Роман «БЕЛОМОРЬЕ» находится в работе с августа 2005 года, в настоящее время окончен. Роман пока не размещен на авторской странице и постоянно подвергается авторской переработке.

 

Краткая информация о предыдущих главах романа.

 

Шло военное лето 1916 года. Уже 2 года Россия воевала с Германией и Австро-Венгрией. Кемь, уездный город Кемского уезда Архангельской губернии, находится как раз на середине пути из Санкт-Петербурга до Романова-на-Мурмане, что в Кольском заливе Мурманского Края. С марта 1915 года началось строительство Мурманской железной дороги, которую к концу 1915 года от Петрозаводска дотянули до Сороки, а с начала 1916 года начали строить дальше, через Кемь на Кандалакшу. Вся дорога была наводнена строительными рабочими, военнопленными германской и австро-венгерской армий, инженерами-путейцами, стражниками, военными, жандармами, агентами и подрядчиками по постройке железной дороги, военными и гражданскими миссиями из различных государственных ведомств. В скором времени предполагалось открыть постоянное движение поездов на дистанции Петрозаводск – Кемь. Весной резко ухудшилась санитарное состояние на строящейся дороге, появились целые санитарные городки, в которых в бараках лежали тысячи больных цингой военнопленных и контрактных рабочих.

Рощин Виталий Модестович, 33-х летний штабс-капитан Генерального штаба, вот уже три месяца был прикомандирован к уездному воинскому начальнику. В Кеми Рощин числился как офицер по особым поручениям, после ранения на фронте назначенный на тыловую должность до полного выздоровления. Жил скромно на частной квартире, обедал в ресторане гарнизонного офицерского собрания. Со всеми был приветлив, вежлив и услужлив. А фактически исполнял в Кеми совсем другую функцию – особую функцию офицера военной контрразведки Генштаба (ГУГШ) Русской Армии.

Строящаяся Мурманская железная дорога, являясь стратегическим объектом, привлекала особое внимание всех разведок мира. В получении информации о сроках, объемах, денежных средствах, способах строительства, трудовых ресурсах, контрактах с иностранными государствами и компаниями на поставку оборудования, были крайне заинтересованы: Англия, Германия, Австрия, Франция, Япония, США и еще десяток европейских держав. Плацдармами разведопераций были скандинавские страны. Шпионские действия проводились под видом проведения различных гуманитарных акций международного Красного Креста по оказанию помощи германским и австрийским военнопленным, участвующим в строительстве железной дороги. Как сообщало ГУГШ в последней шифровке, имелась информация, что среди военнопленных имеются 2 профессиональных разведчика Эвиденц-бюро - главного военного разведоргана генштаба Габсбургской армии. И, не просто попавшие в ад русского плена бывшие военные разведчики, а намеренно внедренные и активно работающие резиденты, создавшие, судя по всему, разветвленную и глубоко законспирированную разведывательную агентурную сеть в среде иностранных военнопленных. Рощину была поставлена дополнительная задача: наряду со многими другими, выявить этих двух офицеров-разведчиков в 50-ти тысячной массе военнопленных, растянутых на тысячеверстной дистанции Мурманской железной дороги, вскрыть внутреннюю агентурную сеть, и среди военнопленных, и внешнюю – среди железнодорожных служащих, рабочих, солдат воинских команд, стражников, местного населения, пресечь щупальца нелегальных каналов переброски разведчиков и развединформации. В шифровке указывалось на высокую вероятность появления в скором времени на линии дороги координатора из Эвиденц-бюро с целью установления контакта с агентами, внедренными в среду военнопленных. На страницах романа разворачивается драматическое противостояние русской разведки с разветвленной разведсетью западных держав ...

 

Часть вторая. С И Б И Р Ь

Глава 5. Сибирь. Альберт Сабо.

Венгерцу Альберту Сабо, как и остальным австрийским военнопленным, было холодно. В начале декабря 1915 года в Сибири стояли трескучие морозы. Старая теплушка, казалось, дышала холодом, хотя печь топилась исправно. Колесные пары мерно отстукивали версты по изношенным рельсам. Сгрудившиеся вокруг печки тела военнопленных мерно раскачивались в такт движению поезда. Три дня назад, их, 43 человека, команду военнопленных, погрузили в русскую теплушку, которую прицепили к уходящему из Омска на запад воинскому эшелону. Из всех военнопленных, оказавшихся в теплушке, почти половина были венгерцы. Немцев было всего 6 человек, из которых всего двое были германскими подданными. Альберт сидел чуть в стороне от общей массы, в уголке у дощатых нар, тесно прижавшись спиной к своему земляку, Иштвану Батош из венгерской деревни Кашкерон, что окрестностях города Сегет. С Иштваном, огромным и добродушным бывшим пехотинцем из 10-го пехотного полка австрийской армии, они сдружились еще в Омске, в огромном лагере для военнопленных, хотя разница в возрасте у них была около 10 лет.

