«Есть в осени первоначальной короткая, но дивная пора - прозрачный воздух, день хрустальный, и лучезарны вечера...»... Ну отчего, отчего у меня такое странное настроение, как будто в предчувствии чего-то, как будто нечто нависает надо мной в этот теплый, пригожий осенний еще не вечер даже, а его предверие, сумерки.

 

Идя неспешно к автобусной остановке из конторы, попинывая розовато-оранжевые, совершенно кружевные кленовые листья, я размышляла о бренности всего сущего. Осень, мое любимое время года, всегда располагает к подобным размышлениям. Городские клумбы и подвесные корзинки на электрических, уже заженных к вечеру фонарях, еще полны ярких поздних цветов. Заполнены расслабляющимся народом вынесенные на тротуары как в летние вечера столики ресторанчиков и кафе. Люди еще только начали надевать легкие плащи и курточки, днем почти жарко, но ранними утрами и быстро темнеющими уже вечерами вдруг внезапно понимается, что бурные роскошные осенние краски скоро исчезнут, город пронзят стылые ветры и наступит снова не очень долгая в этих краях, но нудная, а порой даже очень снежная зима.

В парках уже пахнет так, что голова кружится и ребра распирает в разные стороны. Я знаю - читалось где-то, что прелая листва источает этиловый спирт, но от этого ничуть не менее приятно вдыхать, вдыхать... Главное, не позабыть выдохнуть, чтобы не взорваться от эйфории внутри.

Упитанные городские белки то и дело шныряли под ногами, с обеспокоенным видом прихватывая что-то с земли или из слегка поредевшей уже травы на газонах и то и дело затевая драчки и сердито стрекоча друг на друга.

Я подняла глаза, чтобы взглянуть на номер приближающегося автобуса и краем глаза увидела вдруг там, за автобусом, в паре кварталов от меня летящую женщину! Да-да, она именно летела - с развевающейся гривой длинных волос, расправив руки как крылья, как парашютист в затяжном прыжке, только никакого парашюта на ней не было.

Звука падения ее тела, разумеется, не было слышно, но уже привыкшее ко всему, то и дело случающемуся со мной, сознание услужливо подсунуло мне воображаемый глухой стук, и я рванулась, судорожно нажимая кнопки своего телефона, с автобусной остановки туда, где летящая женщина закончила свой полёт.

Стрелой проскочив расстояние до фешенебельного многоэтажного дома, даже не вспомнив о только что снятом с недавно сломанной лодыжки гипсе, я заскочила в сонный вестибюль и сунула под нос явно дремавшему, но при мягком позвякивании открывающейся двери сразу встрепенувшемуся портье свой полицейский жетон:

- Быстро... кто живет в пентхаузном апартменте окнами на сквер? В службу 911 я уже сообщила, быстро поднимитесь в пентхауз и ждите меня там, дверь в квартиру не открывайте и не смейте туда входить или к чему-то вокруг прикасаться!

- Мэм... конечно, мэм... Там живет мисс Петровски... Юджиния Петровски, Вы ведь знаете это имя, мэм...

Пока портье, на ходу перебирая ключи на связке, побежал к лифту, я выскочила на улицу.

 

На узком, не предназначенным для посторонних прогулок тротуаре, возле торцевой части здания, в крохотном скверике, куда выходят террасы половины шикарнейших квартир этого дома, лежало тело, которое любой житель нашего города, будь это тело не в таком состоянии, почел бы за удачу увидеть и прикоснуться к нему.

Еще бы мне не знать Дженни Петровски: она была самой яркой звездой русского коммюнити в нашем городе. Впрочем, я мало общалась с членами этого самого коммюнити, исключая служебные дела, но Дженни была популярной не только у русских - она вела вечерние выпуски новостей на местном телевидении. Интервью с обсуждениями самых острых вопросов по насущным городским делам принадлежали ей, в теледискуссиях с политиками она не лезла за словом в карман, она всегда выглядела стильно и в то же время очень по-свойски, она была компетентна в разговорах на любые темы, и поговаривали, что боссы из СNN спят и видят заполучить ее себе как репортера или комментатора. За всё это она была обожаема и ненавидима в одинаковых пропорциях.

