Перекрёсток

 

Макаров Т.

 

Лобачёвы сидели за столом и готовились к обеду. Женя, мальчик лет двенадцати, весь истёк слюной, как собака Павлова. Он бросал жадные взгляды на кастрюлю с борщом. За плитой крутилась его мама – Александра Сергеевна. На ней был смешной фартук с нарисованным Тауэром, бифитерами в высоких меховых шапках и панорама Пикадилли-стрит. Павел Лобачёв, глава семьи, молча сидел за столом и курил трубку. Он всегда курил трубку, когда напряженно думал о чем-то. Из трубки валил дым, как из топки. Глаза Павла были скрыты под мутными стёклами очков, губы - сжаты. Он излучал волнение и непонимание. В руках Павла покоилась сложенная вдвое газета «Вести города Nижнинск».

- Пап? – спросил Женя, наблюдая за тем, как мама зачерпывает поварёшкой борщ.

- Да? – Внимание Павла приковало жирное пятно, посаженное на обоях, и он, казалось, не замечал ничего вокруг.

- А кто кроме Пушкина получал Нобелевские премии?

Женя начал раскачиваться на стуле от волнения, когда заметил, что Александра Сергеевна переливает алую жидкость в прозрачную тарелку. Тарелка была похожа на уменьшенный НЛО. Он прочитал одну книжку, которую потом подарил другу на день рождения. В этой книжке говорилось, что инопланетяне существуют. Что с ними уже устанавливали контакты. И что американцы прячут на одной из своих военных баз целую семью пришельцев.

Женя посмотрел на ручные часы. Через двадцать минут должно было состояться заседание уфологов. Он – председатель и поэтому не мог опоздать.

- Задавай… вопрос… правильно… какая область… и так далее, - произнёс Павел членораздельно, всё ещё думая о чём-то постороннем. Он смотрел на жирное пятно. На периферии были кухня, жена, ребёнок. Но перед его глазами стояла только одна картина: женщина с цветами идёт по улице. Пешеходный переход. Он останавливается на своей тойоте девяносто седьмого года. И пропускает её. Женщина начинает переходить дорогу. Душно. Он оттягивает галстук. Рядом с тойотой притормаживает серый фургон, в каких обычно разъезжают ФБРовцы из фильмов. Дверь фургона открывается. Из салона вылетает человек в маске. В его руках бутылка. Женщина с цветами смотрит на него удивлённо. Останавливается. Мужчина раскрывает бутылку и выплёскивает жидкость ей в лицо. Лицо плавится. Цветы падают. Это розы. Мужчина давит цветы. Фургон трогается. Мужчина залетает внутрь. Люди кричат. Женщина на раскалённом асфальте. Он выбегает из машины. Розы обезображены, как и лицо… женщина дрыгала ногами в агонии…

- Пап… - Гундосил Женя, - ну пап…

- Не приставай к отцу, - сказала Александра Сергеева и одну за другой поставила три тарелки на стол. Затем она присела и оглянулась на плиту, посмотреть выключила ли газ. Женя схватил ложку и начал есть борщ прихлёбывая.

- Ешь как интеллигент, - сказала Александра Сергеевна, а сама мечтательно уставилась на часы. Встреча с ним должна была состояться через полчаса. Он обещал сделать ей сюрприз. Это могло быть кольцо… или дорогие духи… или билет в кино… – Дорогой?

Александра Сергеевна заметила, что внимание Павла рассеяно.

- Вернись в этот мир, пожалуйста. Здесь борщ. Твой сын. И я, наконец…

- Борщ… - прошептал Павел и выпустил несколько клубов дыма изо рта. Дым устремился к открытому окну. Жена унюхала табак и закашляла.

- Лучше бы ты пошёл на балкон с этой смертоносной трубой… - сказала Александра Сергеевна и взяла в руку ложку. Женя, стараясь как можно быстрее запихнуть ложку в рот, пролил борщ себе на колени. Александра Сергеевна закричала на него.

- Женя, будь же человеком, в конце-то концов!