Тягостное уныние от дальнейшей неизвестности и безысходности судьбы захватило всех военнопленных. Альберт Сабо сидел, полностью завернувшись в свою старую солдатскую шинель, даже воротник поднял. Мыслями он был далеко от промерзшей теплушки. Вспоминалась родная Венгрия, вся довоенная жизнь, семья, учеба, путешествия и женщины, родительский дом лавочника средней руки. Вот отец, аккуратно подстрижена седая борода, жилетка в полоску, белоснежная рубаха. Маму, умершую в молодости, он помнил смутно. Вот две сестры, щебетуньи, которых отец рано, но удачно выдал замуж за мелких чиновников из городской ратуши. Альберту удалось получить в Будапеште университетское образование. Изучал языки, имел успех у дам, но так и не женился. Некоторое время преподавал словесность в Будапештском университете. А затем имел постоянную, но совсем неинтересную работу в одной известной столичной адвокатской конторе. Ах, как печально закончились его горячие ухаживания за столичной красавицей Эльзой Картуш … Сердце Альберта сжалось. Коренные перемены в жизни произошли в 1910-м году, когда он был приглашен на службу в ... Тут его мысли прервал легкий, в такт поезду, толчок в спину. Это Иштван. Почти шепотом спросил по-венгерски:

-Что скажешь, Альберт, о нашем будущем? Куда гонят? Где этот Мурманск? Чует мое сердце, сгубят нас русские. По сравнению с нашей жизнью сегодня, русский плен в Омске нам кажется просто счастьем.

-Где Мурманск – не знаю. Россия, мой друг Иштван, огромна. Плен не сахар, но жизнь в Омске все-таки была хороша для австрийского солдата, чем работа на стройке русской железной дороги. Всю зиму 1915 года мы жили в крепком бараке бывших военных казарм. Кормили, конечно, не шикарно, но выжить можно было. Один раз в неделю был постный день. Помогал приработок на сельхозработах. Большинство регулярно получали переводы и посылки из дому через Красный Крест. Без денег теплых вещей не выкупить. Тебе, я знаю, пришло три перевода. Я тоже ждал перевода, но уже, видимо не дождусь.

Ответ Альберта услышали почти все. Эта тема мгновенно заполонила израненные души военнопленных. За долгие месяцы русского плена люди десятков разных национальностей стали хорошо понимать друг друга на какой-то смеси европейских языков. Иногда проскальзывали и русские слова, преимущественно из лагерного лексикона. Разом заговорили многие сидящие у раскрасневшейся печки в центре теплушки.

-Русские охранники разрешали свободное передвижение по лагерю, посещение любых бараков и начальства!

-На сухарях ни разу не сидели!

-Да кому разрешали, а кому и нет. Из австрийских подданных славянам и полякам хорошо жилось, а венгры и пленные из германской армии оставались на строгом содержании. Даже погоны и петлицы, а также кокарды с фуражек носить немцам запрещено.

-В пути уже три дня, а горячей пищи еще не было. Одни сухари и немного шпика.

-Кипяток дают всего один раз в сутки.

-Кипятка на всех не хватает.

-Одной печи не хватает на теплушку …

-Сейчас бы домой, в родную Венгрию …

С верхних трехэтажных нар соскочил небольшого роста немец Франц Лихтенблау, капрал 16-го пехотного полка австрийской армии. На вид около 40 лет. Глаза его горели. Выкрикнул запальчиво:

-Русские ко всем инородцам очень плохо относятся. Я попал в плен в сентябре 1915 года под Ровно, и за это время не видел хорошего отношения. 2 месяца везли в Сибирь. Кошмарно огромная страна. Только прибыли, все больные, и снова в обратный путь в Европу. Ничего хорошего в Сибири, кроме страшных морозов я не увидел. Они нас везут на строительство своей северной железной дороги. Везут на смерть и голод. Лучше было сдохнуть на передовой, чем проклятый русский плен … Маленький капрал согнулся, держась за грудь. Его потрясал сильный приступ кашля. Видно было, что он очень болен.

Ему ответил со второй полки на сносном немецком Эльберт Кароли, молодой нижний чин 12 венгерского Ландштурмного полка:

-Я родом из города Чапель из под Будапешта, в русский плен попал в составе 12 Ландштурма под Пшемшель в марте 1915 года. Целый месяц нас содержали в русском фильтрационном лагере в районе действующих войск. Кормовое довольствие в лагере было намного хуже, чем у нижних чинов русской армии. С начала отправили в Барнаул эшелоном с двумя тысячами пленных, а в июне меня переправили в Омск. Три месяца провалялся в воинском лазарете в Барнауле, еле выкарабкался. А в Омске нас разместили сначала на складах общества “Саламандра”, а когда те уже не вмещали пленных, русские переоборудовали под казармы большие дома изгнанных немцев - Куперштейна, Нольте и др. Помню, печи в казармах строили сами. В них было очень скучено, но тепло. Русские охранники вечером не давали свечей и ламп. Многие умирали от брюшного и сыпного тифа, воспаления легких, дизентерии. Я чудом выжил той зимой. Все мы испытали унижение, когда весной ввели обязательное ношение для пленных белой повязки на левом рукаве. Дважды писал в русское Справочное бюро о военнопленных, но ответа не поступило. Хоть бы весточку какую получить о своей семье …

