? – спросил из трубки голос Алены.

- Отрывай на здоровье, - Алекс усмехнулся, - все равно работа не идет. Голова трещит.

- Как устроился?

- Нормально, только диван – дерьмо. И с Ромео в самом деле что-то не то.

- Всю ночь по квартире шатался?

Алекс налил крепкий кофе в пластиковый стаканчик и уселся на стол.

- Не совсем. Шатался он исключительно по своей комнате и всего несколько минут, но при этом нес какую-то чушь.

- Да хрен его знает. Будто у него горит там что-то.

- Боюсь представить, что, - Алена на том конце тихонько засмеялась.

- Вот и я боюсь, - на полном серьезе отозвался Алекс, - вдруг он квартиру спалит невзначай?

- Ты к нему заходил?

- Нет, у него заперто было. А утром, когда я уезжал он вроде бы спал. Не знаю, тихо было.

- Ну, ты уж проследи за ним.

- Значит, ты меня к нему нянькой приставила?

- Да брось! Просто переживаю за него. Ты с ним поговори, может чего расскажет.

- Встретимся сегодня?

- Сегодня вряд ли. Дел полно.

Алекс вернулся поздно. В квартире было тихо, а сквозь закрытую дверь Ромкиной комнаты струился мягкий свет настольной лампы.

Алекс без стука толкнул дверь. Парень сидел, склонившись над столом, и что-то рисовал. Увидев Алекса на пороге, он схватил бумагу и спрятал в ящике стола.

- Стучаться надо, - мрачно заметил он.

- Ну, извини, - Алекс прошел и по-хозяйски растянулся на Ромкином диване. А этот диван поудобнее, отметил он про себя, - слушай, что ты там ночью творил?

- В смысле разгуливал по комнате, говорил что-то…

- Серьезно? – Ромка одарил его каким-то щенячьим взглядом и нервным движением пальцев убрал со лба темную челку.

- Не помнишь? – Алекс вздернул бровь и поглядел на парня с долей недоверия.

Ромка покачал головой.

- Блин, да ты лунатик, друг мой, - Алекс встал с дивана и подошел к столу, - покажи, что ты там рисуешь?

Ромка придвинулся к ящикам, будто пытался их защитить от нежеланного гостя.

- Какая разница? Рисую и все.

- Рисуешь и все, - задумчиво повторил Алекс, - ну, как знаешь. Ты только дверь не запирай. Если начнешь опять буянить, я приду, разбужу.

Сон не шел, и Алекс сидел на полу перед ноутбуком. Просматривал сайты мебельных магазинов, выбирая себе удобненький модный диван и журнальный столик. Еще, конечно, нужен был шкаф, чтобы вместить все его бесчисленное барахло, но с этим, наверное, придется подождать. Денег, заработанных на дерьмовых клипах хватало на оплату кредита за новенький «Гольф», да на дорогие шмотки для себя-любимого. Уехав из глухой провинции, Алекс четко решил для себя, что больше никогда в жизни не будет покупать дешевую одежду. Обосновавшись в столице, он будто взглянул на себя со стороны, понял, что может быть частью этой безумной и красивой жизни. А поэтому достоин большего.

Захотелось чаю, он вышел из комнаты и мельком взглянул на Ромкину дверь. Свет еще горел, и Алекс решил для приличия постучаться.

Ромка все так же сидел за своим рисунком и снова спрятал его, увидев Алекса.

- Чаю не хочешь? Не спится что-то.

Ромка пожал плечами.

- Заваришь – буду.

Они сидели в гостиной на ковре перед телевизором, пили чай с печенюшками, смотрели футбол.

- А ты чем занимаешься?

Ромка отхлебнул из кружки и снова убрал волосы со лба. Густые и непослушные, они ему очевидно мешали. Алекс подумал: почему он не отстрижет это безобразие, не сделает такую же, например, коротенькую модную стрижку, как у него?

- Раньше работал с Аленкой. Мы там и познакомились. Потом ушел. Сейчас в творческом поиске, а на жизнь зарабатываю переводами.

- Ух ты! Да ты умник! – Алекс хрустел печенюшкой и поглядывал, то в экран телевизора, то на Ромку, - извини, что я интересуюсь, но…у вас с Аленой было?… ну…

Ромка нахмурился. По всей видимости, он не любил, когда пересекали границы дозволенного.

- Было, - почему-то честно ответил он, - пару раз.

Алекс хищно улыбнулся.

- Я так и думал, - сказал он, - надо же, как бабы умеют, а! Поселить двух своих любовников под одной крышей.

- Да у нас это все так… Типа дружеский секс, - Ромка опустил глаза в полупустую чашку, - у меня тогда другая девчонка была.

- И где она сейчас?

- Разбежались. Она сказала, что я странный.

- Я ей верю. – Алекс было заржал, но, взглянув на Ромку, передумал. Парень сидел, повесив голову и, казалось, слегка дрожал, - да ладно, забей. Ну, подумаешь, гуляешь по ночам! С кем не бывает?

- С тобой бывает? – Ромка вскинул голову – снова этот щенячий взгляд, грустный, полный какой-то глупой надежды.

- Со мной не случалось, - честно ответил Алекс, - но я знаю людей…

- Вот видишь…

- Слушай, а если серьезно. Покажи, что ты рисуешь.

Ромка встал, навис над Алексом во весь рост и как-то враждебно посмотрел на него сверху вниз. Алексу вдруг стало не по себе.

- Если серьезно, то когда захочу, тогда и покажу, ясно?

Он развернулся и зашагал к себе в комнату.

- Да ладно, расслабься! – крикнул Алекс ему в след, но Ромка не обернулся и вскоре скрылся в недрах своей слабо освещенной спальни.