Дочь русских эмигрантов, Дженни была привезена в Америку совсем малышкой и сумела, хорошо окончив школу, получить образование в одном из приличных вузов - Йельском университете, после чего работала в паблик релейшнз отделах разных крупных корпораций, потом вдруг решила уйти на сцену и довольно недурно отыграла пару сезонов в одном из Бродвейских театров, а потом, благодаря своему острому уму, прекрасной внешности и не менее прекрасной репутации попала и на телевидение, где ее карьера расцвела пышным цветом. Она даже успела поработать годик-другой в Сант-Петербурге, в составе представителей телекомпании, ведущей репортажи о новой России, прежде чем была выслана оттуда по беспочвенным, как потом оказалось, обвинениям в шпионаже.

Да, однозначно не нашлось бы мужиков, да и некоторых женщин, пожалуй, которые бы отказались оказаться в постельке с Женечкой, как ее обычно называли все русские вне зависимости от личного знакомства с ней. Но не все, далеко не все, имели возможность близких с ней отношений. Дженни умела вежливо дистанцировать себя от того, что считала в своей жизни ненужным. Я, пожалуй, вот так сразу и не сумела бы назвать даже пару-тройку имен, с которыми могла бы предполагать ее, Дженни, личную связь или интимные отношения. Нет, разумеется, время от времени в городе вспыхивали огоньки сплетен о ней и каком-нибудь очередном ультра-богаче или новомодном политике с именем у всех на слуху, павшем к ее ногам, или подарившем ей роллс-ройс или особняк в Монте-Карло... но проходило немного времени, Дженни по-прежнему перемещалась по городу на своем довольно дорогом, но уже не новом БМВ и, похоже, не собиралась пользоваться благами монтекарловского проживания... Сплетни утихали, чтобы через какое-то время вновь вспыхнуть уже другими цветными картинками из предполагаемой сладкой жизни мисс Петровски.

 

Раскиданные в беспорядке густые длинные волосы цвета спелой пшеницы почти скрывали повернутое набок лицо... задранная при падении, прелестной вышивки ночная рубашка под сиреневым махровым халатом открывала прекрасно выточенные колени, глубокий вырез рубашки почти не скрывал не менее прекрасную, почти скульптурную грудь, подобную тем, которые можно видеть на классических древнегреческих рисунках и вазах. Тело явно уже было перевернуто навзничь, так как я точно видела, что женщина летела в направлении земли вперед лицом и, следовательно, упасть на грунт могла только ничком. Вмятины от упавшего тела на только что вскопанном осеннем газоне тоже свидетельствовали о том, что тело упало именно так, как я себе это представила. Не могла же она сама встать и перелечь поудобнее.

Всё объяснялось просто: возле тела мисс Петровски стоял в растерянности садовник с перепачканными свежей землей руками.

- Зачем Вы перевернули тело, мистер? - сердито спросила я, внутренне негодуя сама на себя. Ведь понятно, что старик явно хотел помочь упавшей, не сообразив от неожиданности, что полет с высоты примерно двадцатого этажа таким вот образом вряд ли оставил ей надежду на жизнь. К тому же, не каждый день случается, ковыряясь в холодном уже осеннем грунте, вдруг обнаружить рядом с собой прилетевшую сверху незнакомку с роскошными волосами.

Садовник только горестно развел руками, всем своим видом показывая сожаление и раскаяние.

Со стороны улицы уже раздались звуки сигналящей скорой помощи, и я увидела, как за сквозными деревьями скверика мелькают фигуры врача и санитаров с носилками. В следующую минуту возле тела уже шла обычная в таких случаях суета - доктор пытался выяснить, есть ли в теле хотя бы след жизни, а санитар и водитель машины скорой помощи разворачивали свернутые носилки и устанавливали их на колесики, но всем в то же время было уже ясно - мисс Петровски безнадежно и окончательно мертва.

Сунув врачу под нос свой жетон и спросив, к какому госпиталю приписана эта скорая, я поспешила наверх, в квартиру погибшей, пока туда не налетела свора журналистов и пока это стадо не растоптало все возможные и вполне вероятно имеющиеся улики.

 

Лифт, несмотря на фешенебельность дома, был довольно старомоден и поднимался вверх как старик с подагрой - покряхтывая, поскрипывая и как будто ежеминутно желая остановиться. Выскочив на площадке двадцатого, как я и предполагала, этажа, я увидела портье, топчущегося возле открытой двери в один из двух пентхаузовских апартментов.

- Почему Вы открыли дверь? Я же предупредила Вас... - начала я возмущаться, но портье лишь развел руками:

- Мэм... тут было уже открыто, я ни к чему даже не прикасался, как Вы мне приказали!