-Послушайте, что скажу Вам я, Франц Бауэр, старый рабочий из Вены, рядовой 2-го Ландштурмного полка. Всю свою жизнь я прослужил на железной дороге в Австрии ремонтным рабочим. И здесь, в русском плену в Сибири, я был приписан к ремонтным мастерским на Омской железной дороге. В России тяжелейшие условия для содержания железных дорог. Но то, что задумали русские по строительству Мурманской железной дороги на самом севере – такого еще в мире не строили. Думаю, что Россия не способна построить такую железнодорожную линию в тяжелых северных условиях, нет машин и механизмов. А ручным трудом военнопленных они ничего не достигнут, только сгубят наши души.

Многие уже не замечали пронизывающего холода, активно вступали в общую дискуссию, высказывали свое мнение о будущем. Люди разных национальностей со всей Европы волею своих государств оказались в русском плену. Общее настроение было удручающим, никто не верил в лучшее в своей судьбе. Гаагская конвенция в 1907 году на весь мир провозгласила принципы гуманного обращения с военнопленными. В октябре 1914 года Император Николай II утвердил “Положение о военнопленных”, где говорилось о том, что с военнопленными, “как с законными защитниками своего отечества, надлежит обращаться человеколюбиво”. Но декларация Россией гуманизма и забота о пленных не стала реальностью. Обеспечение нормальных условий существования в плену сотням тысяч бывших вражеских солдат и офицеров ложилось непосильным бременем на экономику воюющей страны. Поэтому и выполнить свои обязательства в отношении военнопленных в ходе первой мировой войне Россия не смогла. Не смогли выполнить эти обязательства в отношении русских военнопленных ни одно из воевавших государств.

Тягостно на душе было и у Альберта Сабо. Впереди неизвестность … Имея в 28 лет университетское образование, он добровольцем поступил на военную службу рядовым 11 Ландверного полка австрийской армии. В полк Альберт поступил за 10 дней до пленения. Уже здесь, в Сибири, в концентрационном лагере под Омском, однажды вечером, когда команда военнопленных прибыла с сельхозработ и готовилась к ночному отдыху в бараке, у Альберта произошла встреча со своим старым знакомым, военнопленным офицером – австрийцем капитаном Карлом Плейером.

 

Глава 6. Капитан Карл Плейер

35-летний австрийский военнопленный капитан Карл Плейер содержался в этом же Омском лагере в офицерском бараке. По документам Плейер являлся офицером штаба 8-й стрелковой дивизии австро-венгерской армии. И в русском плену по учету военных властей он числился обычным штабным офицером. Отвечая на вопрос о роде исполняемых обязанностей в действующей армии, Плейер указал, что занимался вопросами комплектования дивизии. На самом же деле, капитан Плейер являлся профессиональным военным разведчиком, действующим офицером военной разведки Габсбургской армии. Попав в апреле 1915 года под Перемышлем в русский плен и оказавшись в лагере для военнопленных в Омском военном округе, Карл Плейер продолжал «играть» роль обычного военнопленного офицера, находящегося долгие месяцы в очень подавленном состоянии от осознания своей участи бесправного военнопленного. Через некоторое время русские военные власти перестали на него обращать какое-либо внимание, жандармерия сняла с него тайное наблюдение.

Поступив на службу в Эвиденц-бюро австрийской армии в 1909 году младшим наблюдателем, к началу мировой войны капитан Карл Плейер был уже опытным военным разведчиком, считался признанным специалистом глубинной разведки по России. С непосредственными заданиями в России был всего два раза, и оба успешно. Все остальные годы Карл Плейер непосредственно из Вены руководил работой своих агентов. За Плейером были закреплены транспортные железнодорожные магистрали в азиатской части России. Плейер готовил и направлял в Россию через Швецию и Китай агентов-наблюдателей, так называемых "внимательных путешественников". При первых признаках политической напряженности агенты под видом туристов, бизнесменов, журналистов и т. п. отправлялись в Россию для сбора информации о ходе военных приготовлений. Сохранение обычного паспортного режима на границе и отсутствие повышенного внимания к иностранцам позволяли австрийской разведке непосредственно перед принятием русскими властями чрезвычайных мер охраны благополучно переправить в Россию партии агентов, которые, рассредоточившись по заранее условленным районам, наблюдали за развертывавшимися событиями.

