Отец Миши вернулся с войны контуженный, «недобитый» так сказать…

Совсем недолго протянул он до инфаркта, но, слава богу, выжил. Врачи диагноз поставили: «Кровоизлияние в четвёртый желудочек».

Следом ещё один инфаркт, диагноз – тот же. Умер отец.

Вот тут-то и затеребило что-то внутри у мальчишки, заклокотало, словно зацепился за душу вопрос корявый: «Что же это за желудочек такой, да ещё и четвёртый, где он? Непременно надо бы разузнать».

Даже зимою студёной в школу за семь километров пешком стало ходить интереснее. А любимый школьный предмет – химия, только добавлял масла в огонь любопытства. Картинка сама собой нарисовалась – поступать в мединститут.

Но вот незадача – как же выбраться из деревни? – ведь до города аж двести вёрст по бездорожью? Да и в институте деревенских заваливают – своих городских хватает…

Заработав на лесозаготовках денег на билет до города, решительный, малюсенького ростика, юркий парнишка просочился таки в ряды студентов. И уж потом, впоследствии не переставал сам себе вдохновенно поговаривать: «Ай да учёба! Что ни год, то химия да анатомия, химия да анатомия…». Но мать не забывал: «Нелегко ей в деревне без мужика…» – внимательный получился малый, ответственный…

Однажды, приехав на побывку, заметно повзрослевший сын, ласково обнял любимую матушку и прошептал на ушко:

- Потерпи, мамуль, ещё чуть-чуть. Вот уж пару лет отучился, а ещё четыре пролетят незаметно …

Затем снова, словно в сладкий сон, погрузился он в крепко полюбившуюся учёбу, где его, «тёпленького» уже поджидал курс «Общей хирургии». И тут уже азарт, кайф стрессовый толстым слоем опутал готовенькую к медицинским подвигам душу.

- Ай да профессия! – неумолимо восхищался студент, метко настроившийся на свою волну.

Но наслаждение наслаждением, а работать-то он чётко решил в деревне, поближе к маме. Он ясно сознавал, что деревня – это даже не военно-полевые условия, деревня - это безусловие – «…там не у кого будет попросить хотя бы щепоточку знаний, а по сему запасайся-ка ты, парень, умом сейчас, в городе», - словно советовал сам себе студент.

Потому с каким-то невероятным усердием, ненасытной жаждой, ответственностью что-ли, принялся Миша штудировать науки.

И наконец настал день, когда молоденький хирург получил диплом и отправился в районную больницу.

Но не тут-то было:

- Поезжай-ка ты, Михал Николаич, в Суру, – с порога заявил ему главврач. – Это сотню вёрст отсюда будет.

- Да что вы, Павел Григорьевич, помилуйте! Дайте хоть чуть-чуть попрактиковаться, - засопротивлялся бывший студент.

- Вот там и попрактикуешься! Знаешь как щенят учат плавать?

- Не знаю, я не охотник, – нахмурив густые брови и опустив голову, ответил громоподобным голосом Михаил. Конечно же, никому не хочется забираться в глушь беспросветную.

- Посмотрите-ка на него! - попытался разрядить обстановку главврач, - Видеть некого, а голосина-то!!!, - и, слегка улыбнувшись, добавил:

- В озеро их бросают. Выплывет – хороший будет пёс, а нет – так и жалости нет...

Помолчав немного, словно что-то обдумывая, Павел Григорьевич продолжил:

- Значит так, завтра тебя в Суру доставят на самолёте. А тяжело больных, с которыми сам не справишься, тоже будешь отправлять на самолёте либо к нам, в райцентр, либо сразу в город...

Вот так и оказался молоденький, жаждущий практики доктор на своём посту №1, где из мебели было лишь холодное дыхание операционной…

«Но что это!!!» – сердце Михаила внезапно радостно запело, душа невесомо запорхала бабочкой – «Да это же она – свобода! Гуляй душа, лови фантазию…»

Он извлёк из любимого чемоданчика, служившего ему библиотекой, медицинскую книгу, в которой давненько уже присмотрел «операционный стол Никифоровой» и, наведавшись к местному плотнику, увлеченно поведал тому о конструкции заветной мечты студента. Мудрёные же крепления для стола они вместе домысливали, вытачивали, прикручивали… Вскоре новенький стол уже красовался на положенном месте.

