Между Компьенем и Перфоном Старинный замок был Гийет (Теперь его давно уж нет); Его владелец был бароном, Но жизни светской не любил, Любил охоту и рыбалку; Порой, взяв в руки только палку, По лесу долго он бродил И радость в этом находил. Барон Бернар де Монрагу Любил сидеть на берегу, Читая старые романы, Чьих строк пленительны обманы Для каждого, в ком сердце есть, Кому не чуждо слово “честь”. Барон, собой мужчина видный: Брюнет, довольно молодой; Иметь хотел он вид солидный – Лицо украсил бородой; Была она черна как сажа И отливала синевой; Из-за неё барона даже Прозвали Синей Бородой. Барон красивый был мужчина И женщин страстно обожал; Но робок был – вот в чём причина Его любовных дел провал. При женщинах он так терялся, Что говорить уже не мог; Краснел, бледнел, в лице менялся И цепенел – свидетель Бог. Однажды около Гийета, Ведя медведя на цепи, Явилась вдруг Пассаж Колетта (О, Боже, сердце укрепи). Барон сражён был в одночасье Её пленительной красой, Её улыбкой и косой… Он был влюблён – какое счастье! И робости как не бывало: Её руки он попросил И на руках её носил, Когда она женою стала, Её желанья упреждал И всем капризам угождал. И дни текли их безмятежно В усладах радости земной: Он целовал ей руки нежно, Она шептала: “Милый мой!” Но так не долго продолжалось, Колетта стала вдруг грустить, Бродячья жизнь ей вспоминалась, Богатство стало тяготить. Ей захотелось вновь на воле С медведем пляшущим ходить И рано утром в чистом поле Цветы и ветер находить. В конце роскошной галереи Имелся Малый кабинет. Прокрида, Дирка, Ниобея* Страдали там уж много лет. Изображенья как живые С мольбой взирали на людей. Сочились раны огневые, Сжимая сердце от страстей. Художник флорентийский славно Их всех троих изобразил. Был найден кабинет недавно И всех собою поразил. Войдя в подвал и взяв медведя, Одной свободой только бредя, Ступила в Малый кабинет И обмерла… Да, спору нет, Картины были как живые, Старинные и дорогие. Колетта ж вкуса не имела И вдруг от страха онемела: Казалось ей, что миг пройдёт И Смерть сама её найдёт. Колетта бросилась в окно, Медведь за ней. Не суждено Женой барона быть Колетте, Другая жизнь на этом свете Ей уготована… И вот Колетта по полю бредёт… Барон проснулся – нет Колетты, Открыты двери кабинета, Распахнуто его окно, Колетты нет уже давно. Барон послал за ней погоню, А сам упал и в диком стоне Такая слышалась тоска, Что зарыдала б и доска, Когда б доска имела уши. Что было дальше? Вот послушай… Дозор, отправленный в погоню, Нигде Колетты не нашёл, Устали люди, пали кони; Слуга к барону подошёл… Барону сразу стало ясно, Что нет жены его прекрасной, Барон от горя занемог И тотчас заболевший слёг. Барон ещё был весь в печали; В Гийете праздник отмечали В честь храма Господа Христа. Была здесь публика проста: Крестьяне, конюхи и слуги И их весёлые подруги, Да был судья компьенский здесь (Пожалуй, это список весь). Ах, право, чуть не позабыл! Священник из Компьеня был, Вино он пил с судейской дочкой И целовал молодку в щёчку; Она же счастлива была, Кричала: ”Господу хвала!” И вновь стаканы наполнялись Игристым дорогим вином. Затем гостей позвали в дом, Поскольку танцы начинались. Барон смотрел на молодуху И оживал. Хватило духу Ёё на танец пригласить, А вскоре стал руки просить; И получив ответ “Согласна!”, Барон решил, что жизнь прекрасна. Барон собою был хорош, Девица Жанна де ла Клош Весёлым нравом отличалась, И молодые обвенчались. Прошло два месяца и вот Барон вздыхает от забот: “Как быть? Что делать? Помогите! Жену мою остановите. Ей интересно лишь вино (Да будет проклято оно!). Она скандалит и дерётся, А иногда вдруг так напьётся, Что ходит, за стену держась. Была любовь, осталась грязь”. Чтоб ей противно было пить, Барон полыни положить Велел в игристое вино (Да будет проклято оно!). Как только Жанна стала пить И горечь в рот попала, “Меня хотел ты отравить?”