В заслугу капитану Плейеру можно поставить налаженное поступление достоверной информации о ходе мобилизации русской армии в Омском военном округе. В предвоенные годы Плейером была создана глубоко законспирированная сеть агентуры во главе с резидентом, которая обеспечила Генеральный штаб Австро-Венгрии разведсведениями в первый месяц после вступления России в мировую войну. Агентура, отслеживая движение войск по железным дорогам, по телеграфу передавала свои наблюдения резиденту, который переправлял обобщенные сведения за рубеж, зачастую также телеграфом на заранее условленные адреса в нейтральных странах, поскольку прямая связь между воюющими государствами была прервана с объявлением войны. Им была разработана система шифрования и кодирования секретной информации, пересылаемой по обычным телеграфным каналам, а также в письмах и почтовых карточках. Эти нехитрые приемы позволили в первые месяцы после войны ловко обходить русскую военную цензуру. Например, Плейер придумал шифры для телеграмм, причем текст внешне носил вполне безобидный характер. Понять смысл таких телеграмм, человеку, не знакомому с делом разведки, было невозможно. Тем более это неспособны были сделать простые станционные телеграфисты. Не имея представления о способах шифровки информации, почтовый служащий мог принять зашифрованный текст за обычное сообщение коммерсанта своему компаньону о ходе торговых операций, тем более, что проанализировать и осмыслить содержание десятков или сотен ежедневно передаваемых телеграмм, служащий был не в состоянии.

Русская военная контрразведка обратила внимание на подобную систему шифрования только через месяц, и то, после получения уточняющих сведений от своего венского агента, внедренного в Генеральный штаб Австро-Венгрии. Конечно, капитан Плейер не знал, что первую информацию о системе шифрования, применяемой австрийцами, начальник жандармско - полицейского управления Сибирской железной дороги полковник Бардин получил только во второй половине августа 1914 года. Например, "…установлено, что слово "кавалерия" должно быть заменено именем, начинающимся на букву "К", слово "лошади" — на букву "Л", артиллерия — на букву "А"…, выражение "всех родов оружия" — …на букву "Г". Например, телеграфная фраза "Мориц болен" означала: "Мобилизация производится". Сведения о числе поездов сообщались агентами при помощи невинного предложения: "Через столько-то часов выезжаю туда-то", в котором число часов обозначало число воинских эшелонов". Через три месяца поступила справка, в которой указывалось, что австрийские шпионы число перевозимых по железной дороге русских солдат в телеграммах обозначают названием товара: "рубашки", "сапоги" и т.п. Каждое слово коммерческого характера означало один десяток тысяч солдат, а требование приемки означало прибытие войск на станцию, откуда дана телеграмма, просьба о "прекращении присылки" оповещала адресата об уходе войск.

Русская военная контрразведка вовремя не успела раскрыть всю агентурную сеть австрийской военной разведки в азиатской части Империи, что позволило капитану Плейеру к ноябрю 1914 года полностью вывести своих агентов из под удара. Тут сработали и прекрасное знание обстановки, и чутье разведчика. Плейеру удалось даже сохранить трех агентов, обеспечив их длительную консервацию.

Попав в плен и оказавшись в Сибири, освоившись в качестве военнопленного австрийского офицера, слишком удрученного своей судьбой, пользуясь правом свободного выхода в город Омск, Плейер мастерски восстановил связь со своими агентами. Не прошло и 2-х месяцев, как под руководством капитан Плейера в полной конспирации к началу осени 1915 года начала действовать австрийская агентурная сеть, поставившая под контроль мероприятия по мобилизации резервов в Сибири и движение по Сибирской железной дороге. Поток очень важной информации о передвижении на фронт отмобилизованных войск поступал от военнопленных, работающих путевыми рабочими и землекопами на железнодорожной станции Омск.

Как-то Плейер, узнав о прибытии в Омский лагерь новой партии военнопленных австрийской армии, стал вечерами посещать бараки с вновь прибывшими нижними чинами, якобы с целью поиска переводчика для одного стареющего пленного генерала-австрийца. На третий день в одном из нижних чинов в форме Ландштурма он признал своего бывшего нештатного сотрудника агента - наблюдателя Альберта Сабо. Это была удача, которую Плейер совсем не ожидал. Запомнив номер койки своего агента, Плейер прошел мимо и спокойно вышел из барака. «Итак, в лагере Сабо. Как он попал сюда? Ведь после выполнения последнего задания в России руководством военной разведкой принято решение временно законсервировать Альберта Сабо, зачислив в резерв Эвиденц-Бюро с выплатой приличного ежемесячного пособия. Если он выполняет индивидуальное разведзадание Эвиденц-Бюро, то почему меня, как резидента не поставили в известность? А может это связник? Тогда с кем связь? Необходимо срочно проинформировать наше руководство и провести установочную проверку».

У Карла Плейера по пути к офицерскому бараку возникло множество вопросов, на которые он не находил ответы. С этого дня он временно прекратил какие-либо активные связи со своей агентурной сетью, послав условленный сигнал опасности. В Вену ушло шифрованное сообщение о появлении нештатного сотрудника австрийской военной разведки Альберта Сабо в Омском лагере для военнопленных.

