Никто, кроме самого импровизатора не может понять эту быстроту впечатлений, эту тесную связь между собственным вдохновением и чуждой внешней волею... Тщетно! Я и сам хотел бы это изъяснить...

 

А. С. Пушкин

 

Внимание! Справка.

Любое использование данного текста без согласия автора в коммерческих, религиозных или бытовых целях будет караться соответствующим образом. Вполне вероятно, рассказ является плагиатом. Автор не несёт ответственности за судьбы недобропорядочных читателей.

 

Справка №2.

Тексты вышеприведенного и данного предупреждений также могут являться нелицензированными копиями чужой интеллектуальной собственности. Поэтому в целях Вашей безопасности, автор не советует пытаться копировать и их.

 

* * *

 

…Алекс, вырвав из обожжённой глотки отчаянный крик, бросился к планшетке бортового компьютера, висевшей у аварийного выхода. Как он и ожидал, высокая температура расплавила клавиши управления, превратив их в серую, бесформенную жижу. В пластмассовом киселе нервно мигала одинокая красная лампочка. Надежда оставалась только на систему экстренной эвакуации. Алекс отлично помнил – где-то в низу стены должен быть рычаг активации пиропатронов, встроенных в дверь. Естественно, снизу, где же ещё арсианцы могли сунуть жизненно важный элемент управления! Алекс, заслоняя глаза от нестерпимого жара, который исходил от раскалённых стен каюты, опустился на корточки…

 

* * *

 

Борис близоруко прищурился и оторвал взгляд от монитора. В дверь продолжали назойливо звонить. Противное дребезжание крутилось в ухе, как бормашина в раскуроченном коренном зубе. Оно выбивало из головы мысли, и, что самое худшее, отгоняло пришедшее пять минут назад вдохновение. Борис сильно стукнул костяшками по столу, бормоча про себя оборванную на середине фразу: «На корточки… Опустился на корточки… Каюты…». Изверг, топивший кнопку звонка, не унимался. «Убью гада!» – рассеянно подумал Борис. Звонок прекратил тарахтеть, словно незваный гость прочитал мысли Бориса.

Борис вслушался в наступившую тишину. «Вот и умница!» – мысленно произнёс он, вновь кладя пальцы на клавиатуру. «Итак, Алекс опустился на корточки и…»

Дз-з-з-з!!.

Писатель встал так резко, что стул, на котором он сидел, отлетел в другой конец комнаты. Борис сжал кулаки. В глазах у него потемнело. Он сохранил файл, надавив на клавиши так, что затрещала клавиатура. Схватил кабель удлинителя, который питал компьютер, и дёрнул. Творение мистера Гейтса сгинуло с экрана, уступив место глубокой, как украинская ночь, черноте. Борис облегчённо вздохнул. Его лицо исказила мстительная улыбка. Конечно, пострадавшее электронно-вычислительное устройство не было виновато, но теперь, по крайней, у незадачливого визитёра появился шанс остаться в живых.

Борис прошествовал через коридор к двери. Он ласково пообещал тому, кто за ней стоял: «Ты не жилец!». Ему сейчас было всё равно: хоть бы там был президент России, хоть бы главный редактор «Мира фантастики». Убившего вдохновение человека ждала незавидная участь… Придумывая, что же конкретно он сделает с гостем, Борис щёлкнул дверным замком.

На пороге стояла баба Маня – соседка Бориса – и это ввело писателя в некоторое замешательство. В ещё большее замешательство привело его радужное настроение обыкновенно мрачной, сварливой соседки. Старуха, облачённая в неотразимый красный халатик, усыпанный белым горошком, глядела сквозь круглые стёкла очков и мило улыбалась во все десять зубов. От неё невыносимо пахло борщом и свежим луком.

– Боря, дорогуша… – Слащаво начала она, близоруко щурясь на писателя. И вдруг, всплеснув – руками, ахнула.

Борис отступил на шаг. Огляделся. Потом опустил взгляд и понял, что смутило старуху. Он вышел открывать дверь в одних трусах. Ну да, конечно, он прямо с утра, не одеваясь, бросился к компьютеру.

Борис ушёл в комнату. Максимально долго надевал давно не стиранные, все в масляных пятнах шорты. Растягивая время, напялил на себя майку. Черепашьим галопом вернулся к двери. Старуха не ушла. Она беззастенчиво смотрел сквозь коридор на компьютер, аккурат видный от входной двери.

– Кхм. – Обратил на себя внимание Борис.

– Ах! – Сказал баба Маня, кокетливо-страшным, забытым с юности движением выражая испуг. – Мой дорогой, неприлично являться женщине в преклонных летах в таком виде…

– Уважаемая Мария Филимоновна… – закипая, выдавил Борис – Не сочтите грубостью, но это вы меня оторвали от работы…

– Да что ты так нервничаешь, а? – примирительно усмехнулась старуха.

Борис закрыл рот. Как было выше сказано, баба Маня была очень сварливым существом. Этой чертой характера она славилась на весь дом и, пожалуй, на весь микрорайон. Горе несчастному, невзначай задевшему эту старуху. Его будут учить, пилить, ставить ему на вид, читать морали. Много дней, годами, везде, где не встретит его баба Маня, житья ему не будет. Память у старухи хорошая, как у шпиона. Она всех своих жертв помнит.

– Так зачем вы пришли, Мария Филимоновна? – Как можно любезнее проговорил Борис.

– Забыла из-за тебя, бесстыдника… – Показав золотые коронки, похабно улыбнулась старуха. – Лучку у вас не будет, мой дорогой?

У Бориса всё похолодело внутри. Такой довольной старуху он ещё никогда не видел. Радостное настроение её было зловещим предзнаменованием.

– Нет. – Ответил он. – Извините, луку у меня нет.

– Ах… Жаль… – Баба Маня, предательски благоухавшая свежим луком, старательно изобразила разочарование. – Тогда нет ли у вас м-м… – Она задумалась.

«Что же ей надо?» – подумал Борис.

– …Молока? – Закончила баба Маня. И тут же шагнула в комнату мимо Бориса.

Она прошла сквозь кабинет на кухню, задержавшись напротив включённого компьютера.

– Впрочем, и правда нету… – Проскрипела старуха, остановившись посредине кухни.

– Мария Филимоновна, что вам от меня, в конце-концов, надо?! – Возмутился Борис, следуя за ней.

– Вы меня в чём-то подозреваете, мой дорогой? – Голос бабы Мани потерял слащавость, в нём, как далёкие раскаты грома, послышались крикливые нотки.

– Нет-нет… – Поспешил исправиться Борис.

– Ну, юноша, ваши намёки не к месту! – С укором заявила она, величественно прошествуя к двери. Её отвратительный халат при этом раскачивался из стороны в сторону. Пройдя мимо компьютера, она снова ненадолго задержалась, и потом только направилась к двери.

– Итак, вам мне нечего дать… – Старуха недовольно поморщилась, уже стоя на коврике по ту сторону двери. – Так что же вы меня задерживаете? Сразу бы так и сказали!

И тут Борис не выдержал.

– Да это вы наглейшим образом воруете моё время! Мне же работать надо, я писатель!.. Писатель! Доходчиво объяснил, или нет?! Или может табличку, как в отеле, вешать на гвоздик «Не беспокоить»?! И, несмотря на то, что я уважаю старших…

Старуха подняла руку, прерывая его. Борис поперхнулся, и мог лишь беззвучно открывать и закрывать рот, а старуха довольно смотрела на эти жалкие потуги. Потом страшно так улыбнулась, и начала. Плаксивым, пронзительным, со всхлипами голосом, монотонно, как капли в затылок в известной японской пытке, запричитала:

– Юноша, я несравненно старше вас! На много лет! И позвольте вести со мной себя прилично! И не смейте учить меня! Нашлись ученики! Настали времена: яйца куриц учат! Беспредел! Вот в наше детство…

На фразе «вот в наше детство» старуха, как правило, разогревалась, и входила в полную боевую готовность. Дальше её было не остановить, как, по последним данным, не остановить наступление глобального потепления. Борис побледнел. В порыве отчаяние ему почему-то вспомнился Достоевский. Так и всплыл перед глазами замусоленный томик «Преступления и наказания». Борис вспомнил, что на балконе у него лежит без дела отцовский топор…

С трудом удалось отогнать заманчивую мысль. И Борис сделал первое, что пришло в голову. Он захлопнул дверь. Стенания и крики остались по ту сторону, что, в прочем, не сильно их заглушило. «Ничего, через полчаса карга иссякнет» – успокоил себя Борис, уходя в кабинет.

На пороге комнаты он остановился. Окинул помещение внимательным взглядом. Если бы где-то существовала научно-познавательная книга «О жизни заядлых холостяков», обиталище Бориса было бы отличной иллюстрацией к главе «Место жительства одиноких мужчин». Или к разделу «Берлоги крупных животных» из не менее научно-познавательной «Большой зоологической энциклопедии».

Любая слабонервная женщина упала бы в обморок от одного вида пыльного затхлого помещения, уставленного пыльной мебелью, устланное пыльными, и оттого какими-то серыми коврами. Одного только вида замусоленного окна, в которое, точно сквозь бычий пузырь, еле-еле пробивались мутные рассветные лучи хватило бы, чтобы свалить с ног любую домохозяйку. Даже Борису стало немного стыдно.

Пусть он с момента окончания университета вёл одинокую жизнь, пусть он, упорно борясь с жизненными неприятностями, продолжал творить литературные шедевры, отдавшись служенью муз полностью и брезгуя даже такой важной вещью, как поиск второй половинки, пусть он и добился, наконец, неделю назад признания в известных литературных кругах (сам Стругинов дал положительный отклик!), становиться свиньёй всё же не следовало.

Хотелось спать и есть, к тому же надо было работать, но с до неприличия творческим беспорядком надо было бороться. Превозмочь свою лень-матушку! Попинать силу воли, пусть хоть шевельнётся, пусть покажет своё присутствие!.. Совсем разжирел ты, дорогой мой!.. Эх, ну всё-таки, как было бы здорово ещё хоть часик покемарить… Борис дёрнул головой. Нет уж! Он горько вздохнул и отважно поплёлся в ванную, напоминая себе по дороге слова какого-то классика «Работа руками облагораживает ум». В ванной он храбро схватил ведро, сунул его в умывальник и пока не растаяла решимость во что бы то ни стало свести счёты с бардаком, открыл оба крана. Вода жидкой струйкой зашуршала в ведре. Этот шум приглушил крики за дверью. Борис понаблюдал минуту, как набирается ведро, понял, что это надолго, потом прикрыл дверь в ванную и направился на кухню.

Здесь его ждал сюрприз в виде неровной башни из немытой посуды. «Что такое, вроде бы только четыре дня назад всё вымыл…» – удивлённо подумал он. Воистину, нет ничего более подверженного энтропии, чем чистота… От фарфорового сооружения через весь умывальник тянулась длинная, пугающая тень. Борис осторожно подошёл к умывальнику. Протянул руку, коснулся верхней тарелки. Ногти писателя царапнули окаменевшие остатки позавчерашней яичницы. Борис опустил руку, нащупал нижнюю тарелку, и тут же, брезгливо поморщившись, отдёрнул её. Оглядел ладонь. К указательному пальцу прилипла зелёная плесень. «Интересно, а папоротников и трилобитов там нет?» – Подумал он, моя руку в горячей воде. Размышляя об археологической ценности натарелочных объедков, он задумчиво вытер руку. Потом, взявшись за небритый подбородок, он, как Кутузов перед Бородино, долго оглядывал грядущее поле брани за дело чистоты. Подошёл с одной стороны, зашёл с тыла… Однако башня из тарелок устрашала вне зависимости от ракурса. Борис крепко задумался… И решил, как великий русский полководец: «Освободим Москву потом, а пока отступим». Утешившись таким образом, писатель ретировался в ванную.

Там обнаружился небольшой потоп. Ведро переполнилось, и прохладная, немного ржавая после профилактики труб вода обильно орошала коричневый кафель пола. Борис, досадливо крякнув, бросил комок тряпок из ванной в образовавшуюся лужу. Тряпки быстро намокли. Писатель выжал их в ванну. Снова бросил в обмелевшую лужу. А выжимая их во второй раз, задел плечом наполненное до краёв ведро…

Это напоминало тропический ливень, который льет как из ведра. «Впрочем, почему «как»» – с завидным спокойствием заметил Борис, выплывая на поверхность. Он попытался встать, поскользнулся на чём-то, оказавшемся мылом, упал на зубную щётку. Убрав мыло, встал более удачно. Поставил расплющенную щётку на место. Попробовал травмированную часть тела. Ушиба не было. Очевидно, щётка смягчила падение. Потом Борис бросил тряпки на пол. Те живописно расплылись в воде, точно листья кувшинок… И в этот животрепещущий момент постучали в дверь. Борис развёл руками: занят, мол, не видно разве – и продолжил бороться со стихией.

Только через четверть часа, когда пол стал условно сухим, с ног до головы мокрый Борис вышел из ванной. И в дверь снова постучали.

На пороге стоял респектабельный, одетый с иголочки гражданин с лицом аристократа. Галстук, пробор в прямых белых волосах, легкий набросок скуки на высоком челе, отмеченном печатью острого ума и недюжинного интеллекта. Тяжёлые очки в роговой оправе, золотая запонка, усыпанная росинками алмазов оттеняли перечисленные черты, усиливая общее приятное впечатление в несколько раз. От незнакомца мягкими волнами исходил легкий запах дорого одеколона и праздной скуки.

Аристократ с лёгкой улыбкой смотрел на Бориса.

– Э… Здрасте. – Глупо ухмыльнулся писатель.

Брови незнакомца едва заметно приподнялись вверх. Борис второй раз за день стеснительно оглядел себя с ног до головы.

– Э… Извините, так сказать, за внешний вид.

– Нет-нет, ничего. – Сказал гость. – Всё в порядке.

«А этому что нужно?» – подумал Борис. Учитывая, как ему сегодня везло, писатель с опаской продолжал осматривать незнакомца.

– Э… – Уже привычно сказал Борис. – А по какому Вы, собственно, делу?

– Я могу вам кое-что предложить… Об этом мы поговорим, когда вы разрешите мне пройти к вам.

– Зачем? – Быстро спросил Борис. – Вы, наверное, торговец всякой рухлядью?

Он прищурился. Знал он этого брата! Продаёт, наверное, бесплатный набор ковырялок носа в придачу к кухонному комбайну «всего за девяносто девять долларов». Конечно, этот человек был не сильно похож на подрабатывающего студента, но кто знает…

– Да, я торговец. – С неожиданной откровенностью сказал аристократ, серьёзнея лицом. – Но вряд ли рухлядью… Вас, я думаю, чрезвычайно заинтересует мой товар. Давайте пройдём к вам в комнату, так нам будет удобнее говорить…

– Нет уж! Сперва скажите, что Вам от меня надо. – Борис предусмотрительно отступил на шаг. Теперь дверь можно было легко захлопнуть.

– Странно. – Аристократ поднял правую бровь, над которой при этом изящно вздыбились морщинки удивления. – Вы первый мой клиент, который не стесняется этого… Или вы не понимаете… – Говоривший нагнулся к Борису и, понизив голос до заговорщицкого шёпота, предупредил. – Здесь нас могут услышать. И у стен есть уши, Вы же знаете…

«Оригинальный ход!» – мысленно похвалил торговца заинтригованный Борис. – Интересно они теперь работают!».

– Знайте же… Если Вам так невтерпёж… – Всё тем же шёпотом произнёс аристократ, тревожно оглядываясь. – Знайте… Я плагиатный агент.

Богдан удивлённо посмотрел на незнакомца. Тот торжественно достал из кармана пиджака свёрнутый вчетверо лист бумаги.

– Вот прайс-лист. Ознакомьтесь.

«Защита от юридических претензий в сквозных мирах» – Прочитал Борис сверху. – «Пять лумов аплистона».

– Мы работаем в сорока девяти этажах мироздания. – Вполголоса говорил аристократ. – Самое широкое поле деятельности среди наших конкурентов. Высококлассные юристы. Работа с тяжёлыми случаями поёма с поличным. Защита от вмешательств. Удобная система скидок. На счету нашей компании…

– Вашей – это чьей? – Спросил Борис, продолжая изучать прайс-лист, наполненный самой бредовой информацией.

– Нашей компании… Ну да, я сам работаю… – Несколько смутился аристократ. – Немногие сейчас рискуют, тяжело стало работать… Не то что в старые добрые времена. Теперь конвенция, знаете… Тяжело стало против закона идти…

– Против закона? – Спросил Борис.

– А Вы словно не знаете… – Грустно улыбнулся аристократ, показав два ряда безупречных зубов. – Конечно, я Вас не хочу винить, сам грешен… Больше ничего не умеем. Чем богаты... – Плагиатный агент глубоко вздохнул и сокрушённо покачал головой. – Воровство нигде, никогда не поощрялось. Даже среди негуманоидов… Не зря ведь я осуждён на высшую меру в четырёх измерениях…

Писатель тоже вздохнул, внутренне продолжая потрясаться изворотливости торговца. «Он что мне хочет, полное собрание фильмов Кубрика продать?» – подумал он.

– Короче, что Вам надо?

– Как, неужто Вы до сих пор не поняли? – В порыве удивления агент вскинул на этот раз обе брови. – Я человек, который несёт Вам спасение. Пожалуй, я один способен помочь Вам…

Вот тут всё стало на свои места. У Бориса как пелена с глаз упала.

– Позвольте… У вас секта!

– Секта? – Незнакомец оборвал себя и, снова подняв брови, уставился на него. Неуверенно засмеялся. Потом вдруг сильно наморщил лоб. И, наконец, понимающе воскликнул, мотнув головой. При этом очки слетели с переносицы, и он их тут же водрузил на место. – Да-да, конечно! Как я пришёл… Неловко получилось… – Говорил торговец. – Вы ещё просто не всё поняли! Ну ладно, ладно… Я пойду тогда! Вот, ошибочка вышла!

Борис, улыбаясь, закивал.

– Да, лучше идите, идите.

– Да ладно уж! – Потирая лоб и улыбаясь, аристократ пошёл к лестничной площадке.

– Вы забыли прайс-лист! – Крикнул Борис.

– Оставьте себе! – Обернувшись, ответил торговец. – Он вам ещё понадобится! Там снизу телефон, позвоните, когда прижучит… Знаете… – Торговец замолчал и неожиданно сказал. – Я думал, Борис Александрович, Вы человек поумнее…

Он ещё раз вежливо улыбнулся и быстро спустился по лестнице.

 

* * *

 

Борис, низко надвинув на лоб кепку, шёл по узенькой парковой дорожке. Он был одиноким зрителем драмы неумолимого увядания природы. В парке было очень тихо и, что не могло не радовать, безлюдно. Борис ещё раз осторожно огляделся. Да, кажется, безлюдно.

Хорошо было в этом богом забытом уголке огромного города. Никто не мог броситься тут из-за угла, не могло быть тут внезапно возникающих под ногами люков. Даже вездесущее око милиции, казалось, не так пристально вглядывалось в парк.

Безмолвные тела поникших осин зябли, вздрагивая от дуновений прохладного, не летнего уже ветра. В грустном и трогательном вальсе кружилась опадающая листва. Где-то совсем рядом неслышно ступала осень. Всё это навевало восторженную меланхолию.

«Сентябрь… – глядя по сторонам, сентиментально подумал Борис – Есть какая-то своя прелесть в осеннем увядании. Это время, когда лето холодными слезами прощальных дождей провожает уходящую молодость».

Борис остановился возле скамейки и сел. Достал из кармана ручку и блокнот. Огляделся ещё раз и начал: «Есть своя прелесть…».

Стихотворная карьера Бориса закончилась страшненьким стишком про врачей: «Встретил раз я возле театра доктора-психиатра со шприцом транквилизатра…». Дописав до этого места, она ужаснулся и поклялся больше никогда не браться за стихи. А вот поэзия в прозе давалась Борису. Она ложилась на бумагу возвышенно и плавно, она давалась со сладкой мукой. Борис так писал очень редко. Писал, когда его зажимали в угол, или когда хотелось побиться головой о стенку. Или напиться в стельку. Известный в известных кругах мистер Фрейд назвал бы это сублимацией. Или подсознательным окончанием гештальда. Или ещё как-нибудь пострашнее.

Борис не думал о психологии. Когда он вываливал подобную истерически-патетическую чушь на бумагу, его прекращали посещать мрачные мысли. А повод для появления мрачных мыслей был. Даже не повод, а поводы. Целый ворох, целый муравейник нелепых неприятностей окружал Бориса…

* * *

Началось всё... Хотя нет, скорее, продолжилось, с уборки комнаты. Писатель пересилил себя и вымыл-таки пол. Потом даже пропылесосил в рабочей комнате. И, что было уже высшей мерой геройства и храбрости, вымыл посуду.

Всё время, работая, он спрашивал себя, зачем могла к нему прийти баба Маня. До зуда любопытно было ему понять сварливую бабу. С загадочным аристократом всё было более или менее понятно. Во всяком случае, факт прихода этого экстравагантного человека был для Бориса явно безопасен. А вот зловредной старухе ничего не стоило превратить его жизнь в ад. А ей что-то нужно было, и этим чем-то точно была не соль и, тем более, не перец. Даже если бы бабе Мане нужна была его душа, она бы просто и без лишней мороки сказала бы: «Дорогуша, у вас нет лишней душёнки!». А потом, пожалуй, страшненько так скаламбурила б: «Душёнки-тушёнки!». Она любила каламбурить.

Нет, не таким человеком была баба Маня, чтобы юлить. Она была человеком прямым и беспощадным. Беспощадным в своей прямолинейности. Зная её много лет, Борис мог точно сказать, что старуха пришла не по своей воле.

«Если не по своей, так по чей же тогда? – ломал себе голову Борис, отколупывая археологически ценную плесень от тарелок. – Что могло её заставить… Нет, заставить её можно просто. Деньги она любит просто патологически. Но вот кому понадобились её услуги?»

И в тот момент, когда он уже отчаялся найти ответ на животрепещущий вопрос, сверху раздался грохот. Грохот тут же затих. Его сменила зловещая тишина.

А потом заскрежетала музыка…

Бетховен, безусловно, классик мирового искусства. Более того, Борис мог часами с удовольствием слушать его произведения. Все, кроме одного. Кроме пятой симфонии. Ещё бы, ведь слушать пятую симфонию, включив на полную мощность все тридцать колонок акустической системы, обожал Виктор Прусаков.

О… То, как слушал Бетховена Прусаков, могло именоваться лишь издевательством и надругательством над классикой. Как сам Прусаков был пародией на писателя.

Как занесло в клуб это лысое, вечно потное, вечно наглое существо, было загадкой. Однажды (кажется, это была пятница) Борис закончил свой первый толковый роман, и принёс его на суд коллег. И Прусаков уже был там. Сидел на любимом стуле Бориса, у окна, и во всю разглагольствовал. Размахивая руками втолковывал что-то понурившемуся юноше. А когда заметил Бориса, протянул мокрую ладонь, изобразив на толстогубом лице выражение неожиданной радости встречи с бывшим однокурсником…

Да-да… Борис уже знал Прусакова до встречи в клубе. Ещё с ВУЗа…

Студент математического факультета Прусаков был изворотлив и скользок. Пассивный внешне, он обладал какой-то необыкновенной внутренней силой, какой-то наглостью, которая везде помогала ему проскочить в верха, добиться брезгливого уважения к себе. В его характеристике за первый курс было записано: «Умён и находчив. Много читает, учиться на «отлично». Занимает активную жизненную позицию».

Это была не во всём правда. Умом Прусаков не блистал, читал только детективы. Конечно, «находчивость» была его коньком, но это на самом деле была не совсем находчивость, скорее хитрость. Способность выкрутиться в любой ситуации.

Жизненная позиция… Прусаков был записан в девять студенческих организаций, но регулярно не посещал ни одной. Тем не менее, его по непонятным причинам не исключали, более того, иногда даже продвигали по служебной лестнице.

Успеваемость и правда была хорошей. Напротив фамилии «Прусаков» в журнале посещаемости ни разу не стояло ничего кроме многозначных букв «Н», но, тем не менее, этот студент состоял в первой тройке по успеваемости…

Шпоры у Прусакова были всегда с собой, как у гусара. Ещё в кармане у него постоянно была шоколадка (для прекрасных дам), мятая сторублёвка (увы, коррупция в ВУЗах процветала, что подёлаешь) и фотография самого любимого им человека (для красоты). Иногда Прусаков выкладывал свою фотографию, но это было чрезвычайно редко, когда или шоколадка нужна была особенно большая, или приходилось общаться со слишком порядочным экзаменатором.

На Бориса Прусаков почем-то сразу обратил особое внимание. Он умудрился даже стать его приятелем. На один год. Однако, когда выяснилось, что Прусаков совершенно случайно сделал курсовую один в один похожую на курсовую Бориса, приятели превратились в злейших врагов. С тех пор на парах Прусаков везде занимал место позади Бориса и капал тому на нервы. Скрипел стулом и громко кашлял в самое ухо. Скатывал решения задач на семинарах.

Также Прусаков любил подставы. На экзаменах его роботы оказывались как две капли воды похожими на работы Бориса, но именно Бориса подозревали в недобропорядочном отношении к учёбе. В мастерстве переписывания Прусакову не было равных. Многолетний опыт, накопленный на практике, давал стопроцентный результат (то есть, коль хотел у кого-то украсть интеллектуальную собственность, то делал это).

