Под небом, озаренным огнем (ред)

 

28 июля - 6 августа 1944 года

 

По воле случая, в мае 1944г. я очутилась в имении Пакамачай. Имение находилось близко от литовско – латвийской границы. Недалеко от этого места шли бои.В спокойные минуты я записывала, что происходит с нами.Привожу отрывок из этих воспоминаний.

 

- Элянуте, - раздался голос снизу, спустись.

Гремя клумпами, слетаю с лестницы и останавливаюсь возле жены управляющего Веры.

- Кончайте с Казей собирать вишни и выберите косточки. Уже последние вишни, если их не собрать, то скворцы поклюют.

- Хорошо, - отвечаю, и, взяв корзину, спускаюсь в сад.

Уже несколько месяцев я здесь. Я – это Элянуте Савицкайте.Так написано в моих фальшивых метриках.А вообще – то, я - совсем не я, ибо быть собой мне запрещено законами Третьего Рейха. Но в пятнадцать лет очень хочется жить.

Пакамачай – красивое имение,стоит на берегу небольшой, но быстротечной речки Камате. Рядом – лес.

Управляющие – Пятрас и его жена Вера на редкость хорошие люди. Добры ко мне.

-Пятруте, где хозяйка? Я принесла ягоды...

Что тут творится ? Вера и Пятрас складывают вещи в мешки, а старая, мать Пятраса, рыдает.

- Элянут, - говорит хозяйка, русские у Пасвалиса, мы уезжаем. Хочешь бежать с нами?

- Что? Я растерялась. Не знаю.

Вера добавляет:

- Остаетесь самая младшая и самая старшая - хозяйничайте! Ты - "Маленькая хозяйка большого дома".

У меня сжалось сердце. Они уезжают. О, Адонай, Адонай!*

- Но послушайте, если русские сегодня у Пасвалиса, то завтра утром они будут у нас, - говорю .

- О, Боже!,- охает Пятруте, рассказывают, что они очень жестокие, вырезают всех, сжигают все.

- Ax , перестаньте, Пятрут, за что нас будут убивать? Мы - рабочий люд.

- Иди ты, дитя, не рассуждай, еще ничего не понимаешь, схватит тебя какой-нибудь "русак", потащит в канаву, тогда будешь знать.

А, а - причиняешь мне боль, горбатая ведьма. Хорошо, буду молчать.

Бум, бум, бим, бим, - стенные часы пробили четыре. Вскакиваю с кровати и выбегаю во двор. Русских еще нет? Бегу к дороге - никого не видно. Ну зачем им ночью идти? Придут утром.

"Бум, бум, бум" - послышался недалекий грохот и над лесом взвилось пламя...

Слышу, Балис говорит Марте:

- Увидите, госпожа, завтра здесь будут русские. Немец бежит...

- Ну, девчонка, что так поздно встала? Уже театр кончился, - приветствовала меня утром Марта.

"Девчонка" - это обращение всегда вызывает во мне горечь, и я чувствую к Марте неприязнь.

- Какой театр?, – спрашиваю.

Вот, говорит, проехала по шоссе по направлению к Салочай немецкая армия.

- Пусть себе, не мое дело. Ну, а выстрелы еще слышны? Нет? Я слышала на рассвете, как весь дом сотрясался.Вдруг близко раздался взрыв. Пауза. И воздух сотрясло мощное извержение ада. "Бум, бум" - бегу к дому.

Бум, бум" - бежим в сад. "Бум," будто следует за нами, "И, и, и" - завизжала пролетающая граната, и "бум, бум, бум", - с угла дома на наши головы посыпались кирпичи.

Возникла паника... Балис кричит: "В подвал!", Пятре: "К речке!", Марта, смертельно бледная, кричит: "Погибли!".

Внезапно разверзшийся ад поверг всех в страх.

- Как посыпались кирпичи, как посыпались! - могли нас всех убить - делятся впечатлениями домочадцы.