Через 3 недели по резервному каналу связи в посольстве Австро-Венгрии в Японии был получен ответ от Эвиденц-Бюро следующего содержания: по сведениям Генерального штаба Австро-Венгрии Альберт Сабо, венгр 37 лет, рядовой 11 Ландверного полка Австрийской армии, родом из Венгрии из г. Сегет, пропал без вести в Галиции в начале февраля 1915 года. В настоящее время возможно находится в русском плену. В действующую армию Сабо поступил добровольно. После вывода Сабо в резерв, каких-либо заданий по линии военной разведки ему не поручалось. С целью уточнения судьбы А.Сабо Генеральный штаб через Красный Крест направил запрос в Российское общество Красного Креста и русское Справочное бюро о военнопленных, находящиеся под покровительством вдовствующей Императрицы Марии Федоровны. Руководством Эвиденц-Бюро капитану Карлу Плейеру было дано разрешение на установление контакта с военнопленным Альбертом Сабо и использование его в агентурной разведке на усмотрение Плейера.

Это уже было что-то. И все-таки, многоопытный Карл Плейер устроил небольшую проверку всей информации, полученной об Альберте Сабо. Подосланный к нему земляк-военнопленный из провинции Сегет, подтвердил полную достоверность имеющихся сведений о военнопленном Альберте Сабо. Через одного из нижних чинов, прикрепленных к лагерной администрации в качестве писаря, удалось ознакомиться с именными списками военнопленных и с расчетной книжкой Сабо, в которых тоже имелись сведения о рядовом Альберте Сабо, не противоречащие полученным из Вены данным.

Оснований не доверять Альберту Сабо не было. Поразмыслив, Карл Плейер пришел к выводу, что сама судьба послала к нему разведчика c неплохим практическим опытом, с надежной «легендой» и легальными документами. Плейер принял решение о встрече с Альбертом Сабо. Встреча состоялась в достаточно безлюдном участке лагеря для военнопленных, на котором размещались бревна и доски, используемые для строительства бараков. Однажды вечером в бараке к Альберту Сабо на нары присел венгр из соседнего барака и очень тихо прошептал:

-Друг, тебя спрашивает один человек. Никому ничего не говори, просто выйди. Он хочет тебя видеть. Говори тихо, остальным это не интересно.

-Кто он такой? Зачем я ему?

-Не беспокойся. Он такой же, как и мы все. Иди прямо сейчас к куче бревен, что в дальнем углу лагеря. Поспеши до темноты, друг, пока еще можно свободно передвигаться и охрана не цепляется.

Венгр незаметно исчез в полумраке барака. Альберт оглянулся. Приятеля Иштвана рядом не было. Остальные военнопленные занимались своими делами. В некоторых углах барака громко шли общие дискуссии между военнопленными. Многие из военнопленных, не раздеваясь, уже спали, измотанные на тяжелых работах.

… Альберт дошел уже до середины штабеля, но в наступающих сумерках никого не мог разглядеть. Остановился, намереваясь развернуться в обратную сторону. Сзади услышал легкий шорох. Обернувшись, Альберт увидел, что за его спиной стоит человек в форме австрийского военнопленного, кажется, офицерского покроя. Вокруг никого не было. Альберт успокоился. Спросил на венгерском:

-Это Вам я понадобился?

-Здравствуйте. Прошу извинить меня, но мы, кажется, знакомы. Ответив по- немецки, Карл Плейер улыбнулся и повернул лицо в сторону небосклона уходящего дня.

Да, сомнений не было. Альберт сразу узнал своего собеседника. Это был очень хорошо известный ему человек, капитан Карл Плейер, военный разведчик, сотрудник Эвиденц-Бюро - органа главной военной разведки Генерального штаба Австро-Венгрии. Несколько лет Альберт служил под его началом, являясь нештатным агентом - наблюдателем. В предвоенные годы Альберт выполнил несколько заданий глубинной разведки с выездом в азиатскую часть России, но перед войной его вывели в резерв.

-Господин капитан?! Неужели Вы? Как вы здесь оказались?

-Так же как и Вы, господин Сабо. В марте 1915 года попал в русский плен, являясь офицером штаба 8-й стрелковой дивизии. Как Вы, вероятно, знаете, военнопленные офицеры в России могут проживать на частных квартирах, но русские военные власти нас поселили в офицерском бараке. Правда, офицеры имеют свободный выход в город, преимущественно в субботу и воскресенье. Ну, а Вы, дорогой мой Сабо, расскажите о себе. Сегодня у нас немного времени, через пол-часа в бараках вечерняя перекличка.

Альберт печально улыбнулся и пригласил капитана Плейера присесть на штабель бревен. Грустно заметил:

-У каждого свой путь в жизни, а итог один – русский плен. После нашего расставания я служил в адвокатской конторе в Будапеште. С началом войны от мобилизации меня спасла бронь, но через некоторое время мне опротивела вся эта мирная суета. Мужчина должен быть на войне, защищать Отечество. Так я в канун Рождества добровольно встал на защиту дома Габсбургов. О своем прошлом я и своем сотрудничестве с известной фирмой я сохранял полное молчание, поэтому меня записали простым солдатом в 11 Ландверного полка Австро-Венгерской армии. Во время русского наступления в Галиции в начале февраля 1915 года попал в плен. Через Красный Крест несколько раз писал домой в Венгрию, но до сих пор нет из дома никакой весточки. Уже год, как я не был дома. Все, это тупик. Что будет дальше – не знаю. Проклинаю войну. Вас это устраивает.

