Я познакомилась с ним так банально-неожиданно, что просто удивлялась тому, на сколько он интересно умеет варьировать предопределенностью.

Мне нравиться, приезжая к брату в гости, ходить в заведения быстрого питания и на-сыщать свой организм вредным, но сладостным холестерином. И в этом «злачном заведе-нии» ко мне подошел он и обменял свой синий шарик на свободное место напротив меня. Поставив свой поднос и умостившись поудобнее он произнес:

- Цвет шарика подходит под цвет твоих глаз. Поэтому решил подарить. Ты ничего такого не подумай, тут полно свободных мест, но я не хотел сидеть один.

А я смотрела на него, и мне хотелось улыбаться. Он был таким естественным, про-стым и одновременно загадочно-интересным.

- У меня зеленые глаза, - сказала я спустя довольно-таки продолжительное время. А он засмеялся. Так звонко, весело и заразительно, что я засмеялась вместе с ним и немного покраснела.

Мы разговорились. Он обращался ко мне на «ты», а я к нему на «Вы». Он пресек эту мою вежливую отстраненность. Сказав, что все должно быть наоборот с учетом того, что я старше его на 8 лет.

Он рассказывал мне различные истории из его жизни, может и выдуманные, может и приукрашенные, но мне так нравилось слушать его и верить каждому его слову. Он так лукаво порой смотрел на меня своими черными глазами и улыбался каким-то мыслям, что наблюдать за ним в эти моменты было единственной живительно-нужной энергией моей жизни. Он не возвращал меня во времена ребячества, нет, он просто помог осознать, что во мне оно есть, и это здорово.

Его звали Геворк, но он разрешил мне называть его Гошей, хотя эти имена, как он утверждал, совсем из разной оперы.

Но мне надо было уезжать в другой конец города. И мы расстались, пожелав друг другу набор глупых слов.

Я вышла окрылено-сумасшедшая от всех переполнявших меня чувств. Как будто нашла старую коробочку и, сдув с нее слой пыли, с трепетом ее открыла. Вот оно – мое сокровище: воспоминания, восприятия, мысли, чувства и дикий поток энергии любви ко всему, что окружает. Вот оно – светлость чистоты детских помыслов.

Возвращаясь вечером домой, отстраненно-мило улыбалась своим воспоминаниям, которые выныривали из отодвинутой глубины. Вдруг я услышала его смех. Он сидел на лавочке во дворе в одиночестве, но счастливо смеялся, что в этом огромном городе мы, оказалось, живем в одном дворе. Я присела рядом с ним, и время опять понеслось своей бурлящей медлительностью сказочности.

Мы виделись с Гошей каждый день. У нас было свое место встречи и кодированное его название, а время… времени не было, оно куда-то пропало. Но я ценила память каж-дой секунды проплывающей сквозь меня.

Как-то он пришел грустно-серъезный. Скудно и невпопад отвечал на мои вопросы, а потом просто замолчал. Я не стала ему мешать и просто наблюдала за его детским личи-ком, на котором отражались его мысли, вопросы, внутреннее состояние борьбы и силы.

- Зачем люди хотят знать, что с ними будет? – нарушил молчание Гоша.

-Просто удовлетворить любопытство. Может, подготовить себя, внутренне настро-иться.

- Это мрачно знать, что будет. И когда оно начинает происходить, ты наблюдаешь за этим, как будто это не с тобой, а со стороны. И счастья полного не чувствуешь от хоро-ших моментов. И не переживаешь, не злишься от плохих. Ты знал. Ты был готов, что оно будет, и будет именно так. Теряется смысл слова беспечность. Теряется смысл стремиться к желаемому, ведь этого не будет. И все – тормоз.

Я даже не успела открыть рот, чтоб сказать ему то, что я думаю по этому поводу, как он, шикнув, дал команду молчания.

Так и сидели вдвоем в одиночестве на лавочке, слыша шум своих мыслей и не заме-чая загорающихся окон, проходящих людей, шумно играющих детей на детской площадке и многое другое ускользало от нашего взгляда.