— В слезах она сказала. Затем, столовый нож схватив И обезумев спьяну, Едва барона не убив, Ему большую рану Ножом тем с силой нанесла И побежала прочь. Его случайность лишь спасла. Кто мог ещё помочь? Мягкосердечен был барон, Зла не держал на Жанну, Добра хотел ей только он, И прятал свою рану. А Жанна продолжала пить, Блевать, скандалить и хамить Барону ежечасно, А он терпел несчастный. Однажды, будучи пьяна, Вдруг в кабинет вошла она, Картины увидала И страстно зарыдала: “Ах, вот каков же ты, барон! Своих убил ты прежних жён. Теперь настал и мой черёд!” И тотчас кинулась вперёд. Бежала долго без оглядки, Её сверкали только пятки, С разбегу в озеро упала И утонула. Так пропала Вторая буйная жена, Но виновата в том она Сама. Барона не любила, И жизнь свою сама сгубила. Как ни покажется то странно, Барон по ней всерьёз скорбел И повторял всё: “Жанна! Жанна! Теперь я снова овдовел”. Но что же делать? В самом деле, Не жить же жизнь свою вдовцом? Барон был, в общем, молодцом: На дочке фермера Треньеля Женился. Снова счастлив был, Свои печали позабыл, Его жена мадам Жигонна Была красива как мадонна, Но чуть хромала, левый глаз Слегка косил. На этот раз Барон ещё сильней влюбился, И счастлив был, когда женился. Жигонна сильно пахла луком, Гнала сомненья, духа мукам Не предавалась голова, Считала, что во всём права. Себя, увидев баронессой, Забыла, что пасла гусей, Жить не давала дворне всей, И поменяла интересы. Теперь её лишь занимали Наряды, золото, меха, Сапфиры, бусы, жемчуга, Парча да дорогие шали. Была женой она барону И гордости была полна, Одеть мечтала и корону На голову свою она. Но заболела вдруг желтухой, Явилась тут же Смерть-старуха, Косой взмахнула – нет Жигонны, И снова горе у барона. А памятник воздвиг он ей Достойный даже королей. “Здесь спит страдалица Жигонна – Достойная жена барона”, -- Там надпись золотом сияет На бледно-розовой плите. И проходящий там вздыхает О жизни прерванной черте. Барон всё время был в печали, Жениться вновь не думал он; Когда его порой встречали, Он был в раздумья погружён. Тоска его была огромна, На женщин взор не поднимал (Природой создан очень скромный), Один всё время горевал. Дочь отставного офицера Девица Бланш де Жибоме, Не сохраняя реноме, Хотя обучена манерам, Сама барону предложила Ему супругой верной быть, Печаль и горе позабыть, На плечи руки положила… Барон был снова покорён И, словно юноша, влюблён. Сыграли свадьбу, Бланш – жена, Но верность не хранит она, Дарит любовь свою без меры Дворянам, слугам, офицерам. В неведеньи один барон, Он счастлив вновь и вновь влюблён. Бланш как-то в кабинете Малом Любить виконта страстно стала; Случилось быть там офицеру, Был офицер ревнив не в меру, Любовникам он не грозил, А шпагу взял и поразил Одним ударом двоих сразу: Извёл неверности заразу, Одним ударом сразу двух, Как бьёт слуга докучных мух. Барон, узнав, что он рогат, На Бланш нисколько не сердился, Её простить он был бы рад И сам бы с нею помирился, Когда б она была жива. От горя кругом голова Пошла. В беспамятстве барон Стонал, рыдал, кричал, что он Не