Алекс передернул плечами и уставился в телевизор.

- Правда, странный, - буркнул он себе под нос, надеясь, что его не услышали.

Больше к разговору о рисунках они не возвращались. Неделя шла за неделей, каждый занимался своим делом. Алекс приезжал поздно, часто усталый и злой, реже пьяный и веселый. Ромка зависал дома, иногда не приходил ночевать, а заваливался под утро с явными признаками чрезмерной алкогольной интоксикации. По выходным они ездили по магазинам, затаривались продуктами на неделю, и Алекс непременно заезжал в какой-нибудь модный магазин за новой маечкой или джинсами. Ромка к шмоткам был равнодушен, поэтому всегда мрачно ждал в машине, а увидев ценники на Алексову одежду, констатировал, что тот полный идиот, раз тратит такие деньги впустую. Потом приезжала Алена, они с Алексом закрывались в его комнате и долго занимались любовью на новом диване (мебель он все-таки заказал, и шкаф тоже, а еще телевизор). А потом выходили в гостиную и звали Ромку пить пиво и смотреть какое-нибудь кино. Они здорово проводили время втроем, и Алена искренне радовалась, что ее мальчики нормально сошлись характерами. Хотя Алекс был на целых шесть лет старше, он зачастую вел себя гораздо безрассуднее: мог не стесняясь нести всякую чушь, полчаса ржать над какой-нибудь тупостью, и через пару месяцев Алена заметила, что Ромка будто тоже начинает оттаивать. Сколько раз, приезжая без предупреждения, она замечала, как они сидят в гостиной, разложив на полу какой-нибудь эдакий журнал, обсуждают картинки в неприличных подробностях и оба ржут, как лошади. Ей приятно было видеть Ромку веселым, а так веселиться она начал, кажется, только сейчас.

- Ты идешь ему на пользу, - сказала она как-то Алексу.

- Ну, да. Я ничо такой пацан, - отшутился он, - все равно он бродит по ночам. И дверь запирает, хотя я прошу не запирать.

- Хочешь, я дам тебе запасной ключ от его двери? Если будет совсем хреново, откроешь и посмотришь, что там.

- Давай. Но американцы сказали бы, что это вторжение в частную собственность.

Ключ он все-таки взял, но решил, что не воспользуется им без крайней необходимости.

Через пару недель он доснимал свой клип. Домой вернулся поздно, немножко пьяненький, с бутылкой абсента под мышкой и всякими вкусностями в пакете.

- Устроим презентацию?

Ромка оторвался от своих бесконечных переводов. Из-под челки на Алекса смотрели покрасневшие от монитора усталые черные глаза.

- Почему бы и нет? Аленка приедет?

- Завтра. Сегодня не может. Будем пить сами.

Ребята разложили еду в гостиной, расставили стопки и откупорили «Ван Гога». Алекс все делал грамотно: налить, сахарок, поджечь, принять. Ромка пробовал абсент впервые, морщился, говорил, что это полная дрянь, но пил. Алекс хохотал над ним и подсовывал закуску.

- И что там в твоем клипе?

- Да фигня всякая. Девочка пляшет на капоте спортивного авто и искренне верит, что она – новая Шакира.

- Может, когда-нибудь ты и Шакиру в клипе снимешь.

- Ага. Если только саму Шакиру сниму, клип вряд ли.

Ромка вдруг посерьезнел.

- Слушай, а ты ее любишь?

Алекс пожал плечами.

- Наверное. Она веселая, классная. А что?

- Да нет, я так. Просто иногда думаю… зря я, наверное, не стал с ней по серьезному.

- А она тебе еще нравится?

- Не знаю. Иногда, думаю, что да. Когда на вас двоих смотрю.

Алекс заржал:

- Извращенец, ты подглядываешь?

- Придурок, я не о том. Ну, ты, короче, меня понял.

Ромка встал и, пошатываясь, поплелся в комнату.

- Твой абсент – зло. Меня что-то уже вырубает.

- Ну, иди, спи. Я кино досмотрю, допью остатки и тоже пойду.

Через полчаса и три стакана в голове помутнело окончательно. Посуду Алекс оставил на завтра, выключил телевизор и отправился к себе. Он не успел еще прикрыть дверь, как из соседней комнаты послышались знакомые уже звуки: шорохи и стоны.

- Черт, Ром! – вслух выругался Алекс, - я тебя для того и напоил, чтобы ты вырубился до утра!

Он подошел к Ромкиной двери и толкнул. Каким бы пьяным он не был, а дверь запереть не забыл. Движение продолжалось, и вскоре снова послышалось уже привычное, но все так же пугающее «Горит!»

- Ром открой! – Алекс постучал громче обычного, надеясь, что стук разбудит лунатика.

- Горит! Горит! – это был уже не шепот и не стон, это был уже почти крик, истеричный, со всхлипываниями, срывающийся, - горит!

- Черт, - Алекс неловко повернулся. Из-за выпитого перед глазами стояла пятнистая пелена. Вглядываясь в неравномерную темноту, он вернулся в свою комнату и отыскал ключ. Некоторое время он стоял перед дверью, размышляя, стоит ли делать то, что он собирается, но когда из комнаты послышался откровенно страшный крик с надрывом, все сомнения отпали сами собой.

Ключ повернулся легко и Алекс ступил в темноту.

Он включил ночник, и его глазам предстала картина: Ромка сидел, раскачиваясь на разложенном диване, схватившись руками за голову. Черные глаза были распахнуты и наполнены неописуемым ужасом, по бледным щекам текли слезы.

Алекс подбежал, присел рядом с диваном на корточки и легонько потряс парня за плечи. Ромка повернул к нему голову, но взгляд его оставался все таким же бессмысленным.