-Дорогой мой Альберт, дело совершенно не во мне. Самое главное, что Вы живы и сейчас очень далеко от фронта. Мы все здесь страшно скучаем по нашей родине. Меня беспокоит Ваше уныние, в которое Вы впали здесь в плену. Мне не верится, что я сейчас вижу перед собой того весельчака и балагура, покорителя женских сердец Альберта Сабо, которого я знал в течении нескольких лет. Дорогой Альберт, жизнь продолжается, и, уверяю Вас, наша родина еще в Вас очень нуждается.

-Что вы имеете в виду, господин капитан?

-Я Вас приветствую от имени известной фирмы в Вене. Мы берем Вас, Альберт, под свое покровительство. Отныне Вы не один в этом аду. Вас это устраивает? Вы готовы продолжать прежнюю работу?

-Господин капитан, для меня это так неожиданно. Конечно, согласен. Это мой долг. Благодарю Вас. Что я должен делать? Да и чем я могу помочь нашей Империи, здесь, в Сибири, в русском плену?

-Успокойтесь. Ничего делать не надо. В этом и состоит Ваша задача. Вообще, ничего делать не надо. Оставаться самим собой, обычным военнопленным Альбертом Сабо, венгром из города Сольет. Вы, как и прежде, Булочник. Чем больше рядом сослуживцев, которые с Вами служили в одном полку, тем лучше. Старайтесь не выделяться среди нижних чинов. Никаких высказываний против русских властей. Живите, работайте. Берегите себя. Полная конспирация. Изучайте свое окружение. Просто знайте, что с этого дня Вы не один. Ваше служение великой Австро-Венгрии продолжается. Идите спокойно в свой барак, вот-вот начнется перекличка. На днях мы снова встретимся.

Капитан Плейер встал и крепко пожал руку вскочившему с бревна Альберту. На обратном пути в барак Сабо неожиданно почувствовал, что плечи сами собой развернулись, походка стала тверже и увереннее. Чувствовался прилив душевных сил. «Это к лучшему», решил Альберт. «Если здесь, в далеком сибирском лагере для австрийских и германских военнопленных, есть люди из всесильного Эвиденц-бюро, то значит действительно, я не один в этом аду. И я сделаю все, что потребует от меня капитан Плейер, чтобы выбраться из русского плена».

Заканчивался короткий осенний сибирский день. Кутаясь в длинную шинель Альберт Сабо в почти полной темноте подошел к чернеющим баракам. Слышались русские командные слова «На перекличку станов-ии-ссь», «Шевелис-ссь», «По-ротно-ооо». При свете свечных светильников в руках лагерных стражников военнопленные готовились у своих бараков к построению для вечерней переклички. Для Альберта Сабо его товарищей закончился еще один день русского плена.

 

Глава 8. Омск – Санкт-Петербург. Оскар Нольте

Эшелон с военнопленными двигался на запад через заснеженные сибирские леса. В Новониколаевске эшелон простоял четыре дня. За это время к эшелону прицепили еще 8 теплушек с 300-ми военнопленными, преимущественно с нижними чинами австрийской армии. Всех военнопленных снабдили полноценным горячим питанием, четыре раза в день разрешалось получать кипяток на станции. На третий день стоянки в Новониколаевске все военнопленные были подвергнуты осмотру врачом, которого сопровождали 2 фельдшера и две медицинские сестры. С поезда снимали больных и слабых военнопленных. Особенно много было больных с простудными заболеваниями. В теплушке, в которой находился Альберт Сабо, двое больных оказались с воспалением легких. Санитары их сразу вынесли на носилках. С подозрением на воспаление легких был направлен в воинский лазарет совсем сдавший немец Франц Лихтенблау.

У одного военнопленного, серба 30-ти лет, загноилась рана на левой кисти. Рука распухла и посинела. У пленного был сильный жар. Русский железнодорожный врач никак не хотел оставлять больного на лечение в железнодорожной больнице Новониколаевска, даже не измерил температуру. Но когда сопровождающий его русский поручик пояснил, что военнопленный Лука Кузмич по национальности серб, а к славянам, согласно недавней директивы Генерального штаба, приказано проявлять участие и послабление режима содержания, врач махнул рукой. Серб Кузмич плакал, прощаясь с земляками, называл всех пленных братушками. Долго махал здоровой рукой, ковыляя вслед за санитарами. Между путями стояло все начальство эшелона, которое принимало новую партию военнопленных по алфавитным спискам. К спискам прилагались расчетные книжки, которые заводились на каждого военнопленного после его прибытия к месту постоянного назначения. Прощавшиеся с Кузмичем соседи по теплушке увидели, как вдоль состава пронесли четыре носилки, тела на которых были накрыты белыми простынями. Увиденное удручающе подействовало на пленных. Еще четыре отстрадавшиеся души не вернутся к родным очагам, еще четыре деревянных креста появятся на отдельных участках, рядом с приходскими православными кладбищами.