хочет ни минуты жить И Бланш не может пережить, Что жизнь прошла, что счастья нет И что не мил весь белый свет. Врачи ему пустили кровь И заключенье дали: “Лишь только новая любовь Избавит от печали.” Барон воспрял: среди кузин Была Анжель де Гарандин, Собою очень хороша, А за душою ни гроша, Но так глупа, что даже дуб, Казалось, вовсе не был глуп, Когда его сравнить бы с нею: Он мысли выражал яснее. Вступил барон с Анжель и в брак, А дальше получилось так: Она любила сразу всех, Любовью всех своей дарила, Про всё барону говорила – Так радовал её успех. Не ведая греха, грешила, А про себя она решила, Что будет очень рад барон, Гордиться ею будет он. Барон от глупости такой В сердцах взмахнул своей рукой, Пощёчину супруге дал. Тут поднялся такой скандал, Барон жалел о том не раз: Молва за ним теперь ходила, Что он жестокий, как Аттила*, И что едва не выбил глаз Он бедной жёнушке своей, Что не бывает в замке дней, Когда она не бита, И что любовь забыта. И эти слухи, эти сплетни Живут уж не одно столетье. И это часто так бывает: Ложь помнят, правду забывают. Была Анжель умом ребёнок, Едва лишь только из пелёнок, Любимым куклам шила платья; За этим радостным занятьем Её один монах застал И приставать к Анжель он стал; Ещё потом он говорил, Что сам архангел Гавриил Анжель ждёт на опушке, Чтоб дать ей безделушки. Анжель покинула Гийет, С тех пор её потерян след. Барон опять один остался И снова горю предавался, Стонал и плакал: “О, Анжель! Мы не увидимся ужель?” Текли однообразно дни И были тягостны они. В старинный замок по соседству Был в гости приглашён барон; “Идти иль нет?”-- всё думал он И предавался самоедству. Но думал он совсем немного, Решил он больше не грустить, Решил соседа навестить И собираться стал в дорогу. Его сосед маркиз де Сад Был гостю несказанно рад, Неспешно за обедом Вели они беседу О королевстве, об охоте, О коннице и о пехоте, О дальних странах и лугах И об изменах и рогах. Барон пять раз уж был женат (Да, опыт у него богат), И стал барон божиться, Что лучше, чем жениться, Он съест колючего ежа Или ползучего ужа. А в замке у де Сада Души его отрада – Мари де Понтельсен жила – Скромна, красива и мила. Её коварный опекун, Пропойца, бабник-волокун, Лишил её наследства: Он промотал все средства. К маркизу же пришла она Когда была уже бедна, Чтоб стать простой служанкой, Отнюдь не содержанкой. Был очень добр маркиз де Сад: Сиротку приютить был рад. И вот уже который год Мари как дочка с ним живёт. Собой мила, лицом бела Маркизу радости дала Вперёд на много-много лет, И в замке горя больше нет. Мари была благочестива: Молилась Богу так ретиво И лбом поклоны отбивала, Что даже шишки набивала. В расцвете молодости лет Решила Богу дать обет Безбрачия, ему служить, В монастыре собралась жить. Манеры светской суеты Её в смятенье приводили, Её едва отговорили От монастырской маеты. Она так замкнуто жила, И этим счастлива была. Её увидел наш барон, Почувствовал, что вновь влюблён И захотел жениться вновь, И забурлила в сердце кровь. Сыграли свадьбу и барон, Своей любовью окрылён, Ведёт Мари на ложе… И происходит что же? Бледна она как полотно И состраданье будит, Твердит всё время лишь одно: “Не надо! Бог осудит!” Досадуя, ушёл барон, Он был так нежен, так влюблён. Обидно, что ни говори: Не приняла его Мари. Так было каждый божий день, И на барона легла тень Большой душевной муки И несказанной скуки. Решил барон с ней развестись, Пришлось для этого снестись Ему и с римским папой, И снять