- Горит, горит! – он уже не кричал, губы шептали это слово, будто заклинание, - смотри, она горит…

- Кто горит? – под ложечкой жутковато заныло, Алекс оглянулся по направлению Ромкиного взгляда, но увидел лишь стену, - Ром, что горит?

Его плечи дрожали, он смотрел в стену, не мигая, вцепившись ногтями в руку Алекса, оставляя там красные следы. Алекс был готов поверить, что они оба сейчас вспыхнут, таким жутким был этот черный бездонный взгляд. Алекс начал трясти Ромку, будто пытался из него душу выбить. Каштановые пряди упали на глаза, и Алекс заметил, что они влажные от пота.

- Очнись ты, твою мать! Просыпайся, псих!

Вдруг на мгновение взгляд обрел смысл, Ромка зажмурился, а потом снова приоткрыл глаза и посмотрел на Алекса из-под ресниц. Зрачки были черные, как угли, блестящие, как галька под дождем.

- Мне страшно, - одними губами проговорил он.

Алексу самому было страшно до чертиков, алкогольные пары на мгновение будто выветрились, а потом накатили снова. Слезы все также текли по Ромкиному лицу, оставляя темноватые полосы на щеках и губах, склеивая длинные ресницы.

Алекс зачем-то провел тыльной стороной ладони по Ромкиной щеке – вытер соленую влагу, затем подушечкой большого пальца коснулся изгиба нижней губы.

- Не бойся, все хорошо, - собственный голос он слышал будто из-под воды, стресс, а потом внезапное облегчение ударило в голову новой пьяной волной. Алекс чуть прикрыл глаза, - не бойся, ладно? Я здесь. Я не уйду.

Алекса разбудила страшная головная боль. Тонкий лучик едкого света проникал сквозь брешь плохо задернутых штор и падал точно ему на глаза. Алекс обнаружил, что, во-первых, спит не в своей комнате, во-вторых, поперек дивана и, в третьих,… ему в плечо упирается лохматая Ромкина голова. Алекс зажмурился, взъерошил короткую модную стрижку и сквозь зубы прошипел:

Ромка сонно заурчал, завозился и открыл глаза. Обнаруженное его порадовало ничуть не больше.

- Что за нахрен?

Он оглядел комнату, Алекса, неловко сползающего с дивана и, с надеждой на отрицательный ответ, спросил:

- Мы что вчера… правда?…

Не получив вразумительного разъяснения, Ромка резко сел в кровати и скривился.

- Блин, судя по всему, правда… Вот черт.

Алекс натянул джинсы и принялся собирать с пола оставшуюся одежду. Стараясь не смотреть на Ромку, он выпрямился и пробурчал:

- Пойду, напьюсь кофе. Ты будешь?

- Боюсь, не поможет.

Алекс мрачно пил горькую растворимую жижу и смотрел в никуда. На кухне стояла гробовая тишина, когда вошел Ромка. Алекс повернулся через плечо.

- Привет. Может, все-таки кофе?

Ромка не ответил, распахнул дверцу холодильника и достал початую на той неделе бутылку Самбуки.

- Бухаешь с утра? – криво усмехнулся Алекс.

- Заткнись, - Ромка плеснул немного в обычную чашку, - видеть тебя не могу.

- Взаимно, - хмыкнул Алекс, - но придется.

- Не придется, - Ромка залпом опрокинул порцию, поморщился, грохнул чашкой об стол, вышел из кухни и хлопнул дверью своей спальни.

- Нда… дела… - произнес Алекс, допивая остывший кофе, - пьянка до добра не доводит.

Была суббота, поэтому к обеду приехала Алена. Она увидела весьма странную картину: оба сидят в своих комнатах и наотрез не желают их покидать.

- Что тут происходит? – девушка уселась на новенький Алексов диван, - поругались?

- Было бы из-за чего, - ответил Алекс, не отрывая глаз от телевизора.

- Ты смотришь с таким интересом, - на милом Аленином личике сверкнула издевательская улыбка. По ящику показывали передачу о процессе изготовления памперсов.

- А? Что? – Алекс резко повернулся на нее, будто его только что разбудили, - я не смотрю… я так…

- Ясно, - Алена встала и направилась к двери, - значит, пойду допрошу второго.

Ромка сидел за компьютером и агрессивно стучал по кнопкам.

- Здравствуйте, пожалуйста, - девушка вошла без стука. Она почти всегда так делала.

Ромка вздрогнул и уставился на нее.

Алена улыбнулась.

- Это я хочу спросить, «ты чего»? Точнее, вы чего?

- Сидите, закрылись каждый у себя. Тишина, как в склепе. Весело тоже, как на Новодевичьем.

Ромка снова отвернулся в монитор.

- Настроение хреновое.

- У обоих сразу?

Алена подошла и положила руки ему на плечи.

- Так вышло, что у обоих сразу.

- Эй, вы что, печенюшку не поделили? Или очередь в туалет?

Ромка повернулся и глянул на нее так, что девушке захотелось провалиться.

- Слушай, не лезь, ага? Что не поделили, то не поделили. Наше дело. Ты чего приехала?

- Вот и топай к своему дружку.

Прошло дней пять. Алекс торчал на работе почти до полуночи, когда приезжал, Ромка уже спал. После очередного сеанса «горит-горит» за стеной, Алекс тоже укладывался спать. Они не разговаривали, и от этого на душе кошки скреблись. Пару раз Алекс пытался заговорить, но это всегда кончалось Ромкиным «заткнись» или «отвали», и Алекс безвольно затыкался и отваливал. Ему самому было трудно составить целостную картину произошедшего той ночью, он помнил лишь отрывки: горячую влажную кожу под своими ладонями, мягкие губы на своих губах, дыхание, прерывистое и такое громкое, что можно оглохнуть. Но как? Почему? Зачем? Это оставалось где-то за кадром, далеко вне его рационального.