Женя извинился, стряхнул кусочек картошки и капусты на пол, и продолжил есть. Тут он вспомнил, что отец ему не ответил.

- Пап, а пап?

- Что? – Павел всё ещё держал в руках газету «Вести города Nижнинск» и мыслями был на том самом перекрёстке, где неизвестные убили девушку…

- Кто получил Нобелевскую премию по литературе, кроме Пушкина?

- Не приставай к отцу с глупостями, - сказала Александра Сергеевна и, изображая из себя аристократку, выпрямила шею, взяла в руку ложку и, как можно идеальнее принялась есть. – У него был тяжёлый день.

- У Пушкина? – спросил Женя и заржал.

Павел горько усмехнулся, газета выпала из его рук, но он даже не обратил внимания. Он несколько раз брал ложку, но руки так сильно тряслись, что она падала на колени. Когда Павел наконец-то совладал с собой и зачерпнул борщ, Женя поднял тарелку двумя руками и допил остатки жидкости. Александра Сергеевна посмотрела на него уничижающим взглядом.

- И это мой сын? – вздохнула она.

- Ну, мам…

- Я тебе не «мам», а мама, понял?

- Хорошо, мам, - улыбнулся Женя.

Александра Сергеевна хотела было сказать что-то нравоучительное, но тут рука мужа дрогнула, тарелка упала со стола и разбилась. Александра Сергеевна нахмурилась, а Павел даже не обратил внимания. Он выпустил дым и согнулся в приступе кашля. Трубка выпала изо рта и со стуком ударилась о кафель. Александра Сергеевна молча ела суп. Женя смотрел, как отец кашляет, и не решался повторить вопрос. Перед отцом стояла та женщина. Она была в голубом платье. Голубом, как небо. Раздавленные цветы на раскалённом асфальте. Оттянутый галстук…

- Мне нужно идти, - сказала Александра Сергеевна, воодушевившись. Она вспомнила, что её ожидает он. – Василина попросила меня занести кое-что. Я вернусь вечером.

- Мам, а как же ужин? - спросил Женя. Он встал из-за стола и отнёс тарелку в раковину. Посмотрел на часы. До заседания уфологов оставалось десять минут. Жене нужно было надеть кроссовки, взять несколько конфет из вазы, что стоит в зале, выбежать во двор и затем - прямиком к беседке…

- Ужин приготовит папа, - сказала Александра Сергеевна с непоколебимой уверенностью императрицы и сняла с себя фартук. На её блузке нитками был вышит герб соединённого королевства Великобритании. Александра Сергеевна провела по своему телу руками, как бы проверяя, всё ли на месте, и отправилась на выход из кухни.

- А? – спросил Павел и взглянул на пол. Он понял, что разбил тарелку только в этот момент. - Я уберу… да…

- А потом приготовишь ужин, - сказала Александра Сергеевна в дверях и ушла одеваться.

Женя дождался, пока его мама выйдет из комнаты, и посмотрел на отца. Лицо отца было серым, как бетонная стена.

- Пап… а, пап?

- Что… а? – Отец взглянул на сына. Губы, нос, глаза – они принадлежали той женщине. Ему показалось, что сын стоит в голубом платье.

- Он ведь раздавил мои цветы?

- Что? – Отец отодвинулся подальше от сына и обхватил ножки стола.

- Почему ты не закрыл меня своим телом? Почему он убил меня? Я ведь твоё…

Женщина стояла на кухне, словно живая. У неё было красивое лицо и голубые глаза. И тут лицо начало плавиться, от него повалил дым, как недавно из трубки, и женщина согнулась в приступе кашля.

- Уйди от меня! Проваливай! – закричал Павел. Он начал вставать и, поскользнувшись о разлитый борщ, упал на кафель. В полёте он ударился головой о табуретку. Всё вокруг пошатнулось. Кто-то дотронулся до его плеча, он лишь взглянул на руку и понял, что это его жена.

- Зачем ты размазываешь борщ по полу? – спросила Александра Сергеевна. Муж оглянулся. Женя прижимался к стене и отгораживался от Павла рукой.