В одну из дождливых осенних ночей Михаила Николаевича срочно вызвали на работу – в больницу доставили беременную женщину, из которой фонтаном хлестала кровь:

Главврач больницы, Екатерина Владимировна, терапевт по специальности, уже успела осмотреть женщину и на лету информировала совсем ещё неопытного хирурга:

- Нужно срочно кесарево делать – плод очень крупный, режь скорее!

- Нет, не буду - я хирург, а не гинеколог, – засопротивлялся вчерашний студент.

- Режь, тебе говорят, а не-то потеряем бабу...

- Мой материал – гной и кал, грязь и вонь, а не живые младенцы, - отпирался как мог Михаил.

- Режь скорее!, - всё напористее и жёще настаивала главврач. - Если помрёт баба – в тюрьму тебя посадят за нарушение клятвы Гиппократа, - и, сделав небольшую паузу, с ухмылкой добавила: – Прокуроры - те ещё садоводы-любители. Им всё равно что сажать – что людей в тюрьму, что звёзды на погоны. ...Ну, пожалуйста же, режь скорее!, - уже умоляла, упрашивала Екатерина Владимировна, – я бы и сама разрезала, да вот только скальпель в руках никогда не держала... я тебе помогу, подскажу, ассестировать буду, что угодно, только режь, пожалуйста..., – голос души её звучал более дружелюбно...

- А если она на операционном столе помрёт? - выдавил из себя, смягчившийся от такого напора хирург.

- Тогда вместе сядем! Режь!

- Но ведь я не знаю как кесарево делают... никогда даже видеть не приходилось..., - всё ещё не решался взять на себя ответственность сразу за две жизни вчерашний студент.

- Ну и что? А ты в книжке почитай, только поскорее...

Она мгновенно сунула ему под нос не весть откуда взявшуюся, древнюю книжёнку "Оперативное акушерство", а сама, отпрянув от него в стремительном прыжке, уже делала женщине укол местной анестезии.

Впотьмах и второпях, при тусклом свете вонючей керосиновой лампы Михаил штудировал страницу за страницей... И лишь безумец был способен на это подвязаться!!!

От такого стремительного скорочтения в памяти доктора застряло лишь: "…необходимо вывихнуть матку...".

- Значит так..., – произнёс вслух Михаил, словно дав себе указание к действию, – надо вывихнуть матку.

- Да, да, точно... нужно вывихнуть матку! - неожиданно для себя вспомнила студенческие годы терапевт. - Режь скорее, режь!

Разрезав живот от грудины до лобка, Михаил добрался таки до матки. Сейчас оставалось лишь вывихнуть её. Доктор попробовал так и сяк, вправо и влево, снизу и сверху, но матка упрямилась, не поддавалась…

Время неслось. Врач явно волновался. Ему казалось, что нервы напряглись как высоковольтные провода, сердце качало кровь в противоположном направлении, голова поплыла, отчалив от берега…

А роженица? Потерявшая много крови, она теперь уже теряла сознание – угарный, удушающий запах, исходящий от керосиновой лампы, только способствовал этому. Стоны женщины уже давно стихли, дыхание не проявляло себя, тело становилось всё податливей...

Вспотевший "потрошитель по-неволе" уже был готов добровольно отдать свою душу боженьке и, отчаявшись, моляще издавал зов о помощи:

- Что-то ещё не хватает... не получается вывихнуть... надо что-то ещё сделать...

- Режь скорее, режь!, – из беспросветной тьмы операционной призрачно доносились слова встревоженной ассистентки.

"Спокойно, Мишенька! Только спокойно!!!" - реанимировал своё сознание доктор, - "...давай-ка, дружок, без пакики!... Вот она матка. Там, в матке – ребёнок... Надо резать матку..." – он встрепенулся, словно петух на выданье, и сделал ещё один осторожненький надрез. Его помощница извлёкла из матки огромный склизкий комок весом в 3-4 килограмма, вслед за этим сама собою вывихнулась матка...

Ну вот и всё... Казалось, душа его зависла где-то в бездонной темноте. Резкое напряжение и бешенный стресс вдруг сменились душевным облегчением, пустотой какой-то, оглушающей тишиной...

Что происходило дальше, кто, когда и как зашил женщину, Михаил уже не помнил. И лишь потом он узнал, что мать выжила, выжило и дитя. А значит свой первый экзамен "Свобода или Тюрьма" он успешно сдал.

Вот так от операции к операции, голыми руками спасая жизнь за жизнью, вчерашний студент стремительно превращался в сельского доктора, который вынужден даже не ходить, а бегать по краю пропасти, заставляя свой мозг и руки выкручиваться в игре со смертью.

Авторитет Михаила рос как на дрожжах. Даже онкобольные, осматривая которых он не решался оперировать, обречённо сетовали: "Ну, если уж Яковлев не берётся оперировать, то в город и ездить не стоит. Те-то уж точно не помогут".

А тут как назло эпидемия в деревню пожаловала, да ещё и подружек своих привела - корь, ветрянка, грипп..., ...главврач в декрет ушла. Совсем один остался Михаил – сам себе главврач и ассистент – других врачей в деревне не было.

Но ведь страшно-то не когда ты один, а когда ты – ноль. Потому и не унывал полюбившийся селянам доктор, а только то и дело успевал принимать вновь поступавших пациентов, мест для которых в больнице уже давным-давно не было.

Выкрутился доктор и здесь – укладывая подряд по четыре-пять малышей поперёк одной койки, он оставлял на дежурстве у каждой кровати одну из мамаш, которые ночевали на матрасе рядом с кроватью – в тесноте, да не в обиде. Ай, да доктор Айболит! - гроза всех эпидемий.

Однажды после работы, он сидел на кухне и пил чай. С улицы доносился оглушающий гул самолёта.

Выглянув в окно, Михаил действительно увидел самолёт, заходивший на посадку.

"Странно, однако!?", – подумал он , – "А кто же его вызвал?, ведь я же не вызывал..." - поток вопросов, казалось, замутил сознание порядком уставшего, но не утерявшего чувства юмора доктора: "... а, может быть, теперь из города будут сюда, в деревню возить тяжелобольных?..."

Вскоре в дом постучались:

- Да, да, входите, – уверенно откликнулся хозяин громозвучным голосом.

- Добрый вечер, Михаил Николаевич. Главврач районной больницы велел передать вам приказ, – молодой человек протянул доктору бумагу и добавил:

- Самолёт ждёт вас, собирайтесь.

Михаил Николаевич с неподдельным интересом взглянул на листок, где было всего лишь два кратеньких пункта:

 

«1. Главврач и хирург Сурской участковой больницы Яковлев Михаил Николаевич освобождается от занимаемой должности и назначается на должность заместителя главврача центральной районной больницы.

2. Хирург центральной районной больницы Мылюев Владимир Александрович освобождается от занимаемой должности и назначается главврачём Сурской участковой больницы»

 

- Должно быть вы и есть Мылюев Владимир Александрович?

- Так точно, - ответил совсем ещё юный хирург.

- Значит, прибыли поучиться плавать?

Владимир Александрович обречённо съязвил:

- Ага, в бассейне без воды…

- Ну-у-у, милый! С водой-то любой научится… Ну что ж, тогда пойдёмте – буду передавать вам дела.

Не теряя времени, хирурги отправились в больницу.

Увидев переполненные палаты, молоденький доктор удивлённо воскликнул:

- Ну у вас тут и скла-а-а-д!

- Да вы не переживайте. Эпидемия уже заметно пошла на спад. Справитесь, как пить дать, справитесь...

- Но ведь я же не педиатр, - засопротивлялся новенький хирург.

- А вы книгу почитайте… извилину, другую всковырните…

Затем врачи вошли в палату к беременным, одну из которых только что доставили. С неё и начали осмотр.

Вдоль огромного, круглого словно глобус живота женщины тянулся старенький, небрежно заросший шов, словно когда-то наспех зашитый грубыми верёвками:

- Ого-о-о! Это кто это вас так изуродовал? – легонько похлапывая женщину по животу, ужаснулся с ухмылкой Михаил Николаевич.

- Не изуродовал, а ж-ж-жизнь спас!, - гордо поправила его женщина. – Это же были вы, Михал Николаич! …3 года назад... помните?

Ухмылка мгновенно сползла с лица хирурга, сменилась смятением, смущением, опустошением...

Женщина же, воспользовавшись паузой, торжественно добавила:

- А малыша мы Мишей назвали – в честь вас, Михал Николаич!

Но Михал Николаич уже едва сдерживал слёзы – ему стало нестерпимо стыдно перед коллегой, роженицей, самим собой за то, что он так бездарно заштопал женщину, и в то же время он был беспредельно рад, что благодаря деревне он так стремительно научился договариваться со смертью.

***

И уже давно наш любимый доктор Михал Николаич ушёл на заслуженный отдых, но его самодельный "операционный стол Никифоровой" до сих пор преданно служит Сурской больнице. А на посту стоят – терапевт и …стоматолог.

Россия. XXI век.