Такая жизнь за счёт других достигла пика своего величия на четвёртом курсе. Борис влюбился в Екатерину Ивановну, дело уже шло к свадьбе. И тут Прусаков увёл невесту. Чуть ли не из-под венца. Как он

это сделал? Не ясно… Особенно большой шоколадкой соблазнил, наверное…

В общем, Виктор Петрович Прусаков был паразитом. Нет, это не было обидной кличкой, или грубым выкриком разгорячённого сердца. Это было научное название способа существования этого организма. Любой знающий своё дело биолог согласился бы с такой классификацией… Гетеротроф…

И вот, только жизнь Бориса начала налаживаться, начали публиковаться его произведения: пошёл в печать роман «Песочные ботинки» и повесть «Эпоха коллизий» – только немного обмелела долговая яма, в которой, затянув ремень потуже, сидел Борис, только пошла белая полоса, в качестве компенсации за катастрофическое везение теория вероятности забросила ему такой камень в огород. Точнее, Прусакова в клуб.

Как выяснилось позже, Прусаков купил квартиру аккурат над квартирой Бориса. И, как в студенческие годы, принялся всячески действовать на нервы бывшему однокурснику. К счастью для Бориса, в этой скромной обители паразит бывал не часто, ибо ожирел донельзя за последние годы (бытовало мнение, что Виктор Петрович ходит теперь в миллионерах), и имел в качестве частной собственности ещё виллу в престижном районе города (где, обычно, обитал), и дачу в Испании. Однако от этого намного легче не становилось. Иногда Прусаков заявлялся в скромную обитель, и для Бориса наступали тёмные дни. Работать в условиях, по акустическим характеристикам приближённых к военным, было не возможно.

Визиты Прусакова оборачивались для Бориса трагедиями. В прошлый приезд почётный член клуба фантастов Русаков Виктор Петрович (изменить фамилию в наше время – раз плюнуть) представил общественности свой рассказ «Оплошал малость…», который на самом деле только кончил писать Борис. И нечего было сказать. Обидно. Можно было разве что процитировать название украденного рассказа. Как Прусаков умудрился и тут присвоить себе чужой труд – непонятно. Подсказки можно было бы спросить у известного фокусника Гарри Гудини, будь он жив. Или у Остапа Бендера, коль он существовал бы. Но и Борис кое-какие соображение имел на этот счёт. В частности, теперь было понятно загадочное поведение бабы Мани. В разведку, значит, ходила…

Возвратившись из мира «светлых" воспоминаний к событиям суровой действительности, Борис закрутил кран, вытер руки о рубашку, и в порыве какой-то лихорадочной решимости, бросился к двери. Он ураганом взлетел по лестнице. Пятая симфония сопровождала его, упруго толкая в спину. Ярость закипала в писателе подобно перегретому пару, и он всё терпел, не давая ей выхода, надеясь выплеснуть весь коктейль чувств на голову противника в полной мере, не потеряв ни капли. В горле Бориса набирался соками могучий клич.

Выскочив на площадку, он с трудом остановился перед огромной бронированной дверью. Он чуть не снёс её, подобно древнему тарану. Борис гатил в дверь, словно индейский вождь в там-там. Утробный металлический гул раскатывался по подъезду, перекрывая громоподобные раскаты пятой симфонии. «Когда судьба стучится в двери!» – метко говорили музыкальные критики, характеризуя это творение Бетховена. И сейчас судьба, воплотившись в Борисе, в пламенной ярости жаждала тишины…

Очнулся Борис когда его снисходительно и понимающе хлопнули по плечу. Писатель сразу подобрался и застыл в позе, в которой его застал этот хлопок. Тут же он ощутил, как гудят руки и саднит горло. Писатель вспомнил, что он орал, побивая дверь. В ушах всё ещё звучал воинственный клич: «Гектар! Гектар!». «Да… – Подумал Борис – Докатился. Чего и следовало ожидать». Писатель глубоко вздохнул и оглянулся, уверенный, что увидит доброго доктора-психиатра со шприцом транквилизатра.

За спиной Бориса стоял невысокий, морщинистый старикашка безобидной наружности. В одной руке у него была зажата скрученная в мухобойку «Комсомолка», в другой находилась кожаная перчатка. Дедок был одет в коротенький потёртый пиджачок и серые брюки.

– А, зря страетесь, молодой человек. – Беззлобно сказал старикашка, качая головой. Его голос с трудом перекрывал звуки пятой симфонии.

– Что? – Спросил Борис.

– Зря страетесь, гворю! – Глотая половину согласных, повторил собеседник. – Тама ведь нет никого!

– Да? – Борис кивнул. – А кто тогда музыку включил?

– Прусаков включил. Виктор Птрович. Включил да ушёл кда-то.

– А! Вы его уже знаете! – Понимающе крикнул писатель.

– Как же не знать... Слшал не один раз. И знаю хорошо. Не щадит он нас, пенсионеров...

– Ага! – Кивнул Борис.

– Нехороший чловек этот Виктор Птрович. Не думает о других…

– Ага! Мягко говоря нехороший. Я на него в милицию жаловаться буду!

– Что?

– Жаловать буду! Куда следует жалобу подам!

– Правильно! Так ему и надо! В милицию… – Дедушка активно закивал. И вдруг, точно вспомнив что-то, быстро взглянул на Бориса.

Спросил, покачивая рукой с перчаткой:

– Вы в этом доме жвёте?

– Что? – Борис едва расслышал последнюю фразу за новым шквалом органный раскатов.

– В этом доме живёте, спрашиваю? Вы в этом доме?

– Да! В этом!

– А вы не знаете где сосед этого Прусакова?

– Что вы сказали? – Переспросил Борис

Старик поморщился.

– Пгодите. Вам не удобно со мной разговаривать таким образом… Сейчас.

Дедок положил перчатку во внутренний карман пиджака и, вытянув рот трубочкой, щёлкнул пальцами. Раздался короткий хлопок, и пятая симфония прекратилась. Только тихонько затрещало что-то за бронированной дверью. И сразу повисла звенящая тишина.

– Вот так-то оно лучше будет. – Удовлетворенно пробормотал старик. – Так вы не знаете, где сосед этого Прусакова?

– Какой сосед? – Спросил Борис, силясь осознать, что же только что произошло.

– Сосед-то его. – Сказал старикашка. – Ссед снизу.

– Да? И что же вам от него надо? – Мрачнея, спросил Борис. «И этот туда же!» – подумалось ему.

– Дело есть к нему. – Серьезно сообщил собеседник.

– По какому поводу?

– Да нет. Вы мня не поняли! – Пожилой собеседник улыбнулся. – Вы скжите, где он, а там я и сам разберусь. Я сумею, вы не смотрите!

– Ладно… – Вздохнул Борис. – Что вам от меня надо?

Дедушка поднял брови и почесал затылок рукой, в которой была газета. Прищурился.

– То есть, вы его сосед?

– Да. И я очень занятой человек. – Борис сделал как можно более усталый вид. – Быстрее, пожалуйста, говорите: что вам надо?

– А! – Радостно воскликнул старичок, лихорадочно дёргая руку с перчаткой. Глотать гласные он почему-то перестал. – Вот так встреча! Вы и есть сосед! Как же я не узнал вас, Борис Викторович! Вы же Бутанов? Писатель?

– Да. – Очень устало улыбаясь, сказал писатель.

– Борис Викторович Бутанов? – Рассмеялся собеседник.

– Ага. – Делая улыбку шире, сказал Борис.

Дедушка вдруг подобрался весь, оскалился так страшно, и глаза его нехорошо засверкали. Он начал наливаться свирепеть.

– Вот вы и попались! – Крикнул дедок, когда его лицо стало цвета переспевшей морковки.

Борис попятился к лестнице.

– И не думайте бежать! Я уже настроился на вас! – Старикашка щёлкнул двумя пальцами одновременно. Ничего не случилось, но это, похоже, не смутило разбушевавшегося пенсионера. – Видите!

– Вы, Борис Викторович, обвиняетесь в хищении ментальностей, в особо крупных размерах! Бойтесь! Правосудие настигло вас! Ваша участь будет ужасающей, ибо участь отступивших от закона всегда такова! И пусть закон сейчас слеп, я буду сам вершить правосудие! Готовьтесь!.. – Старик пошарил по карманам штанов. Удивлённо посмотрел на пустую руку, потом на Бориса. – Готовьтесь … – Повторил он не так уверенно. Обратился к ошарашенному писателю. – Вы не видели перчатки?

– Вы её во внутренний карман положили. – Ответил Борис, продолжая пятиться от сумасшедшего старика.

– А! – Пенсионер выхватил предмет одежды и с размаху бросил в лицо Борису. Выкрикнул: – Я бросаю вам в лицо перчатку!

– Я заметил… – Прошептал Борис, нащупывая за спиной перила.

– Оскорбляйте меня! – Старикашка взмахнул скрученной газетой перед носом Бориса. – Уже не оскорбите сильнее, чем есть! Я называю вас подлым мерзавцем, слышите! Я унижаю вас! Если вам не чуждо понятие чести, примите мой вызов!

Борис набрал воздуха и сиганул вниз по лестнице. Понятие чести ему было не чуждо, как и понятие самосохранения. Он перепрыгивал через четыре ступеньки, оскальзывался, но всё же добрался до конца пролёта благополучно.

Борис захлопнул дверь, и, тяжело дыша, припал к глазку. Искривлённый в глазке старикашка медленно шёл по лестнице. Возле двери Бориса он остановился и погрозил кулаком.

– Вы не уйдёте от справедливого возмездия! – Зловеще пообещал он – Я ещё вернусь!

Борис, выравнивая дыхание, послушал, как старичок, кряхтя и ругаясь, спускался по лестнице. Потом далеко внизу хлопнула магнитным замком дверь подъезда, и стало тихо.

Борис подождал минуту. Лихорадочно оделся в первое, что попало под руку, и пулей слетел вниз. Перед тем, как выйти на улицу, долго осматривался через щёлку приоткрытой двери. Только потом, не заметив ни явных признаков опасности, ни сумасшедшего пенсионера, сбежал по ступенькам подъезда и быстро пошёл по улице. Он думал, здесь, на глазах у праздных прохожих он в долгожданной безопасности.

...Ещё он думал, что у него есть поразительная способность притягивать неприятности со всей округи. Также он мысленно зарекался больше никогда не общаться с всякими подозрительными старикашками и старушками. И, наконец, где-то задней мыслью Борис пытался понять, как щелчок дедка мог совпасть с выключением проигрывателя Прусакова.

Писатель дошёл до перекрёстка и, свернув на углу, побрёл вместе с жиденьким потоком трудящихся вдоль по проспекту Победы.

Вокруг текла жизнь. Вокруг суетливо шли, бежали куда-то, иногда брели обычные граждане знакомого города. Вяло грело августовское солнце, нехотя отражаясь в стёклах проносящихся мимо автомобилей. Снующие по дорогам иномарки как обычно, всем своим видом опровергали извечное заблуждение, что автомобиль – не роскошь, а средство передвижения.

Дородные торговки выпечкой оглашали на всю округу свой ассортимент. В пожухлой траве лениво паслись до скуки серые воробьи. Их кормили покрошенным хлебом дети, разомлевшие от прощальных лучей летнего солнца. Дети были немного задумчивые и хмурые, как это всегда бывает в конце августа, перед началом трудного учебного года.

На проспекте всё было до банальности просто и открыто, легко, понятно и приятно знакомо. Тут не мог просто физически возникнуть сумасшедший дедок, вызывающий каждого встречного на дуэль. Вообще, вряд ли тут могло образоваться что-либо неожиданное, необычное или пугающие. Это было бы равносильно появлению пятой ноги у собаки. Это был бы курьёзный нонсенс

Успокаивая себя такими мыслями, Борис провалился в люк. На какое-то мгновение он завис в воздухе – только ветер стегал его по ушам, а потом в ноги больно ударила глинистая земля. Писатель даже не успел испугаться. Он был шокирован.

Ещё бы! Только что он был на знакомой с детства улице, перед ним был ровный, широкий тротуар без намёка на какую-либо ловушку. И тут земля перед ни разверзается. Он летит в какую-то яму. Тут и Арнольд Шварцнегер потерял бы самообладание. Даже в роли терминатора.

Собравшись с мыслями, осознав, что он жив и даже более или менее цел, Борис встал и отряхнулся. Взглянул вверх. Яма была ровной и круглой, с характерными разрезами краёв. К бетонной стене были заботливо прибиты металлические скобы, в совокупности служившие лестницей. По идее, спускаться вниз полагалось аккуратно зацепляясь за скобы. «Что ж, я добрался немного более коротким путём» – покачиваясь от лёгкого головокружения, отметил писатель.

Он ещё раз взглянул вверх. Открытый клочок неба заслоняли два человеческих силуэта.

– Эй, вы в порядке? – Спросил первый любопытствующий.

– Да… Вроде как. – Ответил Борис.

– Ну… Лестница, видите. Влезайте.

Писатель поплевал на руки и зацепился за нижнею скобу. Потом за следующею…

Когда он выбрался на свежий воздух, оказалось, что вокруг собралась уже порядочная толпа. Ему любезно протянули руки. Представительницы слабого пола (а их тут было подавляющие большинство) восхищённо ахнули, едва Борис появился на свет божий. Оказалось, что писатель вымазан с ног до головы в грязь и, почему-то в сажу.

– Ну, и как тебя угораздило? – Спросили его.

– Сам не знаю… – Ответил он. – Люк будто под ногами сам появился.

– Самоубийца… – Шепнул кто-то.

– Алкоголик! – Убеждённо воскликнула женщина средних лет, стоявшая возле самого колодца. – Валялся бы себе под забором! Нет, в ямы всякие суётся!

– Точно! – Раздалось ещё несколько женских выкриков. – Налижется, и лезет куды не просят!

– Он, может, трубы порезать хотел! – Высказался кто-то.

– Ворюга! Хулиган! Тунеядец!

– Ага, поймался! Держи его! Вот оно что! А мы удивляемся потом, что ни воды, ни электричества нет!

Борис почувствовал, как его схватили за плечё. В воздухе запахло линчеванием. Ситуацию спас высокий парень в водительской серой куртке. Тот, который подал руку Борису.

– Не, глядите! Там ни труб, ни проводов.– Сказал он, указав пальцем вниз. – Ей-богу, ловушку-то на человека вырыли!

– Срезал уже всё! – Ахнули за спиной. – Не пускай его! Ану, куда дел? Сдал на металл уже?! Милиция! Где милиция?!

– Да нет! – Водитель ещё раз указал вниз. – Там и следов-то трубы или проводов нет.

Борис проследил за пальцем говорившего. По спине прошёл холодок. В колодце была влажная земля, из которой торчали тонкие корни, были бетонные стены и… И всё. Это был каменный мешок.

– Зачем же его вырыли? – Спросил Борис скорее сам у себя, нежели у кого бы то ни было.

– А я про что! – Сказал водитель.

– Э! При чём тут колодец! Под ноги смотреть надо! Лечи таких потом… – Проворчал серьёзный усач докторской внешности.

Несколько лиц обратилось к доктору.

– Как дети! – С нервной улыбкой воскликнул тот.

– Это всё мэр виноват! – Уверенно заявил толстяк с тяжёлой отдышкой. В дрожащих руках у толстяка был вчерашний номер «Фактов». – Вот тут написано… Нарыл тут, понимаешь, как крот! Человек чуть не убился! А он банкеты устраивает!

Говоривший помахал листам «Аргументов и фактов».

– Точно! – Согласились с ним. – А ведь он, может, деньги тут свои отмывал. Врыл яму-пустышку.

– Он, может, там ворованное хранит. – Оторвавшись от детектива, рискнул высказаться небольшой человечек в тяжёлых очках.

– Точно. – Загудела толпа.

Борис не интересовался политикой. Демонстративно. Подчёркнуто. Бесповоротно. «Коль ты не интересуется политикой, она заинтересуется тобой!» – говаривали братья по цеху. Но Борис имел на этот счёт своё мнение. Его не интересовали перипетии и интриги в парламенте. «Есенин, Пушкин и Кенади интересовались, где они сейчас?» – парировал он языкатым коллегам. Нет, на выборы он не ходил. Из принципа. Это не было трусостью. Это была осторожность.

И когда окружающая его толпа, под предводительством предприимчивого водителя начала вспоминать прошлое мэра (в устах собравшихся оно было тёмно, как любимое пиво Бориса), первым порывом было как можно быстрее покинуть злополучное место.

Писатель привык полагаться на собственное чутьё, поэтому первый порыв стал последним. Тихонько, бочком, он попытался покинуть место происшествия.

Ему удавалось это. По-началу. Толпа отвлеклась на перебирание костей всеобщелюбимому политику, и забыла про главного виновника.

Но когда он выбрался из последнего, самого зыбкого кольца любопытных, его схватили за локоть. В самое ухо раздалось короткое: «Пройдёмте, гражданин». Борис с удивленным и паническим: «О?», повернул голову. Его аккуратно вёл под локоть вежливый милиционер. Борис оглянулся. Никто не смотрел в его сторону. В принципе, толпа уже саморассосалась. Только парень в водительской куртке ещё о чём-то говорил с самой активной женщиной. Борис посмотрел на милиционера. Тот с непроницаемым лицо глядел перед собой.

– Отпустите меня! – Потребовал писатель. – Да по какому праву?!.

Ответ не заставил себя ждать.

– Сейчас разберёмся… Старший лейтенант Самохин. – Представился милиционер.

Он строго сжал губы и спросил.

– Вы организатор митинга?

– О чём вы говорите? – Спросил Борис.

– Вы организовали это собрание? – Настойчиво повторил блюститель порядка. Борис испуганно заметил, что каждое слово милиционера сопровождал нервный тик.

– Да какой митинг?! Товарищ лейтенант…

– Во-первых, товарищ старший лейтенант! – Поправил его милиционер.

– Товарищ старший лейтенант… – Исправился Борис. – Где вы видели митинг? – Он рассмеялся. – Я просто в люк провалился, а они что-то… Да подождите, послушайте же меня… Куда мы так быстро идём? Что я сделал, в конце-концов, что бы так меня тащить?! Я жалобу на вас подам!

Последняя фраза Бориса возымела некоторый эффект. Блюститель порядка остановился и немного ослабил хватку на локте писателя.

– Ну? – Спросил он.

– Вы обязаны сказать, за что вы меня задержали! – Ощутив, что инициатива перешла в его руки, воскликнул Борис. Он выдернул локоть из хватки милиционера. – Сразу должны были!

– Так! – Милиционер косо улыбнулся. – Демагогия… Хорошо, во-первых, я обвиняю вас в собрании несанкционированного митинга. Это вас устраивает? Нет? И не должно устраивать! Во-первых, не для того закон писали, чтобы он вам нравился!.. Между прочем… – Милиционер вытащил из кармана синей рубашки небольшую книжечку. Полистал её. – Между прочем несанкционированное собрание это лишение свободы от года до трёх.

– Что вы мне приписываете?! – Возопил Богдан. – Какой митинг вы мне в лицо тычете?! У вас что, план по поимке преступников недовыполнили?!

– А это уже оскорбление при исполнении! – Радостно заявил милиционер. – Пройдёмте в участок, там разберёмся!

– Нет уж! – Борис увернулся от руки блюстителя порядка. – Сперва я хочу понять, что вам от меня надо!

– Сопротивление пеницитальным органам? – Лейтенант… Пардон, старший лейтенант Самохин поймал-таки Бориса за руку и быстро потащил его дороге. Там, у обочины, примостился допотопный мотоцикл с коляской.

– Садитесь, гражданин! – Велел милиционер, кивая на коляску.

– Я буду жаловаться… – Вяло пробормотал Борис.

– Да сколько угодно! – Щедро развёл руками старший лейтенант.

Он надел блестящий шлем, раскрашенный под стать мотоциклу, в белый и синий цвета. Заревел мотор. Проспект понёся мимо.

Борис поёжился от встречного ветра. Было очень неудобно – в ногах лежали какие-то тюфяки и пластиковые бутылки с прозрачной жидкостью. Сиденье было жёсткое, в одном месте из него торчала чувствительная пружина.

– А я ведь не виноват! – Перекрикивая рокот мотора, выкрикнул Борис.

Он посмотрел на милиционера. Тот не моргая, с остервенением вёл мотоцикл. На фразу писателя он и не думал реагировать. Борис зябко повёл плечами и решил подождать первого светофора, и там уже выразить своё негодование.

Но, как на зло, они попали в зелёною волну. Ни разу не загорелся красный свет.

Они проехали три квартала, потом свернули в неприметную арку и долго носились по узким, грязным достоевским переулкам. Достаточно поплутав, выкатили на смутно знакомую Борису, уютною площадь, с двух сторон окружённую диковатым парком, а с двух других – приземистыми четырёхэтажками пошарпаной, совковой наружности. По периметру площади стояли свежевыкрашенные скамеечки. «Тут наверняка любят встречаться влюблённые парочки» – отрешённо подумал Борис.

Милиционер подкатил к тротуару и выключил мотор.

– Приехали! – Весело заявил он, помогая выбраться писателю из мотоцикла.

– А я ведь не виноват. – Сказал Борис.

– Каждый из нас в чём-то виноват, только не каждый хочет себе в этом признаться. – Философски усмехнулся милиционер. Борис с ужасом посотрел на него. Философствующего милиционера он видел впервые. – Вот вы, например, нарушали народный порядок. А ведь могли бы мирно разойтись…

Блюститель прядка хитро смотрел на Бориса. И писатель начал догадываться, чего тот хочет. Он вытащил кошелёк. Достал пять червонцев. Кротко посмотрел на мучителя.

– Вы предлагаете мне взятку?! – Страшным голосом спросил старший лейтенант.

– Нет… то есть да… То есть… В общем… – Борис был сам себе противен.

– Во-первых это ещё одно утяжеляющее обстоятельство. – Сообщил милиционер. – А во-вторых…

Милиционер поперхнулся и выпучил глаза. Его левое веко дёргал тик. Борис отступил на шаг и чуть не споткнулся о мотоцикл.

– Вы, уважаемый, вор и скандалист! – Обвинительно заявил милиционер. – Зачем вы крали? Нехорошо! Только за кражу вас посадить мало!.. А ещё взятку предлагаете! Давайте ваш паспорт! – Неожиданно потребовал милиционер.

– В-вот… – Заикаясь, сказал Борис. Он, точно загипнотизированный достал паспорт.

– А теперь садитесь тут, и ждите! И учтите, побег – это отягощающее обстоятельство!

Милиционер указал на скамейку и, спрятав документ в карман брюк, исчез в дверях ближайшего здания.

Прошло полчаса. Борис ждал. Он весь измучался, в этом томительном ожидании. Наконец, он не выдержал, и пошёл к дверям, в которые вошёл милиционер. «Это ведь не побег» – не забыл приметить Борис.

У дверей он остановился и, глубоко вздохнув, вошёл внутрь.

В тускло освещённой, тесной комнате стояли три высоких столика. На одном из них, в крайне неудобной и, в принципе, физиологически невозможной позе, спал человек смутной наружности. Перед человеком стояли пять пустых литровых стакана, и лежала одна опрокинутая стеклянная бутылка. Стол был залит пивом.

Вдоль противоположной от входа стены тянулся деревянный прилавок, у которого скучал седовласый бармен. Когда Борис вошёл, в его полузакрытых глазах сверкнуло что-то похожее на интерес, но, оглядев писателя взглядом и безошибочно угадав в нём относительного трезвенника, торговец выпивкой снова погрузился в собственные мысли.

Борис постоял возле входа. А потом спросил тоном, который заставил усомнится бармена в правильности оценки незнакомого посетителя:

– А где этот?..

– Вы ко мне обращаетесь? – Бармен взглянул на Бориса.

– Милиционер? Где он?

Борис начал медленно закипать.

– Про кого вы говорите? – Спросил бармен, улыбаясь как можно учтивее.

«Ну конечно! Облапошить так можно было только меня! Идиот! – Думал Борис. – В начале сделать важный внешний вид. Одежду на барахолке купить можно, сшить по крайней мерее! Пагонов нацепил! Эх… Старший лейтенант Самохин… Хрен тебе! Уши развесил! Как мальчишку!..»

Писатель интеллигентно выругался вслух. Бармен, внимательно изучая поведение Бориса, понял, что профессиональное чутьё явно изменило ему в этот раз.

– Вы кого-то потеряли? – Спросил он.

– Тут был милиционер?! – Резко спросил Борис. Дремавший пьянчужка дёрнул правой ногой и продолжил спать в крайне неудобной позе.

Бармен вздрогнул. Улыбнулся. Тут же перестал улыбаться. Снова улыбнулся.

– Вы не кричите… Всё наладиться…

– Был?!

Бармен вдруг прозрел.

– Ах милиционер! Да-да. Он ушёл.

– Как?! Куда?!

– Э… Подышать свежим воздухом.

Борис грозно нахмурился и огромными шагами, с могучим грохотом направился к стойке. Бармену стало не по себе.

– Куда он спрятался? – Прошипел экспрессивный незнакомец, приставляя багровеющие лицо к его лицу. – Ты ведь с ним заодно, да?! Ты!!! За сколько мой документ продашь, ворюга?!

Дремавший на столе человек вдруг оторвался от неудобного ложа, протянул перед собой руку, лихорадочно поводил ею из стороны в сторону, точно дирижер большого симфонического оркестра, и почти членораздельно продекламировал бессмертное горьковское: «Рождённый ползать – летать не может!»

Бармен отодвинулся ближе к стене, стараясь оказаться подальше от Бориса. Происходящее было для него обычно, не впервой было видеть былую горячку.

Бармена смущали две вещи. Во-первых, от Бориса не несло за два метра перегаром (хотя поведение было характерно), а во-вторых, Борис мог ходить (люди комплекции Бориса, выпив столько, обычно ползают, как было метко замечено завсегдатаем бара).

– Нет, я с ним не заодно! – Успокоительно сказал бармен.

– Я знаю… – Упавшим голосом сказал Борис. Он понял, что этот человек был слишком мелок, чтобы скрывать что-то. Писатель тяжело опустился на один из стульев. – Проглядел… И ведь не найдёшь теперь!