пред папой шляпу. Свободен снова наш барон; Он холост, не обременён Ничем. И так за годом год Спокойно жизнь его идёт. Ламотт-Жирон соседний Был замок не последний, Жила в нём Сидони вдова, Была большой семьи глава: Анри де Леспуаса Убили папуасы. Была она как мышь бедна, Но одевалась так она, Что думать было можно, Что всё не так тревожно. И дочери одеты, И дороги кареты, В Ламотт-Жироне балы, Приёмы, карнавалы, Фуршеты, маскарады, Всегда гостям там рады. Парижские ростовщики Всё напрокат ей дали. Пора уж ей платить долги – Проценты возрастали, Уж собралась над ней гроза Вселенского позора – Она пускала пыль в глаза, Не опускала взора. Её две дочки – Анна с Жанной Были кокетливы, жеманны, И замуж так они хотели, Что от усердия потели. А Сидони де Леспуас Двум дочерям дала наказ: “Пора вам, дурам, наконец, Свести барона под венец!”. Они уж так старались, Барону улыбались, Таинственно молчали И радостно кричали. Всё-всё, чего желал барон, Сейчас же исполнялось, И всё всегда в Ламотт-Жирон Той цели подчинялось. Борон был этим поражён, И, позабыв про прежних жён, Готов был вновь влюбиться И сразу же жениться. Но он не знал, кого любить, С признанием повременить Решил барон немного И поспешил в дорогу. Чтоб лучше Анну с Жанной знать Решил барон к себе позвать Семейство в полном сборе (Решил себе на горе). У Сидони де Леспуас Ещё два сына были; Красавцы, словно напоказ, Но подлецами слыли. Драгун был Ком де Леспуас, Бездельник, сволочь, ловелас; Был мушкетёром младший Пьер, Игрок, пропойца и манер Одних дурных набрался: Когда он напивался, То слуг для развлеченья бил И мебель на куски рубил И хохотал без меры – Такие вот манеры. А шевалье де ла Мерлюз Ревнитель прочных братских уз, Явился вдруг нежданно Как брат молочный Жанны, За Жанной словно тень бродил И ни на миг не отходил. Барон решил гостей развеять, Для этого велел затеять Рыбалку, а затем охоту. Но было мало доброхоту Тех развлечений: он велел Столы бильярдные поставить, На досках шахматы расставить, Чтоб каждый весело глядел Вино повсюду распивали И в игры разные играли – В брелан, трик-трак, бассет, гока, Не надоест совсем пока. Барон проигрывал всё время, Но бодрость духа не терял, Он говорил: “Богатство – бремя”, И всех улыбкой одарял. А Сидони де Леспуас Ну просто ликовала, И, выиграв в который раз, Играла и играла. И Ком, и Пьер, и Анна с Жанной Играли много. Беспрестанно Фортуна им лишь улыбалась, А над бароном – насмехалась. Но счастлив был опять барон: Он снова страстно был влюблён И снова, как и прежде, Он предался надежде. Из двух сестёр он выбрал Жанну И сильно тем обидел Анну: Ведь Жанна же моложе; Так поступать негоже. Барон врага так заимел В лице ревнивой Анны. “Мной пренебрёг! Да как он смел! Ему я не желанна! Ах, негодяй! Ах, он подлец! Мерзавец! Сволочь и глупец!”— Негодовала Анна: В душе свербила рана. В Ламотт-Жироне, наконец, Сыграли свадьбу шумно, Барон и Жанна под венец Ступили неразумно. Но счастлив был барон безмерно С супругой юной, но неверной; Не ведал он, что их союз Давно сгубил де ла Мерлюс. Прошло два месяца и вот Пора барону настаёт Из замка отлучиться И с Жанной разлучиться: Его ккузен д'Утард убит В сражении при Дюнах* И долг ему сейчас велит О двух девицах юных Заботу нежно проявить, Помочь любви посредством, И во владение вступить Оставленным наследством. И, покидая свой Гийет, Барон просил супругу: “Минуй лишь Малый кабинет, Советую, как другу. Воспоминанья ворошить Не хочется плохие, Пришлось когда-то