Он тихо встал и ушел домой. Я последовала его примеру.

На следующий день я заметила Гошу нервно ходившим вокруг лавочки. Только я приблизилась, как он рванулся ко мне и схватил мои ладони.

- Цава танэм, - сказал он выговаривая не просто слова, а весь смысл и глубину, и по-смотрел мне в глаза тем взглядом, от которого мурашки по спине пробегают.

- Ч-что?

- Это основа!

- Чего?

- Всего сразу и каждого по отдельности.

- Что это значит?

- Я понесу твою боль.

Он замолчал. Провел меня до скамейки, не выпуская моих ладоней из своих рук.

- Когда ты видишь боль и страдания ближних, хочется забрать это, как будто ты сильнее, ты выдержишь. Да и вообще, на самом-то деле, просто облегчить их. Когда стра-даешь или больно тебе и ты замечаешь встревоженные взгляды людей, которые страдают от того, что не могут помочь тебе, хочется забрать это с их плеч… Ты просто начинаешь бороться с собой. Но на самом деле все ради них. Я понесу твою боль. Оно глубже, чем даже «я люблю тебя». «Я люблю» можно говорить каждый день. А «цава танэм» один раз и только одному человеку.

Гоша замолчал буквально на одно мгновение, но не отвел взгляда, и даже не морг-нул. Он собирал последнюю храбрость на следующие слова.

- Ты моя духовная сестра. Ты тот человек, которого можно любить. Ты видишь во мне не маленького мальчика с его изъянами. Ты видишь личность. И внешность, или как ты выразилась как-то «сосуд», не главное, оно тленно. Главное…

Его губы чуть дрогнули.

-… главное, что ты есть, - закончила я за него.

Я испугалась, когда увидела слезы в его глазах.

- Меня завтра не станет, - сказал он.

Я даже удивиться не смогла. Эти слова просто не пробились в мое сознание.

- Не спрашивай ни о чем, - затараторил он. – Я хотел тебе сказать: я счастлив, что повстречал тебя. Теперь ты не просто есть, ты есть у меня. А я… А я буду в твоей памяти. Ты ведь будешь меня помнить?

Как только последние буквы слетели с его уст, как слезы полились с глаз его. Он вы-пустил мои ладони и побежал куда-то… от чего-то.

Я долго еще сидела на лавочке не понимая… не осознавая. До моего отъезда оста-вался один день, а нужно было столько всего понять. Добравшись до кровати, провали-лась в беспамятный сон.

Проснулась от крика собственных воспоминаний: «Знать, что с тобой будет… Цава танэм…»

Я действительно летела, а не бежала с 9 этажа, у меня не было сил ждать лифт. Я подбежала к незнакомой двери. Вроде здесь. Палец мгновенно нажал кнопку звонка. Ти-хо. Еще раз. Вечная тишина. Еще раз. Спасительный шум из-за двери. Открыла старенькая бабушка с красными уставшими глазами, но в них было неуловимое благородство и сила достоинства.

- Где Гоша?

Она вопросительно на меня посмотрела.

- Геворк!

- Он в больнице. На операции. А Вы?..

- Да… - у меня подкосились ноги.

- Он говорил, что Вы придете.

- А где больница?

- Он просил Вам этого не говорить.

- Но… а как же «цава танэм»?

Я не уловила этого изменения произошедшего у нее в лице.

- Подождите пять минут, я сейчас оденусь, - сказала она и закрыла дверь.

Пять минут… Я успела столько всего обдумать, вспомнить, испугаться, отказаться, нарисовать, убежать, ковырять ногтем стенку, чтоб что-то делать и устать от всех этих пя-ти минут…

Она вышла. Мы без слов доехали до больницы. Она меня остановила посреди кори-дора. Сама куда-то ушла. А ко мне вернулась ужаснейшая в мире веешь – пять минут. Ко-гда она подошла ко мне, мое воображение начало гонять дикие мысли и картины. Она взяла меня за руку и усадила меня на стул. Присев рядом начала рассказывать о Геворке… о моем Гоше.