Краем глаза я уловила какое-то движение, и даже не осознав, откуда оно происходит, рванулась к еще одной двери, только что щелкнувшей замком после медленного закрывания - двери рядом с лифтом, напротив открытой квартирной. Дверь, как оказалось, вела на пожарную лестницу и я увидела двумя этажами ниже стремительно убегающую вниз прыжками через несколько ступеней мужскую фигуру.

Бросившись за убегавшим, я снова забыла о свежеснятом гипсе и в следующую же секунду подвернула только что подлеченную ногу... вскрикнув от пронзившей меня насквозь сумасшедшей боли, я упала и проехалась на заднице с пяток метров по металлическим ступенькам.

Будь у меня с собой оружие, мне было бы бесполезно его доставать - убегавший мелькнул еще раз где-то внизу темным пятном и растворился в наступившем уже вечере. Но оружия, надо сказать, у меня и не было. Дело в том, что я заходила сегодня в свою контору как раз для того, чтобы сообщить, что готова вновь приступить к исполнению своих обязанностей - старшего группы детективов нашего полицейского департмента - после ограниченной больничным нудной недели дома, давшей мне, впрочем, возможность хорошенько отоспаться после бессчетных ночных дежурств и выматывающих расследований. Мой револьвер лежал на работе в сейфе, дожидаясь завтрашнего утра. Кто же знал, что сегодня он мог бы пригодиться мне вне моего официального рабочего времени.

 

Чертыхаясь, я кое-как поднялась и, хромая, добрела до двери, в которую ломанулась пару минут назад, не глядя, с другой стороны. Портье испуганно подскочил ко мне:

- Мэм, Вам самой сейчас нужна помощь. Позвольте мне позвонить в амбуланс или помочь Вам спуститься вниз!

- Нет, Вы нужны мне здесь, - решительно ответила я и похромала в квартиру Дженни Петровски, оставив портье сторожить вход и смотреть в оба на случай появления журналистов, ни в коем случае не пропуская их внутрь до появления моих сослуживцев.

 

Квартира, а вернее, довольно большие апартаменты мисс Петровски представляли собой огромную гостиную, довольно большую спальню, кабинет и открытого плана кухню с баром, плавно переходящую в уютную столовую. Гостиная была полна уже запакованных скотчем коробок, очевидно с домашним скарбом и книгами. Из мебели здесь оставалась лишь пара стульев.

- Куда и когда мисс Петровски собиралась переезжать? - громко спросила я в сторону портье.

- Она собиралась завтра перевозить вещи, мэм, но куда - я, к сожалению, не знаю.

- Когда Вы видели ее в последний раз и в каком настроении она была?

- Я видел ее незадолго до Вашего прихода, мэм. Она спускалась вниз и спросила меня, есть ли для нее почта. Почты не было, и она пошла сразу назад в лифт и поднялась к себе. А настроение... Знаете, мэм, она в последнее время была какой-то расстроенной, а так-то обычно она всегда веселая, улыбается и шутит.

- Ее часто кто-нибудь навещал?

- Нет, мэм. Как раз наоборот. За года три, что она тут живет... жила... я практически никого у нее и не видел, кроме как если ей приносили бандерольки или цветы от поклонников. Этого добра у нее было всегда много.

 

Я заглянула в спальню: огромная кровать была заправлена шикарным покрывалом с расцветкой под леопарда, несколько подушек с райскими птицами ручной вышивки в продуманном беспорядке лежали в изголовье, и вообще, вся спальня была выдержана в эдаких тонах райских кущ - Дженни, видимо, любила отдыхать именно в такой обстановке. Стены спальни были затянуты обоями под гобелен с тропическим орнаментом, в углу стоял торшер, изображающий анаконду со светильником в пасти, а кресло возле небольшого секретера и прикроватная тумочка стояли на латунных, а может быть, бронзовых когтистых лапах, хотя вся мебель была явно современной работы, а не антик. Парочка каких-то тропических растений буйно зеленела на специальной стойке-подставке.

То, что постель оставалась пока еще нетронутой для перевозки, говорило о том, что Дженни собиралась провести здесь по крайней мере, еще одну ночь, если не более.