Бармен, ощутил, что гость дошёл до нужной кондиции. Понимающе качая головой, он набрал стакан пива и поставил рядом с Борисом. Тот удивленно посмотрел на бармена. Поводил пальцем:

– Мне нельзя. Просто воды. Поллитровку.

Разочаровавшийся бармен сделал кислое лицо…

Распрощавшись с торговцем выпивкой, Борис решил не идти в город. Он предпочёл затеряться в зелёных недрах парка…

И вот теперь он сидел на облупившийся парковой скамейке, слагал сентиментально-меланхолические вирши и, как говорят в народе, бил себя ушам по щёкам. В голове тоскливо скреблись нелицеприятные мысли и мыслишки. В желудке бурчало. Конечности хватала нервная судорога.

Борис глубоко вздохнул и спрятал блокнот в карман. Громко всосал носом ароматный воздух.

Всё было в порядке. В парке царила гармония. Безлюдно было вокруг и оттого хорошо. Ибо Homo hominim lupus est. Человек человеку волк, как говаривали древние мудрецы. И в данный момент Борис был с ними полностью согласен.

Сверху что-то затрещало. Борис, приготовившись к самому страшному. «Разорванная линия электропередач, метеоритный дождь, обвалившееся дерево» – перечислил он про себя возможные гипотезы. Поднял голову…

На живописной ветке, среди тёмно-зелёной, с желтоватой сединой листвы, сидела жарко-рыжая белка. Свесив вниз похожий на язык пламени, пушистый хвост, она с аппетитом грызла орех. Чёрные глаза-бусинки внимательно смотрели на Бориса.

– Да жри себе… – Добродушно отозвался писатель. – Не буду же я отбирать, ей богу…

«Вот счастливое создание. – С завистью подумал он, продолжая рассматривать белку. – Нет у него никаких неприятностей!».

Белка дожевала орех, фыркнула, отбросила вниз пустую скорлупу, и принялась умываться. Она тёрла шерсть, жмурясь при этом. И вдруг так и замерла, поднеся к рыжей морде короткие лапки. Уши животного странно зашевелились, а его глаза, медленно вылезая из орбит, уставились на дорожку перед Борисом. Белка сидела так ещё секунду, а потом её как ветром снесло. Борис и не думал, что такие маленькие животные способны двигаться с такой большой скоростью.

Писатель нахмурился. Судя по всему, это была сумасшедшая белка. Ему везло сегодня на сумасшедших существ, так почему бы не встретить бешеную белку. С манией преследования, например. Вполне достойное пополнение сегодняшней коллекции.

А потом Борис опустил глаза. Немного удивился: в воздухе напротив скамейки переливалось искрами пёстрое свечение.

И тут появилось ОНО. Прямо из-под земли, метра четыре в высоту, с ног до головы фиолетовое. Трёхглазое. Безрукое. Зубастое. Страшное. ОНО пахло озоном, керосином и селёдкой. ОНО было похоже на баклажан-переросток, воплотившийся из кошмара генетика. На мутировавший овощ, обуянный страстным желанием отомстить за столетия существования в качестве безропотной пищи.

ОНО издало пробирающий до костей, хриплый звук и направилось к Борису. Глаза его плотоядно и требовательно смотрели на писателя. ОНО выглядело очень голодным.

Борис с ужасом вжался в шершавое дерево скамейки. Его охватил леденящий ужас. Конечности Бориса сковало. Единственное, что он ещё мог сделать, это закрыл глаза. Адреналин хлестнул в кровь, сердце ушло в пятки, очевидно надеясь, что есть Бориса будут с головы, и до него доберутся в последнюю очередь. А то, что Бориса будут есть, было несомненно (чего ещё может желать взбешённый четырёхметровый овощ?).

Но шли секунды, а Борис не чувствовал ни зловонного дыхания монстра, ни острых прикосновений отравленных клыков. Даже обычные клыки не впивались в плоть писателя.

Борис рискнул приоткрыть один глаз. Он не поверил этому глазу, и открыл второй. Двум он тоже не очень-то поверил. В том месте, где высился, истекая слюнями, баклажанный монстр больше ничего не было. Только быстро таявшее облачко лилового цвета напоминало о недавно увиденном.

«Доконали-таки… – Неожиданно весело подумал Борис. – Всё-таки крыша у меня поехала…Закатились шарики за ролики…».

Потом писатель встал и медленно, как смертельно раненный солдат из голливудского фильма, пошёл прямо. Он глупо улыбался. А когда сзади что-то треснуло, он испарился. И если бы кто-то наблюдал происходящее, он бы подивился, как физически хилые представители homo sapiens способны развивать такую скорость. «Нервный он какой-то – подумали бы случайный свидетель. – Наверное, бешеный…».

* * *

Борис летел. Нёсся, не касаясь земли. Ему казалось, что за ним гоняться все фурии ада, и это прибавляло ему скорости. Он бежал быстрее ветра, преодолевая звуковые (ведь он ничего не слышал) и даже световые (зрение тоже отказывалось работать) барьеры. Жаль, кросс Бориса не видел тренер олимпийской сборной команды по бегу. Он бы взялся тренировать писателя и, возможно, не прогадал бы.

Впереди замаячила автострада. Борис высочил на обочину и бросился вдоль дороги.

Через полчаса он выдохся. Тяжело опустился на серый песок. Хватая воздух, открывая и закрывая рот, точно выброшенная на берег рыба, Борис смотрел на автостраду. Боязливо оглянулся назад. «Во всяком случаи, мне после этого ничего не страшно…» – успокоил он себя.

Писатель отдышался, и встал. Подошёл поближе к дороге и, с надеждой устремив взгляд на проносящиеся машины, поднял руку.

Встречным водителям было не до него. Они явно спешили по своим делам. У каждого было куча своих проблем, вагон повседневных обязанностей, каждый спешил как можно быстрее свалить их со своих плеч.

Только когда у писателя затекла рука, и мышцы начало по-настоящему ломить, к нему подкатил синий жигулёнок. За рулём сидел давешний шофёр.

– Эй! Вот так встреча! – Воскликнул он, поправляя кепку. – Как тебя сюда занесло?

– Да понимаете… – Борис замялся.

– Ладно, залазь. – Шофёр похлопал по сиденью. – Сейчас всё объяснишь.

Борис, рассыпаясь несвязными благодарностями, устроился рядом с шофёром.

– Куда тебе? – Сразу спросил тот.

– Да я не знаю ещё…

– Хм… – Шофёр хмыкнул. – Ладно, я поехал, а ты думай… А пока расскажи, куда ты исчез там, на проспекте-то?

– Меня милиционер зажал. – Неожиданно для себя сказал Борис. – Обвинил в том, что я несанкционированно собрал митинг.

– Митинг? – Водитель заржал. – Да, это вполне в их стиле… И что потом?

– Потом оказалось, что это не милиционер.

– Ух ты? – Водитель тихонько свистнул. – И кто же это был?

– Не знаю. Он украл мой паспорт… Оборотень в погонах… – Борис оглянулся на заднее сиденье. Там никого не было. Во всяком случаи, пока. Он обернулся к водителю и начал. – Ведь мне сегодня с утра не везло. Я ведь писатель. Меня с самого утра преследуют неприятности…

И Борис рассказал шофёру всё, от начала до конца. Про сумасшедшего дедка и про баклажан-убийцу. Ему было не непонятно, зачем он разоткровенничался перед первым встречным. Ему было уже всё равно.

– … И потом я выскочил из леса. А тут меня подобрали вы. – Закончил Борис. – Так что вы думаете? Может, это мне почудилось? Или, может, это инопланетное существо было? Вы много ездили по работе, видели много. Вот что мне делать?

Борис вопросительно уставился на шофёра. Шофёр молчал. Тогда писатель принялся ждать, какой номер он выкинет. Даже если бы шофёр превратился бы в лилового кролика-переростка, это не удивило бы Бориса. Но водитель не сделал ничего такого экстраординарного. Он просто приоткрыл окно, поправил кепку и, вытащив пачку дешёвых сигарет, закурил от прикуривателя. Протянул Борису сигареты. «Нет-нет, я бросаю!» – быстро ответил тот. Шофёр, хмыкнул, пожал плечами, положил сигареты на место. И только потом покосился на Бориса и спросил:

– Ты, брат, у бармена того только воду пил?

– Ага! – Тут же ответил Борис.

– Хм… Да. Да… – Шофёр выпустил в окно тонкую струю дыма. – Здорово тебе сегодня не везло, коль такое почудилось…

– Ага! – Тут же ответил Борис. И добавил для разнообразия. – Или не почудилось…

Шофёр подумал.

– Я, знаешь, не очень-то в этом понимаю… Летающая посуда там всякая… Параллельные миры… Рекоронации… Телекинез… Хм… – Он снова выдохнул дым в окно. Улыбаясь, посмотрел на Богдана. Выразительно хлопнул рукой по рулю. – Вот телевизор – да! Это понятно. Чинил даже один раз, соседям… А телекинез… Я даже слово это с трудом произнести могу. И ты у меня что-то спрашиваешь?

Водитель усмехнулся. Борис продолжал смотреть на него.

– Лечиться тебе надо, вот что! – Сказал шофёр. – И как можно скорее!

– Да! – Борис с чувством кивнул. – Точно! Вы совершенно правы! И я про то же думаю! Всё, везите меня в психиатричку!..

* * *

Доктор Дрожников принимал пациентов исключительно в своих квадратных очках. Эти очки он носил ещё с института. Для него они были дороги, как память, и бесценны, как талисман. В них он видел оплот своего душевного здоровья и окружающий мир. Ему казалось, что очки прикрывают непроницаемой стеной его от больных пациентов. Он панически боялся расставаться с очками. Даже ночью не снимал их. Даже когда мылся в душе. Возможно, из-за этого Василий Константинович Дрожников никогда не был женат.

Как уже, наверное, понятно, доктор Дрожников лечил психов. Негодовать по поводу того, что человек с такими странностями лечит психологически ненормальных людей, было глупо и бессмысленно. Все люди отличаются странностями. Даже самые уравновешенные. К тому же, будучи человеком со странностями, доктор мог лучше понять пациента…

Когда Борис зашёл в кабинет, Василий Константинович пил чай. Дрожников любил пить чай (особенно пить чай, просмотривая советский детектив). Делал это всегда с необычайным аппетитом, потирая мягкую длинную бородку и громко сёрбая при каждом глотке. Выпив чашку, он всегда с удовольствием вытирал выступившую на приплюснутом лбу испарину платком, вытирал рукавом губы и, отдуваясь, откидывался на стуле.

Дрожников любил пить чай, и очень не любил, когда ему мешали. Поэтому когда, как было выше сказано, Борис вошёл в его кабинет, он недовольно махнул свободной рукой.

– Больной, ждите в очереди! – Выкрикнул доктор, но тут же вспомнил, что очереди в принципе нет. Тогда он, дабы всё равно высказать своё негодование, сказал сердито. – Стучаться надо, больной.

– И-извените… – Сконфузился Борис и, выйдя за дверь, постучал.

– Войдите! – Удовлетворённо сказал доктор.

Борис вошёл, и сразу за ним, сотрясая пол своим весом, вошёл директор больницы. Василий Константинович чуть не вылив чай себе на ноги, спрятал чашку под стол и вскочил по стойке «смирно».

– Я обход делаю! Что это у вас?! – Громогласно спросил директор. Его мышцы напряглись. – Что это вы пациентам говорите такое?

– И-извените. – Сконфузился доктор. Но быстро нашёлся. – Это моя новая метода. Такоим образом я проверяю: буйный больной или нет!

– Да? – Директор постарался сделать задумчивый вид. Громогласно – он по другому не умел – пробормотал. – Понимаю! Понимаю! Ну, хорошо… Вы молодец! Испытатель! Буду поднимать вопрос о прибавке к зарплате!

– Рад стараться товарищ! – Прокричал доктор. Но тут же исправился. – Ой, то есть, спасибо!

Директор ушёл. Борис, оставшись под сильным впечатлением от происшедшего диалога, с сомнением в голосе сказал:

– А вы лучший врач в поликлинике?

– А как же! – Сказал Дрожников.

Борис, вознеся про себя хвалу отечественной медицине, сказал:

– Но у меня, похоже, тяжёлый случай!

– Как и у меня! – Радостно воскликнул доктор. Он немного подумал, и исправился. – То есть, я имею в виду, как раз моя специализация…

Доктор успокаивающе улыбнулся .Борис начал осторожно вставать со стула:

– Знаете, я лучше уж сам… Это… Вылечусь…

– Всё в порядке! – Поправляя драгоценные очки, сказал Дрожников. Его начала смущать излишняя восприимчивость пациента, и он выдал обычную фразу-выручалочку. – Это у меня такая метода!

Бориса это не успокоило. Он уже полностью поднялся, когда доктор, с необыкновенным для его объёма проворством вскочил, и посадил пациента на место.

– Так на что вы жалуетесь? – Спросил он.

– Я? – Борис оглянулся, собираясь снова встать, но там уже появился вызванный неумолимым жестом Василя Константиновича, могучий, похожий на медведя санитар. Борис решил, что благоразумнее будет выложить всё как есть. – Я на галлюцинации жалуюсь.

– Как и… – Дрожников прервался и скромно покашлял. – То есть я в этом хорошо разбираюсь… Давайте говорите… Я вас перебил.

– Я всё сказал.

– Да? А какие галлюцинации вас преследуют?

– Э… Хм… – Борис замялся. – Ну такие огромные и фиолетовые. Безрукие и трёхглазые. Похожие на баклажаны.

– Ага… Ага… – Дрожникову показалось вдруг, что его очки, тихо чирикая, сползают с переносицы, и он крепко за них схватился. «Как за талию женщины!» – возникла у доктора уместная ассоциация. – И при каких условиях вы видите галлюцинации?

– В парке вижу.

– Угумс… Опишите последний случай возникновения кхм-кхм… – Доктор порылся в закоулках памяти и ввернул очень умное слово – спиритус иммутабиле.

– Чего? – Спросил Борис.

– Это я по-научному сказал «галлюцинация». – С сомнением в голосе сказал доктор.

– А… – Борис украдкой оглянулся. Санитар стоял на прежнем месте. – Последний раз видел в парке. Я всего один раз видел. Я как раз писал стихи…

– Что? – Спросил доктор.

– Ну, стихи в прозе.

– Ага… Ага… – Дрожников открыл полку стола, и положив на стол маленький листок бумаги, начал что-то быстро писать. – Стихи, значит… – Доктор строго взглянул на пациента. – Вы говорите, говорите!

– Ну, я писал стихи, а потом слышу вверху треск. Поднимаю голову, а там сидит белка…

– Балка? – Переспросил доктор. Выразительно моргнул, поправил очки и спросил ещё строже, чем до этого. – Вы алкоголик?

– Нет. – Ответил Борис.

– Честно?

– Честно.

– Ага… Поверим на слово. – Демократично сказал доктор. – Что было дальше?

– Белка в начале ела орех, а потом вдруг так встрепенулась вся, и глаза у неё из орбит полезли.

– Куда? – Спросил доктор.

– Из орбит. Очевидно белка испугалась моей галлюцинации. Сама галлюцинация проявилась передо мной когда я посмотрел вниз. В начале было странное сияние, а потом это чудище вылезло.

– Так. – Голосом следователя сказал доктор. – Приметы? Родинка, шрам? Были какие-то приметы?

– Я же уже описал галлюцинацию.

– А! – Доктор закивал и вновь принялся энергично что-то записывать.

Дойдя до конца листка, он вдруг замер, и принялся шевелит губами. В конце-концов он не выдержал, и спросил у санитара.

– Иван, как пишется слово «амнизия»?

– А-м-н-е-з-и-я. – По буквам продиктовал санитар.

– Спасибо. – Сказал доктор, и продолжил запись.

Борис вытянул голову, заглядывая в листок доктора. В каракулях ничего нельзя было разобрать, но общая длина диагноза не сулила ничего хорошего.

Сзади дохнуло леденящим ветром, комната озарилась несильной, сиреневой вспышкой. Борис оглянулся. Затем , широко ухмыляясь, он похлопал вдохновленного доктора по плечу.

– Да? – Дрожников, поправляя очки, поднял голову.

– Вот она, моя галлюцинация! – Почти гордо сообщил Борис.

На том месте, где недавно стоял санитар с чрезвычайно необычным именем Иван, по полу распласталось нечто, напоминающее загустевшее вишнёвое желе (не будем упрекать Бориса в кулинарных ассоциациях), поросшее коротенькими зелёными волосками. В желе плавало нечто одновременно похожее как на глаза, так и на вишни. Желе, в отличие от давешнего монстра, был настроен куда более конструктивно. Это Борис сразу ощутил.

– Здравствуйте. – Приятным баритоном проговорило желе.

– Здравствуйте. – Ответил Борис. Он смотрел не на собеседника, что было не совсем вежливо. Но уж очень забавное зрелище пропустил бы писатель, поступи он по-другому.

Доктор вскочил. Потом сел. Бледность его лица стала мраморной. Дрожников схватился за очки, как за спасательный круг. Очки не помогали. Он по-прежнему видел перед собой ЭТО. Тогда психиатр глубоко вздохнул, и начал медленно сползать под стол. Там его поджидал не остывший ещё чай. Чашка, естественно, опрокинулась. Кипяток с весёлым журчанием хлынул на пол, забрызгивая при этом брюки и, следовательно, ноги доктора.

Далее Василий Константинович взвыл нечеловеческим голосом, и, чуть не опрокинув стол, стараясь держаться поближе к стене, бросился к выходу. Но очки не удержались от такого резкого движения. И едва они с жалобным звоном упали на землю, как их примеру последовал владелец. Дрожников упал в спасительный обморок и замер. От его брюк поднимались серебристые струйки пара.

– Ваш друг немного странно среагировал на моё нечаянное вторжение. – Сказало желе, подползая ближе к Борису. – Возможно, я не вовремя.

– Да нет, всё в порядке! – Заверил его писатель. – Я наоборот благодарен вам за ваше вторжение. Это он просто… Устал.

– Усталость, сон, снотворное… – Желе стыдливо забелело. – Я немного плохо ещё владею языком.

– Ничего! Всё в порядке.

– Я не буду отнимать у вас чересчур много времени. Сразу перейду к делу. – Пришелец говорил очень вежливо. – Достопочтенный житель пространства ВАС-14566, не могли бы вы избавить меня от вашего назойливого внимания. Быть вором очень нехорошо и пагубно. Поэтому в дальнейшем я, как дружественное существо не советую промышлять подобным незаконным способом.

– Какой я вор! – Сердечно воскликнул Борис.

– Извините меня, коль я имел неосторожность задеть ваше чувство собственного достоинства. Очевидно, вы непреднамеренно действовали так, ибо ваше пространство лежит вне пласта цивилизованных миров. Извините, меня за эту маленькую оплошность. Я вас не обидел?

– Да что вы! – Воскликнул Борис.

– Я очень рад, что вы не держите на меня зла! – Воскликнуло желе, отползая в центр кабинета. – Прощайте! Я уверен, что в дальнейшем между нашими мирами заключиться прочный мир.

И, исчезая, вежливое желе что-то дружелюбно крикнуло.

Борис минуту сидел на стуле, собираясь с мыслями. «Это не галлюцинации. – Подумал он. – Воодушевляет… Значит я здоров! Хотя, с другой стороны, истина слишком странная…».

Хлоп! На месте, где только что был пришелец, появился санитар. Он моргнул и опустил взгляд на доктора. Потряс его за плечё. Тот вдруг встал и, захихикав, принялся вслух ставить себе диагноз. Это получалось у него коряво и нескладно. Санитар подошёл к столу, и, нащупав под столешницей кнопку, нажал её.

В кабинет тут же зашли два человека с носилками. Они положили доктора Дрожникова, и направились к двери. В кабинет тут же зашёл новый доктор. Он, качая головой и приговаривая: «Перетрудился, бедняга!», проводил носилки взглядом. А затем по-деловому взглянул на Бориса.

– Вы пациент? – Спросил он.

– Нет! Так, знакомый! – Быстро сказал писатель и спешно покинул кабинет.

* * *

«Кажется, я оказался в головоломном хитросплетении интриг вселенского масштаба. – Думал Борис, глядя сквозь мутное стекло маршрутки. – И я всего лишь пешка в руках могущественных сил. Меня могут использовать просто как разменную фигуру. Могут без зазрения совести вести меня в самое пекло… Хм… Преследующие меня последние несколько дней неприятности наверняка тоже продуманы, как ходы в сложной партии профессиональных гроссмейстеров».

– Перед Гоголевской, пожалуйста! – Крикнул писатель, отрываясь от своих мыслей.

Водитель остановил автобус. Борис вышел. Медленно пошёл к своему подъезду. «Да, пусть я пешка! Но даже пешка способна выбиться в ферзи! Мы ещё поиграем!»

Он твёрдым шагом прошёл к дверям подъезда, и, набрав код, вошёл внутрь. Там его поджидал сумасшедший дедок.

– Вот вы и пришли! – Воскликнул он, вскакивая со ступеньки. – Вы, представитель жалкого воровского отребья! Не зря прошли потраченные мною часы ожиданья! Я всё же дождался прихода моего обидчика, и теперь время расплаты наступило!

«Блин… Ему в театре Отелло играть а не на писателей набрасываться» – восхищённо подумал Борис. Он примирительно приложил палец к губам.

– Во-первых, может вы внятно объясните, чем я вас мог обидеть? – Спросил Борис.

– И вы меня ещё спрашиваете, лживый отпрыск африканской игуаны! Не думайте обманывать меня и претворяться невинным агнцем! Сквозь блеянье телёнка я слышу злобное рычанье волка-людоеда!

«Кажется, со времени нашей последней встречи он действительно стал гораздо красноречивее!» – Заметил Борис. А вслух сказал, пытаясь сделать свой голос как можно более правдивым, сказал:

– Простите, но я в самом деле не понимаю вас. Что я сделал такого плохого?

– Вы вор, мошенник, трус и злой обманщик! – Выпалил старикашка.

– И что, я что-то у вас украл?

– И вы спрашиваете?! Конечно! – Дедок аж раздулся от негодования. – Вы же, пробравшись тихо ночью, и усыпивши бдительность мою, украли в ночной тиши всё самое дорогое, что было у меня, бездетного несчастного старика! Во сне! Всё королева Маб! Её проказы!..

О, как могли вы, как у вас рука поднялась отнять последнее, что было у меня! Кто вы после этого?! Разве не заслуживаете смерти?!

«Так, кажется, что-то проясняется… – Подумал Борис. И добавил, про себя. – Он явно Шекспира перечитал…»

– Но я не знал… – Пролепетал писатель.

– Не смейте притворяться! Тут нет ни капельки смешного! Извольте выбрать секунданта и явиться сегодня ночью на пустырь у городской часовни! И это мои последние слова!

Старикашка величаво, высоко задрав подбородок, двинулся к двери.

– Стойте! Скажите внятно, за что вы меня убивать будете! – Крикнул Борис.

– Я всё сказал!

– Но я-то и не знал! – Борис дружественно протянул руку дедку. – Я даже ничего не понял… Послушайте, давайте сейчас пойдём ко мне, и там всё спокойно обсудим. Пропусти по рюмочке, за знакомство! Ну?.. Я готов извиниться!

– Извиниться?! Словечко-два?! Скажите, какая важность! Я думал удар-другой! Дуэль – с готовностью! Но нет тут места глупым фразам, нету боле терпенья у меня!

Дедок резко хлопнул дверью.

Борис подождал, пока осядет потревоженная хлопком пыль, пожал плечами, и пошёл вверх по лестнице. Остановился возле своей квартиры, открыл замок и, гадая, что же его ожидает, прошёл внутрь.

В большой комнате сильно пахло псиной и пол был завален шерстью. Борис подождал секунду, и заметив, что шерсть не проявляет признаков жизни, продолжил осмотр.

Гостя он нашёл на кухне. Существо было метра полтора росту, очень похожее на собаку, которой вдруг вздумалось встать на задние лапы. Из живота гостя торчала пятая нога, которую он использовал в данный момент как руку. Существо удобно, разместилось на диванчике, стоявшем у стены кухни. Длинным, синеватым языком гость вылизывал тарелки Бориса. При этом он помогал себе трёмя верхними конечностями.

– Ну, привет! – Сказал Борис.

Гость оторвался от увлекательного занятия, и посмотрел на Бориса. Осторожно положило тарелку на стол и неразборчиво, лающим голосом сказало:

– Г-здрасте. Г-вы г-писатель?

– Увы, да! – Сказал Борис. – А у вас есть ко мне претензии?

– Г-да! – Сказало существо.

– Вы, наверное, пришли арестовывать?

– Г-да!

– Ну вот и отлично! – Воскликнул Борис, немного удивив этим гостя. Он присел на диванчик. – Вы-то мне, наконец, всё объясните!

– Г-нет! – Покачало головой существо. – Я г-не г-обязан г-объяснить г-ничего. Я г-вас г-обязан арестую!

– А взятки вы не принимаете? – С надеждой спросил Борис, после некоторого раздумья.

– Гм? – Собакоподобное, почёсываясь, вопросительно взглянуло на писателя. – Г-нет!

– Жаль… – Вздохнул Борис. А потом он, закричав: «Напасаран!» – перевернул стол, и бросился бежать.

Но не месте двыри из кухни внезапно обнаружилась свежая кирпичная кладка, в которую Борис со звоном врезался.

Пятиногая собака стала перед ним на пятереньки (наверное, ей так было удобнее перемещаться) и сказала:

(Речь данного героя здесь и дальше приводиться не точно, с переводом во внятный русский язык).

– А вот благотворительный взнос я принять могу.

– Сразу бы сказали! – Простонал Борис.