- Сейчас бежим, - командую я.

Кто взял масло, кто схватил хлеб, нож, пальто и все понеслись кто-куда. Мужчины уже давно разбежались, словно зайцы, и сидели, спрятавшись, во ржи. Бредем через хлеба, без дороги, спешим по направлению к лесу. Всех занимает одна мысль - сожгут или нет.

Слезший с дерева, Скуюс сообщил последние известия: весь большак, словно муравейник, кишит солдатами, какой армии - невозможно различить. Недалеко от Салочяй горят хаты. ..

Балис отправился в разведку. Бабы политикуют. Этого я не могу вынести. Все кричат вместе, размахивают руками, городят чепуху.Мы с Мартой идем домой. Включаю радио. Слышится только "тра-ла-ля" и "тра-ля-ля", больше ничего. Выглянула в окно и вижу - старая идет с двумя солдатами.

- Русские, немцы? - промелькнула мысль.

- Здравствуйте, товарищи, - встречаю их.

- Здравствуй! Русская?

- Нет, литовка.

- Заходите, пожалуйста, перекусите.

Входят. Посылаю Лизу за пивом. Ничего, не страшные. Кажется люди, как и все. Успокаиваюсь.

Входит Марта.

- Ох, товарищи! - Она так радостно приветствует их, словно ждала всю жизнь.

"Артистка!" - думаю злобно. Наблюдаю за ними. Вижу только томимых жаждой людей. Есть не хотят. Выглядят хорошо. Видно, не голодают. Жадно пьют пиво.

- Вот пива-то я давно не пил, - говорит солдат. Четыре года воюю, а пива во рту не имел.

И так целый день шли солдаты один за другим. Лошадей всех вывели, пиво все выпили, а все еще идут и идут. Вот сейчас подходит толстый такой солдат с жестоким выражением лица.

- Где хозяин? - подошел к нам солдат. Амис стал лаять. "Амис, перестань”.

Солдат вытаскивает пистолет и целится в собаку.

- Не губите его, - просим, это наш друг.

- Где хозяин?, - повторяет вопрос солдат.

- Уехал.

- Куда?

- Мы не знаем.

- А, убежал с немцами, проклятый! Ну, а вы кто такие?

- Мы рабочие.

- Так вот, товарищи, мне нужна лошадь.

Мы вздохнули. Уже девятый солдат просит лошадь, откуда мы ее возьмем?

- Мы все вам отдадим, товарищ, мы душу вам отдадим, но лошадей больше нет, - красиво говорит Марта.

- На ваших душах далеко не ускачешь, мне нужна лошадь! Поняли? Чтоб сейчас же мне была лошадь, ибо когда пойду искать сам - будет хуже.

- Пожалуйста - ищите, что найдете - берите.

Ясно, лошади он не нашел. Началась атака со второго фронта в столовой.

- Дайте пива, водки, самогона.

- Можете получить только воды.

- Дайте поесть!

Подали. Обыскав дом,он нашел сапоги.

- Сапоги - это хорошо! Без подошвы - дерьмо!, - выругался . Оставив сапоги в столовой, вошел в кухню. Смотрит на Лизу и говорит:

- Они обутые, почему ты босая? Не имеешь? Так идем, я тебе дам.

Возвращается в столовую. Смотрит - сапог нет.

- Где? - остановился, рассерженный.

Я хватаюсь за живот, смех раздирает меня: оказывается, пришла старая, увидела хозяйкины сапоги, цап и - шлеп-шлеп - убежала с yдивительной быстротой.

Солдат бесится. Входит старая. Со всех сторон нападают на нее: "Где сапоги?"

- Я не знай, я не знай, - вертит седой головой.

Солдат схватился за пистолет.

- Вот, я хотел своей землячке сапоги подарить, а ты - украла. Я тебя застрелю.

