ЗА ИРАК !

А-а, Миша, здорОво, здорОво, приехал, значит. А мы тут тебя вспоминали. Да вот вчера, буквально, и вспоминали. Чёрта вспомнишь, он и явится. Да нет, это я так… Добрым словом вспоминали, добрым. Ты ведь, Миша, у нас не жадный, хоть и москвич теперь, завсегда мужиков уважишь, бутылку – другую нам поставишь. А мы вчера-то собралися с мужиками на лавке под липами, ну, значит, новости обсудить, то да сё, политику эту, будь она не ладна… Ты же слыхал, Миша, что американцы-то творят? В Ираке хозяйничают, как у себя дома! Хотели было выпить за то, чтоб американцы из Ирака ушли, а нету! Кончилася! Ту, что Михеич принёс, мы всю за голодающих Африки выпили. А за Ирак не осталОся. Тут мы, Миша, про тебя и вспомнили: мол, был бы сейчас здесь Мишка, он бы обязательно бутылочку купил, он не жадный, нет. А за Ирак выпить – святое дело! Жаль, Миша, не было тебя вчера с нами. Ну, ничего, ты не расстраивайся. Ишшо и сегодня не поздно. Они ведь всё ишшо из Ирака-то не ушли, американцы-то. И вечер как раз уже, вечером-то какая работа? Самое время политикой заняться! А-а, вот и молодец! Я же говорил, что ты не жадный! А мы щас Петровича пошлём, пущай сбегает, он молодой, ему ишшо и семидесяти нету. Петрович! Айда, сбегай в магазин, Миша вон за Ирак выпить предлагает. Да смотри, бабкам нашим на глаза не попадись, а то они нам такой Ирак устроят, почище американцев!

А ты, Миша, расскажи пока, как там у вас дела, в Москвах-то. Телевизер смотрим – что делается! Ужас! То алигатора убьют… Ага, я и говорю а-ли-гарха! То маньяк объявится… Кстати, Миша, у нас тут тоже маньяк есть, свой, местный. Не слыхал? Ну, ты что! Настоящий маньяк, этот, как его, се-ксу-альный! Ты Кольку рыжего помнишь? Ну, который в прошлом годе на рыбалку пошёл, а там бабы купаются! Он хотел подглядеть за имЯ из кустов, да оступился, да с кручи им прямо под ноги и свалился! Да ишшо ведро его по башке стукнуло, оглушило малость. Он, хоть и здоровый бугай, а баб-то четыре штуки! И кажная – килОметр в обхвате! Да ишшо оглушённый он, ведром-то! Ну, они его в оборот и взяли. Так крапивой нажварили! У него что рожа, что задница – одинаковы были, красные, в пупырышках. Он, бедолага, два дня в огороде в бочке с водой сидел, примочки делал. На всё тело сразу. Молодой, глупый ишшо. Надо было не через кусты лезть, а слева там два валуна, оттуда хорошо видать. Ну вот, Миша, этот самый Колька нынче в маньяки и попал. Он в клубе был, на танцах. Весёлый уже. Время-то часов десять было, к этому часу уже все весёлые, грустных нету. В тот день Кузьминична на входе дежурила, божий одуванчик. Приспичило ей в уборную, в туалет, по-вашему. А ты ж знашь, в клубе туалет один, общий. И “Мэ” и “Жэ” в одном стакане. И крючок тугой! Она и не стала на крючок закрываться, рукой за ручку дверную уцепилася. Думает, так надёжней! А в это время и Кольке приспичило. Он со всей своей бугаинской силы дверь-то и дёрнул! И Кузьминичну-то вместе с дверью и выдернул! Он же не знал, что она с той стороны за ручку держится. А у ей фигура-то снизу голая! Народ загоготал, кто тут рядом был. Колька растерялся. А Кузьминична как заголосит, да бежать. Юбку одернула, а штаны-то внизу, на шшиколотках, куды так-то убежишь. Упала, ясное дело. Колька кинулся к ей, поднять хотел, хоть как-то вину свою загладить, а она пуще прежнего орать, да отбиваться от ево. Так их участковый и застал. Протокол составил. Тут Кольке ишшо тех баб припомнили, что купалися. А два разА одно и то же – это, считай, уже маньяк. Чуть не загремел парень. Ладно, Кузьминична сжалилася, забрала заявление. Он ей за это теперь огород будет копать. Кажный год. Его когда маньяком называшь, он психует. Не знашь, Миша, это все маньяки так или только наш такой обидчивый?

Вообще-то у нас тут таких безобразиев нету, как у вас, в Москвах-то. Голубых там всяких развелося. Я бы им, Миша, кажный день касторки давал заместо завтрака! А чтоб помнили, зачем мужику ж… ну, в смысле, задница нужна! Не-ет, Миша, у нас если кто и спутает аринтацию, то только случайно! Как – как! Говорю же, случайно! Соседа мово Тимоху знашь? Ну дык, пошёл он бабке Марфе дрова рубить. Ну, пока нарубил, пока сложил, пока обмыл… А как же! Это же святое дело: чтоб поленница не развалилась, чтоб дрова шибче горели! Бабка Марфа не поскупилася, хорошо его угостила. А тем временем к его Катьке, жене, стало быть, сестра из города приехала на выходные, да не одна, с мужем. Катька им на ихней с Тимохой кровати постелила, гости как-никак. Муж-то сёстрин спать лёг, а эти две шалабОлки в дальней комнате заперлися, посплетничать, значит. Тимоха-то воротился, темно, он тихохонько разделся – да и в койку. А настроение-то под градусом! Вот и решил он Катьку шшипануть пониже спины. Ну и шшипанул! Зятя-то! А тот спросонья не разобрался, да и поддал коленом-то. И попал прямо по аринтации! Тимоха, конечное дело, взвыл. Что тут началОся! Мы с моей на шум прибежали, у меня дрын в руках. Думали, залез кто или драка какая. И видим, Миша, такую картину: посередь комнаты Тимоха стоит, пополам согнувшись, как перочинный ножик, красный, глаза выпученные, за аринтацию держится и воет. Рядом сёстрин муж затылок чешет и матерится. А вокруг их эти две прыгают, крыльями хлопают, одна голосит, другА причитает. Дело ведь серьёзное. Этак и детишков может не быть. У их, правда, есть уже несколько. Семеро. Катька с восьмым на сносях. Во, Миша, как бывает. А ты говоришь! Случайно аринтацию спутал, и чуть такА трагедь не случилась!

Чего? Пошёл уже? Торопишься? А выпить-то! За Ирак! В другой раз? А-а, ну ладно. Ты не переживай, мы тут заместо тебя кого-нибудь позовём. Только ты не забудь, Миша! Чего – чего! Сам же сказал, в другой раз с нами выпьешь. Вот и говорю, не забудь бутылку-то купить!