Когда прошла неделя, его терпение дошло до точки кипения. Была снова суббота, Ромка на кухне убирал следы вчерашней посиделки на троих (Алена приехала, заставила-таки их выползти из своих пещер и выпить с ней пива, но при этом они и словом между собой не обмолвились).

Алекс умылся, влез в найденные в куче барахла джинсы, вышел на кухню и громко оседлал стул. Ромка стоял к нему спиной, но на резкий звук даже не обернулся.

Алекс с минуту смотрел ему в спину, буравил взглядом в надежде, что тот прореагирует, но нет. Ноль.

- Ром, перестань, - наконец произнес он, не выдержав.

Ромка агрессивно домывал пивные кружки.

- Что перестать? – процедил он сквозь зубы, все так же не оборачиваясь.

- Выебываться, строить из себя невесть что и делать вид, будто меня нет.

Наконец парень обернулся. Черные глаза горели демоническим огнем.

- Понимаешь, я вообще не представляю, как такое могло произойти!

Алекс улыбнулся, изумрудные глаза сверкнули из-под ресниц озорным огоньком. Уж мировая, так мировая.

- Ну, подумаешь, по пьяни? С кем не бывает?

- Со мной не бывает! – почти проорал ему в лицо Ромка, - со мной никогда! Такого! Не случалось!

Он немного помолчал, а потом вдруг неожиданно тихо спросил:

Алекс чуть нахмурился, но на губах все еще подрагивала улыбка.

- Ну… бывало. Пару раз по очень глубокой пьянке пробивало меня на это.

Ромка снова отвернулся к раковине.

- Думаю, нам лучше разъехаться.

Алекс почему-то ожидал этой фразы.

- Вот еще! Мы тут уже почти полгода душа в душу!

Он скользнул взглядом по напряженной Ромкиной спине, чуть задержался на нестриженной каштановой голове и улыбнулся сам себе, зная, что никто в этот момент его не видит.

- Слушай, Ром. Ну, да, я понимаю, что по большей части это я виноват. В конце концов, я старше, должен был хорошо подумать, прежде чем предложить абсент такому придурку, как ты… Но, я на правах старшего предлагаю выход.

Ромка обернулся и вздернул бровь.

- Ну-ка? Удиви меня.

Алекс вздохнул.

- Я хочу, чтобы все было по-прежнему, как раньше… Я предлагаю здесь и сейчас договориться, никогда не вспоминать о том, что произошло той ночью. Просто стереть это и все. Ну, что? Договорились?

Алекс протянул руку и подождал, пока Ромка подумает, прежде чем пожать ее.

- Договорились.

Алекс сидел у себя перед телевизором и бессмысленно смотрел в экран. Он ловил себя на мысли, что действительно рад, что все наладилось, что он уже привык к Ромке и скучал без него, что меньше всего он хотел бы потерять дружбу из-за такой глупой неосторожности. Вслух он, конечно, никому бы в этом не признался.

В дверь скромно постучали.

- Заходи, чего уж там!

Ромка возник на пороге с какой-то папкой в руках.

- Слушай, я хочу показать тебе…

- Только не это! – Алекс театрально зажмурился и заржал.

- Козел, я о рисунках, - Ромка опустил глаза и на скулах заиграл румянец, - ты все еще хочешь посмотреть?

Он разложил листки на ковре перед Алексом. Рисунки были живые, на каждом запечатлен какой-то эпизод из жизни людей: девушка сидит на лавочке с книгой, две девочки катаются на роликах, девочка моет руки в фонтане… И тут Алекс заметил. Просто пригляделся повнимательнее и увидел, что у всех девочек одно и то же лицо. На рисунке могло быть три, четыре девочки, но лицо везде одно, красивое, худенькое, обрамленное темным каре.

Ромка собрал рисунки в стопку и засунул обратно в папку.

- Неважно. Так… знакомая.

Из комнаты он вышел так же неожиданно, как и зашел.

Ночью все снова «горело», бурно и долго, но Алекс войти не решился. Слишком свежи были воспоминания.

Алена приехала, как всегда после обеда. Она была приятно удивлена, увидев, что ребята снова сидят вместе в гостиной и громко гогочут над какой-то тупой передачей. Значит, все наладилось. Они немного посидели втроем, обменялись новостями, а потом Алена потащила Алекса в спальню. Он не возражал, весело помахал Ромке рукой, типа «скоро не жди» и скрылся за дверью.

Ромка тоже пошел к себе и улегся на диван. Он долго лежал так, уставившись в потолок, и невольно слышал происходящее за стеной. Он хорошо помнил Алену, как она закусывала губу в моменты страсти, прикрывала глаза и выгибалась под ним дугой. Еще он отрывочно помнил Алекса. И от этого коктейля воспоминаний сладостно ныло внизу живота. А еще он помнил…

Ромка резко сел и уставился в стену. Нет, только не это, только не сейчас! Он вскочил, вышел в прихожую, набросил куртку и хлопнул входной дверью.

Он помотался по району, выпил бутылку пива, сидя на металлическом ограждении детской площадки, купил какой-то журнал, посмотрел картинки и выкинул его в мусорный бак. Он будто пытался запереть свою память на замок, влить дозу анестезии в пульсирующее болью сознание, но образы все равно рвались наружу, прорывали плоть, струились по венам.

Когда стемнело, Ромка вернулся в квартиру. Алена уже уехала, а Алекс сидел с пивом и чипсами в гостиной и смотрел какой-то ужастик.