Под утро, когда даже истопник – австрийский подданный, щуплый румын Георг Торбован 36 лет, рядовой 21 Гонвендного полка, забылся тяжелым сном, неожиданно раздался длинный гудок паровоза. Вагоны несколько раз сильно дернуло. Завизжали на сильном морозе колесные пары. Визг перешел в учащенный перестук. И снова в путь. Снова сибирский холод сковывает тела и мысли несчастных военнопленных. Озябшие узники сгрудились вокруг печки. Благо, на стоянке в Новониколаевске, угольный бункер был заполнен доверху. В связи с ранней отправкой, кипятка и хлеба военнопленным сегодня еще не раздавали. Состав с партией австрийских и немецких военнопленных, около 800 человек, неизбежно приближалась к западным губерниям России, навстречу неизвестности.

Военнопленные живо обсуждали события, которые произошли во время стоянки в Новониколаевске. Одна из тем была связана с вагоном-кухней, который прицепили к составу вчера вечером. Как полагали военнопленные, в связи с этим событием им следует ожидать горячую пищу уже к обеду. Многие даже мечтали о щах из кислой капусты с салом и картофелем. Альберт Сабо не принимал участия в разговорах. Альберт установил интересную закономерность: голод и холод на короткое время удавалось заглушить воспоминаниями о прошедших событиях …

… с конца сентября 1915 года в Омском лагере для военнопленных поползли слухи об отправке большой партии военнопленных на север европейской части России для строительства железной дороги. Первое время слухи перемещались от барака к бараку, не касаясь непосредственно каждого военнопленного. Прошло некоторое время, никаких новых событий в лагере не происходило, и казалось, что эти слухи - обычная болтовня лишенных свободы и запуганных русским пленом людей. Но встретившийся как-то утром капитан Карл Плейер намекнул Альберту Сабо, что вероятно скоро из лагеря отправят партию военнопленных для строительства Мурманской дороги. Интересовался настроениями живущих в одном бараке с Альбертом военнопленных, слухами и интересными новостями, которыми делились военнопленные после прибытия с работ за пределами лагеря. Почему-то Альберт был уверен, что постройка железной дороги за тысячи километров от Омска его не коснется, и успокоился. Прошло несколько дней. Об отправке никто в лагере уже не вспоминал.

Неожиданно, как-то утром, в середине октября, без видимой предварительной подготовки, вместо оправки на сельхозработы, их построили и зачитали список военнопленных, которых в составе большой группы в декабре отправят на строительство новой русской железной дороги. Зачитывал список нестроевой пехотный унтер-офицер Пантелеев, мобилизованный из запасных. Альберт с замиранием сердца ждал, но так и не услышал свою фамилию. Своей радостью Альберт немедленно поделился с капитаном Плейером, который сдержанно поздравил Сабо ...

… Поздно вечером, на квартире немецкого подданного бывшего омского бизнесмена Оскар Нольте раздался осторожный звонок в дверь черного хода. Бывший нештатный немецкий консул в Омске и его братья Пауль и Рихард состояли в списках подозреваемых в причастности к шпионажу, составленных до войны Иркутской контрразведкой. В августе 1914 года братьев Нольте даже арестовали и объявили военнопленными, а их недвижимость была приспособлена под нужды Сибирского военного округа. Однако, через несколько дней по телеграфу в Омскую полицию пришло сообщение с указанием о немедленном освобождении подданных Германии и Австро-Венгрии, давно проживающих в России и имеющих заслуги перед Империей. В списке первыми стояли фамилии братьев Нольте. Особняк остался в руках военных властей, а торговые предприятия братьям вернули. Через год, в августе 1915 года отдельным решением Жандармско-Полицейского Управления на Сибирской железной дороге с братьев Нольте было снято негласное наблюдение, которое за прошедший год не дало никаких результатов.

На осторожную трель механического звонка дверь открыл старый дворник Пантелей, работавший ранее в особняке Оскара Нольте. В узкую щелку открывшейся двери просунулась нечесаная голова китайца Ли Чу, слабо освещенная дрожащей в руке старого Пантелея керосиновой лампой. Этого китайца знал весь Омск, но никто не знал, чем он занимается. Жил он на окраине города в китайском квартале. В доме Оскара Нольте китайца никогда не видели, но Пантелей частенько принимал от Ли Чу разные предметы для хозяина. Пока Пантелей приглядывался к позднему гостю, желтая жилистая рука почти силой втолкнула в руки старого Пантелея свежую газету «Омские губернские ведомости». Захлопнув за китайцем дверь, Пантелей зашаркал в спальню хозяина.