- Я… - хотел сказать что-то Павел, но потом передумал, - извини… извини меня, Женечка… я… - Павел протянул руку к сыну, но тот только закрыл лицо ладонями и выбежал в коридор.

- Зачем ты испугал ребёнка? Он может стать заикой. Девушки не любят заик. Ты знаешь об этом?

- Я хотел…

- Что бы ты там ни хотел, получилось как всегда, - сказала жена с укоризной. – Когда закончишь на кухне, можешь посмотреть телевизор. А я пошла к Оксане.

- К Оксане? – спросил Павел.

- То есть, к Василине, - небрежно бросила Александра Сергеевна и вышла из комнаты. Сначала дверь захлопнулась за всё ещё плачущим сыном. Затем ушла жена. И наступила тишина. Трубка всё ещё дымила. Смог от неё, иллюзорный и прозрачный, как природный газ, щекотал Павлу ноздри. Он поднял правую руку и увидел, что вся она в крови. Осколок от тарелки впился в ладонь, перечеркнув линию жизни. Павел поднялся с пола и достал из шкафчика пластиковый пакет. Сложил в него крупные осколки, а затем отправился за пылесосом. Убравшись и приготовив яичницу, которая походила больше на обугленную деревяшку, чем на еду, Павел отправился в спальню. Прилёг на кровать, не раздеваясь. Белая простыня тут же окрасилась борщом.

Когда Павел убирался, зажигал конфорку и смотрел в окно, наблюдая за обсуждающими что-то в беседке детьми, ему казалось: стоит почувствовать под собой кровать, как он сразу уснёт. Но Павел не смог заснуть ни через пять минут, ни через двадцать. Перед ним стояла женщина. Лишь изредка её место занимал Роман Нестеров – его начальник. Нестеров сказал Павлу, что завтра – последний день, когда можно сдать проект. Этот проект требовали от него целый месяц, но Павел всё не находил времени. В проект нужно было вложить деньги и время. Деньги выделяла компания и могла удвоить сумму при наличии хорошей идеи. У Павла больше не было ни идеи, ни чека на двенадцать тысяч долларов…

Мечта Павла была банальна, но не так уж легко выполнима – ему хотелось купить джип PRADA, который стоил двадцать тысяч. Но за всё время, что Павел работал в успешной рекламной компании «Le monopole», он не держал в руках больше двух тысяч. И тут представилась возможность – одна на миллион. Двенадцать тысяч на руках и целый месяц на их реализацию. Никакого контроля со стороны администрации – всё на совести работников. Ведь люди, которым доверили выполнить проекты, были частью «Le monopole» с момента создания. Сейчас Павел уже не помнил, как именно к нему пришла идея удвоить сумму. Или даже утроить её. Он купил несколько книжек – руководство по игре в покер. Прочитал их, почти что выучил наизусть. И начал играть в Интернете на сайтах с виртуальным капиталом. И выигрывал – он всегда побеждал в мировой паутине.

Наконец, сходив в церковь и поставив свечку Богородице, Павел попросил у неё удачи. На следующий день он решил не идти на работу – позвонил начальнику, сказал, что приболел. Начальник только напомнил о проекте, пожелал скорейшего выздоровления и положил трубку. Надев свой лучший смокинг, Павел пошёл с чеком в банк. Он получил наличные и отправился в казино. Обменял там несколько тысяч долларов на фишки. Крупье была женщиной, красивой, ослепительной женщиной – на ней сидел облегающий деловой костюм и Павел мог видеть все её прелести прямо за столиком. Крупье засмеялась, когда Павел подошёл к ней, и пожелала приятной игры. Лобачёв улыбнулся в ответ и сказал, что он человек в городе новый. Приехал по делам. И, когда выполнил работу, решил сходить в местное «провинциальное» казино развеяться.