- Все путем? – Алекс поднял глаза и нахмурился.

- Более чем. У тебя?

- Ага. Выглядишь не важно.

- Спасибо, зато ты молодцом.

Ромке не хотелось говорить, и он закрылся в комнате с чистым листком бумаги и простым карандашом.

Утром начиналась подготовка к съемкам нового дурацкого клипа. Алекс не волновался, знал, что с таким бюджетом, как ни крути, а выйдет дерьмо. Однако ему все равно нравилась своя работа. А если точнее, то он нравился сам себе в этой работе. Алекс любил смотреть на себя со стороны: вот он в бейсболке, куртке, дорогих потертых джинсах со стаканом крепкого кофе сидит в маленьком режиссерском кресле (эдакий будущий Оливер Стоун), вот он нервно расхаживает по площадке в поисках новых идей, а вот он воплощает идеи в жизнь… Работа поглощала его целиком, не оставляя времени и сил на глупые мысли, и это было ее большим преимуществом. Поздно вечером он садился в новенький «Гольф» и катился домой под неверным оранжевым светом бесконечных сменяющих друг друга фонарей. Дома несколько минут стоял под душем, расслабляясь под горячими струями воды, перебрасывался парой слов с Ромкой, если тот еще не спал, сочинял Алене коротенькое смс и отправлялся в кровать. Чтобы проспать пару часов до нового отжига (как он называл про себя Ромкины истерики с непременным «горит-горит»). Эти «отжиги» выматывали его донельзя. И физически и морально. Он не понимал, почему Ромка до сих пор не обратился к специалисту, и почему он вообще никого не допускает к себе в душу. Так он думал по ночам. А утром все снова закручивалось в бешеном темпе, выветривая из него беспокойство, как алкогольные пары.

Вечера пятницы они проводили вместе. Иногда Алексу удавалось вытащить Ромку в бар, напоить какой-нибудь ерундой в попытке разговорить, но все было бесполезно. Парень будто ставил незримый барьер, коротким «отвали» отшвыривал его от себя на пару метров и напрочь не желал возвращаться к теме.

Если они оставались дома, Ромка старался не пить ничего, крепче пива (опасался за свое нестабильное сознание). Алекс обреченно соглашался на пиво, хотя знал, что так он тем более ничего не узнает.

- Так почему же ты не стал встречаться с Аленой по серьезному?

Ромка пожал плечами.

- Ты же видишь, что со мной творится. Зачем втягивать в это кого-то еще? Она бы начала таскать меня по врачам, пичкать таблетками…

- А если я начну таскать тебя по врачам?

- Я тебя пошлю. Девчонку послать куда сложнее.

Перевалило за полночь. Ромка засобирался спать.

- Слушай, - Алекс взглянул на него серьезно. Может даже чересчур, - я прошу тебя, не запирай дверь. За эту неделю твой… кхм, бред стал более бурным и продолжительным. Оставляй дверь открытой, мало ли что? Пожалуйста.

Ромка ничего не ответил и скрылся за дверью. Как и ожидал, Алекс услышал тихий поворот ключа.

- Вот балбес, - сплюнул он и пошел убирать посуду.

Алекс проснулся от внезапного глухого удара, будто что-то сбросили на пол. Он выскочил из-под одеяла, натянул джинсы (мало ли, придется бежать за помощью) и ринулся к Ромкиной двери. Ключ у него теперь был всегда наготове, долго искать не пришлось.

Пытаясь унять некстати возникшую дрожь в руках, Алекс вставил и повернул ключ, в два шага преодолел расстояние до ночника и включил тусклый мягкий свет.

Ромка сидел в углу комнаты, почему-то завернувшись в одеяло. Нет, он не просто сидел, он вжимался в угол, будто с противоположной стороны на него что-то надвигалось. Лицо было бледным, как полотно, темные влажные пряди спадали на глаза, а сами глаза… снова жуткие, темные-темные, как ночь в самой преисподней. И губы, дрожащие, беспрестанно шепчущие еле слышное: «Господи, она горит… Помоги, Боже, она горит…»

Резко выдохнув и собравшись с духом, Алекс схватил его за плечи и поставил на ноги, а затем потряс, что было сил. Не помогло – глаза оставались стеклянными и смотрели в никуда. Тогда Алекс сжал кулаки, размахнулся и, проклиная себя за этот поступок, ударил Ромку в челюсть.

Парень неловко стукнулся затылком об стену и тряхнул головой. По губе заструилась темная кровь, зато взгляд обрел ясность.

Он уставился на Алекса. Ростом Ромка был чуть выше, поэтому привык глядеть сверху вниз, но сейчас он смотрел так, будто Алекс нависал над ним, занимал полкомнаты, а сам он был крошечным, с булавочную головку.

- Черт… все так плохо?

- Хреновей некуда, - мрачно констатировал Алекс. – Иди сюда.

Он отвел трясущегося Ромку в свою комнату, усадил на диван и посмотрел на него со всей серьезностью, на которую только был способен.

- Так. Сиди здесь. Сейчас мы будем пить, и ты расскажешь мне все. От начала до конца. Что или кого ты там видишь, что или кто там у тебя горит, и кто эта одна-единственная девочка с твоих рисунков. Расскажешь мне все, или завтра я сдам тебя в психушку.

Они откупорили бутылку водки и коробку сока, опрокинули по стакану, потом еще по одному, и еще, а затем Ромка заговорил.

- Это было три года назад. Ее звали Катя. Катя Синичкина. Ей было семнадцать. Я ее вообще не знал, первый раз видел. И я был с компанией накуренных придурков, и сам обкуренный в хлам. Это было в Туле. Я там учился на ин.язе. – внезапно на его глаза навернулись слезы, и его затрясло больше, чем прежде.