Кабинет был уже пуст, полки были сняты и дожидались грузчиков, на письменном столе почему-то стояла не упакованной, подобно остальному, настольная лампа с абажуром. Возле нее стоял телефон и лежали дамская сумочка и довольно толстая тетрадь, которая оказалась личным дневником Дженни Петровски. Тетрадь была раскрыта, и последняя запись, сделанная обычной шариковой ручкой, валявшейся тут же на столе, была датирована сегодняшним днем.

Аккуратно обернув руку носовым платком, я подняла трубку телефона - он работал, и я позвонила в наше управление, узнать, когда кто-нибудь будет здесь, со мной. Дежурный доложил, что оба мои партнера-детектива уже выехали и будут на месте с минуты на минуту.

Положив трубку, я вновь вернулась к тетради на столе и быстро пробежала глазами последнюю запись. Она была буквально следующей:

 

"Проблемы... проблемы.. Эти грёбаные грузчики уже затрахали своим присутствием, никак не могут закончить работу, которая должна была быть сделана еще вчера. Не менее грёбаные маляры не закончили прихожую в новой квартире. Моя грёбаная машина сегодня в полдень накрылась прямо в центре города, и мне пришлось топать пару кварталов пешком, да потом продираться через толпы жаждущих автографов у входа в студию. Долбаные паппараци постоянно висят на хвосте. Мои грёбаные контракты все еще не готовы к подписанию. Я что, для этого держу эту жадную свору - адвоката, бизнес-менеджера, агента?! А между прочим, они мне обходятся в кругленькую сумму! Визитки с новым адресом не закончены, заметки для интервью с кандидатом в президенты - этим надутым Мистером-как-его-там - не подготовлены, а мне уже позвонили, что он вот-вот заявится сюда. Я разрываюсь на части, клянусь - это так! Всё остоебенило! Как только он уйдет, я залезу в горячую ванну с полным стаканом виски и вскрою себе вены! Ни фига всё это не стОит! Ни фига! В понедельник нужно улыбаться в камеры и быть серьезным, знающим и авторитетным собеседником, а всё, чего я хочу сейчас сделать со своей жизнью - это нырнуть откуда-нибудь с крыши вниз без парашюта. На хуй эту работу, на хуй эту славу, на хуй эти деньги! На хуй всё и всех!" - торопливый почерк был местами смазан, очевидно, на тетрадь упали капли либо воды, либо слёз... экспертиза покажет.

 

М-да... богатые тоже плачут. А ведь она сделала именно то, о чем тут написано - нырнула вниз без парашюта! Неужели все-таки это - самоубийство?

Я закрыла тетрадь и, свернув вдвое, с трудом затолкала ее во внутренний карман своего плаща, а потом вытряхнула на поверхность стола содержимое сумочки. Ничего особенного, всё как обычно - вагон и маленькая тележка чисто бабских мелочей: различная косметика из дорогих магазинов, надорванная пачка бумажных носовых платков, сигареты в красивом футляре... странно - я никогда не видела, чтобы Дженни курила на публике, хотя, человек же может курить и в одиночку. Обрывки порванной цепочки, несколько кредитных карточек, стянутых резинкой... снова странно - леди, подобные Дженни, обычно имеют для этого специальные портмоне из тисненой кожи с собственными инициалами... Конверт обычный, почтовый, незаклеенный, без адреса, с какими-то бумагами внутри... хм... не просто бумага, а полторы тысячи долларов различными купюрами, из которых тысяча - сотнями. Не хило, не хило просто так таскать с собой этакую сумму "на булавки"... хотя, снова странность - неужели у Дженни не было кошелька или косметички, на худой конец, чтобы всё это не валялось вот так в беспорядке в сумочке?! Ну, в который раз подумалось мне - у богатых свои причуды... Сгребая всё это назад в сумочку, я увидела маленькую записную книжку, пролистнув которую мельком, обнаружила, что она полна адресов, имен и телефонов. Очень хорошо, присовокупим это к тетрадке-дневнику! И я положила в свой карман и записную книжку.

 

Услышав за прикрытой мною входной дверью голоса, я поняла, что правильно сделала, начав осмотр места происшествия одна. Эмоциональные речи моего напарника Дона Манчини, итальянца по происхождению, и монотонные возражения третьего нашего партнера по работе - Майкла Мэкгрегора могли свести с ума кого угодно. За четыре года, проведенные вместе с этими славными мужиками, предаными делу сыска, я научилась смиряться с их вечными спорами, тем более, что оба они тоже научились воспринимать меня не как просто приятную блондинку - в представлении многих блондинки являются самыми тупыми среди женщин, а как равноправного партнера и, более того, как непосредственного руководителя нашей небольшой группы детективов. Нашу троицу, ставшую фактически неразлучной за время совместной работы, называли в управлении ТриЭм*, МММ или порой даже - Три Мушкетера. Всё дело в том, что моя фамилия тоже начинается на «М» - Малкович. Эту фамилию я получила от своего второго мужа - югослава и оставила после развода.