Через сорок минут Павел уже собрался уходить, проиграв четыре тысячи, но крупье остановила его. Она сказала, что всё время проигрывать невозможно – когда-нибудь удача обязательно заглянет ему в глаза и щёлкнет пальцами перед носом: вот она я, лови меня. И Павел поверил ей. Он обменял ещё четыре тысячи. Удача действительно заглянула ему в глаза и сделала вид, что готова быть пойманной. И когда он бросился за фортуной, она сделала реверанс и испарилась. «Всё!, - подумал Павел, - довольно! Я должен оставить хотя бы что-то на проект…». Но крупье спросила, в каком отеле он остановился, и Павел ответил, что не может сказать. Тогда крупье пригласила его к себе, и сказала: «Я твоя удача. А теперь, попробуй поймай меня… отныне я всё, что есть в твоей жизни… хочешь, после игры мы пойдём к тебе и…», - ни секунды не раздумывая, Лобачёв бросился менять деньги – на этот раз последние. Павел сел за столик напротив директора казино. Этот толстяк в техасской шляпе мог выпить стакан Джека Дениелса залпом и даже не поморщиться. Лобачёв слышал, что он хороший игрок в покер и поначалу не хотел поднимать ставки, но карты в его руках были слишком хорошие. Павел не помнил, чтобы ему когда-то раньше выпадал стрит-флеш. Лобачёв начал складывать на середину стола всё новые фишки, но толстяку было мало. Наконец, ковбой дождался, когда Лобачёв поставит на кон все свои деньги, и велел тому вскрыть карты. Когда Павел, улыбнувшись снисходительно, как и всякий победитель, показал флеш-стрит, толстяк сплюнул на пол и кинул на зелёную гладь столика флеш-рояль. Лобачёв медленно поднялся. Он хотел было заскандалить, впился угрожающим взглядом в крупье и потянулся в карман за сигаретами, но его уже окружили охранники. «Выведите этого мудака, - сказал ковбой и пошёл к бару, - и больше не пускать его…»

Оказавшись на улице, Павел заплакал. С небес полил дождь. Промокнув, Лобачёв всё-таки решил отправиться в машину. Он уселся в кресло водителя и включил печку. Но тепло от неё, пыльное и жарящее, не могло ни согреть Павла, ни вернуть ему деньги.

И вот, когда Лобачёв, лёжа в кровати, уже было начал засыпать, зазвонил стационарный телефон. Павел долго не хотел подниматься, но после шестнадцатого гудка затрещал его сотовый, и Лобачёв понял: что-то срочное. Он подбежал к городскому телефону.

- Паша! Почему трубку не берёшь? Слышишь меня? Алло!

Это был Роман Нестеров. Его лучший друг. Начальник, пожелавший ему недавно скорейшего выздоровления...

- Я тебя слышу, Рома, - пробурчал Павел в трубку и опустился на колени. Он начал осматривать стены в поисках жирных пятен, но взгляду было не за что зацепиться.

- Мне звонил кое-кто из Москвы. Конкурс проектов окончен. Я надеюсь, ты что-нибудь шедевральное задумал?

- Почти.

- В общем, завтра к трём – потолок. Последний срок, слышишь? Деадлайн, как в Москве говорят! Слышишь? Алло! Помехи какие-то!

- Я тебя слышу, Рома…

- Победитель конкурса получит путёвку в жизнь. Понимаешь меня, Паша? – Нестеров прокашлялся и повторил по слогам. - Путёвку в жизнь, юноша! Это вам не в Зажопинске штаны просиживать…

- Путёвку в жизнь?

- А я что говорю? Не всё же время нам быть начальником и подчинённым… это разрушает дружбу… я что ли не вижу? Ты совсем забыл, наверное, когда мы пиво с тобой пили последний раз…

- Сейчас не время, Рома…

- Да какое ещё не время, Паха?.. ты принеси главное… проект свой… я тут подсуечусь и…

- Сейчас. Не. Время, - произнёс Павел по словам и дал отбой. Он положил трубку на аппарат и отправился в коридор. Надел туфли, поправил галстук, вздохнул и вышел в подъезд. Когда он закрыл дверь, телефон зазвонил снова.