пережить И мне года лихие, И этот Малый кабинет Принёс мне много разных бед. Не надо Вам туда ходить И духов тамошних будить; Быть может, их в помине нет И ни при чём здесь кабинет, Я в этом не уверен, А просто суеверен. Прошу Вас, Жанна об одном, Побольше веселитесь, Гостей пусть будет полон дом – Хозяйкой быть учитесь, И не скучайте без меня, Вернусь довольно скоро”. Пришпорил тут барон коня И, поднимаясь в гору, Ей долго шляпою махал, А конь неистово скакал. Был слышен только звон копыт. Барон уехал и забыт. Обиженная Анна Подговорила Жанну, Мерлюса, Кома, Пьера Принять крутые меры. Когда барон вернётся, Толпа к нему ворвётся И поразит мгновенно. “Скажу вам откровенно,— Проговорил Мерлюс, -- Я крови не боюсь”; И выкрикнула Жанна: “Мне смерть его желанна!” А Сидони сказала: “Его повесить мало!” И шпагу схватил Пьер, Любитель строгих мер; И стукнул кулаком О подоконник Ком. Такие злые мысли У них в душе зависли. Они уже делили Бароново добро И мысленно пилили Адамово ребро, От жадности пылали Безумные глаза. Тут тучи набежали И началась гроза. Как будто само небо Пыталось их унять. Но кто в темнице не был, Тем света не понять. Напрасно тучи лили, Напрасно гром гремел: Они хоть не убили, Но замысел созрел. Барон вернулся вскоре И к Жанне подбежал, Её, себе на горе, Он страстно обожал. “О, Жанна, дорогая, Я так без Вас скучал! Без Вас, изнемогая, Я от тоски кричал”. И Жанна отвечала, Не опустив глаза: “И я без Вас скучала… К тому ж была гроза. За Вас я волновалась -- Ведь был нелёгок путь,-- Слеза с ресниц сорвалась. -- Вам надо отдохнуть. У Вас прошу прощенья – Нарушила запрет И в это помещенье, В злосчастный кабинет Я всё же заходила, Сдержаться не смогла, И любопытства сила Меня туда влекла” -- “Оставьте. Всё пустое! На Вас я не сержусь. Невежество простое, И я его стыжусь. Сам выдумал из страха Глупейший я запрет”-- И со всего размаха Открыл дверь в кабинет. Барона поджидали: Как только он вошёл, Там на него напали И там он смерть нашёл. Когда барона погубили, То сразу слухи распустили, Что кровожаден был барон, Что он замучил своих жён, Что он напал на крошку Жанну Совсем негаданно-нежданно, И если б помощь не пришла, Она бы смерть свою нашла, Что он маньяк-убийца И просто кровопийца. Зловещий признак как всегда Нашёлся – это борода, Что синью отливала И им повелевала. Ещё останки не остыли, Убийцы радостно делили И золото и серебро, И прочее его добро. Когда наследство разделили, Злодейство мигом позабыли, Приняли вид благопристойный И зажили вполне достойно. Примечания стр. 3. Прокрида (греч. миф.) – жена охотника Кефала. Согласно мифу, Кефал случайно убил её во время охоты, когда она тайно следила за ним, подозревая мужа в неверности. Дирка (греч. миф.) – жестокая супруга фиванского царя Лика, в рабство к которой попала Антиона, мать близнецов Зета и Амфиона, рождённых ею от Зевса и отомстивших Дирке за страдания своей матери. Ниобея (греч. миф.) – жена фиванского царя Амфиона, дети которой (по разным легендам их было от 12 до 20) погибли в один день,поражённые волшебными стрелами богов. стр. 11. Аттила (? – 453), предводитель гуннов с 434. Возглавил опустошительные набеги в Вост. Рим. империю (443, 447 – 448), Галлию (451), Сев. Италию (452). При Аттиле гуннский союз племён достиг наивысшего могущества. стр.20. В 1658 г. в битве при Дюнах, недалеко от Дюнкерка, Тюренн одержал победу над принцем Конде, возглавившем испанские войска. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