Я отошла от письменного стола и повернулась на шум сзади: кроме моих коллег, в гостиную ввалилось трое репортеров и видеооператор в кепочке с какой-то непонятной надписью. Дон махал на всех руками, старась выпроводить их из апартмента, репортеры возражали, оператор уже нацелился на меня своей видеокамерой. Я подошла к нему и выдернула камеру у него из рук:

- Простите, сэр, пока здесь не поработают детективы и эксперты, съемка запрещена. Господа, попрошу всех выйти!

Один из репортеров спросил, считаю ли я, что здесь произошло убийство? Сказать было пока нечего и я постаралась ответить как можно неопределеннее:

- Мисс Петровски мертва. Я пока не знаю, что произошло, но как только следствию станет что-то ясно, вы сможете получить эту информацию из первых рук, я обещаю вам, господа!

 

Невысокого роста видео-оператор подскочил от возмущения:

- Кто мертв? Мисс Петровски жива как мы с вами! Я могу вам это доказать! - и, выхватив у меня из рук свою камеру, он стал нажимать какие-то кнопки, прокручивать назад запись и торжествующе поднял камеру вверх :

- Вот, смотрите, я снял это пару минут назад!

Он повернул в мою сторону светящийся цветной экранчик. Дон и Майкл, подталкивая друг друга, тоже подошли и, вытягивая шеи, впились в изображение. На экранчике мелькнул белый врачебный халат, потом - сиреневый халат и часть ночной рубашки Дженни Петровски, уже лежащей на носилках, движущихся в сторону машины скорой помощи. Оператор, снимая, явно бежал за носилками, потому что изображение было нестатичным и подергивалось от его шагов...

"Спокойно, спокойно, дорогая..." - сказал кто-то, не видимый на экране - "Не пытайтесь двигаться, мы всё сделаем, как нужно!". Белая спина, наконец, отодвинулась, и на экране появилось не очень четкое от движений оператора изображение лица Дженни Петровски, покрытое грязью и спутанными волосами - она дважды моргнула и губы ее шевельнулись беззвучно. "Раз-два, подняли..." - сказал тот же мужской голос, и носилки были подняты и вкачены по рельсикам внутрь скорой. Санитар остался внутри салона и закрыл оттуда дверь. Водитель побежал к кабине, и мы все увидели в следующие секунды мигалку скорой помощи и услышали ее воющий звук. Машина тронулась и вскоре исчезла из виду.

- Вы же понимаете, у меня не было достаточно времени на статичную установку камеры - произнес оператор, как бы извиняясь за некачественность съемки.

- Но это невозможно! - воскликнула я, - Я же видела ее перед тем, как сюда подняться, она была совершенно мертва!

- Мэм, вы все только что видели - она шевельнулась и моргнула, - возразил оператор, закрывая камеру.

- Пресвятая Дева, какого ж черта мы тут стоим?! - сказал, оглянувшись вокруг, Майкл - Натали, что ты думаешь делать?!

Я оглядела своих ребят и только что прибывших экспертов из криминалистической лаборатории и сказала:

- Окей, Майки, ты останешься с экспертами и просмотришь еще раз вместе с ними, что тут и как. Потом обойди все квартиры, постучись в каждую дверь - я хочу знать, видел ли кто-то кого-то, входящего в здание после, скажем, пяти часов вечера. Ну, и так, поспрашивай... не мне тебя учить. А мы, - я взяла Дона под руку - пошли отсюда. У нас тоже куча дел! Увидимся в конторе, звони, если что, на мой селлфон. Передай, пожалуйста, вот это боссу, - я отдала Майклу тетрадь-дневник, оставив записную книжку пока у себя, и мы с Доном вышли из квартиры.

 

(продолжение следует)

 

* 3М - американская международная корпорация с филиалами в более чем 60 странах, производящая различное оборудование, включая медицинское, электрическое, компьютерное, оптическое и т.д. и имеющая свои испытательные лаборатории, производство и дистрибюторную сеть.