У нее был спокойный голос и умиротворяющий говор с кавказским акцентом, и го-ворила она очень красиво.

Я узнала об отце Гоши, его погибшей матери, почему Гоша живет с бабушкой, что он в жизни – мужчина, что в нем заключена огромная сила, стоящая за каждым его сло-вом, о его болезни полной ужасно непонятных латинских терминов.

- Процент выжить после такой операции очень маленький…

Последнее что я услышала от его бабушки. Она еще что-то говорила, я не слышала. В мозгах пульсировало только одна просьба, обращенная то ли к Богу, то ли к Гоше, то ли…

- Живи… Прошу живи… Только живи… Умоляю живи…

Не знаю, сколько времени прошло. Его бабушка повернула мою голову к себе, пой-мала мой взгляд.

- Я иду домой. Он просил меня не приходить. Я уважаю его просьбу. Хотя одну на-рушила и рассказала Вам. Советую и Вам идти домой.

- Нет.

- Хм… Так и знала. Что ж, я попросила, чтоб после окончания операции хирург по-дошел к Вам. Я сказала, что Вы сестра Геворка…

- Спасибо.

- Вам спасибо… что появились.

И она ушла.

Опять та же пульсация в мозгах. И ничего другого. «Только живи», - весь мир сосре-доточился на этом.

- … Девушка! – пробилось сквозь пелену. – Вы сестра Геворка?

- Да!

Я вскочила. Хирург трудно дышал и чего-то ждал, медлил. Его глаза были полны ка-кого-то дикого черного блеска.

- Я поражен… и удивлен. Ваш брат сильнейший малый… чтоб с такой легкостью в организме перенести такую операцию!

- Он жив!

- Да. И сейчас в палате спит. Точнее под наркозом еще. Так что будьте спокойны. Можете идти домой. А завтра уже приходите проведать.

- Пожалуйста, прошу Вас, можно мне к нему сейчас.

- Зачем, девушка, он все равно…

- Умоляю!

- …М-м-м…Ну лан… Идемте, я Вас проведу и халат выделю. Но он все равно не проснется до завтра.

- Без разницы. Мне надо быть рядом.

Он лежал на койке под капельницей после 6 часов операции. Серьезный, тихий, поджатый, непривычно молчаливый, и мгновенно повзрослевший.

Я села рядом с его койкой и взяла его ладонь в свои. Так и сидела, не в силах ото-рвать от него глаз, и забыв обо всем в мире.

Он был таким ярким светом и значащим знаком в моей жизни. Никогда не думала, что смогу сидеть так долго, не двигаясь. Но вот, его ресницы чуть дрогнули. Я напряглась и обрадовалась. Он сжал челюсти от боли – это проходит наркоз. Немного приоткрыл, но вновь закрыл глаза. Сжал ладонь, которую я держала и, повернув голову, удивленно по-смотрел на меня.

- Ты?!!

- Цава танэм.

Он улыбнулся, а у меня из глаз потекли слезы.

- Ну… не надо…

- Помнишь, ты сказал мне, что я твоя духовная сестра? Я знаю кто ты для меня… Гоша, ты – мой маленький принц.

Он закрыл глаза и, из-под закрытой ресницы, потекла слеза. Потом он снова уснул.

 

Сейчас он живет со своим отцом в Абхазии. Отец приехал к нему в больницу и после полного выздоровления забрал Геворка с собой.

- Я понял, что у меня есть сын только тогда, когда чуть не потерял его, - сказал мне Гошин отец.

Теперь он будет наверстывать упущенное время. У Геворка появилась младшая сест-ра сводная по отцу, он назвал ее моим именем.

Каждый раз, как я приезжаю к брату, иду в то место, где впервые увидела и познако-милась с ним, и всегда смотрю на то место со стороны… место, где я встретила своего ма-ленького принца Гошу.