Опять серпантином струиться маршрут, Соцветия трав где нещадно растут; Лишь только гроздями рябины Усыпаны тропы изысок строки, Где вечные фавны крамолят стихи, Плетя одеял паутины. Рекою угрюмой спеша на восток, В зиянье греха созерцания строк, Струиться любовное древо. И каждый пиит в колыхании дней Десницею трепетной хрупкой своей Мечтает узреть сие плево. Искал я его в городской суете, Пустынею жаркой немой маете, Соседствуя с смердными псами. Но сумерки дна даровали мне сны, Грядою туманною ослеплены, Зелёных холстов баюнами. В бескрайних лесах средь редеющих ив, Узорчатых кладезей соткан мотив, Сокрытый неведомым оком; Где Нимфы в возвышенных играх чудес Пиития древо упрятали в лес Дремучим далёким острогом. Божественен солнца играющий луч, Дорогою верною что был певуч И верен младому задору. Где гроздья рябины усыпали мзду И пьяные фавны свою лабуду. Метают в цветения пору. Мне всё тут знакомо, но манит меня Всё с новою силою древо огня Лучины любовного лона. И в вечном пути, средь внезапных дорог, Всё так же стезею своей одинок, Бреду я тропинами снова. В тяжёлые годы прижился я тут; Соцветия трав, где нещадно растут, Лишь только гроздями рябины Усыпаны тропы изысок строки. Где вечные фавны крамолят стихи Плетя одеял паутины. |