Он достал кошелёк. Собака издала забавный звук. Что-то вроде «Хрм-хрм-хр!». Ржала, очевидно.

– Нет! – Сказал пришелец. – Это не то! Бартером – это да! Что мне ваши бумажки? Как подстилка разве что!

– Ну ладно. – Борис, держась за голову, встал. – Сардельки сойдут?

– Да. – После некоторого раздумья сказал пёс.

– Щас будет.

Борис подошёл к холодильнику. Открыл дверь. И остолбенел.

В морозных недрах, сидел снежный человек. Не волосатый, вовсе не похожий на обезьяну, как их часто изображают. Просто маленький человечек, состоящий из снега. С морковкой вместо носа.

Человечек соскребал со стенок холодильника лёд и с удовольствием натирался им. Когда он увидел Бориса, он улыбнулся белоснежной улыбкой и проговорил:

– Жарко тут у вас…

– Да. – Оправившись от удивления, сказал Борис.

– А вот эта штука тут очень кстати… – Сказал он, похлопав по стенке холодильника. – Гениальное изобретение!

– Да. – Согласился Борис.

Снежный человечек посерьёзнел.

– Я по поводу…

– Знаю. – Сказал Борис. Кивнул на холодильник. – Сойдёт?

– Вы деловой человек! – Восхитился человечек, исчезая вместе с бытовым прибором.

Борис посмотрел на пыльный прямоугольник. Потом воскликнул, ни к кому особенно не обращаясь:

– А еду куда дел?!

– В тех ящиках, на стене. – Сказали из-за спины. Борис оглянулся на пятиногую собаку.

– Что, вы у меня по полкам лазили? – раздосадовано спросил он. – И меня в чём-то обвиняете?!

Пёс повёл ухом, и достал из воздуха измятую бумажку.

– Ордер на обыск. – Объяснил он. – Есть вопросы?

Борис махнул рукой. Открыл шкаф.

– Вот, подавись! – Отдавая требуемое пятиногому следователю.

– Да вы что на меня думаете? – Сказал тот, искренне изумляясь. – Я ведь детей кормлю! Мне тоже жить надо! Неужели вам жалко какой-то связки мясных сарделек бедствующему служителю законы! Мы же вас защищаем!

– Иди уже, защитник. – Пробурчал Борис. – Я, как понимаю, теперь свободен.

– Естественно! Амнистированы! Вы вообще были осуждены при случайной судебной ошибке! Должен принести свои извинения!..

Борис, хмурясь, пожал руку следователю, и побрёл прочь из кухни.

– Подождите! – Он быстро обернулся к гостю. Тот медленно, с ног, растворялся в воздухе. – А это убрать?

Борис постучал костяшками по кирпичной стене.

– Не могу! – Еле разборчиво сказал пёс. Он уже начал поглощать свою взятку. – Не я же её материлезовал!

– А кто?.. Подождите! – Борис помахал руками, привлекая к себе внимание. Но у пса уже исчез рот. Он только непонятно подмигнул писателю.

Когда в воздухе растаяли кончики волосатых ушей, Борис, понурившись, сел на прежнее место и принялся ждать следующего визитёра. «Все что-то с меня требуют! Хотя нет, не все. Этот интеллигент... Как он там… Плагиатный агент? Может, позвонить…»

Борис насторожился: из крана умывальника раздался звук, похожий на ненавидимое домохозяйками шипение сжатого воздуха. Такое шипение бывает когда отключают воду. Потом кран мелко завибрировал и начал наливаться вишнёвым цветом. Деревянная доска для нарезания овощей, не выдержала жара, и вспыхнула с весёлым треском. Но она тут же погасла. Её потушили хлынувшие из раструба крана струи пара, быстро заволокшие почти всю стену. Умывальник издал звук, похожий на далёкий свисток паровоза. Пар сменился вдруг тяжёлой дымом. В кухне запахло смолой. Амплитуда колебания умывальника к тому времени достигла уровня девятибалльного землетрясения.

Борис немного подумал, и предусмотрительно спрятался за перевёрнутый стол. Чутьё его не подвело.

«Бабах!» – громыхнуло из-за его баррикады. Бориса накрыло лёгким дождиком из бетонного крошева. Потом прошёл град из кусков кирпича и остатков умывальника. Стол звонко трещал, принимая самые страшные удары крупных кусков строительного материала. Борис ещё глубже вжался, припадая к полу. Точно там, где только что находилась его голова, бешено крутясь, точно самурайский сюрикен, ударился вентиль крана. Потом туда же, оставив вмятину на стене, врезался кусок трубы. И тут же всё затихло…

Катаклизм закончился. Контуженный, припорошенный бетонной крошкой Борис, отплёвываясь, выглянул из-за фортификационного сооружения.

На месте развороченного умывальника, завернувшись в белую тогу и разгневанно хмурясь, присутствовал некий гражданин древнеримской наружности. Гражданин, ругаясь на непонятном языке, критически осматривал зажатый в руке трезубец. Из того сыпались искры и исходил электрический треск. Трезубец был сильно погнут по центру, а один из его зубьев торчал под девяносто градусов.

Борис решил пока не обнаруживать себя. Только он так решил, как в носу начало сильно свербеть. И одновременно заныли уголки глаз. И в горле запершило. Во общем, теория вероятности снова вспомнила про неожиданно везучего писателя.

Борис оглушительно закашлял-чихнул. При этом, от сильного рывка его голова с глубоким стуком ударилась о стол. Стол, жалобно затрещав, медленно опрокинулся. «Всё, с меня хватит!» – подумал предмет мебели, и безалаберно рассыпался на деревяшки.

Борис вытер нос, почесал глаза и посмотрел на новоявленного вымогателя. Неизвестный с трезубцем, исходя ужасающим обаянием, зрел пред собой падшего на колени Бориса. Древнеримский гражданин вдохнул побольше воздуха, сделавшись при этом ещё больше, и грозно молвил:

– Ну, червь, признал теперь своего владыку? Ты на коленях!

– Да не беспокойтесь, сейчас встану! – Пытаясь избежать конфликта, заверил писатель. Он тут же вскочил на ноги.

– Ты смеешь быть выше меня?! – Пророкотал гость.

– Ну, ладно, коль вам так приятнее будет… – Борис присел на пол.

– Я вновь вернулся к забывшим меня! Я в гневе буду страшен! Низвергнуть молнии готов…

– Извините, что перебиваю. – Не выдержав, сказал Борис. – Вы не знакомы с…

– Молчать! – Рявкнула древнеримская личность. – Вы, презренные смерды, видимо совсем погрязли в жалких межусобных схватках! И прекратили возносить дары к своим богам!

«Таки знаком…» – Мимолётно подумал Борис, любуясь разбушевавшимся гостем. Тот продолжал, размахивая погнутым трезубцем:

– Зевс-громовержец пред тобою! Шепчи слова пощады, коей никогда не будет! Иль вознеси приветственные хвалы и первые дары! Иль падёшь вниз, падёшь ты в мрачные пещеры царства Аидова!

– Чем обязан я вашему появлению тут? – Пытаясь попасть в такт слов бога, сказал Борис. – Я как-то что-то не впёр, о громовержец-Зевс, почём я чести великой созерцать вас удостоен!

Бог сдвинул брови:

– Да ты насмехаться смеешь! Да я тебя!..

Громовержец поднял трезубец. Он покрутил его над головой. За окном зловеще прогрохотало. Замигала в побитом абажуре, выключенная лампочка. Между зубцами божественного оружия заплясали молнии. Зевс обрушил трезубец вниз, и…

Трезубец, ударившись о голову Бориса переломился пополам. Хотя нет, он рассыпался даже не коснувшись головы писателя.

Бог опустошенно посмотрел на оставшийся в руках обрубок. Потом он опустил руку и грязно выругался.

– Нет, я вырою этого барахольщика из-под земли! – Возопил лжегромовержец. – За этот «суперкрепкий первоклассный нейринно-кластерный гипердезинтегратор» я выложил тысячу монет! «Отличная штука, бьёт на повал»!.. – Бог побледнел от ярости, снова выдал порцию ругани, подытожив её выводом: – Найду – урою ублюдка!

– Так вы обманывали всё это время… – начал Борис.

– Конечно! А ты поверил! Буд-то я бог?! Ха-ха! Я и не таких облапошивал! Но теперь, я вижу, дураки потихоньку переводятся… Даже вот, писатели поумнели… Очевидно, придется переквалифицироваться в управдомы… – Лжебог горестно вздохнул. Потом глянул на Бориса и задумчиво сказал. – Да… Однако ты слишком много знаешь. Придется… Как бы это сказать…

Он, доставая из кармана неново светящуюся удавку и криво улыбаясь, направился к Борису. Но писатель не растерялся. Он поступил неожиданно и храбро. И храбро-неожиданно. Даже для самого себя.

Он засунул руку в карман и, оттопырив указательный палец, и улыбаясь невежливому гостю взаимной улыбкой, прокричал: «Но-но! Только без рук!.. Дядя!».

Лжебог удивленно остановился. Слабо улыбнулся.

– Ты же не думаешь, что я такой же простак, как ты? Что я поверю, будто ты держишь дома оружие? – Риторически спросил он.

– Ну… Вероятность одна вторая. – Логично рассудил Борис.

Лжебог почесал заросший подбородок. Посмотрел куда-то за спину писателю. И вдруг побледнел и быстро отступил к развороченному умывальнику. «Карательная гвардия!.. Засекли, гады!» – крикнул он. Расхохотался: «А! Нас голыми руками не возьмёшь! Забирай меня отсюда, Гарри!» Бывший Громовержец спешно выбросил остатки оружия и начал с жирным причмокиванием всасываться в стену.

Когда он почти полностью всосался (из стены остался торчать лишь край тоги), в воздух повис звук, похожий на милицейскую сирену. Из стены рядом с лжебогом вылезла задрапированная в перчатку рука. Она пошарила в воздухе и, наткнувшись на торчавший из стены предмет древнеримской одежды, начала вытаскивать беглеца.

В начале показалась вспотевшая от страха спина, затем пышная шевелюра, и вскоре весь герой античности, дико тараща глаза, выпал наружу.

В комнату ворвались два существа в сиреневой форме. Существа были похожи на людей, они отличались лишь цветом кожи. Один зелёный, другой легендарного серо-буро-малинового цвета. Да, естественно, в крапинку.

– Как можем, так и работаем! – Выдохнул последний прямо в лицо арестованному. Судя по оттенку его лица и капелькам влаги, катящимся по щекам, именно он вытаскивал беглеца. – Вот так то. Голыми руками может и нет, а вот блокирующей перчаткой.

Он помахал рукой.

– Так-то! Кстати, именем Карателя ты арестован!

– Всего пять тысяч лет ловили! Подумаешь, срок… – Со скукой в голосе парировал арестант. И добавил. – Всё равно убегу! – Он демонически заржал. Лицо его стало сумасшедшим. – Я же бог!!!

– Уведи… – Брезгливо морщась, проговорил серо-буро-малиновый. Сказал бандиту на прощание. – А под психа ты лучше не пытайся закосить! Им в цугундере живётся хуже! Их можно избить, и не бояться жалоб!

– Да что я… Ничего ведь не было, начальник!

Лжебог что-то громко говорил, размахивая руками, пока его не увели. Блюститель порядка обернулся к Борису.

– Извините, что потревожили вас! Простите за урон, нанесённый имуществу. Надеюсь, ущерб будет возмещён вашей страховой компанией… – Он приложил руку к козырьку и закончил. – Спасибо за содействие правосудию! На таких людях держится наше законодательство! Да… – Галактический блюститель порядка порылся в кармане своей униформы. – Вот, кажется, это ваше…

Он с улыбкой протянул Борису небольшую книжечку в твёрдом переплёте. Писатель со смешанным чувством радости и изумления узнал в ней свой паспорт.

– Возвращаем законному хозяину! – Сказал гвардеец. – Поймали, так сказать, по свежим следам… А квантовый блокиратор я сейчас уберу! Ну, счастливо оставаться…

Гость щёлкнул каблуками и направился к развороченному умывальнику. Потоптался на развалинах и ушёл. Как понятно, сквозь многострадальную стену.

Писатель оглянулся. Кирпичная преград исчезла. Борис глубоко вздохнул и, едва доковыляв до диванчика в кабинете, рухнул на шершавый бархат. И тут же провалился в тяжёлый, как сама жизнь, сон.

* * *

Ему приснилось огромное, блистающее девственной чистотой помещение, похожее на ресторан. По всему помещению стояли столы, вокруг которых в глубоких креслах размещались слушатели. Борис в начале не понял, почему они были именно слушателями, но подсознание тут же подсказало ответ. Логично ведь, если собравшиеся серьёзно и внимательно смотрят на сцену, по которой с самым скучным видом ходит рассказчик, то они являются слушателями.

Борис с интересом осмотрел публику. С высокой трибуны, стоящей посредине сцены, делать это было очень удобно.

В креслах сидели люди, похожие друг на друга как родные братья. И фраки у них были похожи как изделия одной фабрики. И выражения лиц у них были похожи как отражения одной чрезвычайно заумной физиономии. Было невооружённым взглядом видно, что все они из сил выбиваются, стараясь показаться намного умнее, чем есть на самом деле.

Борис прислушался к тому, что втирал публике рассказчик.

– … поэтому сделан такой вывод. Уважаемые господа свидетели, как понятно из сложившийся ситуации, подследственный стопроцентно является виновным, по всем статьям Женевских и Нюрнбергских конвенций. Я закончил. Выслушаем защиту обвиняемого.

Борис улыбнулся. Такая чушь ему давно не снилась. Писатель пытался вспомнить, что ему снилось в последний раз, когда почувствовал, что уважаемые господа-свидетели теперь смотрят не на рассказчика (который, лёгким мановением руки, превратился в судью), а на него. Борис вжал голову в плечи, и, всматриваясь в одинаковые, деланно важные лица, сказал:

– В качестве адвоката я хочу вызвать самого себя.

Зал восхищённо загудел.

– Вы надеетесь, что вам хватит умения? – Восхищённо спросил судья. По характеру он был совершенно не похож на рассказчика. Он был куда живее.

– Да. – Уверенно ответил Борис.

– Что же, хорошо… Вы абсолютно уверенны? – Ещё раз переспросил судья.

– Естественно. – С решимостью сказал писатель.

– Очень хорошо.

Судья подошёл к краю сцены и молвил:

– Уважаемые господа свидетели, обвиняемый сам будет себя защищать. Пожалуй, правильное решение, одобряю, как знаток его дела! Мы-то знаем, ему не на кого надеяться… Даже на своего соучастника, Альфонса Купели! – Судья посмотрел на Бориса. – Так?

– Да, не могу рассчитывать. Я даже не знаю, кто он такой! – Пожал плечами Борис.

Судья пропустил это замечание мимо ушей.

– Итак, вы сами будете себя защищать… Ну хорошо! – Судья помолчал. Он медленно развернулся к Борису. Поправил галстук. Сделал до одури умное лицо, и начал говорить. – Кароляция апелляционна к предикатному дуплету перионных элементов. Да-да, и предцитоночная актуляция также апелляционна к дуплету. Так показала экспертиза. – Добавил он, чтобы подкрепить сказанное фактами. Он набрал воздуха, и продолжил. – Общеизвестно, господа свидетели, что с точки зрения эмиссионного диффузиона респеративная дисперсия транспонируется кумолятивно. Подзащитный, а вот аккредитованная актуляция вашего циркулярного проявления апелляционна к дискретным тахионам эмиссионного диффузиона?

Борис, внутренне восхищаясь фантазии своего подсознание, внешне понуро молчал. Ему нечего было сказать.

– Тут нечем восхищаться! – Сурово сказал судья. – Тут только факты, и попрошу не перебивать меня! Итак, так как искомый индукцион фективнен, становиться понятно, что подсудимый врал. – На этих словах зал зааплодировал. Судья призвал одношёрстную публику к тишине.

– Ведите себя прилично. Я ещё не всё сказал. Для доказательства я скажу также, что и алгебраическое гестование, и интернационное гестование безошибочно указывают именно на укшированное ломированние. В свою очередь это указывает на то, что подсудимый виновен. Теперь можно аплодировать!

Свидетели зааплодировали. Судья с видом победителя самого сложного конкурса на собственных именинах, взглянул на Бориса.

– Что вы можете сказать в своё оправдание?

Писатель в панике принялся искать доводы в свою защиту. Их не было. И в трибуне их не было. Там стояла только бутылка минеральной воды от спонсора суда и пластмассовый стаканчик от милосердных свидетелей. И в зале доводов не было.

Борис поискал глазами дырку в потолке зала, нашёл этот синеющий клочок неба и, зажмурившись, ткнул туда пальцем. Это помогло сказать первое, что пришло в голову. Он сказал, с ноткой трусливой истерики:

– Я могу сказать только одно! Я не виноват!

Банальные слова! Борис пообещал себе в следующий раз (если следующий раз будет) хорошёнько обмозговать всё, прежде чем давать ответ.

Он с мольбой посмотрел на судью, готовый покориться воле судьи.

Но судья не выглядел победителем. Уголки его рта грустно опустились, глаза мрачно, с обидой смотрели на Бориса. Писатель дерзнул взглянуть в зал. Свидетели согласно кивали ему, важно похлопывая в ладоши. «Вот это я понимаю, довод!» – Услышал Борис из зала. «Да, этот может! Правильно!» – говорили свидетели. «Логично ведь, и как изящно!» – хвалили его.

– Да… Увы, я ничего не могу сказать по этому поводу… – Доставая носовой платок и утирая слёзы сказал судья. –Вы учтите, вы не неуязвимы для закона! Он снова может найти вас! – Он погрозил внушительного размера указательным пальцем и сказал. – Вынужден признать вас свободным и снять с вас все обвинения!

Люди в зале захлопал и публика взорвалась овациями… На этой оптимистичной ноте Борис проснулся.

* * *

Он проснулся, но решил не открывать глаза. Лежал, прислушиваясь к своим ощущениям. После сна по всему телу разливалась приятная расслабленность и спокойствие. Сумасшедшие события прошедшего дня казались ирреальным, глупым и смешным бредом.

«А может, и правда мне всё приснилось…» – С надеждой спросил себя писатель. Он прислушался к комнате. Тихо тикали часы. Шуршала теребимая сквозняком занавеска. Жужжал вентилятором включённый компьютер. Где-то далеко, в ванной, капала из незакрученного крана вода. Посторонних звуков вроде бы пока не было.

Борис решительно встал и оглядел комнату. Пока он спал, солнце почти село, и поэтому кабинет наполнял бардовый полумрак, слегка озарённый включённым экраном монитора. В этом зловещем освещении, посреди комнаты кто-то стоял. Борис вздохнул и мрачно выдал:

– Чё надо?

Тот, кто стоял посредине комнаты, не ответил. Тогда писатель, спросив на всякий случай: «Вы не против, я включу свет?» и не получив ответа, щёлкнул переключателем.

Борис улыбнулся. Потом, не выдержав, разразился нервным смехом. Он гомерически ржал, ударяя кулаком в коленку. Он хохотал до слёз, до колик в животе. Это было похоже на истерику.

Спустя десять минут Борис глубоко вздохнул и успокоился.

– Здравствуйте, господин стул! Очень приятно, господин стул! – Любезно сказал он, выходя на середину комнаты и кланяясь указанному предмету мебели. Он чувствовал, что его наполняет какая-то крепкая уверенность, что всё будет хорошо. Чувствовал в себе силы справиться с любой преградой, смести на своём пути хоть сотню супостатов, будь они даже всесильны и неуничтожимы…

– Вы очень страшны, господин стул! Я даже испугался вас! Даже думал лизать вам ваши ножки! Но хрен вам, ножки!..

На последних словах он изо всех сил пнул предмет мебели, который ввёл его в заблуждение. Тот, сделав красивый переворот, отлетел в другую сторону комнаты, врезался в стену и, пронзительно скрипнув, перевернулся, как дохлый жук, трёмя ногами вверх. Четвёртая нога осталась лежать рядом с писателем.

Борис, шипя и стеная, упал на диван. Закатил штанину брюк и осмотрел ногу. На голени роскошно расплывался большой синяк. Борис несколько секунд наблюдал, за тем, как тот рос, а потом встал, похромал до остатков стула и с размаху пнул их здоровой ногой. На этот раз усилия были точно рассчитаны. У стула отломились оставшиеся конечности. Борис хищно посмотрел на белую обивку сиденья. Он почувствовал себя Остапом Бендером, уверенным, что именно в этом предмете графского гарнитура спрятаны сокровища рода Воробьяниновых. Он нагнулся, чтобы хищно вцепиться в обивку. И тотчас в дверь позвонили. Борис утробно, как тигр в мае, зарычал и медленно направился в прихожую. По дороге он не забыл прихватить отбитую конечность стула. Он шёл, размахивая ею, как питекантроп с дубиной, направляющийся на охоту. В дверях кабинета он внезапно остановился, немного подумал, и вернулся за второй аналогичной «дубиной».

Он вошёл в прихожую и, переложив оба оружия в левую руку, правой повернул ключ. Резко открыл дверь и отпрыгнул на три метра назад. В воздухе он, как заправский ниндзя, перехватил одну из дубин, эффектно раскрутил оружия перед собой и, глубоко вдохнув вселенского эфира, с вызовом взглянул в дверной проём.

…Такую бабу Маню он ещё не видел. Бабу Маню испуганную вообще никто до него не видел. И если бы кто-то сказал, что такое в принципе возможно, Борис счёл бы информатора неисправимым лгуном. До того памятного дня. Писатель созерцал воочию подобный случай.

Старушка смотрела круглыми глазами то на Бориса, то на его вооружение. Лицо её быстро бледнело. Казалось, даже зелёный горошек на её вечном халате побледнел от ужаса.

– Здравствуйте, Мария Филимоновна. – Опуская ножки стула, пробормотал Борис. – А я тут… Это… Только проснулся… Зарядку делал.

Баба Маня побледнела ещё сильнее.

– Ну… Хм… Мария Филимоновна, вам ведь больше ничего не надо? – Спросил Борис. Тут же понял, что сказанное прозвучало несколько двусмысленно, и поправился. – Ну, овощи, или фрукты… Не надо больше?

Баба Маня отрицательно мотнула головой, едва слышно забормотав что-то на счёт милиции.

– Ну раз вам ничего не надо, я пойду. – Сказал Борис. Он уже почти закрыл дверь, когда услышал знакомое, сказанное не так твёрдо, как обычно: «Молодой человек!».

– Да? – Вкрадчиво спросил Борис, снова открывая дверь. Он легко взмахнул дубинами.

– Нет-нет! Я пойду… Пойду! – Баба Маня панически отступала. Впервые за всю историю человечества капитулировала! Теряя по дороге полумёртвые угрозы и чахлые увещевания.

Борис с ликованием проводил её взглядом до самой её квартиры. Подождал, пока яростно хлопнула дверь, и только потом, восторгаясь собой, в приподнятом настроении направился в кабинет. Он чувствовал себя по крайней мерее, Суворовым. Или даже Жуковым. Пусть с тарелками он до конца и не справился, всё же сварливую бабу Маню он сумел обратить в бегство. И это был как-никак, поступок!

* * *

Алекс, заслоняя глаза от нестерпимого жара, который исходил от раскалённых стен каюты, опустился на корточки… Кроя благим матом арсианцев и их военно-космический флот, пошарил рукой по стене. Нет, не было там рычага… Гладкая стена, горячая, как задница его величества Ареса первого.

«Какого я всё это задумывал? – Подумал пилот. – Ведь всё равно перебежчикам полагается расстрельная статья… По головке меня уж точно не погладят… А, чтоб тебя!».

Алекс вскочил, и с силой толкнул дверь плечом. Он заорал от боли – стена была раскалена, словно сталелитейный ковш, и лёгкая одежда Алекса тут же вспыхнула.

Когда туман, застилавший глаза рассеялся, и пилот снова смог видеть объятую пламенем каюту, на месте аварийной двери чернел потрескавшийся чёрный грунт Тантала. Алекс вскочил на ноги и рванулся наружу. Он знал, что счёт идёт на секунды, и каждый метр, на который он удалялся от корабля, мог спасти ему жизнь. В любой момент магнитные катушки двигателя могли испариться, и тогда зажатые в тисках их поля миллиграммы антивещества аннигилируют.

Алекс боковым зрением увидел глубокую воронку, оставшуюся от попадания ракеты. Он нырнул туда, и тут же по ушам ударила взрывная волна…

* * *

Колонки издали звенящий звук, а в углу экрана возникло диалоговое окошко, повествующее о том, что Борис получил письмо. Писатель нетерпеливо щёлкнул по крестику и обратил взгляд на стремящуюся к развязке главу. И тут же вспомнил, что Интернета у него отродясь не было.

Тогда писатель, понимая, что дело опять не чисто, нажал на иконку в форме письма.

Посредине экрана возникло окно, похожее чем-то на окно «Эксплорера», но вместо всемирно известной буквы «Е», в уголке окна стоял готического внешнего вида значок, нарисованный на зелёном щите.

В графе «тип сообщения» значилось «жестокая угроза».

Там, где должно было значиться имя адресата, было написано «Некто очень опасный!».

В окне был выведенный точно от руки, каллиграфический текст. Борис, уже догадываясь о содержании письма, прочитал:

«Прекрати или умри. Ещё раз будешь пойман – последует мучительная смерть! Я не шучу!».

Борис улыбнулся и закрыл письмо. Только он это сделал, как колонки опять чирикнули, и посредине монитора высветилось:

«Я не шучу!!!!!»

И куча восклицательных знаков в конце.

Борис закрыл и это письмо. Потом он закрыл документ, в котором хранился роман, и выключил компьютер… Точнее, хотел выключить, но компьютер не повиновался.

Борис потянулся к удлинителю. На экране всплыло: «Попробуй только!».