- Не губите ее товарищ, она уже и копейки не стоит, жаль трудов.

А старая, услышав, что ее хотят застрелить, пустилась в бега, залезла в кусты и проторчала там до самого вечера. Но солдат не успокоился. Не получив ни одной желаемой вещи, заявил, что ему требуются женщины.

Я первая быстренько умчалась. Потом убежали Балис с Лизой. Марта осталась одна и хитро откупилась, вместо себя дала ему меда, да пригласила еще и завтра прийти...

Ночью Балис говорит Марте:

- Тут уже никого не осталось. Утром будет большой бой. Уезжайте, как можно скорее.

Марта: - Что делать? Что делать?

Часы пробили два. На дворе темная ночь.

- Где свечки, спички? Запрягай, Балис, - наконец решается Марта. Поспешно выносим вещи. Поднимаем шум, стучим дверьми, так что и мертвый бы проснулся. По лестнице спускается заспанная Пятре.

- Что вы тут вытворяете?, - спрашивает.

- Мы уезжаем, Пятрут.

- Что? Ночью ехать, дурни!

Но и она оделась и пришла. Шумно кряхтя, словно тяжелая артиллерия, на крыльце появилась старушка. В белой ночной рубашке, в белых панталонах, словно явилась из потустороннего мира.

- Что выдумываете? Спать не даете! И, услышав, что мы собираемся бежать, как начнет смеяться: Ни тут стреляют, ни что-либо происходит, а они - бежать!

- Иди, иди, старая, если твои уши глухие, никто не виноват. До свидания!

- Возьмите и меня с собой, - внезапно взмолилась она. "Ни тут стреляют, ни что-либо происходит", зачем же тебе трястись в телеге?

Двинулись. Я села за кучера, взяла вожжи. Остальные шли пешком. Вперед, в путь, в темную ночь, вперед! Нооо, Гитлер (лошадь), беги!...

"Бам", - один чемодан свалился на землю, "тра-та-та" - мы въехали в канаву.

- Пс, пс, но, но о - плохой из меня кучер. Но о, Гитлер, беги быстрее!

Ленивая кляча еле-еле двигается. С такой клячей далеко не убежишь.

-Стой! - дальше не поедем. Как жаль. Мне так хотелось ехать далеко, далеко, в самую пасть черной ночи, наперегонки с наступающим днем, вперед, куда глаза глядят. Мне было так хорошо сидеть в телеге, медленно покачиваясь во все стороны, подгонять ленивого Гитлера и ехать, и ехать всю жизнь, а тут - "стой!"...

-Какая страшная война! Сейчас уже умрем, - вздыхает Пятре...

 

Послесловие

 

Через несколько дней установилась советская власть. В имении организовали какой-то комитет. Сразу проверили у всех документы. Я показалась им подозрительной.

- Твои метрики фальшивые, - сказал мне председатель. Кто ты?

Положение было еще нестабильное, немцы могли вернуться и поэтому я не хотела раскрывать себя. Но они сами придумали кто я.

- Ты – незаконнорожденная дочь хозяев!, - сказали мне на следующий день.

(В письме из Канады в Израиль Вера написала мне, что кухарка часто приставала к ней с расспросами о том, кто я такая. Чтобы отвязаться от нее, Вера сказала, что она в юности согрешила и я ее незаконнорожденная дочь. И попросила никому не рассказывать. Этого было достаточно, чтобы все узнали).

Что ж, это была неплохая легенда. Так я стала "кулацким отпрыском", и кое-кто опять смотрел на меня с подозрением.

Надо было возвращаться в Каунас. Председатель лично проверил все вещи - много ли у меня золота. Злость взяла меня, когда отобрали подарки, которые подарила хозяйка. Отныне все стало "народным добром".

Взяла я с собой только томик Лермонтова и словарь иностранных слов.Советская власть не возражала.Эти две книги и поныне со мной и напоминают о пережитом в юности.