Алекс сидел неподвижно, смотрел ему прямо в лицо.

- Продолжай.

- Была ночь… в парке, у черта на Куличках…Что она там забыла в такой час, я не знаю… А мы просто шатались, потому что ни хрена не соображали и не знали, куда идти…

- Она была одна. Наверное, шла из гостей домой, я не знаю…

Ромка говорил отрывисто, перемежая слова с рвущимися наружу рыданиями. Пытался, как мог держать слезы, но не получалось. Алекс вручил ему полный стакан, и Ромка, не протестуя осушил его, даже не поморщившись.

- Я не знаю, что на нас всех нашло! Не знаю…

Еще один стакан, глоток сока на запивку.

- Мы… мы привязали ее к дереву… у одного из пацанов была веревка. Творили черт знает что… издевались, насиловали… тыкали ножом… Она кричала, плакала, а потом вдруг стихла… И мы поняли, что она умерла. Мы ее убили, понимаешь!

- Что дальше?

- А дальше… дальше…

Парень буквально захлебнулся рыданиями. Алекс ошеломленно, но терпеливо ждал. Внезапно Ромка перестал плакать, посмотрел на Алекса каким-то странным, нет, страшным холодным взглядом и произнес глухо и коротко.

- Дальше мы ее сожгли.

- Я увидел огонь и пришел в себя. Понял, что мы наделали. И убежал. Я побежал из парка, но все время оглядывался, видел, как она горит… Слышал этот хруст сгорающих веток, чувствовал этот запах паленого мяса. О, Господи!

Он снова разревелся в голос, до хрипоты, и Алекс чувствовал, что еще чуть-чуть и он сам впадет в истерику. Но надо было держаться. Ради него, ради Ромки.

- Я каждую ночь вижу, как она горит! Прямо на моем диване, или в углу комнаты, или на стене… Это так жутко, Саш! Я ничего, кроме этого не вижу! Ни единого сна вот уже три года! А ее лицо настолько врезалось мне в память, что днем, едва добравшись до бумаги, я начинаю ее рисовать… Ты не поймешь, не поймешь…

Ромка спрятал голову между колен, но Алекс взял его за подбородок и заставил посмотреть на себя.

- Скажи. Что ты делал? Ты лично.

- Почти ничего, - Ромка всхлипнул, - помогал привязывать… Может, поэтому пока еще и не свихнулся окончательно. Нет, я сам ее пальцем не тронул, клянусь!

- Верю. Кого-нибудь из этих подонков нашли?

Ромка кивнул.

- Нашли. А у меня отец – прокурор в городке под Тулой. Все уладил, хоть это ему и дорогого стоило. Деньги и связи на многое способны. Я пошел случайным свидетелем по этому делу. А потом бросил институт и уехал в Москву. Спрятался здесь. Но ведь от себя не спрячешься, правда?

Ромка немного помолчал, вытер слезы и вздохнул.

- Ты единственный, кроме моих родителей, кто знает правду. И что ты теперь будешь с этим делать, я не знаю…

Алекс опустил голову и взъерошил волосы. Черт, резонный вопрос, что с этим делать.

Нестерпимо захотелось выпить. Нет, не выпить, нажраться. Алекс метнулся на кухню и принес еще бутылку.

- Так, - произнес он, разливая огненную воду, - то, что я буду хранить твою тайну, можешь не сомневаться. Но ты должен понять: на тебе вина, но ее меньше, чем на других. Ты должен как-то избавиться от кошмара.

- Как? – Ромкин пьяный щенячий взгляд добил его окончательно.

- Черт, я пока не знаю, но я придумаю! Обещаю, я что-нибудь придумаю! Ты хочешь, чтобы я тебе помог?

Ромка часто закивал.

- Хочу. Я так устал, я так боюсь сойти с ума.

В глазах неприятно щипало, и Алекс стискивал зубы, пытаясь прогнать эмоции прочь. Парня было жалко до дрожи, хотя история, рассказанная им, повергала Алекса в ужас. Больше всего на свете он хотел придумать какой-нибудь простой выход прямо сейчас. А еще больше хотел, чтобы все это оказалось просто дурным сном. Алекс взял Ромкину руку и сжал пальцами запястье, что было сил.

- Я обязательно, обязательно что-нибудь придумаю. Веришь?

Вряд ли после такого можно было думать о сне, поэтому вторая бутылка пришлась как раз кстати. Алекс снова привычно почувствовал себя главным на съемочной площадке. Слово был за ним. Насильно, перебарывая дрожь, он улыбнулся Ромке, и тот ответил ему слабой, тоже вымученной улыбкой.

- Ничего. – в уголках зеленых глаз появились морщинки, - продолжаем бухать. Постарайся сейчас просто расслабиться и переключиться на что-нибудь еще. Оставь проблему мне.

- Вот это да… - восторженно выдохнул Ромка, и Алексу на мгновение показалось, что с этим вздохом он действительно передал ему часть своей боли.

- Что, опять?! Блин, Алекс, мы же договорились!

Клипмейкер лежал, растянувшись на ковре, и почти без звука смотрел телевизор. Ромка обнаружил себя на алексовом диване, завернутым в его плед. Голова трещала нещадно, и все тело выламывало.

- Так ты сам нажрался и все это начал, - с беспечной улыбкой, не отрываясь от экрана, ответил Алекс.

- А ты что, не мог меня послать куда подальше?

- По всей видимости, не мог.

- Бля, Алекс, ты козел.