– Почему бы и нет! – Воскликнул писатель, выдёргивая вилку удлинителя из штепселя.

Компьютер продолжал работать. Монитор нагло сообщил: «Глупый поступок! От нас не уйдёшь!».

– Ну, ладно… – Прошипел Борис. Он снова сел к клавиатуре, и с исступлением продолжил писать.

* * *

… Воздух нагрелся до огромной температуры. Песок в десяти сантиметрах от головы пилота запузырился жаркими, прозрачными каплями. Алекс почувствовал, как от жара скручиваются волосы. Он входил в лёгкие крутым кипятком, и выходил густой, вязкой слюной. Над головой Алекса проносились острые металлические осколки, каждый из которых мог легко закончить путь пилота золотой империи.

Огненная круговерть закончилась также внезапно, как началась. Алекс с трудом выполз из ямы и…

* * *

«Ты был предупреждён! Моё терпение лопнуло!» – угрожающе сообщил Борису монитор. В спину подул холодный ветер. Он оглянулся. На том месте, где недавно стоял изувеченный им стул, появилось очень подозрительное потемнение.

Борис с отчаяньем взглянул на недописанный роман. Потом он схватил системный блок компьютера, взвалил его на себя и, не ощущая его веса, бросился на балкон. Распахнул окно, и в последний раз взглянул на экран. Там, в железном нутре компьютера, существовал недописанный роман «Святилище Золотой империи». Девять авторских листов родного до последней буковки текста. Детище последних четырёх месяцев!..

Борис оглянулся. На месте тёмного уплотнения потихоньку приобретал материальность некто очень опасный. Количество когтей у этого некта явно выражалось трёхзначным числом. Это придало писателю решимости. Он спешно вынул системный блок за пределы окна, и разжал ладони. Вслед за системным блоком улетел привязанный к нему, как утопленник к камню, монитор. Борис успел заметить на экране окошко с надписью: «Я ещё вернусь!!!».

Он, резко развернувшись, вышел в кабинет. Там больше не было ничего необычного.

Писатель взял с опустевшего письменного стола листок, оставленный утренним интеллигентом, и подошёл к телефону. Быстро набрал номер.

Из трубки коротко загудело. На той стороне провода было занято. Борис отнял трубку от уха, и уже почти положил её, когда услышал, что гудки сменились выкриками.

– Альфонс Купели слушает! – Сказал голос из трубки. Он едва пробивался сквозь шквал помех.

Имя, сказанное собеседником, показалось Борису странно знакомым.

– Ну? – Повторил человек на той стороне провода. – Плагиатный агент слушает!

– Алло. Меня зовут Борис Викторович Бутанов… Вы слышите меня?! – Крикнул писатель.

– Да! – Ответил плагиатный агент. – Я сейчас буду!

– Я… – Начал Борис.

В дверь зазвонили.

Борис, взяв с собой телефон, подошёл к двери. На пороге во всей красе стоял плагиатный агент. В руках у агента был телефон. Борис вернул на место отвалившуюся челюсть, и поставил телефон на журнальный столик.

– Теперь-то вы меня пустите? – Мягко спросил Альфонс.

Борис согласно кивнул. Альфонс поправил галстук, положил телефон рядом с телефоном Бориса, и прошёл в квартиру. Он сел на единственный, оставшийся целым стул, занял, как всегда, элегантную позу и взглянул на Бориса.

– Садитесь. – Сказал он, кивая на диван.

– Я сам буду решать что делать в своём доме! – Резко ответил Борис.

Альфонс поднял брови:

– О… На вас эта история повлияла весьма своеобразно.

– Меня не интересует ваше мнение! Я требую, чтобы мне объяснили, что вообще происходит!

Плагиатный агент улыбнулся:

– Неужели вы и сейчас не поняли…

– Так! Давайте сделаем вот что!.. – Отчеканил Борис. – Я собираюсь воспользоваться вашими услугами! Я оплачу результат работы! Поэтому я требую деловых отношений! Без фамильярности!

– Хо-хо! – Альфонс разгладил полы пиджака. – Вот это эволюция! Вы больше не трусишка, боящийся даже… – Агент перехватил разъярённый взгляд Бориса и замолчал. – Ладно. Будем говорить по делу. Рассказывайте, что с вами случилось.

Борис рассказал. Агент внимательно выслушал, время от времени уточняя детали. Когда Борис дошёл до описания происшествия с милиционером, агент засмеялся. «Старый знакомый… Никогда не умел нормально работать!» – объяснил он.

Писатель старался не упустить ни одной детали, и потому рассказ занял часа полтора. Снаружи к тому времени совсем стемнело. Улица вообще не освещалась, и потому заоконный мрак лип к стеклу, точно невероятно плотный туман, густо пропитанный парами клея-«момента».

– …И тогда я понял, что с меня хватит, и позвонил вам. – Закончил Борис.

– И правильно сделали! – Торжественно произнёс агент. – Вы ощутили, что дальше вам без профессионала не справиться!

– Вы действительно способны помочь? – Ставя акцент на последнем слове, спросил Борис. Он слишком хорошо запамятовал манеры сегодняшней разношёрстной братии, и не мог не задать этого вопроса. Борис уже понимал, что в слово «помочь» можно было вложить какой угодно смысл. Например, от насморка очень эффективным способом лечение могло бы быть отсечение головы. Верный способ – никакого следа от недуга.

Агент с грустной улыбкой взглянул на писателя.

– Борис Викторович! Нехорошо… – Он укоризненной покачал головой. – Коль мы решили работать вместе, давайте построим наши отношения на взаимодоверии.

– Но на всякий случай…

– Да не может быть и речи об этом! Конечно, я вам помогу!

– Ладно… – Сдался Борис, хотя в глубине души у него остался неприятный осадок, какое-то скрытое подозрение. Агент был пока единственным существом в сегодняшнем бардаке, которое не желало его смерти или увечья. Уже этот факт мог быть топливом для лёгенького огонька надежды.

– Вот и славно. – Сказал агент. Он порылся во внутреннем кармане пиджака. Борис с подозрением посмотрел на собеседника. Алекс перехватил его испуганный взгляд и показал безукоризненные зубы.

– Да успокойтесь! Что вы в самом деле?

Он достал белый лист формата А3. Лист был свёрнут в четверо, но когда Альфонс развернул его, на бумаге не осталось даже следа складок. Вслед за листом, агент вытащил складной столик, готовальню, набор лекал и прочие инженерные принадлежности.

– Борис Викторович – Сказал агент, доставая прочие инженерные принадлежности. – Пока я буду делать чертёж вашей квартиры, не могли бы вы приготовить мне кофе – глаза просто слипаются, так спать охота.

Борис пожал плечами и направился на кухню. Перед тем, как покинуть кабинет, он из-за угла понаблюдал за деятельностью агента. Тот разложил готовальню, пригладил волосы, и, потирая руки, принялся разглядывать циркули. Потом, выбрав один, раздвинул его, и начертил окружность.

Черчение окружности не было чем-то из ряда вон выходящим, и успокоенный Борис на цыпочках вышел в развороченную кухню.

Там тоже никого не было. Очевидно, в потоке сюрреалистических событий наступило некоторое затишье.

Борис рассеяно взял электрический чайник, и тут же вспомнил, что набирать воду теперь негде. Тогда писатель наполнил чайник минералкой, которую он нашёл в шкафу. Он уже не помнил, сколько лет этой мутноватой жидкости, но, в конце-концов, кипячение должно было бы осадить вредоносные составляющие. Борис налил воду в чайник, и принялся с интересом разглядывать этикетку на бутылке.

Он вспомнил, что бутылку он получил в придачу к вечному ионизатору воздуха, который, в свою очередь, простодушно купил около месяца назад у захожего торговца-домушника. Вечный ионизатор, как и полагается, сломался через три дня. А вот почему он до сих пор не выпил воду, писатель не знал. «Интересно, вкусная вода» – подумал Борис, ставя чайник нагреваться. Только он это сделал, как дверной звонок издал длинную, резкую трель.

Борис несколько секунд тупо смотрел на уютно шипящий чайник, а потом побежал в кабинет.

– Что мне делать? – Громким шёпотом спросил он, едва вбежал в комнату.

Агент, краснея от усердия, быстро чертил что-то на ватмане. Инструменты так и сверкали в его руках. Он был настолько поглощён работой, что не обратил внимания на нанимателя. Борис громче повторил вопрос. Альфонс, не отрывая взгляда от листа, пробормотал: «Спасибо... Можете поставить сюда». Борису пришлось грубо потрясти нерадивого компаньона за плечо, и только тогда тот, извинившись, сказал:

– Всё в порядке! До двенадцати я не жду визитёров! И… Дайте мне закончить, а там я всё объясню!

– Тогда я пошёл? – Сказал Борис сквозь очередную сердитую трель.

– Угу… – Пробормотал агент, снова уходя мыслями в какие-то инженерные расчёты.

Перед тем, как раскрыть дверь, Борис посмотрел в глазок. В него ничего не было видно. «Опять лампочку тиснули» – подумал писатель. Он поколебался секунду и, набравшись храбрости, открыл дверь.

Из царившей на лестничной площадке темноты вышел, потеснив Бориса, жирный мужчина с жиденькими рыжими волосами, водянистыми глазками и похожими на присоску, жирными губами. Над губами, точно два увядших пальмовых листа, распластались длинные и узкие усики.

Мужчина, щуря глаза от яркого света, посмотрел на Бориса, и писатель запоздало узнал в вошедшем Прусакова. Запыхавшегося Прусакова. Очень, очень злого Прусакова.

– Что тебе надо? – с отвращением спросил Борис.

– Ты спрашиваешь, что мне надо?! – Воскликнул Прусаков, срывающимся голосом. – Что надо, да? Ты думаешь, я ничего не понял?!

– Я не понял что ты должен был понять. – Сказал Борис.

– Тебе это так не сойдёт с рук! Мне всегда везло больше, чем тебе, и ты завидовал мне, ещё в институте козни строил… Но теперь ты – вошь позорная… Нет… Ты ответишь мне за это…

Бориса начал вдруг разбирать истерический смех. Ему показалось, что пол уходит из-под его ног.

– Что тебе надо? – Спросил он, пытаясь побороть головокружение.

– А! – Фальцетом крикнул Прусаков. – Издеваешься ещё?!

– Ты имеешь ко мне претензии? – Глухо спросил Борис. – Ты… ко мне?!

Прусаков весь затрясся. По его жировым отложениям пошли волны крайнего раздражения. Он скрылся на мгновение в неосвещённой части лестничной площадки, и тут же вернулся, пыхтя и жмурясь. В его руках была горстка каких-то металлических предмет… Борис с трудом узнал остатки своего компьютера. Он обескуражено уставился на Прусакова. Борис ждал чего угодно. Только не этого.

– Ты… – Начал Борис, чувствуя, что голова перестаёт кружиться, зато нервный смех становиться почти неуправляемым.

– Это, по-твоему, смешно! Дурацкая, жалкая месть! – Воскликнул Прусаков, бросая бывший системный блок на землю. Тот загремел. Среди обломков ЭВМ Борис увидел помятый знак «Мерседеса». На внешних стенках компьютера синели короткие мазки краски.

– У меня большие связи! Ты пожалеешь за свою глупость! – Прусаков расходился не на шутку. Его щёки заливал нездоровый румянец. – Я докажу, что ты псих! Что ты дебил, небезопасный для людей!

Борис, уверенный, что последние слова Прусаков адресует в свой адрес, сказал:

– Катись отсюда.

– А за машину кто мне заплатит?! Перекраску, корпус кто выровняет, а?!

Борис вдруг понял. Он криво усмехнулся, и сказал:

– Зря машину во дворе ставишь… Учти, тебе это надо ещё доказать.

– Доказать?! Это же был твой компьютер!..

– А как ты это докажешь? – Поднимая брови, спросил писатель.

– Твой компьютер весь подъезд знает!

– С каких это пор баба Маня это весь подъезд?

Прусаков, только открывший рот, осёкся.

– При чём здесь Мария Филимоновна? – Спросил он, хмуря брови. И тут же продолжил сыпать угрозами. – Мне и доказывать ничего не надо! Зря ты нарвался… У меня связи!

– …А потому заткнись! – Вставил Борис.

– Что-о?! – Прусаков, казалось, вот-вот лопнет от злобы и жёлчи.

– А теперь шаг назад. – Велел Борис. – Живо!

Возмутитель спокойствия, выбитый из колеи внезапной наглостью писателя, повиновался.

Борис пинком отправил на лестничную площадку остатки компьютера, и проворно захлопнул дверь.

– Ты попал, понял! – Заорал в замочную скважину Прусаков. – Можешь примерять смирительную рубашку!

– Докажи в начале! – Крикнул Борис.

Ответа не последовало: Прусаков, сопя, убрался восвояси.

Борис, не убирая с губ лёгкую улыбку, прошёл в кабинет.

– Ну, начнём? – Спросил агент, аккуратно раскладывая чертёжные принадлежности.

– Подождите – Сказал Борис, открывая дверь на балкон.

Фонари всё-таки включили и они, тихонько звеня некачественными проводами, заливали внутренний дворик невнятным, как речь алкоголика, светом. Борис выглянул на улицу.

Он помнил, что Прусаков с полгода назад купил себе третий 600-ый. Синего цвета.

Как писатель и ожидал, этот автомобиль стоял во внутреннем дворике. В капоте у него серела аккуратная прямоугольная вмятина. И ямка на лобовом стекле, покрытая паутиной трещин, почти идеально копировала эргономичную форму монитора.

Борис медленно опустился на тахту, которая занимала почти весь балкон. Потом он испустил короткий смешок, ударил кулаком в ладонь и бодрым шагом вернулся в кабинет.

– Я готов смести горы и пустить реки в спять! – Весело сообщил он агенту.

Тот с кроткой улыбкой смотрел на Бориса.

– Что случилось?

– Ха!.. – Загадочно воскликнул Борис. – Ещё будет!

Он упал на диван рядом с Альфонсом, и, потерев ладони одна о другую, весело произнёс:

– Я – сплошной слух! Давай, выкладывай стратегическую ситуацию!

– Тогда внимательно слушайте! – Сказал агент. Он красивым жестом поправил очки и начал. – Вас интересует, за что вас терроризируют, унижают, угнетают, пытаются лишить жизни, или придать суду. Ответ прост, и, вы, наверное, уже знаете ответ на него. Другое дело, что человек, знающий с рождения только буквы, не знакомый с основополагающими математическими операциями, никогда не сможет посчитать даже элементарную сумму двух двоек. Так и вы, без обиды для вашего самомнения, несведущи в философско-принципиальной логике бытия. – Агент перевернул лист ватмана. Обратная сторона листа была густо исписана многоэтажными формулами и специальными значками. Альфонс взял карандаш, обвёл самого страшного вида последовательность символов, и голосом лектора сказал. – Сейчас я прочитаю вам теорию многоуровневой эмиссионной дисперсии. Так вам будет намного понятнее происходящие. Итак… Начнём с элементарной формулы сквозных вибраций. Доказательство. Пусть пси ипсилон гамма – диффузион катой дисперсии…

– Стойте! – Запротестовал Борис. – Что это такое?!

– Не понял. – Снимая очки, произнёс агент. – Что конкретно вас интересует?

– Что вы собираетесь мне объяснять?

– Теорию многоуровневой…

– Стоп! Зачем мне это?

Агент снова надел очки и с неуместным уважением посмотрел на писателя.

– Неужели вы всё это знаете?

– Мне это к чёрту не надо знать! – В сердцах воскликнул Борис. – Мне надо просто чтобы всё прекратилось!

– Простите, что именно?

Борис с трудом подавил желание заехать агенту промеж глаз.

– Вы можете мне популярно разъяснить, что происходит?! Так, чтобы я своим скудным, отсталым умишком смог схватить общую информацию?! Если нет, то выметайтесь!

– Так бы и сказали! – Переворачивая ватман обратно, пробурчал агент. – Я думал, вам суть интересна…

– Нет! – Крикнул Борис. – Мне интересно ещё немного пожить!

– Естественное желание, но надо уточнить, что вы понимаете под словом «ещё немного». – Заметил агент.

Борис медленно встал и указал на дверь.

– Выход там! – Объявил он.

Агент посмотрел туда, куда указывал писатель. Он рассмеялся и сказал:

– Ладно, мы просто друг друга недопоняли. Я постараюсь объяснить всё максимально ясно.

Борис сел.

– Вас обвинят в воровстве… – Сказал Альфонс.

– Ах! Вот страшная тайна! – Деланно удивился Борис.

– Вас обвиняют в воровстве интеллектуальной собственности. – Продолжил фразу агент. – И во многих этажах мироздания это считается самым страшным нарушением закона. Потому я и плагиатный агент! Я помогаю плагиатчикам в их нелёгком, нечистом деле.

– Этажи мироздания это, как я понимаю, параллельные измерения? – Спросил Борис, пытаясь оттянуть осознание правды.

– Диффузионы. – Сказал агент. Он подумал, и качнул головой. – Да, другие измерения.

– Отлично… – Протянул Борис. – Оказывается, я вор… Я ничего и не знал.

– Естественно. – Сказал Альфонс. – Вы и не могли ничего знать. Вы находитесь в нецивилизованном пространстве, и потому не способны анализировать собственные действия.

– Но это же не справедливо! – Воскликнул писатель. – Как меня могут наказывать за то, что я совершил непреднамеренно!

– Dura lex sed lex. – Произнёс агент. – Закон суров, но он закон. И незнание закона не снимает с вас вины.

– Да они сами шарлатаны! – Сказал Борис. – Что я и у кого украл?

Агент потёр щёки и сказал:

– Я подготовил список.

Альфонс засунул руку в карман, и вытащил конец списка.

Борис кивнул, и потянул на себя лист. Но тот не заканчивался. Борис тянул, а список продолжал появляться из кармана Альфонса. Только когда его длина достигла десяти метров, противоположный конец вывалился из кармана агента.

Борис пробежал глазами начало списка, смял его, и свалил на стол.

– Оказывается, сам я ничего не написал… Ни одного даже самого захудалого стишка! Понятно. – Произнёс он срывающимся от негодования голосом. – Значит меня не оставят в покое до конца жизни.

– Только не думайте о самоубийстве! – Тонко намекнул агент. – Всё очень даже неплохо.

– Что вы! – Саркастически сказал Борис. – Мне просто жуть как повезло! Как интересно теперь будет жить!

– Большая часть обворованных вами – обитатели нецивилизованных миров, они не заметили пропажи также как вы своего воровства. – Успокоил агент.

Борис вскочил, и принялся мерят шагами комнату. Он не был испуган, он был раздражён. Больше всего писателя злила беспочвенность выдвигаемых обвинений.

– Как вообще можно доказать мою вину? – Останавливаясь, спросил он.

– В основном – никак! – складывая список обворованных Борисом обратно в карман, сказал Альфонс. – Подобное преступление вообще не регламентируется законом.

– А что же мне тогда грозит?!

– Насколько я понял из вашего рассказа… – Сняв очки, и протирая их рукавом рубашки, произнёс Альфонс – …Вам грозит дуэль с лучшим дуэлянтом пространства КМ-1598. И это самая малая неприятность, которая вас ожидает после двенадцати часов.

– А что ещё кроме этого?..

– Понимаете, перемещение из диффузиона в диффузион может занимать максимум пятьсот миллиардных частей существования сверхновой. Это около полутора суток по вашему времени. – Разъяснил Альфонс. – Во время перехода путешественник выпадает из времени. Его жизненные ритмы сбиваются, каждый атом его тела начинает терять энергию. Это может вызвать любой эффект – от легкого недомогания, до буйного помешательства. Горе дерзнувшему оказаться вне времени больше отмерянного срока!

Поэтому во всех учебниках по кумулятивному транспонированию (то есть по тривиальному переходу из пространства в пространство) красным шрифтом выделено «никогда не оставайтесь в дверях диффузиона больше пятисот миллиардных частей существования сверхновой! Это очень опасно!»…

– Ну? – Нетерпеливо спросил Борис. – И к чему вы это сказали?

– Логично, что самые отсталые существа будут добираться сюда дольше всего (у них самые несовершенные средства перемещения). С другой стороны, время полутора суток со времени первого перехода в ваш мир истекает как раз к двенадцати часам сегодняшнего дня. Вам придётся общаться с самыми невежливыми и грубыми неотесанными дубинами. Общение с ними чревато физическими увечьями!

Борис продолжил метаться по комнате. После минутного самомучения он сказал:

– И за что меня они все так не любят? Точно я кого-то сильно оскорбил… У нас тоже не поощряется плагиат, но чтобы грозить убийством!..

– Поймите! – Тоном дидактика произнёс Альфонс. – В цивилизованных пространствах деньги давно вышли из моды! Что, по-вашему, пришло им на смену? Мысли, образы, идеи. На смену физическому труду приходит труд творческий. Не для других! Для себя, для чувства самоудовлетворения. А вы воруете у них самое интимное, можно сказать, единственное, что доказывает внутреннее превосходство каждого! Человек всегда хочет казаться умнее, чем он есть…

Борис почти не слушал речь Альфонса. Он опять мерил шагами комнату, уподобляясь несвязным вопросам, которые крутились в его голове.

– Что за магическая цифра: двенадцать часов? – Спросил он, вылавливая один из тысячи вопросов.

– Обычная цифра. – Сказал агент, водружая очки на место. – Просто как раз на двенадцать часов назначена ваша дуэль.

Борис резко остановился.

– С какого?! – Выдавил он.

– Неужели я забыл вас проинформировать! – Невозмутимо глядя на Бориса сквозь линзы очков, произнёс Альфонс. – Я ваш секундант. Я и назначил это время.

Борис нащупал за спиной стул и, плавно раскачиваясь, опустился на него.

– Я счёл что лучшее время для дуэли как раз двенадцать часов. Я решил, что вы в любом случаи будете свободны в это время… У вас же нет никаких дел? – Спохватился Альфонс.

– Скажите, что вы пошутили… – Сказал Борис, выходя на короткий момент из прострации.

– Да нет, Борис Викторович, не шучу. – Развёл руками агент. – Увы, это единственный способ избавиться от старикашки. Понимаете, я уже имел с ним дело, и знаю, что иного выхода у нас нет… Я вызвался быть вашим секундантом так как больше знакомых из Больших Этажей у вас нет. А я, по счастливому совпадению, оказался рядом. Вы не волнуйтесь, я вам объясню, что надо делать! Всё очень просто! Но прежде всего надо купить дуэльные принадлежности.

Альфонс бросил взгляд на настенные часы с кукушкой и покачал головой. Борис, не выходя из полубессознательного состояния, тоже посмотрел на часы.

– Ай-яй-яй. – С сожалением произнёс секундант Бориса. – Всего полтора часа осталось! Надо торопиться!

Он сложил обратно в карман чертёжные принадлежности, столик и ватман. Потом Альфонс встал, поправил очки, и вышел из кабинета. Писатель, мучаясь в состоянии немого исступления, принялся тереться головой о спинку стула.

– Ну, вы идёте? – Спросил сзади плагиатный агент. – Дуэльный магазин закрывается через полчаса!

Борис зажмурился. «Что слюни распустил! – Гаркнул он на себя. – Давай, шевелись! Стрелять так стрелять!»

Он заставил себя встать и, одеревенело переставляя ноги, пойти к выходу, где его нетерпеливо ждал Альфонс Купели. «Действительно редкий шанс! – Подумал Борис. – Защитить свою честь на пистолетах! Как Пушкин!». Он посмотрел на наручные часы. «Полтора часа осталось. – Подумал он. – А мне совсем не страшно! Да что дрожу! – приободряясь, додумал писатель. – Может, всё обойдётся!».

– Идём! – Отважным голосом выкинул Борис. Он вспомнил слова какого-то классика, и добавил. – Пусть я жил на коленях, но умирать буду стоя, гордо вскинув голову! Вперёд!

Он размашисто открыл дверной замок и широко шагнул в бархатный сумрак подъезда.

* * *

Они шли по скудно освещённым улицам, по пустым каменным лабиринтам промышленного мегаполиса. Путь им освещали полная луна, редкие фонари и разноцветные неоновые трубки, зазывно горевшие над входами в увеселительные заведения. У заведений имели место быть кучки подозрительных личностей.

– Далеко этот магазин? – Присматриваясь к одной из самых подозрительных кучек, спросил Борис.

– Нет. Тут всего два квартала. – Ответил агент.

– Хм… Знаете, Альфонс. Я никогда не слышал про дуэльные магазины в моей округе… Может, вы что-то перепутали?

– Нет, я никогда не ошибаюсь.

– Нельзя как-то отменить дуэль? – Спросил Борис.

– Нет. Старикашка Доуэр от вас ни за что не отстанет.

– Жаль… – Вздохнул писатель, окончательно покоряясь судьбе.

– Да ладно, что его жалеть?

– Да нет… Мне себя жаль…

До конца улицы они шли молча. Было слышно лишь громкие вспышки нездорового хохота, раздающиеся со стороны подозрительных личностей, да далёкий гул неусыпно работающих заводов. Потом писатель сказал:

– Вы знаете всех тех, про кого я сегодня рассказал?

– Нет, что вы! – Засмеялся Альфонс. – Но я знаком с пространствами, откуда он появились.

– Да? – Борис, надеясь, что разговор отвлечёт его от мрачных мыслей, с интересом посмотрел на Альфонса.

– Откуда Доуэр вы уже знаете. – Произнёс агент, переступая лужу. – Вежливый желеобразный пришелец появился, как я понял из вашего рассказа…

– Из какого конкретно рассказа? – Спросил Борис.

– Нет, как я понял, из рассказанного вами… – Уточнил Альфонс. – Этот пришелец появился из УЮ-УЭ-661. Вас наверняка удивило, почему он такой вежливый? Всё дела в политической ситуации его пространства. Точнее, в политической нестабильности. Сейчас там идут активные выборы в сюйм.

