БЛАНКЪ. ПРИДАНИЕ СТАРИНЫ УБОГОЙ. Закружила, завьюжила вечерней снега пушистого, Александровским садом спустилась Москвою зима. Шёл тверезой и бравой походкой, с бутылкой игристого; Щекотливого душу родного тульского вина. Здесь знакомо мне всё среди ереси и сумасбродия. Здесь своих парковал я с Собчачкой шальных лошадей. Помню, как я с бомжами всё спорил ночами о родине, Упиваясь стихами своими для местных блядей. Я раскуривал тут трубу мира с исчадием племени И егорушка летом с другами свой план привозил, И Земфирушка ночью в жабо застревала во стремени, И гусарскую песню тянул борода бардодым. Помню, как полюбил я красотку студентку Аксинию, Руки в кровь я с аббатскими прихвостнями разбивал, И ваял ей для удали, я, свои трели красивые, Её тело ночами в общаге обшарпанной драл. Горделивой походкою, словно мещанка в довольствии, Свет, Аксиния бросила чахлый университет; И наслушавшись панков крамольные пинты мелодии, Распрощалась со мною, свалив в свой родной Нахапет. Я от горести с нечистью запил три дня и три ночии. Отвела мне лишь душу девица – сестрица одна, Вопрошая меня: « Быть с деньгами, красавец, не хочешь ли?» Обогрела меня, словно царская ложа – жена. За неделю в порядок привёл я своё понимание, С ней я понял, что в жизнии все не по воле творца. И устроила Евушка Бланка на первом Каналии, Чтобы лицезреть Познеровидное чудо с рыльца. Заработал я денег, на Эрнсте, немало не менее, Только муторно сталось мне с новою силою дум; Как-то ноченькой тёмной, вернувшись в родное имение, Я встревожил свой уж атрофированный Евой ум. Запряг тройку лихую ксненовым светом струящую, Напоил вороных доотвала шальных скакунов, Нацепил портупею свою баловскую гулящую; Плюнул Еве в ебло – и тот час же в Москве был таков... Поступил пионером в Чека, удостоившись звания, Исполнял до краёв и глубин свой общественный долг, И добился высот средь поэзии, я, и признания, И к врагам поэтическим был мазохически колк. Петроградский военный мне Орден воздали за доблести, Комитет революции Еву в ночи расстрелял. Арестовывал спьяну я девиц с распутною вольностью И ночами на ложе я ихние тельца терзал. Но однажды мне на руки пала бумажка с печатию, С фотокарточкой ладной додельной Аксинии свет, И под штампом, пером, было чиркнуто в красном проклятии: «Расстрелять сию пассию! Подпись - родной Райсовмет.» Я иду в забытьи по прокуренной Пушкиным площади. Одиношенек, гол, несуразен и сильно помят. Сани, словно такси; разъезжают с кавказцами лошади. Я иду без Аксиньи, один, как Бизоний аббат. Снова кружит и вьюжит пушинка с братьями снежинками, Александровским садом спустилась зима на фонтан; Ходят барышни разные, да куртизанки с косынками, И завидя меня, голосят: «Максим Бланк! Максим Бланк!» | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