- А ты мелкая похотливая дрянь. – Алекс заржал, - и только не надо сейчас вот этого нытья, типа «давай разъедемся», «я никогда»…

Алекс приподнялся на локте. Ромка смешно хмурился и пытался пригладить непослушные каштановые пряди, очевидно, размышляя, что еще сказать.

- Да ладно, расслабься, - Алекс добродушно улыбнулся, - я прикалываюсь. Ты просто вчера вырубился поперек дивана, и мне пришлось спать на полу. Не тащить же твою тушку обратно к тебе в спальню?

Ромка облегченно вздохнул.

- Ладно, тогда все путем. – он вдруг снова нахмурился, - а ты не врешь?

- А может, и вру, - Алекс явно пребывал в хорошем настроении, несмотря на усиливающуюся головную боль, - ладно, вставай, умывайся, а я пока полистаю атлас.

Ромка сел в постели.

- За каким чертом тебе атлас?

- А за таким, малыш, что ты сейчас приготовишь голодному Алексу завтрак, а он за это посадит тебя в «Гольф» и прокатит до твоей Тулы.

Ромка встал и прошелся до двери.

- Я тебе не «малыш», придурок.

- Конечно, ты уже большой мальчик. – отозвался с пола Алекс, - ну так что, в Тулу едем?

Ромка почесал затылок.

День стоял теплый и солнечный. На Варшавском шоссе растянулась пробка, Алекс закрыл окна и включил кондиционер. В салоне запахло, как после грозы, а в динамиках звучала тихая музыка.

- Что там интересного, а твоей Туле?

- Самовары и пряники.

Ромка выглядел подавленным. Он почти все время смотрел в окно, а руках теребил мобильный телефон.

Алекс казался напротив уверенным и веселым. Ромка кинул на него беглый взгляд: сидит, расслабленно положив руки на руль, небрежно откинувшись на спинку кресла; озорные зеленые глаза, чуть прищурившись, смотрят вдаль, а на кончиках коротких темно-русых волос играют солнечные блики. Ромка вдруг подумал: он не жалеет о том, что рассказал все Алексу. Это ведь первый человек за последние три года, которому есть до него дело, которому на него не наплевать, который хочет помочь и делает хоть что-то для этого. Ему захотелось так же беззаботно относиться к жизни, позволять себе творить безобидные глупости, не корить себя за мелкие слабости, перестать смотреть на себя в зеркало с ненавистью и презрением. Ромке даже хотелось сказать это вслух, но он постеснялся.

- Прекрати эту бурную мыслительную деятельность, - вдруг сказал Алекс и слегка повернул на него голову. – вся машина наэлектризована.

- Да я тут думаю…

- А ты не думай.

Ромка опустил глаза.

- Слушай, а ты откуда?

- Официально из Нижнего Новгорода, а по-честному, из крошечного поселка Бражки километрах в шестидесяти от Нижнего. Ты такой даже на карте не найдешь. Изначально мы жили в самом городе, но когда мне было пять лет, мама сбежала со мной в эти Бражки.

- Именно. Стоило этой твари принять пять капель внутрь, он тут же начинал зверски издеваться над женой и ребенком. А принимал он каждый день, поэтому в детстве, сколько себя помню, я ходил с синяками, а иногда и с переломами. Позже мама сказала, что если бы нам не удалось сбежать, или он вдруг нашел бы нас… она бы его убила. Когда я вырос, мама сделала все возможное и невозможное, чтобы отправить меня подальше из этих Бражек. Понимала, что если я не выберусь, в будущем стану таким же дерьмом, как отец.

Ромка немного помолчал.

- Никогда бы такое не подумал, глядя на тебя. Мне казалось, у тебя вся жизнь в шоколаде… эти твои шмотки, безудержное веселье…

Алекс грустно улыбнулся в зеркало заднего вида.

- Ромк, у каждого из нас свой скелет в шкафу.

Въехав в Тулу, Алекс притормозил на обочине и раскрыл атлас, поводил там пальцем, чуть нахмурившись, и поднял глаза.

- Ни черта не понимаю в этом городе.

- Зато я тут с закрытыми глазами могу ходить. Поехали, я покажу, куда.

Кладбище находилось за старой церковью. В мрачноватом парке можно было отыскать могилы местных дворян, чуть поодаль безымянные могилы немецкий солдат, а еще дальше, на опушке начиналось новое кладбище. Машину ребята бросили у ворот церкви, и дальше побрели пешком. Алекс с интересом разглядывал старые могилы, изредка отпуская комментарии:

- Представляешь, эта Глафира Павловна умерла еще в 1846 году! Аглая Пантелеевна – ну, почему раньше детей называли такими дурацкими именами?

Ромка сосредоточенно шел к новому кладбищу, не обращая внимания на всю эту Алексову лирику. Он понятия не имел, где похоронена Катя, но что-то будто само вело его туда. Он был уверен, что безошибочно узнает ее по фотографии на памятнике. Это лицо стояло перед его глазами последние три года, будто стало его вторым лицом.

Ориентироваться на новом кладбище было куда сложнее: могилы натыканы одна на другую, все относительно свежие, с искусственными венками пошлых психоделических цветов. Ромка шел, Алекс молча шел за ним. Внезапно Ромка остановился.

- Где-то здесь.

- Откуда знаешь?

- Ниоткуда. Просто где-то здесь и все.

Он сделал пару шагов в сторону и замер, как вкопанный.

- Черт, и правда откуда я знал? – одними губами произнес он, глядя на памятник.

С черной мраморной плиты, высеченная белыми бороздками, на них спокойно взирала девочка с Ромкиных рисунков: молоденькая, с большими выразительными глазами и аккуратным каре. Ниже надпись: «Синичкина Екатерина Сергеевна 1988-2005», а еще ниже «Милая дочка, ты всегда в нашем сердце». Алекс смотрел на Ромку, а тот будто напрочь отключился от окружающего мира, слился воедино с мраморной крошкой могильной плиты.