– Куда?

– В сюйм. Так у них называется парламент… Видимо, встреченное вами существо является лидером одной из партий. В предвыборной гонке любая оплошность может стать роковой. Вот желеобразный лидер и не рискнул обвинять вас в чём-либо, не смотря на то, что вы, очевидно, украли у него что-то… – Агент преступил ещё одну лужу, и обратился к Борису. – Никогда не доводилось заниматься политикой?

– Нет. – Уверенно ответил тот. – Я не интересуюсь.

– Странно… Неужели, даже самую малость? Может, ещё в школе. Выборы президента класса, или ещё что-то в это роде?

Борис подумал.

– В пятом классе я хотел стать старостой. Там было два претендента… – Наконец, вспомнил он.

– Вот. – Сказал агент. – Тогда вы и украли у него что-то.

– Но это было больше двадцати лет назад!

– Не имеет значения. В УЮ-УЭ-661 всегда была политическая нестабильность. И как раз это вас спасает! Судя по всему, оттуда вас никто больше не побеспокоит. Там каждый трясётся за собственную репутацию больше, чем за социальное благополучие. Даже больше, чем за собственные интересы.

Агент поёжился, и достал из кармана плоскую флягу. Глотнул пару раз.

– Что это? – Спросил Борис.

– Нечто вроде вашего рома. – Отрываясь от фляги, произнёс Альфонс. – Только этот напиток газированный.

Борис облизнул губы.

– Можно? – Спросил он. Пусть он был трезвенником, но сейчас следовало принять для храбрости.

– Нет. – Сказал агент. – Вы напьётесь до смерти. Вам ещё предстоит дуэль.

– Я знаю меру. – Сказал Борис. – Только несколько глотков.

– Хорошо. – Протягивая флягу писателю, сказал агент.

Борис начал свинчивать крышку фляги, когда Альфонс сказал:

– Я сам делаю этот напиток. Моё изобретение! В этом роме содержатся такие тонизирующие средства, как стрихнин и цианид калия. Газирован фосгеном. Крепкая штука!

– Понятно. – Борис быстро завинтил обратно крышку, и сунул флягу Альфонсу. – Всё у вас не как у людей!

– Как хотите. – Пожимая плечами, сказал агент.

Где-то вдалеке что-то задребезжало, загудело. Писатель покосился на Альфонса. Тот был как всегда невозмутим.

– Грузовик. – Продолжая смотреть перед собой, сказал агент. – ЗИЛ 1990 года производства. Серия 14562. Принадлежит бетонному заводу имени генерала Петровича. Был куплен в аварийном состоянии, о чём руководство завода догадалось уже после покупки. В результате короткого разбирательства был уволен зам по материальному обеспечению Сирдюхин В.А.. Настоящего виновного так и не нашли. Хотя, если вам интересно, виновным был некто Виктор П. П.… Так, что ещё? Ах, да! Расстояние до грузовика – 360 метров. За рулём – Александр Иванов, сорока девяти лет от роду. Родился в селе верхние Норвюги. Не женат… Ещё что-то надо?.. Для справки: содержание спирта в крови – примерно 12 промилле…

Борис заворожено, точно доктор Ватсон на Холмса, смотрел на агента. Когда тот кончил, Борис помолчал, а потом прошептал:

– Но… Как?!

– Всё очень просто!.. – Начал агент.

В этот момент они подошли к углу офиса. Впереди был перекрёсток. Альфонс не успел объяснить, как он это сделал: его и Бориса ослепил яркий свет фар. Их оглушил жуткий рокот.

Борис повернул голову и увидел, что прямо на них летит пресловутый ЗИЛ серии 14562. Нарушая все правила дорожного движения, водитель гнал машину прямо по тротуару. Грузовик был подобен динозавру, которому неизвестные изверги намазали под хвостом скипидаром, предварительно скормив ему вагон гремучего йода.

Общее впечатление от картины было мощным и запоминающимся. От металлического монстра несло бензином, из открытого кузова щедро плескал бетон, забрызгивая несмываемыми пятнами асфальт и репутацию Александра Иванова. Перед измятым бампером автомобиля летели остатки мусорок, зловонным туманом клубилось их содержимое, трещали поломанные ветки

Если бы не опыт быстрого реагирования на экстремальные ситуации, Борис присоединился бы к попираемому грузовиком сору. Но писатель имел опыт, и почти одновременно с агентом бросился в сторону. Эвакуироваться пришлось прямо в большую лужу, занимавшую половину дороги, но, как позже замечал писатель, лучше быть замоченным водой, чем грузовиком.

ЗИЛ с надсадным рокотом пронёсся мимо. Борис, отряхиваясь и громко чертыхаясь вскочил на ноги, оглянулся и изверг вслед грузовику поток самой страшной брани, которую только знал.

Затем писатель оглянулся на агента. Тот, недовольно морщась, стоял в метре от лужи. Он был, как всегда элегантен и респектабелен. На пиджаке агента не было ни пятнышка грязи.

Перехватив взгляд Бориса, он улыбнулся. Сказал, словно в оправдание:

– 12 промилле…

Борис тряхнул головой, отёр лицо, присел на бордюр, и принялся выливать воду из башмаков. Когда запасы жидкости в его обуви иссякли, он встал, и стал, не снимая, выжимать джинсы.

Только Борис таким способом высушил всё своё верхнее бельё, в конце улицы пронзительно заскрежетали тормоза, удаляющийся гул изменил свой характер, и стал приближающимся.

Писатель оглянулся. Грузовик, залихватски виляя, рыча в лишённую глушителя выхлопную трубу, снова катил на него. «Коррида…» – подумал Борис, заранее ища сухое место.

Автомобиль приближался. Теперь он представился Борису многотонным, обезумевшим от ярости быком. В одной руке у писателя была длинная, острая, как язык сатирика, шпага. В другой весело играл, сверкая шерстяными волнами, кроваво-алый тореадорский платок.

Машина-бык взревела так, что заложило уши, и потемнело и без того чёрное небо. Она мчалась на Бориса, в её горящих глазах застыло иступлённое желание размозжить презренное хрупкое создание, посмевшее стать у него на дороге в мгновение удушливого, испепеляющего бешенства. Борис ждал, пока она подойдёт достаточно близко. Ещё немного, ещё чуть-чуть…

Борис резво отскочил на бордюр, не спуская глаз с ЗИЛа. Грузовик, заскрежетал тормозными колодками, точно великан зубами. Повинуясь законам инерции, содержимое кузова, рассыпавшись серыми брызгами, ударилось в заднее стекло кабины.

Писатель уставился на застывшее чудовище. В кабине кто-то зашевелился. Спустя секунду дверь грузовика распахнулась, обдав Бориса спиртовым зловонием, и в её разрезе возник Александр Иванов. Водитель, качаясь, и сладко шлёпая короткими губами, воззрился на Бориса.

– В-в-в-я… Я… м-м-м-я… м-вас… – Сказал он дружелюбно, в напрасных потугах пытаясь поймать собеседника в фокус разбегающихся глаз.

Борис спрятал руки в карман. Они очень чесались. Особенно когда сжимались в кулаки.

– Вы не пскажете, кк прехат н улцу Пролтарев. – неожиданно чётко произнёс водитель.

– Какой дом вам надо? – Спросил Альфонс, подходя к Борису справа.

– О? – Водитель сделал радостное лицо. Он указал на агента, и, жмурясь, сообщил. – Двоитца!

– Значит так. – Сказал писатель, в голове которого возник план мести. – Проедете два перекрёстка прямо, там свернёте направо…

– Пдждте! – Сказал водитель, открыв бардачок, и пытаясь поймать пальцами карандаш, лежащий там. – Я не-е спваю запомть так! Запште!

Борис взял бумагу, и быстро начертил план.

– …Свернёте направо, три дома прямо, и там увидите двухэтажный дом. Вам туда. – Доверительно сказал он.

– Спсба гражднин нчальник! – Прикладывая кисть к голове, выдавил водитель.

Он ещё что-то бурчал, вяло двигая разбухшим от выпитого языком. Он не замолчал и тогда, когда дополз до руля и включил зажигание. Затрещало сцепление, опять зарокотал старый двигатель…

Когда хруст и дребезжание полупроржавевших деталей затихли вдалеке, Альфонс произнёс:

– Да, Борис Викторович, наверное, вы правильно поступили. Жестоко, но правильно. Может, вы спасли кому-то жизнь… – Он вдруг улыбнулся. – Хотел бы я видеть лица защитников правопорядка, когда через три минуты к ним в вытрезвитель ввалиться этот гражданин с вопросом вроде: «Куда грузить?»… Что с вами?

– Нам ещё долго идти? – спросил Борис, дрожа и стуча зубами от холода. Влажная одежда леденящими объятиями неприятно обхватила тело.

– Вы замёрзли? Да мы уже почти пришли! – Сказал агент. – Пойдёмте быстрее! Насколько я знаю, вы физиологически согреваетесь при быстрой ходьбе.

И они пошли.

– Пятиногая собака? – Сказал Альфонс, вспоминая вопрос Бориса. – Это, очевидно, плод вашего воображения… Такое бывает при сильных телепатических способностях или при тяжёлых формах шизофрении. Не знаю, какой у вас случай… Всё, молчу, неудачная шутка! Конечно, ведь галлюцинация не способна воровать вполне материальные сосиски! Может, я просто не знаю пространства, в котором обитают пятиногие собаки.

– Но вы же никогда не ошибаетесь! – Заметил Борис.

– Я не ошибаюсь, но могу чего-то не знать… Кстати, Борис Викторович, почему вы меня обманули, когда рассказывали всё, что с вами произошло? Вы не могли так легко избавиться от хомофага.

– От чего? – Спросил Борис. – Вы имеете в виду ту фиолетовую хреновину?

– По логике, эту «фиолетовую хреновину» нельзя уничтожить. В официальных источниках информации, хомофаги считаются неистребимыми. Что вы конкретно сделали, когда она появилсь?

– Ничего не сделал.

– Нет, вы обязательно что-то сделали, потому что бездействие не способно было вам помочь. Такой способ борьбы с хомофагами тоже не помогает.

– Если это можно считать действием… – Подумав, сказал Борис. – …Я сильно струхнул. Чуть не помер от страха.

Агент кивнул. И неожиданно, с воплем: «Ки-и-и-й-й-а-я» выхватил из бездонного кармана длинную, изогнутую саблю. Он красиво раскрутил её над головой – клинок тускло сверкнул в лунном свете. В гладко отполированном оружии писатель увидел своё отражение. Борис громко всхлипнул и, пытаясь поднырнуть под приближающееся к горлу лезвие, начал отклоняться назад. Но было поздно! Слишком быстро нёсся смертоносный клинок…

Когда Борис, хватая ртом воздух и держась дрожащими руками за шею снова обрёл способность к рациональному мышлению, Альфонс как ни в чём не бывало, с деловым видом записывал что-то в блокнот, который он держал в ладони.

– Предатель… – Прошипел Борис.

– Что? – Спросил агент.

– Вы убийца! – Крикнул Борис.

– Почему? – Спросил Альфонс. – Я разве кого-то убил?

– Меня!!! Вы меня хотели убить!

– Нет. – Категорично покачал головой агент. – И не думал даже. Просто я устанавливал, что происходит во время приступа дикого ужаса.

– На мне?!

– Я открыл, что при испуге у вас выделяется сложный полимер, который забивает хомофагам транспортный канал, и они гибнут! Теперь только мы двое знаем способ борьбы с хомофагами. И всё благодаря вашей гениальной идее испугать хомофага… Это же надо, как вам такое только в голову пришло! Воистину, всё гениальное – просто!

Борис почуял запах денег.

– Прибыль – двадцать пять на семьдесят пять. – Безропотно сказал он.

– Я думаю, вы заслужил больше, чем четверть…

– Нет! Вам двадцать пять!

Агент покачал головой:

– Нет! Пятьдесят на пятьдесят!

– Я был изобретателем! Да ещё и испытуемым.

– Пятьдесят на пятьдесят, и точка!

– Нет уж!

Они спорили минут десять. В конце концов Борис убедил агента, что шестьдесят на сорок процентов – в самый раз. Альфонс на глазах писателя накропал короткое письмо в столичный патентный фонд. Они расписались под письмом, агент поставил свою фамильную печать, и Борис опустил его в оказавшийся неподалёку почтовый ящик.()))))))))))

Где-то далеко, за серыми монолитами домов, центральные городские часы пробили одиннадцать.

– Ага! – Сказал агент.

– Час остался… – Холодея, пробормотал Борис. Но, взяв себя в руки, твёрдо добавил. – Долго ещё идти?

– Мы уже на месте. – Пряча очки в серый футляр, сказал агент.

– И… где? – Быстро спросил Борис. Он внимательно оглядел фасад ближайшего здания. Первый этаж занимали «Овощной универмаг «Артишок»», уютный магазинчик «У барьера», две чайные, буфет «Счастье монтёра», частное сыскное агентство и скандально известная своим названием кантора «Адвокатура без гранитс». Все помещения выглядели закрытыми по крайней мерее до семи часов утра. Все они были не освещены и внешне защищены сонным вахтёром или неусыпной сигнализацией.

– Где? – Повторил свой вопрос писатель.

– Неужели вы не заметили?

Борис раздражённо взглянул на агента. Он ещё раз прочитал названия. «Артишок», «Счастье монтёра», «У барьера», «Коффе»…

– Ну? – Агент с интересом вглядывался в лицо недоумевающего писателя.

– Без понятия. – Сдался тот.

– Борис Николаевич, дорогой. – Вновь переходя на ненавидимый Борисом поучительный тон, произнёс Альфонс. – В предельно информационной социальной системе, где деньги теряют свою физическую силу, на смену грубому оружию приходят строгий расчёт и беспристрастная логика. Запомните это! Очень часто внешнее простая истина способна спасти жизнь.

– Хорошо, вы смешали меня с грязью. – Язвительно произнёс Борис. – Теперь можете снизойти до объяснения.

– Зря обижаетесь…

Агент пожал плечами и направился к уютному магазинчику «У барьера». Борис постоял, вновь изучая красивую вывеску перед входом. Буква «б» была нарисована похожей на установленный дулом вниз пистолет, а показавшаяся на первый взгляд подчёркиванием линия оказалась шпагой.

– Я слепой дурак! – Крикнул Борис, догоняя Альфонса.

– Каждый миллионный житель вашей планеты не сумел бы ответить на мой вопрос. – Буднично сказал агент. – Сами подумайте: целый день по улице идут толпы людей. И не один не замечает странного, по их меркам, центра дуэльных услуг. Ни один не остановиться, и не спросит себя «Что это такое?». У каждого в голове своя цель, и они не могут себе позволить отвлечься от неё. Кому-то надо к адвокату, кому-то за овощами, но пока никому не понадобилось покупать оружие для схватки за честь.

Вы слишком целенаправленны, и в этом ваша проблема. Поэтому лучший способ маскировки в вашем мире это её отсутствие… – Берясь за ручку двери, подытожил Альфонс.

Он вошли внутрь тёмного длинного помещения. Агент, поджимая губы, огляделся. В его взгляде ясно читалось плохо скрываемое волнение.

– Есть тут кто? – Спросил Борис, отпуская дверь.

Ржавая пружина тут же потащила дверь на себя. Пронзительно заскрипели несмазанные петли. Что-то тихо щёлкнуло, и прямо над головой у вошедших резко громыхнули одновременно два выстрела. Магазин залил приятный желтоватый свет.

Борис равнодушно взглянул вверх. Над дверью было установлено сложно устройство, во главе которого находились два направленных дуло в дуло мушкета. По многочисленным желобкам, идущим от мушкетов, что-то негромко катилось. Когда это что-то прошелестело по желобку на уровне глаз писателя, Борис увидел маленький металлический комок.

Борис проследил его путь до конца желобка. Комок, издав короткое «дзинь», упал на некое подобие весов с металлической воронкой вместо чашки. На экране под воронкой вспыхнул зелёная цифра один.

Писатель огляделся. «У барьера» напоминал по своему устройству типичный книжный магазин. Длинные и высокие лакированные стеллажи от стены до стены, приятный запах свежей бумаги, сосредоточенная и строгая атмосфера. Широкие, серые коробки, покоящиеся на стеллажах, напоминали корешки книг. Даже надпись «Патроны», серевшая над головой дремлющего продавца по инерции была прочитана писателем как «Пресса».

Борис переглянулся с агентом. Альфонс недовольно хмыкнул. Он явно нервничал.

Не выдержав затянувшийся паузы, агент подошёл к продавцу и, поднеся ладони к большому, похожему на спутниковую антенну уху дремавшего, звучно хлопнул. Ноль внимания. Спящий даже не пошевелился. Только по прозрачной паутинке, протянувшейся от стеллажа к носу продавца, суетливо перебежал крошечный косиножка. Агент оглянулся на Бориса, и грубо потряс торговца дуэльным оружием за плечё.

– Эй! Мы за покупками! – Громко сказал писатель.

Продавец наконец-то зашевелился. Он сладко зевнул и потер руками лицо, покрытое толстым слоем пыли. Он заложил руки за голову и растянул их в стороны, затрещав при этом затёкшими суставами. Он с удовольствием почесал лысую макушку. И только проделав всё это, продавец удосужился разлепить веки, и мутным взглядом скользнуть по посетителям.

– Я по-прежнему сплю… – Пробурчал он, уставься сквозь Бориса. Он уже начал снова закрывать глаза, но агент снова тряхнул его.

Тогда продавец вскочил на ноги и с размаху заехал агенту по носу. Альфонс, не ожидавший удара, громко охнул и упал на мягкое место. «Наконец-то кто-то решился это сделать!» – злорадно подумал Борис.

– Что вы спать мешаете? – Обиженно сказал продавец, буравя взглядом поверженного агента. – Вы первое моё сновидение, которое себе позволяет подобные вещи!

– Какое сбобидебие! – Потирая ушибленную часть тела, прогундосил Альфонс. Он резко дёрнул нос в сторону, и тот послушно стал на место. Уже нормальным голосом агент закончил. – Мы пришли купить у вас дуэльный набор!

– Что-о?! – Продавец вмиг посвежел. Его гладкие щёки залил здоровый румянец. – Я не верю… Ущипните меня… Неужели свершилось?! Неужто наступил долгожданный день?!

Глаза предпринимателя засверкали деловым огнём. Он протянул руку Альфонсу.

– Простите вспыльчивого дурака! Не признал! – Поднимая с земли агента и отряхивая того, пролепетал продавец – Уж думал, что не судьба мне увидеть Вас, дорогой мой, любимый мой клиентик!

– Вообще-то мы вместе. – Сказал Альфонс, кивая на дверь.

Продавец посмотрел на Бориса.

– Двое… – Прошептал он. – Целых двое покупателей…

Растроганный предприниматель, причитая: «Благодетели! Спасители мои!» – потопал к писателю. Он долго тряс руку Борису, всхлипывая и вытирая слёзы умиления.

Потом Альфонс сказал, пресекая хлеставшие из владельца магазина чувства, что у них очень мало времени, и надо как можно быстрее подобрать нужный товар.

– Конечно-конечно! – Закивал продавец. Он спросил. – Какой тип оружия вы будете использовать?

– Огнестрельный. – Сказал агент. – Нам нужно что-нибудь из эпохи покорения нового света.

– Почему это? – Возмутился Борис. – Может, я сам выберу?

– А вы что-то смыслите в дуэльном оружии?

– Нет. – Честно ответил Борис.

– Тогда, наверное, лучше я выберу?

Борис пожалел, что нельзя ещё раз увидеть, как заумному компаньону дают по носу.

– Лучше. – Вздохнул он.

– Отлично. – Сказал Альфонс. Он обратился к продавцу. – Вы не могли бы отвести нас в отдел американского оружия?

– Да и ещё тысячу раз да! – Воскликнул продавец. – За мной!

Они гуськом пошли вдоль стеллажей.

– А почему вы нам так обрадовались? – Спросил Борис.

– Как почему?! Да вы же первые посетители сегодняшнего дня… И вчерашнего… Да вообще, первые мои посетители! Я уже и надеяться отчаялся ждать кого бы то ни было! Как основался в этой глуши, так и завяз! Думал, повезёт! Но тут одни дикари живут… Так… Прекрасненько! Мы пришли!

Те же коробки. Только надписи на их торцах другие.

– Что конкретно вы могли бы посоветовать? – Щурясь, спросил Альфонс.

– Есть у меня одна вещь! – Заискивающе сказал продавец. – Идеально надёжное оружие! Ни разу не дало осечки!

– Прямо ни разу? – Недоверчиво произнёс Борис.

– Честное слово! Учёные приезжали, так и те не верили!..

– Мы же ваши первые посетители. – Сказал Борис.

– Правильно! Учёные не здесь изучали! Я им на улицу вынес. Они сюда не заходили, и потому посетителями не являлись. – Выкрутился продавец. – Так вот, приезжали… А когда изучили внимательнее, пришлось им извиняться передо мной за неверие!.. Я клянусь, вещь убойная! Специально для вас хранил всё это время!

– Ладно, посмотрим. – Махнул рукой агент.

– Не пожалеете! – Заверил продавец, вытаскивая из ряда коробок какую-то одну. Он быстрыми движениями сорвал с коробки клейкую ленту, и проворно сдёрнул крышку.

– Вот оно! – Почти благоговейно сказал он.

Борис взял в руки сверкающий пистолет.

– Ваша рука идеально подходит к этой рукоятке! – Заметил предприниматель. – Это оружие просто создано…

– Заткнись. – Сказал Альфонс.

Борис поднял пистолет, целясь в конец коридора. Металл был неожиданно тёплый, точно его уже кто-то держал до Бориса. Рифлёная рукоятка в самом деле очень удобно лежала в руке.

Держать пистолет было непривычно. Борису стало не по себе. Он с пугающей ясностью понял, что меньше чем через час ему предстоит стрелять.

– Вам повесить мишень? – Спросил владелец магазина «У барьера».

– Повесь! – Сказал Альфонс. – И быстрее! У нас мало времени.

– Не извольте сердиться! – Воскликнул предприниматель, быстро засеменив к стене. Он щёлкнул каким-то переключателем, и в воздухе перед стеной возникла бумажная мишень.

Борис закрыл один глаз, снял пистолет с предохранителя. Он затаил дыхание, ещё раз взял яблочко на мушку и надавил указательным пальцем на…

– А где курок?! – Воскликнул Борис.

– Курок? – С улыбкой спросил продавец. – А зачем он вам?

Борис опустил оружие и посмотрел на Альфонса.

– Это оружие никогда не даёт осечек, так зачем вам такая мелочь, как курок? – Проговорил продавец. – Я от сердца отрываю этот эксклюзивный товар! Только для вас хранил!

– Он стреляет усилием мысли? – Спросил Борис.

– Нет! Чтобы он выстрелил надо спустить курок!

– Но тут нет курка! Это просто кусок железа! Это вообще не оружие!

– Ну и что, что нет курка?! – Продавец, ощетинившись, проворно выхватил пистолет из рук писателя. Он дунул пару раз в ствол и любовно погладил рукоятку. Враждебно посмотрел на Бориса. – Вы ничего не понимаете в оружии! Вы не эстеты! И я вам, толстокожим деревенщинам, ни за что не продам это сокровище! Если у вас нет вкуса…

Агент, вздрогнув, сказал:

– Это действительно редкость?

– Да это же произведение искусства! Единственный экземпляр! Как только язык повернулся назвать это куском железа?!

– Сколько стоит эта вещь? – Спросил агент.

– Я же сказал! Несведущим в истинной ценности элитарных вещей…

– Сколько?

Продавец сощурился и хитро посмотрел на Альфонса.

– Я вижу, вы ещё не совсем потерянный человек! – Прочувствованно произнёс он. – Очевидно, я жестоко ошибся в вас… Что ж, я думаю, семьдесят будет в самый раз!

Альфонс, безмятежно прищурив глаза, достал из кармана фосфоресцирующий диск размером с ладонь. Протянул предпринимателю. Тот секунду смотрел посоловевшими глазами на диск, а потом осторожно взял его из руки Альфонса.

– Вы не пожалеете, господин! – Запаковывая идеально надёжный пистолет, сказал продавец. – Ни у кого из вашего окружения нет такой вещи! Это не просто представительский товар, но и…

– Сдачи не надо! – Скромно глядя в сторону и поправляя галстук, сказал агент.

– Благороднейший господин! – Обращаясь к Борису, восхитился предприниматель. Он перевёл взгляд на Альфонса и сказал уже тому, тараща глаза. – Вы благороднейший человек! Вы вообще… – Он вдруг замолчал. Улыбка быстро сползла с его губ. – Вы… Вы… Я вас нигде не мог видеть до этого?

Агент едва заметно качнул головой.

– Н-ну… Значит, ошибся… Покорнейше извините… Просто вы мне напомнили одного…

– А теперь покажите нам что-нибудь из раздела оружия эпохи завоевания запада Америки. – Сказал Альфонс, взглянув на наручные часы. – Давайте что-то из спецотдела.

– А! Понял вас! – Подмигивая, произнёс владелец магазина. – Вы хотите кого-то на тот свет отправить с…

– Меньше слов! У нас нет времен!

– Всё! Бегу!

Предприниматель быстро скрылся за стеллажом.

– Откуда он вас знает? – Спросил Борис.

– Он ошибся. – Сказал Альфонс. – Хотя мы вполне могли видеться на семинарах по фехтованию. В своё время я посещал занятия по этому утраченному в веках искусству, и добился некоторых успехов. К тому же я был знаком с его братом.

– Да?

– Привередливый типчик! Почти как старикашка Доуэр! Всё время найдёт к чему прокопаться…

– А вот и я! – Толкая перед собой тележку, заваленную серыми коробками, крикнул продавец. – Выбирайте!