Через пол-часа Оскар Нольте заканчивал составление шифрованного послания в Вену. Первичный текст послания был составлен Карлом Плейером в особом порядке с использованием газетного текста. В этом двойном шифровании текста был заложен глубокий смысл: Оскар Нольте, используя вторичный шифр, имел дело с отдельными буквами и цифрами, но ему не был известен подлинный текст записки. Шифрованное послание Нольте вписал в обычную почтовую карточку с адресом в Финляндии. В карточке на имя финского парфюмера Паули Саволайнена сообщалось о благополучном получении первой партии товара, указывались названия и параметры духов и кремов для новой партии, высказывалось пожелание дальнейшего сотрудничества. На самом деле, в Вену ушла шифровка о скорой отправке русскими новой партии военнопленных для работ на строящейся Мурманской железной дороги. Понимая важность сведений о строительстве Мурманской железной дороги, на усмотрение руководства Эвиденц-бюро предлагалось внедрить агента Булочника в отправляющуюся из Омского лагеря партию военнопленных. В случае положительного мнения Плейер просил Эвиденц-бюро направить инструкции для дальнейшей самостоятельной работы Булочника.

Оскар Нольте подписал обратный адрес на карточке и сжег свежий номер газеты. Завтра он лично отвезет почтовую карточку на почту. Оскар был спокоен. Он действительно уже дважды получал из Финляндии небольшие партии парфюмерных изделий. Являясь глубоко законспирированным агентом кайзеровской разведки, Нольте с разрешения Центра оказывал помощь австрийским военным разведчикам, обеспечивая им запасной канал для передачи или получения экстренной развединформации.

… В начале декабря, пользуясь экстренным каналом германской разведки, капитан Карл Плейер получил ответную шифровку из Вены. Центр благодарил Плейера за активную работу по созданию агентурной сети в Сибири и очень важные разведсведения военного характера. Сообщалось, что Булочник включается в скандинавскую разведгруппу Эвиденц-бюро. Булочнику поручалось по прибытии на строительство дороги написать письмо родителям в Венгрию через русское Справочное бюро и Красный Крест.

Вот и все. Судьба венгерца Альберта Сабо была предрешена. В ближайшие дни через добровольно работавших в канцелярии лагеря военнопленных офицеров австрийской армии, фамилия Альберта Сабо была включена в алфавитный список партии военнопленных вместо получившего инвалидность пожилого румына. Расчетная книжка Альберта Сабо была включена в соответствующий акт. Через два дня на утреннем разводе на работы унтер-офицер Пантелеев оставил Альберта Сабо в лагере, не включив его в команду военнопленных, отправляющихся на сельхозработы. Альберту объявили, что он включен в партию военнопленных для отправки в Петрозаводск для строительства железной дороги. Как пояснил унтер-офицер Пантелеев, покручивая усы и крякая, его включили вместо румына Дмитро Мока, нижнего чина 4-го пехотного полка, который был признан инвалидом. Альберт Сабо уже знал, что военнопленных-инвалидов, согласно Гаагской конвенции 1907 года, воюющие стороны обязаны отправлять обратно в свое Отечество. Ничего не попишешь, повезло этому Дмитро Мока ...

Состав с военнопленными стал замедлять ход. В течении еще часа поезд шел на очень тихом ходу, пока совсем не остановился. Раздалась команда готовить бачки под обед. Голодные военнопленные в ожидании своей очереди столпились у двери вагона. Стоять пришлось долго, так как раздачу пищи начали с противоположного конца состава. Наконец, с шумом раздвинулась дверь их вагона и в проем ворвался яркий луч света. День был не солнечный, но света от обычного зимнего дня хватило, чтобы на несколько секунд ослепить людей, которые долгое время провели в полумраке. Началась раздача пищи, во время которой произошли мелкие стычки между военнопленными. Раздавал пищу один из военнопленных под присмотром стражника. Но еще более строгий контроль осуществляли сами военнопленные. Все следили за тем, чтобы пищу раздавали равномерно и одинаково. Наступила тишина, сопровождаемая стуком ложек.

Обед. Жидкие щи из квашенной капусты и картофеля. Но зато очень вкусная пшеничная каша с кусочками сала. Ржаной хлеб, несладкий чай. У каждого военнопленного была одна казенная оловянная миска, выданная при отправке из Омского лагеря. Сначала все ели щи. Те, кто успел проглотить свою порцию щей раньше, кинулись к бачкам с кашей. При раздаче каши снова произошла стычка. Высокий немец Иоганн Нейхе стал толкаться с сербом Андреем Милычом, оспаривая свою очередность. Пока они отпихивали друг друга от бачков, трое других военнопленных уже успели получить свою порцию каши. Альберт Сабо с интересом отметил, что наиболее хитрые военнопленные из румын сразу не едят щи, а пытаются получить свою порцию каши, наваливая ее в миску. Получив все сполна, они не отвлекаясь на необходимость занимать очередь за кашей, спокойно поглощали содержимое своих мисок. Это было практично, хотя и не совсем эстетично. Через некоторое время на следующих стоянках их примеру последовали и венгры, а потом и все остальные военнопленные. Дольше всех держались германские подданные, но в конце-концов и они стали есть первое со вторым. Над таким способом приема пищи от души смеялись русские солдаты. Им это было на руку, т.к. отпадала необходимость ждать, пока освободятся все бачки.

Эшелон с военнопленными германской и австро-венгерской армий двигался через сибирские леса на запад, к Санкт-Петербургу, и дальше, на неизвестный всем русский север ...