Слушайте, в школу совсем не интересно стало ходить. Учителя со своими доинтернетовскими понятиями достали. Только соберёмся с пацанами на перемене картинки в мобиле посмотреть, как они тут как тут. Особенно математичка. Орёт на всю школу: «Разойдись!!! Больше трёх не собираться!»

Вот целоваться нам запрещают. Ну, ладно, на уроках. Я с Вовкой сижу, понятное дело, целоваться с ним не буду, я ж не Зайцев, а Петров. А на перемене с Машкой из параллельного чего же не поцеловаться? Во - первых, поцелуи продлевают жизнь (это я в газете прочитал), а о старости надо думать уже сейчас, а во-вторых, девчонка она классная и целуется не хуже, я думаю, Ксении Собчак. Ну вот. Только мы с Машкой возле кабинета медсестры слились в страстном поцелуе, как химичка выросла будто из-под земли. Я аж вздрогнул, так ведь и заикой можно остаться. А она орёт: «Не школа, а дом терпимости!» Вот за это замечание ей отдельное спасибо. Действительно, сколько мы от этих учителей терпим, уму непостижимо.

У нас линейка каждый понедельник чуть свет проходит. И всё воспитывают нас и воспитывают. В этот понедельник завучиха наша как стала орать, что мы школьную мебель портим, стулья с десятиклассницами раскачиваем. Когда мы успеваем? Перемена 10 минут всего, разве успеешь раскачать так, чтобы поломать?

Или с уроками достали уже. Недавно по литературе задание дали: сказку сочинить. Ну, я и сочинил. «Красавица и чудовище» называется. «Жила-была красавица, -_начал я читать свою сказку.- Губы гелем накачаны, щёки – ботаксом, в глазах линзы алмазные, груди силиконовые по десять кило весом» Тут учительница как заорёт: «Это не сказка, это ты наших артистов описываешь, которые открыли секрет вечной молодости, а я сказку сочинить задавала». И влепила мне двойку прямо в журнал. Не побоялась даже директрису, которая запрещает двойки в журнал ставить, чтобы проценты не испортить по успеваемости, а то школе миллион не дадут. Поэтому нам в дневник двойки ставят, чтобы родителям, значит, нервы потрепать, а в журнал нет, так как свои нервы они берегут. Теперь я не знаю, как с отцом вечером объясняться. Врать-то не хочется. Нет, всё-таки скажу. Пусть он сходит в школу, доложит директрисе, что Марья Петровна мне в журнал двойку забила. Та её вызовет на ковёр…

Недавно у меня в дневнике запись появилась: «Отпрашивается на уроках в туалет» А то учителя наши не поймут, что сами провоцируют нас на это. Судите сами: курить на территории школы запретили. Выставили по периметру дежурных. В туалете тоже курить нельзя. Поставили рядом с туалетом математичку с палкой. «Вам, Мария Ивановна, 75 лет и в тюрьму вас не посадят, если вы какого-нибудь оболтуса палкой по спине огреете. А палка – посох Деда Мороза, только мишуру сняли. Представляете, если этим посохом получить по спине? Потом всю жизнь будешь с костылём ходить. Вот мы и бегаем за больницу. Она с нашей школой рядом находится. Там студенточки из медицинского курят, нас угощают. Пока парой слов перекинешься – звонок, вот в туалет и не успеваешь забежать. Ну, отцу-то я не могу объяснить так, как вам. Пришлось соврать, что в буфете школьном отравился. А чо, запросто можно травануться. Такой отравой кормят. К прмеру, манной кашей. Мы не младенцы уже, а учителя: «Ешьте дети кашу, в каше сила наша» А сами на перемене котлеты с картошкой уплетают за обе щёки.

Учительница русского тоже привязалась: «Безграмотный!Неуч! Всё эсэмэски виноваты!» А всё из-за этих ментов получилось. Писали мы диктант, и я написал «мелиционер». Проверил-то я считаю правильно: «мент», значит, «мелиция», «мелиционер» А она: «Словарные слова надо знать» Откуда я знаю, в каком словаре искать. А менты вон на каждом углу стоят. Доспорился. Опять виноватым оказался.

А раз англичанка обвинила меня в том, что я нецензурной бранью выражаюсь и доложила директрисе. А дело было так. Шёл я в школу. На кроссовке шнурок развязался, я наступил на него, чуть мордой в лужу не упал. Как я выразился – убей, не помню. Но англичанка шла за мной и всё слышала. И давай людей добрых пугать, вопила, как потерпевшая. Я не отказываюсь, может, что и вырвалось, но что – я не помню. Прошу её повторить, так нет, упёрлась, как партизан, и молчит. А раз не повторяет, так и я не признал своей вины. Но директриса всё равно отца вызвала. Тот опять же стал пытать её, как я выразился, а она молчит. Правда, отцу сказала, что слово начинается на букву «б». «Может, блин, думаю, а, может, и другое, ну, то самое, которое отец произносит, когда молотком палец прибьёт или дверью что-нибудь прищимет.» Короче, так англичанка и не созналась, что я сказал. Отец только мой подкачал немного, извиняться стал, смутился, прям на себя не похожим сделался. А я бы не извинялся, раз не повторяет, значит, ничего такого я не говорил.

В общем, житья нет от этих бедагогов. Думаете, опять неправильно сказал? Раз от учителей беда нам, деткам, то они и есть бедагоги. .: