Кем я был, и кем я не был - не могу найти ответ. Этот поезд едет в небо не один десяток лет. Из его окон я не вижу, где закат, и где восход, Но знаю то, что ненавижу этот гнусный наворот, А поезд едет, едет, едет, едет, едет, едет, едет вперёд. Часовые позабыли, что они не на посту И стоят столбами через каждую версту. Ухмыляясь потихоньку, чинно косят под ослов И стреляют мне вдогонку изо всех своих стволов, А я хочу остановить их, но, увы, не знаю нужных слов. А дорога плавно вьётся на двенадцати ветрах. Кто не плачет, тот смеётся, но во всех теснится страх, А мне порядком надоели проявленья суеты, И мозги давно вскипели среди этой пустоты, Лишь не даёт покоя мысль, что меня уже нельзя спасти. Как в плохой кинокартине следом рушатся мосты, А светофоров нет в помине - вместо них одни кресты, И я считаю их зачем-то - насчитал уж тысяч пять - Чтоб врубиться во всё это, мне нужна восьмая пядь, Лишь одно я знаю точно: то, что нужно что-то предпринять. Мой сосед молчит, как рыба. Он спокоен, как каток. Неподвижен, словно глыба, твёрд, как будто молоток. Он, чему-то улыбаясь, будто всем другим назло, Ничего не замечая, смотрит в тёмное стекло, И картину эту наблюдать – поверьте – очень тяжело. Я кричу: “Что зубы скалишь и молчишь, как партизан? Или может, ты скрываешь под рубашкой свой наган?” Он же, тихо напевая что-то, глянул на меня – Я так и охнул, узнавая в нём своё второе “Я”, А он промолвил мне: “Прости, но ты, увы, не понял ничего!” Вот такие откровенья мне, признаться, ни к чему. Посмотрев в окно в сомненьи, я увидел только тьму И, окончательно поверив, что лицо мне не к лицу, Шагнул в распахнутые двери, приготовившись к концу, Помолившись про себя Святому Духу, Сыну и Отцу. Неожиданно спасенье замаячило во мгле: Через вечность и мгновенье я очнулся на земле. Приподнялся, отряхнулся, радость жизни ощутив, И в раздумье оглянулся, чтоб решить, куда идти, И заметил вдруг, что поезд мой стоял на запасном пути. |