Наследие Фаэтона эссе Тяга к небу, в котором вселенское потустороннее является непотаенным, тяга к небесной, звездной дороге, изборожденной копытами коней Гелиоса, тяга к небу и вселенскому, и необоримая боязнь высоты с другой, эмпирической, стороны, - наследие Фаэтона, погребенного на берегу Эридана. Из этого архетипического наследия ясно, почему гностик, знавший имя властелина первого, а для нас – последнего, высшего неба, и возносившийся к нему мыслью страстной и бесстрашной, мог ужасаться, глядя вниз с высоты утеса. Страх высвобождает две бурные реки. Страх повседневный – универсальная форма чувствования себя и своего одиночества. Здесь излив первой реки, реки потаенного влечения Пасифаи к священному быку Посейдона. На пике самосознания, в плероме, полноте, страха, второй губительный поток сталкивается с первым, как если бы один волк вгрызался в другого. Из этого столкновения проистекает ощущение пустоты самосознания, его нулевого значения. Так проясняется смысл Фаэтонова наследия – через голоса и гром двух рек. Так проступают очертания двух рек, что слились в кольцо, или в великанский – вселенский – посох, имя которому – Ермунганд. Чешуя змея – ледяная. Вёльва в первой песне стихотворной Эдды поет Одину: Видела дом, далекий от солнца, на Береге Мертвых, дверью на север; падали капли яда сквозь дымник, из змей живых сплетен этот дом. Здесь дом из змей возможен лишь потому, что «далек от солнца», а значит – и от тепла, от дневного неба; чешуя Змея – ледяная. «Serpent [is] coldest», - говорит Древобород (Treebeard) у Толкина, называя животных по их основному признаку. Ночной мир неизменно отливает ледяным серебром змеиной чешуи. В виде змеи изображалась и египетская Хтония, Кебхут, родитель которой однажды явился мне во сне. Он был одет в длинное, до пят, рваное черное пальто, над воротником чудно и страшно поднималась волчья голова, совсем не двигавшаяся и оттого казавшаяся мертвой. То был не человек в виде волка, а волк – в виде человека, не зооморфный человек, а антропоморфный волк. Тело же Анубиса, скрытое под лохмотьями, извивалось и грозило отделиться от ужасной, мертвой головы. 29 ноября. |