- Катька… - еле слышно прошептал он, - Катюшка.

Вдруг он вскинул голову и взглянул на Алекса.

- Ты иди, наверное, погуляй тут. Я сам.

Алекс кивнул и пошел бродить между могилами, читая надписи и разглядывая безвкусные венки. Пару раз он оборачивался, ожидая увидеть Ромку, на коленях рыдающего у памятника, но тот просто сидел на корточках и что-то тихо говорил. Алекс решил, что больше не будет смотреть, даст им «спокойно пообщаться».

Через несколько минут Ромка догнал его и молча пошел рядом. Они не говорили всю дорогу до стоянки, а, дойдя до машины, Ромка замер и взглянул на Алекса.

- Мне так много надо было ей сказать, - глухо произнес он, - знаю, это, наверное, глупо, но мне кажется, она все слышала…

- Это не глупо, Ром. Садись.

Алекс пикнул сигнализацией и открыл Ромке пассажирскую дверь. Они уселись в машину, и Ромка долго смотрел перед собой.

- Что мешало мне давно сделать это? Просто приехать сюда и сказать все, что я хотел сказать? Знаешь, я просто боялся смотреть ей в глаза. Но больше я не боюсь.

Алекс кивнул.

- Я сказал ей, что больше всего на свете хотел бы вернуть время, и не стоять тогда как гребаный истукан, а вмешаться, исправить все… Я сказал, что лучше бы сам тогда сгорел один раз, чем гореть каждый день, каждую минуту… сгорать изнутри… Я все ей сказал.

Алекс понимал, как это: так мечтать поймать время за скользкий хвост и раскрутить этот клубок в обратном направлении. Но сколько ни мечтай, все бесполезно.

Он повернул ключ в зажигании, и «Гольф» тихонько заурчал.

- Подожди, - Ромка протянул руку и выключил зажигание, - это все здорово, но… если бы все так просто исправлялось…

- Ты хотя бы нашел в себе мужество приехать.

- Это не я. Это ты. Я сам бы, наверное, никогда в жизни не решился, честно. Короче, Алекс… спасибо.

- Да ладно…

- Нет, правда. Я бы так и мучался остаток жизни, пока в один прекрасный день не наглотался бы какой-нибудь дряни или не вскрыл себе вены к черту. Ты мне очень помог, серьезно.

С минуту они безотрывно смотрели друг на друга, а потом Алекс хохотнул:

- Что? Кинемся друг другу на шею?

Ромка потупился.

- Ладно. И еще. Раз уж решил всем все сказать, скажу все.

- Только без соплей, - вставил Алекс.

- Заткнись. Это о том, что произошло… ну… у нас с тобой…

- Так? – Алекс сверкнул зубами в довольной сытой улыбке, - и что у нас там?

- Прекрати издеваться, - было видно, что каждое слово сегодня дается Ромке с большим трудом, - Короче… Я думаю, что все не так уж плохо и… зря я тогда с тобой неделю не разговаривал и винил во всем тебя. Потому что… Да не ржи, придурок!

Алекс мгновенно посерьезнел.

- Потому что, - сказал он, - ты загнал себя рамки своих комплексов и боишься лишний шаг сделать. Потому что ты навязал себе стереотип «можно-нельзя» и тупо следуешь ему. А нужно посмотреть в лицо своим страхам и комплексам так же, как ты посмотрел в глаза Кати Синичкиной. Нужно признать их, и тогда уже начинать с ними бороться.

Ромка ошеломленно смотрел на Алекса.

- Охренеть! – выдохнул он, - психолог доморощенный. А ты не такой тупой, каким я тебя считал… И что? Как с ними бороться?

- Ну, например, ты должен решить, действительно ли тебе это претит, или на самом деле ты все-таки хочешь этого.

Ромка почесал затылок. Так, посмотреть им в лицо, признать их и начинать бороться.

- Не знаю… может быть… А ты?

Алекс сверкнул изумрудными глазами из-под длиннющих ресниц.

- Я? Да ты что! Никогда!

Ромка тоже, кажется, заулыбался.

- Блин, Алекс, ты все-таки козел! Так меня развести! Ну, сволочь!

- И, тем не менее, тебе со мной весело, - Алекс завел машину, - ну, что? В Москву?

- А если серьезно, - вдруг сказал Алекс, когда машина тронулась с места, - давай не будем разъезжаться или заключать дебильных договоров, это тупо. Просто впредь будем думать головой и бухать в разных комнатах. – он снова блеснул озорной усмешкой, - раз уж я такой неотразимый.

Ромка улыбнулся.

Почти всю дорогу, все два с лишним часа пути они молчали. Ромка думал о словах Алекса, о страхах и комплексах, о том, что, может быть, сейчас все пойдет по-новому; сейчас, когда он, наконец, открыто посмотрел в глаза своей совести. Он вдруг подумал, что, наверное, было бы лучше, честнее, если бы его тогда загребли вместе со всеми. Он бы получил справедливое наказание, а не пытался бы очиститься адским пламенем каждую ночь. Он хотел сказать об этом Алексу, но передумал. Потом ему пришло в голову, что давно уже, а если точнее, то, наверное, никогда, он еще не чувствовал себя так спокойно. Ему больше не хотелось закрываться от всего мира, и вообще весь мир целиком его в принципе не волновал, потому как слева за рулем сидит человек, который все о нем знает, и при этом не пытается осудить; он, Алекс, теперь больше, чем весь мир, потому что не отвернулся, разделил с ним его страшную тайну, взял на себя часть его боли.