Альфонс подошёл к тележке и стал без видимой системы перекладывать и менять коробки местами, раскладывая их на две неравные стопки. Потом он отложил большую стопку в сторону, и провёл новое разделение. Потом ещё раз. И снова.

Продавец и Борис с открытыми ртами следил за этими действиями. Руки агента мелькали всё быстрее. Когда скорость их перемещения достигла критической отметки, воспринимаемой глазом, стало казаться, что они движутся в обратной направлении. Подобное явление можно было наблюдать, глядя на лопасти вертолета. Вследствие стробоскопического эффекта.

– Нам подойдёт вот это. – Сказал Альфонс, когда от меньшей стопки осталась только одна коробка.

– Чертовски правильный выбор. – Охриплым голосом сказал продавец. Он, широко открыв глаза, впёр взгляд в Альфонса. – Вы гений! Как вы сумели, а…

– Я просто обладаю изысканным вкусом. – Вытирая немного покрасневшие ладони о пиджак, произнёс агент.

– Вы просто гений несистемной систематизации!..

– Да, я знаком немного с этим разделом стохастической математики.

– А, господин, я преклоняюсь перед этой наукой. В моём магазине использован третий принцип…

И пошло, поехало. Борис некоторое время следил за их диалогом. Потом рассеяно он взял рекомендованную агентом коробку, и вытащил изящный шестизарядный револьвер. Полюбовался бликами на дуле.

Это было легендарное оружие. Такие револьверы носили на Диком Западе ковбои и шерифы.

Борис, твёрдо зажав револьвер в обеих руках, посмотрел на мишень, прицелился, и спустил курок.

Раздался почти неслышный хлопок. Руку толкнула лёгкая отдача. Мишень дёрнуло, и с самого края возникла аккуратная чёрная точка. «Мне бы потренироваться…» – подумал Борис, делая ещё один выстрел. На этот раз он попал в восьмёрку. «О, уже лучше – обрадовался писатель. – Ну-ка, ещё один разок…»

Он в третий раз напряг палец на курке, и тотчас револьвер больно выбили из его пальцев.

Писатель повернул голову. Продавец был испуган до прозрачности.

– В-вы что тут з-задумали? – Заикаясь, прошептал он. – К-камаикадзе…

Альфонс выглядел не намного лучше владельца магазина.

– Никогда… Вы слышите, никогда больше не делайте ничего без моего разрешения! – Грубо выкрикнул он. – Вы совсем ничего не понимаете! Это очень сильное оружие!

– Да? – Сказал Борис. – Такое сильное?

– Д-да вы тут в-всю округу с з-землёй сровнять могли! – Становясь видимым, сказал продавец. – Тут же и г-гранаты есть! Если бы в-всё это д-детонировало! Ты что, псих? – Спросил продавец. – К-какого ты сам стрелял из…

– Нам пора! – Громко сказал агент. Он высыпал из кармана несколько красных и синих кругляшков. – Вот, возьмите! Борис Викторович, пора! Уже без десяти!

Писатель, совершенно сбитый с толку, поспешил вслед за агентом.

– Б-больше не приходите! –Радушно сказал владелец магазина перед выходом. – Я й-йещё жить хочу! Ид-диот! Добровольно стрелять из…

– Не сомневайтесь! И не подумаем приходить. – В такт ему ответил Альфонс.

Агент схватил Бориса за свитер, и выскочил вместе с ним на улицу. Там он помог укрепить Борису кобуру и поместить в неё револьвер.

– Вот так. – Сказал агент. – Теперь пошли.

И они вновь устремились вдоль по ночной улице.

– Зачем вы купили два пистолета? – Через некоторое время спросил Борис.

– Один – себе в коллекцию. Другой – вам.

– Но зачем вам пистолет, который не способен стрелять?!

Агент с сожалением взглянул на Бориса.

– Увы, вам не постичь этого…

– Ну, если так…

Они вошли в арку, идущую сквозь дом. Арка была не освещена, непроглядная темень царила в ней. Альфонс, не сбавляя темпа ходьбы, шагнул туда. Борис предпочёл остановиться.

– Борис Викторович, что такое?

Борис заглянул в арку. Там ничего не было видно.

– Вы уверены, что туда безопасно заходить?

– Конечно. Можно было не спрашивать. Я ведь никогда не ошибаюсь.

– Ну, ладно.

Они прошли сквозь арку и оказались в тёмном, неряшливом дворе.

– Кстати, что мне грозит, если меня всё-таки зажмут? – Нервно озираясь, спросил Борис.

– В основном предупредительные меры. Всё таки непреднамеренная кража. Всякие там смягчающе обстоятельства, плюс конвенции в защиту обвиняемых, и ещё плюс ходатайство общества защиты животных… – Агент, не заметив своей бестактности, задумался. Через секунду он произнёс. – Я думаю, дня три дадут.

Борис замедлил шаг. Осторожно спросил:

– Три дня по двадцать четыре часа? Трое суток нашего, земного времени?

– А что, вам мало. – Удивился агент.

– И я буду чист перед этим треклятым законом?

– Да.

– И от меня отстанут?

– Конечно. Вы ведь уже не будете ни в чём виновны. Юридически, вы понесёте заслуженную кару.

Борис остановился.

– Тогда я пошёл сдаваться!.. Что вы сразу не сказали?! – Борис осёкся, и посмотрел на еле выделяющуюся в темноте шевелюру компаньона. – Или тут есть заковырка?

– Нет никакой заковырки. Всё как положено, три дня нестрого режима. Самообеспечение…

– Самообеспечение? – Осторожно переспросил писатель.

– Да. Едой, питьём и воздухом вам себя самому придётся обеспечивать.

Борис мрачно помолчал, и так же молча двинулся дальше.

Он вышли из двора и как-то оказались на площади, где утром у Бориса украли паспорт. Площадь была тускло озарена слабосильными лампами, торчащими по периметру.

Холодный ветер закручивался в короткоживущие вихрики и поднимал в воздух зыбкие столбы мелкой пыли. В дальнем конце площади, ежась от холодного ветра, стояли две личности, с головой закутанные в тулупы с шерстяными капюшонами. Борис заметил, что в противоположных концах площади из истёртой временем брусчатки торчат две светящиеся в темноте шпаги. Всё было готово. Борису показалось, что очередной порыв ледяного ветра пронзил его до самых костей.

– Вот мы и пришли! – Сказал агент. Он помолчал, и шёпотом добавил. – Напоминаю и заклинаю: никакой самодеятельности! Умоляю вас, не глупите, ведь я тоже заинтересован в том, чтобы вы остались в живых.

– Да? – Недоверчиво сказал Борис. – И чем же вы заинтересованы?

– А кто мне заплатит в случае вашей кончины. – Прошептал агент. – Учтите, только если вы будете слушаться меня, у вас есть шанс! – Он подмигнул. – И не забудьте про то, что я говорил…

– Про что именно? – Быстро спросил Борис.

Агент не успел ответить. Они подошли к закутанным в тулупы людям.

– Пришёл ваш час. – Сказал старик. – Уж полночь пробила. Пришла минута справедливого возмездья! Готов ли к смерти, враг? Ступай к барьеру! – Старик обратился к своему секунданту. – Виконт, подай моё оружье.

Борис громко глотнул.

– Слушайте. – Сказал он. – Может, не стоит, а?

Виконт громко закашлялся. Доуэр возмущённо зашевелился. Агент придал себе отсутствующий вид.

– Что ты твердишь, презренное отродье? – Прошипел старик.

– Вели слово молвить! Всё что угодно сделаю! – Прошептал Борис. – Я ведь даже и не знал, что я совершал преступление!

– Ты, бесчестный смерд! – Голос соперника зазвенел. – Что ты твердишь, преклонив главу?!

– Я ни за что страдаю! Я не знал, что закон преступаю! – Говоря от страха стихами, сказал Борис. И добавил. – Барон, пощади!

Доуэр дёрнул за рукав своего секунданта.

– Про что это он речь держит? – Спросил он.

Виконт, оторвав взгляд от агента (), сказал.

– Он намекает на то, что он житель нецивилизованного диффузиона, и потому ничего не знал про воровство.

– Простолюдин?! – Вспылил Доуэр. – Мне драться с простолюдином?! Что мне сразу никто не сказал?!

Он, морщась, взглянул на Бориса.

– Ступай, презренный. Ты не достоин пасть от моих рук… Прощай, влачи свой убогий век. Что же, пойдём, Виконт.

Секундант пожал плечами, и двинулся вслед за стариком.

– Эй! А как же… – Обескуражено сказал агент, но тут же прервал себя и потащил к себе Бориса.

– Красиво ты его объегорил! – Громким шёпотом произнёс он. – Как мальчика, вокруг пальца!

– Да… – Выдавил Борис. – Я и не надеялся.

– Вы абсолютно правильно воспользовались логическим аппаратом! – Косясь на Виконта похвалил Альфонс.

– Ты насмехаешься над моим великодушьем! – раздалось над самым ухом Бориса. – Ты, избавленный от смерти!

– Нет-нет! – Воскликнул Борис, испепеляющее глядя на Альфонса. Тот расстроено хмурился. – Это мой секундант шутил…

Но Доуэр разошёлся не на шутку.

– Стреляться! Только смерть рассудит нас!

Старика вдруг отпихнули, и он осёкся.

– Ах ты! – Закричал Виконт, выскакивая из-за плеча старика. Он прыгнул на Альфонса, и, схватив того за грудки, затряс его. Шерстяной капюшон спал с головы секунданта, и Борис по чёрным вихрам узнал лже-Зевса. Альфонс на глазах изменился. Лицо его вытянулось, став похожим на иссохший на солнце череп мертвеца.

– Думал, снял очки, и не узнать, да! Сдал, паскуда! Шестёрка! – Вопил Виконт, жестоко тряся Альфонса. – Сдал! Убью сволочь! Порешу!

– Пороху не хватит! Кишка тонка! – Прошипел в ответ агент, жутко скалясь.

Доуэр, до этого удивлённо следивший за схваткой, спросил:

– Виконт, что с вами, друг мой?!

– Альфонс, что происходит? – Одновременно со стариком, спросил писатель.

– Борис Батькович… – Криво улыбаясь, сказал Виконт. – Ты думаешь этот стукачёк позорный тебе радости-счастья желает! Хрен тебе, известно что с маком и сметанкой!..

Альфонс, громко крикнув, ударил Виконта по рёбрам, и пока тот, задыхаясь, корчился на земле, он сказал:

– Его звали по-всякому: Девчонка, Гвоздь, Шняга, Чёрный хмырь… Но под именем Виконт я вижу его впервые. – Агент вновь приобретая интеллигентный вид, посмотрел на экс-лже-Зевса. – С каких это пор ты Виконта, а?

– Урод! Ещё фаера из себя строит! – Вскакивая, завопил Виконт. В его руке что-то сверкнуло. Кто знает, чем бы закончилась эта сцена, если бы между ними не возник Доуэр. Старикашка держал в рук револьвер.

– Увольте меня от созерцания этого моветона, господа. Вы можете решить кто прав, кто виноват и после моей схватки с этим животным. А коль кто из вас невзначай в загробный мир уйдёт, то нам скорбеть без секунданта… Я требую, чтоб вы решили ваши распри после, а пока. К барьеру, господа!

* * *

– Дуэль будет протекать по следующим правилам! – Вцепившись взглядом в застывшего рядом с Борисом Альфонса, крикнул Виконт, он же Чёрный хмырь, он же Шняга. – Я считаю от десяти, вниз по нисходящей! После того, как я произнесу «ноль», каждый из дуэлянтов имеет право делать всё, что ему заблагорассудиться! Единственное, что запрещено правилами: это стрелять больше шести раз. Вспомогательные условия к победе… Дополнительным шиком считается убить противника его же оружием… Борис Викторович, правила ясны? – Спросил он у Бориса.

– Да. – Спокойно произнёс Борис. Ему уже всё осточертело, в голове было удивительно пусто, как-то глубоко и гулко.

Альфонс шагнул вперёд, и повторил правила, обращаясь, очевидно, к старикашке. Пока он говорил, внутри Бориса происходило сражение. От исхода его зависела жизнь писателя. За его тело сражались две непримиримые стороны. Бактерии и лейкоциты. «Интересно, а как лейкоциты справляют нужду?» – неожиданно подумал Борис. Его очень занял этот вопрос, и он очнулся из лихорадочного оцепенения лишь когда Альфонс торжественно спросил: «Доуэр Бари, вам ясны правила?».

– Я ведаю! – Ответил старикашка.

Альфонс и Виконт отошли к краю площади. Виконт вдруг крикнул:

– Эй, писака, ты не стреляй сразу!

Борис виновато улыбнулся. «С лейкоцитами всё понятно. – Решительно подумал он. – А вот как…»

– Десять! – Одновременно сказали секунданты, ненавидимо глядя друг на друга. – Девять! Восемь!

«Хи-хи-хи… – Пронеслось у писателя в голове. – Сейчас меня убьют. Ну, в конце-концов, всё рано или поздно кончается. Вот так же и у меня… И, самое обидное, я так и не узнаю про лейкоциты…»

– Один!

«О, уже один!» – Отрешённо заметил Борис.

– Ноль!

Борис с интересом уставился на возникшую у его ног воронку. А потом в его голове точно что-то переключилось…

Он стоял на длинной, широкой улице. Улица была окружена с двух сторон деревянными барами с запыленными стёклами, с дверьми, которые открывались в обе стороны.

Жёлтый песок позёмкой полз над самой землёй. Грязный пакет, несомый ветром по площади, обернулся вдруг перекати-полем. Дух нового света, дух золота, пороха, авантюры щекотал загорелые ноздри.

Его звали Борис Могучая Печень… Хотя нет, не так… Лучше вот: его имя со страхом шептали самые грязные ублюдки прерии… «Шериф Бор!» – оглядываясь, говорили они, оттягивая в смятении повязанные на шеях чёрные платки. Да, он был шерифом Нового Коннектикута, хозяином этих мест. И ему в который раз пришлось выйти на тропу войны.

«Классно! Надо будет написать что-нибудь такое…» – заметил писатель.

Борис… Пардон, шериф Бор прыгнул в сторону, молниеносным движением, прямо в воздухе выхватывая из кобуры револьвер.

Оружие непослушно выскочило из вспотевших пальцев, проскользив по песку-брусчатке, оно оказалось метрах в десяти от Бориса.

Писатель, ударившись спиной, растянулся на земле. «Так, всё, шутки кончились!» – подумал Борис, выпадая в суровую действительность. Над его головой в брусчатке образовалась неглубокая ямка.

Писатель быстро пополз к револьверу. Но он был не одинок в желании завладеть своим оружием. Доуэр тоже бросился к его револьверу.

«С дополнительным шиком…» – подумал Борис. Он напрягся и в последний момент (старик уже поднимал ствол вверх) бросился на соперника. Они несколько раз перекатились, потом Борис попытался выбить оружие из руки старикашки. Конечно, безуспешно.

Доуэр легко отбросил писателя, и снова потянулся за его револьвером.

Борис чувствительно ударился спиной, но он тут же вскочил, и снова повалил старикашку.

Они, больно побивая друг-друга, пытались достать револьвер, царапая по земле пальцами.

Потом Борис догадался встать. Он поступил, как всегда, неожиданно как для себя, так и для всех. Едва схватив оба револьвера, он принялся ими жонглировать.

«Зачем всё это… – Проносилось в голове писателя. – Что есть добро, и что зло… И как мне выбрать ту силу, на стороне которой я хочу оказаться. Что есть жизнь: переплетение тьмы и света, или может быть иначе, переплетение света и тьмы… Всё зависит от того, с какой стороны читать…»

Доуэр минуту заворожено следил за Борисом. Жонглировать у писателя получалось плохо, он мухлевал, иногда просто подбрасывая револьверы.

Старикашке, наконец, надоело представление Бориса. Он попытался схватить один из револьверов. Но не тут-то было. Борис с криком «Прощай, оружие!» со всей силы швырнул револьверы в парк.

Он бросился бежать прочь, в пятисотый раз запоздало сознавая, что совершил, возможно, непоправимую глупость.

«Вот сейчас мне настанет крышка… – подумал он. – Жаль… Немного…».

Случайная банановая кожура скользнула под его ногой, и он, упал на спину. Он увидел как старикашка с улыбкой, поднимает его револьвер, он, точно сквозь телескоп, увидел палец соперника, напрягшийся на курке. Борис увидел, как старикашка удивлённо и медленно оглядывается на грохот, раздающийся у него из-за спины.

А в следующий момент соперник Бориса пропал под капотом неизвестно откуда взявшегося грузовика. Сбив Доуэра, машина подпрыгнула, но не остановилась. Она помчалась дальше. На секундантов.

Альфонс успел отпрыгнуть, а вот у Виконта реакция оказалась похуже…

Просев на ржавых, как и все остальные её составляющие, рессорах, машина врезалась в стену. Осыпалась штукатурка. Полетела пыль. Наступила тишина.

Борис на негнущихся ногах подошёл к грузовику. Дверь шумно заскрежетала и упала на брусчатку.

– О, ребята! – Раздалось из машины. – Я вас взде ищу… Заблдился, пнмаешь? – Голос из кабины залился смехом. – Ты непнято так обснил, что я нчего н понял!

Александр Иванов медленно выкатился наружу. От него несло перегаром. Таким родным и благородным перегаром…

– Пши ещё! – Шумно выдохнул он, протягивая Борису блокнот и ручку. – Рзбрусь! Будь дргом!

– Да я теперь тебе всё что угодно расскажу! – Растроганно произнёс Борис. – Всё что хочешь дам!

– О! Эт надо обмыть! – Оживился Александр Иванов. – Пшли!

Он сделал два твёрдых шага, а потом зевнул, аккуратно лёг на брусчатку, пропел начало песенки про монтажников-высотников, и, допев до конца куплета, громко захрапел.

Борис так и нег смог растормошить Иванова. Тот сладко спал, почмокивая во сне губами.

Писатель постоял, раздумывая, что ему делать дальше. Он был уверен, что не переживёт дуэли, и теперь ощущал себя рождённым во второй раз. Первый делом он решил найти Альфонса, а там уже разобраться.

Он развернулся, думая поискать агента под корпусом ЗИЛа. И нос к носу столкнулся с Доуэром.

Старикашка выглядел… В общем, соответствующе выглядел. Перед собой, в вытянутых руках, он держал ставший уже не таким блестящим револьвер. Он пришипел без свойственной помпезности:

– Щенок! Ещё никто не побеждал Доэра Бари!

Он зашатался, и из последних сил спустил курок. Револьвер оглушительно взорвался. Бориса шатнуло, в глазах запрыгали разноцветные искорки. Запахло палёным.

Через секунду всё затихло. Борис моргнул. На месте, где стоял старикашка, зияла огромная воронка и курился сизый дымок.

Затрещали ветки, и из лесных зарослей вышел Альфонс. Его пиджак был весь в грязных пятнах. Он посмотрел в начале на застывшего Бориса, потом на воронку. Потом на торчащие из-под грузовика, быстро исчезающие в воздухе ноги Виконта. Он хрипло рассмеялся.

– Крышка Хмырю… Отжил своё… И старому хрыщу тоже не поздоровилось… Всё как надо… – Сказал агент. Он водрузил очки на переносицу, и произнёс. – Иногда патрон застареёт в стволе огнестрельного оружия. Происходит резкий скачёк давления. Молекулы металла не способны выдержать высокую температуру, возникающие вследствие изохорного процесса. Всё это ведёт к нелицеприятному, негигиеничному и очень громкому эффекту. Коий и наблюдался нами… – Он ещё раз хрипло рассмеялся, показал на грузовик. – Чуть не придавило!

Альфонс подошёл к Борису, хлопнул по плечу.

– Вы молодец. А теперь… Идёмте домой, а, Борис Васильевич?

* * *

Их путь домой был не особенно примечателен, и, в сущности, банален. Он не требует подробного описания.

На них нападали из подворотен, из-за углов и просто из ниоткуда. По ним стреляли снайперы. Их даже пытались атаковать летающие тарелки.

Но Альфонс и Борис без особого труда справлялись со всеми трудностями. Снайперы постоянно промахивались. Летающие тарелки беспощадно сбивались государственными системами ПВО. Возникающим из воздуха существам они исправно пудрили мозги.

Борис на практике познал, что логика воистину могучий инструмент в борьбе за утверждение собственной правоты. Особенно эффективным оказался частный случай логического оружия: нелогическое умозаключение. Демонстрируя этот случай, агент привёл пример: «Белое есть чёрное, ведь свет поглощается, потому что отражаться не способен. Поэтому медведи летом впадают в спячку».

Нелогические умозаключения вводили пришельцев в ступор и, иногда, вводили в ступор самого Бориса. Однако под конец он почти привык, и уже не ломал каждый раз голову, пытаясь решить не имеющие решения задачи.

В подъезд они вошли, когда городские часы дважды огласили город заунывным звоном.

Они поднимались по ступенькам, не особо беспокоясь о конспирации. Разбушевавшийся Альфонс, иллюстрируя красоту алогичности, объяснял Борису придуманную им алгебру неправильных чисел. Писатель, заботясь о своём душевном здоровье, слушал в пол-уха.

– И, наконец, аксиоматика. – Торжественно сказал агент. – Первое! Ни одно из неправильных чисел никогда не равно самому себе. Второе! Решение квадратного уравнения в моей алгебре имеет бесконечно решений! Третье! Бесконечность эквивалентна пустому множеству. Четвёртое!..

Борис открыл дверь и, не разуваясь, прошёл в кабинет. Потом зашёл в санузел. Мельком заглянул в кухню.

В квартире было удивительно тихо и спокойно.

– Никого нет. – Сказал Борис, возвращаясь в кабинет.

Агент удобно разместился в кресле, закинув ноги в грязных ботинках на пустой письменный стол.

– Да. Пока нет. – Произнёс Альфонс.

– Эй! Разуйтесь, пожалуйста! – Потребовал Борис.

Агент флегматично взглянул на него, и вышёл в коридор. Борис прислушался к себе. Уставшее, покрытое синяками тело неприятно болело. Желудок требовательно ныл, оба полушария мозга бессознательно тёрлись о стенку черепа. Борис посмотрел на диван. Он с блаженством закатив глаза опустился на него. И сейчас же громко затарахтело в прихожей. Борис покрепче зажмурил глаза, и принялся нехотя вставать.

– Я открою! – Крикнул Альфонс.

Борис снова расслабился. Он рассеяно послушал, как агент берёт в руки ключи. Потом штора тихо зашелестела от поднявшегося сквозняка – Альфонс открыл дверь.

– Так! Вот, сейчас и разберёмся! – Услышал Борис. – Вот эта квартира!.. Вот тут! Так… Где хозяин?!

– Вы, позвольте, кто? – Спросил Альфонс.

– Я задал вопрос! – Воскликнули из-за двери.

– Я, на удивление, тоже. Какое совпадение!

– Вам какое дело? – Нелюбезно ответил Прусаков (Борис узнал его по наглым интонациям). – И, вообще, кто вы такой.

Альфонс помолчал, и ответил после паузы:

– Я компаньон Борис Викторовича. Если у вас и у ваших… Хм… Друзей имеются претензии к нему, можете высказать их прямо сейчас.

– Ты меня не задержишь! – Прусаков явно пытался пройти мимо Альфонса. – Я знаю, что он там! Я гарантирую! Эй! Ненормальный, выходи! За тобой пришли!

– Извините, но Борис Викторович очень занят. – Ровно произнёс агент.

– Интересно, чем это он таким занят! Таким, что вы не пропускаете ни меня, ни представителей милиции!

– Ну… Странный вопрос в пол-третьего ночи…

– Короче! – Раздался грубый голос, принадлежавший доселе молчавшему собеседнику. – Пропустите нас в квартиру. – Зашуршала бумага. – У нас есть ордер! Так что пропустите… Что вы делаете!

Альфонс откашлялся, пробормотав: «Имею право интересоваться!».

– Тут написано, что у вас есть ордер на получение в квартире номер 83. – Произнёс он. – А это квартира 79!

Борис испустил беззвучный смешок. В прихожей кто-то тихо присвистнул, потом опять громко зашуршала бумага.

– Не может быть! Где?! Что вы чушь несёте! – Возмущению Прусакова не было приделов. Он громко процитировал. – «Чрезвычайно секретно! Предъявителю сего документа необходимо оказать всяческие почести. Ему разрешается получить мешок вяленых огурцов…». – Прусаков издал непонятный звук, и дочитал. – в кв. 83… После прочтения – сжечь… Министр внештатной торговли Петерон. В. И».

В прихожей случилось нечто вроде блицконкурса чтецов оригинального жанра.

– Вы это подсунули! – Заявил Прусаков, когда конкурс кончился ошеломляющей победой Альфонса. – Вы такой же аферист, как этот… Борис Викторович!

– Ну! – Возмутился агент. – Вам ещё что-то оспаривать! Вы подкупаете милиционеров, потом ломитесь к человеку посреди ночи, да ещё до этого двадцать лет живёт за счёт сомнительных манипуляций!..

– Это называется клевета! – Прервал его Прусаков. – И вы за эту клевету ответите!

– Почему клевета? – Возразил агент. – Например я совершенно точно знаю, что вы заплатили полтинник капитану Кирюшину Сергею Александровичу, чтобы он вам выдал в распоряжение этих двух майоров.

– Клевета! Я на вас в суд подам!

– Не вы первый, не вы последний… – Спокойно сказал агент. – Хотя я вам не советовал бы… Слишком вы знаменитая личность!

– Товарищ майор, вы не видите разве, мне угрожают!