Дети в беседке что-то громко обсуждали и смеялись. До Павла долетали обрывки фраз, по которым невозможно было судить о ходе беседы: «Когда прилетят… что скажем… парламентёр… улетим…Марс…». Когда Лобачёв проходил мимо, рукой прикрывал лицо, чтобы сын его не заметил. Павлу могла помешать любая случайность. До перекрёстка, где была убита женщина, оставалось несколько минут ходьбы. Он преодолел их в задумчивом молчании. Правая нога болела, и при каждом шаге Лобачёву приходилось морщиться. Когда он подошёл к перекрёстку, осмотрел всё вокруг. По бокам – деревья и пятиэтажные здания. Ездили машины – чересчур быстро. Переходить дорогу после пешеходного перехода или до него – смертельно опасно. Никто не знает, насколько едущий прямо на пешехода водитель пьян. Лобачёв нервически засмеялся и отошёл на шестнадцать метров от «зебры». Именно столько гудков он отсчитал во время телефонного звонка Нестерова. Единственного существующего человека из тех, что могли вернуть его к жизни.

Машины проносились прямо перед Павлом со скоростью шестьдесят-восемьдесят километров в час.

- Сейчас или никогда, - сказал он шёпотом, и несколько прохожих отшатнулись от него. Павел встал у обочины. Дождался, пока ослепительно белый джип PRADA стоимостью двадцать тысяч долларов приблизится к нему, и бросился под колёса. Водитель не успел затормозить, и Павла отбросило на несколько метров. Он, окровавленный, с закрытыми глазами, лежал прямо на перекрёстке, и его обступали изумлённые люди…

Сначала Лобачёв увидел тусклый свет сквозь веки, а затем открыл глаза. Но перед ним ничего не предстало, кроме размазанных тонов комнаты и неявных фигур – скорее даже не фигур, а их очертаний.

- Папочка… - прошептал Женя и обнял его.

- Женя… - только и нашёл в себе силы сказать Лобачёв. Но даже это стоило ему огромных усилий – Лобачёв почувствовал, что рёбра сломаны и сдавливают его тугими жгутами.

- Ты идиот, - сказал Нестеров. – Ты тупой идиот.

- Не… - начал было Лобачёв, но сразу же закашлял и осёкся.

- Не говори, - сказала Александра Сергеевна с привычной надменностью. Она расплылась в ехидной улыбке, когда поняла, что муж не сможет разглядеть выражение её лица без очков - Тебе вредно. И вообще я скоро ухожу. К Василине. Навсегда…

- Паша… - сказал Роман, когда Александра Сергеевна и Женя, взявшись за руки, вышли из палаты, - я понимаю… проиграл деньги… подставил лучшего друга… всё такое… но зачем же под машину бросаться?

- У меня… - еле как прокряхтел Лобачёв, - страховка… есть… на круп… - Лобачёв закашлял, и в палату влетела докторша с растрёпанными немытыми волосами.

- Приём закончен! – завопила она на Нестерова. – Ваше время истекло!

- Иду… - прошептал Нестеров с едва различимой улыбкой на губах и отправился на выход. Перед тем как захлопнуть дверь, он сказал Лобачёву:

- Паша… и всё-таки ты молодец… если можно будет, я продлю срок конкурса… или аккредитую тебя на следующий. Короче, выздоравливай.

Лобачёв грустно улыбнулся и посмотрел на докторшу. У неё был безумный взгляд и плоский, как крышка люка, нос. Она подняла с пола фантики от конфет, занавесила шторы и, пожелав Павлу не скончаться во сне, вышла из палаты. Лобачёв попытался заснуть, но не смог. Перед ним всё ещё стояла та девушка в голубом платье. Это она заставила его просадить двенадцать тысяч долларов в казино, а перед этим сказала: «Я всё, что у тебя есть». А затем погибла. Лобачёв подставил к глазам ладонь и прищурился, стараясь изо всех сил разглядеть её гладь. На ладони не было ни линии жизни, ни линии судьбы. Лишь две чёрточки, – горизонтальная и вертикальная – образовывали перекрёсток и напоминали ему об умершей девушке и утерянной удаче.