Un soir, l'âme du vin chantait dans les bouteilles:

"Homme, vers toi je pousse, ô cher déshérité,

Sous ma prison de verre et mes cires vermeilles,

Un chant plein de lumière et de fraternité!

 

Je sais combien il faut, sur la colline en flamme,

De peine, de sueur et de soleil cuisant

Pour engendrer ma vie et pour me donner l'âme;

Mais je ne serai point ingrat ni malfaisant,

 

Car j'éprouve une joie immense quand je tombe

Dans le gosier d'un homme usé par ses travaux,

Et sa chaude poitrine est une douce tombe

Où je me plais bien mieux que dans mes froids caveaux.

 

Entends-tu retentir les refrains des dimanches

Et l'espoir qui gazouille en mon sein palpitant?

Les coudes sur la table et retroussant tes manches,

Tu me glorifieras et tu seras content;

 

J'allumerai les yeux de ta femme ravie;

A ton fils je rendrai sa force et ses couleurs

Et serai pour ce frêle athlète de la vie

L'huile qui raffermit les muscles des lutteurs.

 

En toi je tomberai, végétale ambroisie,

Grain précieux jeté par l'éternel Semeur,

Pour que de notre amour naisse la poésie

Qui jaillira vers Dieu comme une rare fleur!"

 

 

как то вечером душа вина запела в бутылках:

«человек, к тебе иду, мой несчастный.

я в стеклянной тюрьме запечатанная яркокрасным воском

песня полная света и братства.

 

я знаю сколько надо на холмах любви

труда и пота и жаркого солнца,

для рождения моей жизни и для того чтобы дать мне душу

и я не буду ничуть неблагодарна и не зла

 

потому, что испытываю непомерную радость

когда я падаю в могилу глотки человека изнуренного своей работой.

и его теплая грудь, мягкая могила,

Где мне нравится больше чем в моем холодном погребе.

 

ты слышишь звучание припевов воскресений

и надежду которая щебечет в моей трепещущей груди?

локти положив на стол, засучив рукава

ты меня славишь довольный жизнью;

 

твоей радостной жене зажгу глаза

а твоему сыну я дам силы вместе с цветом лица

и буду для этого хрупкого атлета жизни

маслом которое укрепляет мышцы у борца.

 

вольюсь в тебя, растительная амброзия,

Зерно драгоценное брошенное вечным Сеятелем

для того чтобы наша любовь родила поэзию

которая фонтанирует к Богу как редкий цветок.»

 

 

Раз ввечеру душа вина запела вдруг:

«Несчастный человек, к тебе стремлюсь, мой друг.

В стеклянной я тюрьме, и в горле воск засох.

Но песня братства я, что так ласкает слух.

 

Знай, много на холмах потребно мне любви.

И нужен труд, и пот, и Солнца яркий свет,

Чтоб жизнь в меня вдохнуть и душу подарить.

Зато не буду я неблагодарна,- нет.

 

Ведь рада я, когда работой утомлен,

Усталый человек меня сквозь строй зубов

В могилу глотки льет. Мне этот теплый плен

Милее во сто крат холодных погребов.

 

Ты слышишь, как звучит напев воскресных дней,

Щебечущий в груди надеждой с давних пор?

И славишь ты меня, довольный жизнью всей,

Засучив рукава, уперши локти в стол.

 

Глаза твоей жены я радостью зажгу,

А сыну силы дам, здоровый цвет лица.

И хрупкому бойцу с сей жизнью, помогу.

И мышцы укреплю, как масло мощь борца.

 

Когда я льюсь в тебя амброзией лозы,

То Сеятель святой златое семя льет.

И сможем вместе мы поэзию родить,

Что к Богу устремясь, огнями расцветет.»