Но товарищ майор неожиданно сказал:

– Кто вы вообще нам такой, чтобы так говорить с нами! Что вы возмущаетесь! Поднял, в самом деле, посреди ночи! Как будто на пожар!.. Фигнёй страдаете, граждане!.. Пойдём, Стёпа, нам здесь делать нечего.

Послышались удаляющиеся шаги.

– Я жаловаться буду!!! – Оглушительно заверещал Прусаков. – Я…

– А вы, уважаемый, ещё скажите спасибо, что с вас не взяли штраф за ложный вызов! – Глухо ответил майор.

– Я этого так не оставлю! – Пропыхтел Прусаков.

– Флаг в руки. – Сказал агент. – Теперь я могу закрыть дверь?

– Я не оставлю…

– Да. – Успокоил его Альфонс. – Тогда я закрываю.

Послышался щелчок, и бледно улыбающийся агент вошёл в кабинет.

– И вы его терпели всё это время? – Спросил Альфонс, присаживаясь на стул.

– Что я мог сказать? – Ответил Борис.

– А что я сказал? – Агент вздохнул, и покачал головой. – Отсталый народ… Таких представителей социума надо изолировать от общества, а не ставить на руководящие должности!

Борис открыл рот для ответа, но, поняв, что не в силах привести достаточно сильных контраргументов, мрачно махнул рукой, и отвернулся к стене. Возникла неловкая пауза. Альфонс смотрел на Бориса, потом принялся водить указательным пальцем по согнутому колену.

– Как будто у вас с этим всё в порядке! – Наконец раздражённо произнёс Борис. – Моралист выискался! Сообщник по благородному делу!

Альфонс оторвал взгляд от брюк, а уставился на Бориса.

– Вас стесняет моё общество? – Спроси он. – Я могу уйти…

– Нет, я разве это имел в виду? – Поморщившись, сказал Борис. – Вы меня постоянно неправильно понимаете! А я имел в виду то, что вы сами не способны… Вы…

Писатель осёкся. Что-то было неладно. Агент, выпучив глаза, смотрел в угол комнаты. Борис проследил за его взглядом, и обнаружил искристые переливы света.

– В… в… в… – Забормотал Альфонс, вжимаясь в стул.

Борис быстро соскочил с кровати, и в панике взглянул на Альфонса. Тот всплывал к потолку, малодушно растворяясь в воздухе.

– Куда?! – Завопил Борис, хватая Альфонса за лодыжку.

Агент отпихнул писателя, и спешно исчез.

– Дезертир! – В отчаянии выцедил Борис.

Он метнулся к двери. И тут же отпрянул назад. Навстречу ему шёл фиолетовый трёхглазый монстр. Писатель попятился. И тут же остановился. «Он сейчас исчезнет… – Облегчённо подумал Борис. – Я ведь боюсь его…». Писатель присел обратно на диван, спокойно смотря на хомофага. Но чудовище продолжало неспешно приближаться, плотоядно скаля рот и издавая нетерпеливое урчание. А Борис вдруг понял, что не такое уж оно страшное. Даже в чём-то симпатичное, и…« Нет, ведь его надо испугаться!» – Заметил Борис. «Какие у него страшные глаза, какие жуткие намеренья…» – Подумал писатель.

Монстр не исчезал. Борису показалось, что его ноги опустили в тазик со льдом. «А зубы какие! А! Оно меня сейчас съест!» – пронеслось в его мозгу. Но это были принудительные мысли.

Борис встал, и быстро прошёл мимо чудища к двери. Хомофаг некоторое время простоял, в исступлении думая, а потом развернулся, и двинулся за Борисом. «Фиолетовый убийца! Плод жутких генетических экспериментов!» – со странным умиление думал Борис. Он понимал, надо его испугаться, но он не мог больше сделать это! Что было страшного! Борис-то знал, что стоит испугаться… «А, чтоб тебя!» – Крикнул Борис.

Он быстро надел обувь, и подошёл к двери. Хомофаг вышел в прихожую. «Он же кошмарная тварь! И в страшно сне такое не присниться! Он… Он даже быстро двигаться не способен… Как черепаха!.. Нет, как аллигатор!.. Он огромный, фиолетовый! Похож по цвету на фиалку!.. И… И… А, чёрт!»

Борис, застонав, открыл дверь, и отступил на лестничную площадку. Там по-прежнему было темно и мрачно.

Писатель попятился, не отрывая взгляда от дверного проёма. Там уже появлялась трёхметровая фигура хомофага.

Борис упёрся спиной в стенку. Он крикнул: «Помогите, люди добрые!» – и медленно сполз на пол. Чудовище приближалось. Теперь Борис мог во всех деталях разглядеть его. Глаза, похожие на подсолнухи, нелепая походка в вразвалочку и рот, вблизи напоминающий скорее большую застёжку-молнию, нежели зубастую пасть. Чудище смотрелось увеличенной в десять раз мягкой игрушкой, нелепо наряженным клоуном. Всё в облике хомофага было рассчитано на то, чтобы вызывать мимолётную улыбку, а не заставлять дрожать от страха. В этом была особенность его мимикрии.

Когда до хомофага оставалось меньше метра, Борис подумал, что погибнуть от рук такого хищника, по крайней мере, смешно и забавно. Пробовать ему не хотелось, но выхода, судя по всему, не было.

И вдруг на лестничной площадке стало немного светлее.

– Безобразие! – Запричитал громкий, скрипучий голос, разносимый по всем этажам эхом. – Людям спать не дают! Поганая, глупая молодёжь! Кошмар! Какие невоспитанные и невежливые юноши пошли!

Борис встал, и посмотрел через плечё озадаченному монстру. На театр разыгравшейся драмы выходило новое действующие лицо. Баба Маня, в своём омерзительном халатике, подслеповато щурясь, семенила прямо к хомофагу. Чудовище покосилось на пенсионерку.

– Прогнивший, глупый юноша! – Твердила она. – В начале палками на старших замахиваются (Убивцы растут, ей-богу!), так ещё теперь и спать теперь не дают! Изверги! Управы на вас нет! Вот в наше время…

Баба Маня замолчала. Она смотрел прямо в глаза хомофагу. Тот переминался с ноги на ногу. В его движениях появилось замешательство. Наконец фиолетовый монстр пошаркал лапой, и осторожно направился к бабе Мане.

И тут баба Маня завыла страшным голосом. Задребезжали стёкла, у писателя заложило уши. Хомофага как ветром сдуло. И только монстр исчез, сварливая пенсионерка упала в обморок.

Борис встал, тщательно отряхнул себя от побелки, и направился к двери. Войти в родную квартиру писателю не дали. Проход перегородил ухмыляющийся бугай уголовной внешности.

Выгляди он очень сильно помятым. Было ощущение, что его раз десять спустили с лестницы, а потом бросили на растерзание страусам-меломанам, которые использовали бугая в качестве данспола.

В четырёхпалых ладонях он держал внушительной длины мачету. Выражение покрытого синяками лица не сулило ничего хорошего. Особенно многообещающе выглядела улыбка во все пятнадцать зубов.

– Гы-гы-гы-гы! – С непередаваемой интонацией заржал бугай. – Вот и я! Я бандит спр… справедливости. – Последнее слово бугай выговорил с явным трудом. Он ещё шире растянул губы, и предупредил. – Я умею быстро бегать. И хорошо ломать двери. – Бугай прижмурился, и добавил обиженно. – А что это меня побили у тебя?

Борис молча пошёл навстречу незнакомцу. Тот немного опешил, и для наглядности серьёзности намерений, помахал мачетой. Когда демонстрация закончилась, писатель поцокал языком, и плавным движением отвёл мачету в сторону. Он прошёл в прихожую, достал лежащую в гардеробе аптечку. Нашёл там бутылочку с раствором аммиака. Найдя, снова вышел наружу.

– Что такое? – Голосом обманутого ребёнка спросил бугай. – Я пришёл…

– …Вершить справедливость, и смывать позор кровью. – Кивнул Борис.

Бугай окосев от мыслительного напряжения, добавил:

– Да… Ради всеобщего блага…

– Отлично. – Борис ласково взял бугая за плечи, и подошёл вместе с ним к бабе Мане. У него был нехитрый план. Борис ведь заприметил, что поношённая одежда бугая была глубокого пурпурового цвета.

– Что такое? – Снова спросил бугай.

– Вот. Сейчас. – Говорил ему Борис, водя перед носом бабы Мани нашатырем. – Сейчас тебе всё будет… И справедливость будет, и всё остальное тоже.

Баба Маня зашевелила челюстями, пробормотала: «Вот в наше время было…», и открыла глаза.

Борис молниеносно скрылся за дверью. Едва закрыв её, он прильнул к зрачку.

– Я умею хорошо ломать двери! – Напомнил бугай. Он ударил мачетой в дверь, и неожиданно взвизгнул.

– Ай! Кто это опять!

За спиной бугая опять возвысилось нечто зелёное, с треском опустившееся бугаю на спину.

Бугай развернулся, и Борис успел заметить бабу Маню. Это была баба Маня воинствующая. Очки съехали на бок, жыденькие волосы рассыпались во все стороны. В руках у сторушки была её фирменная мухобойка.

– Обижать старших! Пугать их слабое сердце! – Голосом обезумевшего киборга пролязгала она.

– Да за что это?! – Завопил бугай.

– Нарядился! Напугал! И лампочку вывентил! И под дверью кричал!

На бандита градом сыпались удары и вешались сабаки. Пыль из него летела, как из грязного ковра.

– ... И сумку украл! И надписи на стенках писал!

– Что такое? – Повторял бандит.

– ... И дитишек обижал! И палкой махал! – Выкрикнула старуха. Тут у неё кончился воздух, и пока она его набирала, дитина выстонал:

– Да что такое?

– И пререкаеться ещё! – Завопила баба Маня, возобнавляя атаку. – Вот в наше время...

– А-а-а!!! – Закричал вдруг бугай. Он бросил мачету, и, закрываясь руками, бросился на лестницу. Он поскальзнулся, и громко ссыпался по ступенькам. Баба Маня пошла зща ним, но, как было выше сказано, бугай хорошо бегал. Куда там было старой склочнице.

Баба Маня тряхнула головой, сбрасывая прядь волос с лица. Она подняла мачету и осмотрела её со всех сторон.

– Перчик хорошо резать! – Рассудила она.

Старушка вернулась к себе в квартиру, вспоминая вслух о рецепт фаршированного перца. Борис решил, что ему тоже пора бы перекусить, и направился на кухню. То, что он там увидел, запомнилось ему больше, чем все сегодняшние переделки.

Кухня выглядела ужасно. Изодранный линолеум был покрыт толстым слоем деревянных щепок, кусков арматуры, бетона, кирпича, был усеян клоками шерсти, обрывками одежды. Целой мебели на кухне не осталось вообще. Только голые стены, светящие серыми прямоугольниками, напоминали о шкафах, развешанных некогда по стенам.

Борис, по щиколотку погружаясь при каждом шаге в слой мусора, подошёл к подоконнику. На подоконнике стоял чайник. Броско-жёлтого цвета. Он тускло блестел в свете чудом уцелевшей лампочки. Чайник кипятил минеральную воду. Из носика тянулась плотная струйка золотистого пара. Борис взглянул на место, где струйка соприкасалась с потолком. Там потолок приобретал цвет, похожий на цвет чайника.

– Вы не могли у меня спросить, что можно кипятить, а что нет? – Спросили у Бориса.

Писатель оглянулся.

– Вам пришло письмо. – Сказал Альфонс. Он стоял возле входа на кухню, протягивая ему сиреневый конверт. Борис без лишних слов взял конверт, раскрыл, и прочитал в слух: «Ваше дело было рассмотрено в суде имени Имени 14 числа сего года. В результате подробного расследования дела было вынесено решение освободить вас от какой-либо ответственности, как уголовной, так и юридической.

P.S: Вы потрясающе защитились в суде! Присяжные восхищены! Ждём вашего следующего визита. Что он будет, мы не сомневаемся. Все мы не без грешка!».

– 14… 14… – Борис дочитал, и посмотрел на агента. – Так это же было вчерашнее число! Хм… Я и не помню…

– Как не помните?! – Спросил Альфонс. – Вы блистательно защитились! Жаль, что не помните, вы много потеряли! И… Да… Это было ещё то зрелище!

Агент, потерявшись в эпитетах, замолчал. Потом, нетерпеливо почесав затылок, сказал:

– Ладно, мы расслабились! Пора приступать к делу! – Он вытащил из внутреннего кармана знакомый Борису лист ватмана, развернул его, и положил на пол.

– Вот мой план! – Громко сказал он. – Для обеспечения полной безопасности нам следует переоборудовать вашу квартиру в могучею фортификацию. Где закупить пушки, листы пятидесятидюймовой брони я знаю! Вот тут…

– Я с вами больше на хочу иметь дела. – Прервал его Борис.

– Вы что-то сказали, Борис Васильевич? – Спросил агент.

– Вы в который раз бросили меня на произвол судьбы! – Отчеканил писатель. – С меня хватит! Я и без вас теперь справлюсь.

– Вы так уверенны? – Холодно спросил агент.

– Да. – Сказал Борис.

– Вас ждут неприятности, на порядок страшнее вами встреченных. – Предупредил Альфонс, с опущенным видом сворачивая ватман. Делал он это демонстративно неспешно, надеясь, что Борис передумает. – Может вам лучше иметь под рукой верного своему делу специалиста?

– Нет. – Твёрдо сказал Борис. – Дальше я и сам справлюсь.

– Ну… Ладно. – Агент, шмыгнув носом, засунул лист в свой бездонный карман. – У вас есть ко мне какие-нибудь вопросы напоследок.

– У меня есть только один, последний вопрос. – Помолчав, сказал Борис. – Из-за чего тут такой бардак?

– Шестеро представителей нижне-цивилизованных диффузионов подрались за ваш чайник. – Грустным голосом ответил агент. – Потом появился детина из КРО-51-94, и всех избил. Ему не хватило ума понять, из-за чего вообще случилась драка, и он вступил в неё просто из любви к этому способу времяпрепровождения. В результате…

– Понятно. – Сказал Борис.

Альфонс устало провёл руками по лицу и передёрнул плечами.

– Хорошо. – Сказал он. – Если вы разрываете со мной контракт, тогда будьте добры оплатить услуги, предоставленные вам.

– Я вам ещё что-то должен? – Поднял брови Борис.

– Да. – Агент вывалил из кармана счёт. – Пожалуйста.

– Ладно. – Не читая, сказал Борис.

Он подошёл к чайнику. Выключил бытовой прибор, с огромным трудом поднял его и, шатаясь под тяжестью, вернулся к агенту.

– Это, как я понимаю, золото? – Риторически спросил Борис.

Агент заулыбался.

– Тогда можете забрать!

Альфонс покачал головой.

– Это и так моё.

Борис косо посмотрел на агента.

– Не понял? – Нахмурился он.

– Всё очень просто. – Агент пододвинул ногой чайник к себе. – Он просто мой. Всё потому, мой друг, что…

– …Вы не тот, за кого я вас принимаю. – Досказал за него Борис. – Это я и так знал.

Альфонс снял очки, и длинно посмотрел на Бориса. Осклабился. Лицо его стало таким же, как и на площади перед дуэлью. Зубы некрасиво выехали вперёд, глаза удлинились вверх.

– Догадался всё-таки… – Прошипел он.

Борис, чья фраза была беспочвенным блефом, немного удивился.

– Твоя фраза была беспочвенным блефом. – Прошипел Альфонс. – И ты удивлён… И правильно, ведь примитивный ум не в состоянии выжить в борьбе с высшим разумом. Он даже не сможет познать задумку высшего разума, это физически не в его силах.

– И вы с меня что-то хотите? – Спросил писатель.

Переменившийся в лице агент, не ответив, шагнул к Борису. Он достал идеально надёжное оружие.

– Торгаш его продешевил. – Сказал Альфонс. – Кстати, его звали Мифл… Он дурак, а не знаток… Не то, что я! Я-то сразу понял, что на прилавке лежит идеальное оружие! Я давно это знал. И давно задумал купить его, обманув торгаша. Но торгаш знал меня – в своё время я перешёл дорогу его братцу! Поэтому мне нужно было прикрытие. И этим прикрытием стал ты! Он всё своё внимание переключил на тебя, а меня без очков он не узнал! – Агент зажмурился. – У всех у них паршивая зрительная память! – Он прицелился в Бориса. – И сейчас ты умрёшь, так и не узнав всей красоты моей игры! Я ведь никогда не ошибаюсь, я говорил!

Борис замотал головой, и сказал:

– Но сейчас ты ошибаешься.

– И в чём же? – Прошипел агент.

– В том, что никогда не ошибаешься.

– Нет! – Альфонс осклабился. – Если я бы ошибался, в том, что я не ошибаюсь, то… То я бы ошибался… Нет, я бы не ошибался, ведь я… Нет! – Он остановился. – Вы меня не проведёте!

Альфонс снова прицелился.

– Мне полагается последнее желание! – Прокричал Борис, заметив, как в коридоре что-то полыхнуло.

– Зачем вам последнее желание? – Спросил Альфонс.

– По-настоящему интеллигентные бандиты в нашем пространстве ввели такую традицию: последнее желание жертвы. – Борис с надеждой смотрел в чёрный зев коридора. – Можно исполнить моё последнее желание? Если вы, кончено, по-настоящему интеллигентны…

Альфонс неуверенно сказал:

– Ладно. Валяй! Если оно мне понравиться…

Борис сделал вид, что думает. На самом деле он смотрел в коридор.

– Ну! – Потребовал агент. – Давай! Не тормози!

– Расскажи свой гениальный план! – Сказал Борис. Он решил, что ответ на этот вопрос будет самым многословным.

– Рад, что вы признали мою гениальность! – Сказал Альфонс. – Так и быть, я всё расскажу. Всё равно вы унесёте эту историю с собой в могилу!

Агент не спускал глаз с Бориса.

– Всё началось с того, что я проигрался в кости. – Сказал он. – Проигрался старику Доуэру. Он под чистую обработал меня. Я ему был должен ещё больше, чем проиграл. Я был в отчаянии. Без перспектив. Без гроша в кармане. Я думал, что мне настал конец. Что я погиб, как член социума. Но у меня был гениальный аналитический разум! И во вспышке гениальности ко мне в голову пришёл План. Это случилось во время моего ежедневного чтения газеты. Я увидел статью, посвящённую букмейкерсим ставкам, и прозрел.

– Ух ты! – Воскликнул Борис. За плечом агента вырисовывалась фиолетовая фигура.

– Да! Я знаю, что я неповторим! Слушай же, не перебивай! Я решил обратить внимание всех диффузионов на вас.

– Зачем?

– Ты может и не знал, но ты известнейшая личность! На тебе лежат оромные капиталы! Понял!

– Нет. – Искренне ответил Борис.

– А… Ладно… Сейчас объясню. Суть была вот в чём. Ставить надо было на какого-нибудь лоха из нецивилизованных миров… Ну, сколько ему жить осталось! Понял теперь?

– Ну? – Сказал Борис.

– Я придумал сделать так, чтобы в начале все любители порисковать заметили тебя. Увидели бы, что ты в огромной опасности. Потом поверили бы в твою неуязвимость. Это подняло бы коофиценты ставок против твоей жизни… Потом бы я поставил против тебя, и, наконец, тихонько прибил бы! Всё очень просто! – Агент заржал совсем, как бугай с мачете.

– Но любое дело требует стартового капитала… – Сказал он, затихнув. – Пришлось пойти на грабёж. Братец знакомого нам торгаша оказался таким простофилей, каких свет не видывал! Грабануть его было несложно… А, между тем, промышлял он продажей золотоносных вод, штуки дорогой и ценной… Всё обошлось для меня наилучшим образом, ведь я никогда не делаю ошибок. Я ушёл от властей, и бутылочка золотоносной водички оказалась у меня. Правда, торгаш меня хорошо запомнил… Но я выкрутился, правильно.

Агент перевёл дух. Фиолетовая фигура за его спиной приблизилась ещё на десять сантиметров.

– Тебя я сделал известным благодаря науке и прессе. – Сказал Альфонс, обращаясь к Борису. – Ты в курсе, что ты научный феномен? Нет… Будешь знать… До смерти! – Альфонс в который раз осклабился. – Один академик психологических наук (мой хороший друг!) сказал по центральному гравиканалу, что, оказывается, есть такое проявление чтения мыслей: головная боль и головокружение. Привёл доказательства. Так он дал начало целой науке! Суть такая: мол, если башка болит и голова кружиться, значит, у вас кто-то крадёт мысли. Преступает закон и всё прочее… Я ведь знал, что найдутся придурки, которые поведутся на мой гениальный обман! А повелись почти все диффузионы! Даже хомофаги повелись! Они вообще туги на ум, но тут раскумекали и обозлились на тебя.

– Но почему вы выбрали именно меня для своего дела? – Спросил Борис.

– Ты выглядел убедительнее. – Пожал плечами Альфонс. – Дальше было дело техники. Растрезвонив, что ты самый большой похититель за всю историю, я сделал тебя героем всех газет. В начале я доказал, что найти похитителя можно по характерному энергетическому полю, потом я подбросил собранный мной генератор к тебе.

– Пока меня не было дома? – Спросил Борис.

– Нет. Ионизатор воздуха помнишь? – Альфонс высокомерно улыбнулся. – Это я его тебе подарил «почти даром». И заодно спрятал у тебя золотоносную водичку. От преследовавший меня мусоров.

Агент сунул бутылку себе за пазуху, и продолжил.

– А потом всё пошло, как по маслу. Законы, запревающее воровство интеллектуальной собственности издавались лишь в немногих диффузионах, поэтому наказывали за чтение мыслей по законам дядюшки Линча. Тут открылось самое приятное для меня. Самое неожиданное. Доуэр, оказывается, тоже болел мигренью!

Альфонс, переложив оружие в левую руку, правой достал пилюлю с зеленоватым порошком. Он с жадностью разжевал её, и продолжил.

– Несложно было всё сделать так, чтобы Доуэр вышел на тебя. Через знакомых. Его убеждали, что ты оскорбил его честь, растоптал его положение в обществе. Он натурально озверел! И тут же, едва найдя тебя, вызвал на дуэль. Я был в восторге! Любой случай означал выигрыш для меня! Он тебя убивает – денежки от букмейкеров мне, и я расплачиваюсь с Доуэром. Ты его замачиваешь – мне некому платить долг. Гениально, не так ли!

Ты прикончил старика, а вот дальше вышла заминка. Тебе так везло, что я просто отказывался верить. Подковка, которую я тебе подарил знаешь что делала? Она на самом деле ведь притягивала неприятности, а не отталкивала их. И прочие атрибуты, которые я тебе дал, тоже играли против тебя. Ты не имел шансов! Но ты выжил! Во всяком, до этого времени жил. Но теперь я тебя могу убить.

Агент в третий раз прицелился.

– Стой! – Крикнул Борис. Хомофаг был уже на расстоянии вытянутой руки от Альфонса. – Стой! Если ты меня убьёшь, ты будешь виновен в убийстве, и тебя посадят!

– Нет. – Агент покачал головой. – Ведь ты – дикарь, тупой житель примитивнейшего из всех диффузионов! А я никогда не…

Борис содрогнулся. Он увидел, как хомофаги поглощают пищу. Ничего страшного в этом не было. Хомофаг попросту быстро прошёл сквозь Альфонса, как ни в чём не бывало. И агент исчез в нём целиком и полностью. Со своим высокомерием и универсальным пиджаком.

Борис ощутил к нему лёгкую жалость. Тот так был уверен в непоколебимости своей избранности.

– Zic tranzit gloria mundi. – Молвил Борис, делая вид, что снимет невидимую шляпу.

– Спасибо вам. – Сказал Борис в память об Альфонсе. Говоря, он изо всех сил думал. Хомофаг тактично молчал, глядя на него трёмя глазами. – Моя жизнь до этого была банальна и скучна. Сера и дождлива. А вы наполнили её бесконечной остротой и цветом. До этого я был скулящим по каждому поводу эгоистом. Благодаря вам я понял, что каждое мгновение может быть последним. Я понял, что жизнь имеет смысл… Спасибо вам.

– Вы… украли… у… меня… – Сказал хомофаг, вытирая крокодильи слёзы. – Украли… кое-что…

– Нет! – Скакал Борис. – Я скорблю по падшему товарищу, а вы смеете напоминать о таких прозаичных вещах! Вы не имеете чувства такта!

– Но… я… хочу… съесть… вас! Так… будет… честно!

– Честно?! – Борису вдруг показалось, что в его голове взорвался фейерверк. Похожее чувство бывает от выпитого спиртного. Борис даже немного повело. Ему в голову пришла такая мысль! «Нет, не напрасно мне Альфонс (вечная ему память) рассказал про силу логики! Он бы мог сейчас мною гордиться!».

– Эй! – Борис отошёл от двинувшегося было к нему хомофага. – Не я повинен в преступлении! Я лишь жалкий исполнитель! Не погуби! В цепи злодейских передач мыслей последним стоит тот, кто живёт надо мной! Он меня заставил! Он шантажировал меня! Он запугал, заставил работать на него, заниматься бесчестным делом!

– Гм! – Сказал хомофаг. – А… ты… не… врёшь?

– Нет! Можете проверить! Если у вас три глаза, значит я говорю правду!

– Гм! А… ты… прав!... – Сказал хомофаг, пересчитав зрительные органы. – И… я… чувствую… утечку… ментальности!... Ты совершенно прав! Извини… Ошибся…

Фиолетовый монстр растворился в воздухе.

Борис убрал на кухне. Он пытался отвлечь себя от мыслей, вызывавших волнение и зуд под ложечкой. Он изгрыз себе ногти, каждый миг ожидая появления перед собой обозлённого хомофага. Но тот не появлялся.

Борис успел убрать, приготовить себе ужин из найденной под обломками картошки и съесть ужин, когда из квартиры сверху раздался истошный вопль.