Вольдевей

Рецидивы реинкарнации

Рассказ

 

1

Глубокий сон одолел меня на городском пляже. Было очень жарко. На солнце – все полсотни! Я лежал в тени акации, чудом выросшей на острове песка. Под голову положил несколько коряг, точнее, толстых корней солодка, попавших с амударьинской водой в затон. Пахло сладким и больничным от этих корней.

Вероятно. Этот запах прибрежной пустыни и навеял этот сон.

 

Я сидел на легкой и послушной лошади. И я знал, что она была из Каракала, где выращивают ахалтекинцев. Ее звали Сона. Ее черный глаз косил на меня с некоторым удивлением, мол, как она оказалась под властью белого человека? Моя сабля постукивала концом по ее боку. Огромный наган лежал в кобуре. Полевой бинокль с цейсовскими стеклами, попавший моему предшественнику от убитого немца-офицера под Могилевом еще во время первой мировой войны, висел на кожаном ремешке на моей груди. Да, я кадровый офицер Первого Туркестанского конного батальона имени Клары Цеткиной.

За спиной раздался голос комвзвода:

- Товарищ командир, разрешите обратиться?

- Что у тебя, Поляков?

- Вот, приспешник Джунаид-хана. Расстрелять или допросить?

- Допроси.

- Здесь?

- Да.

- Когда ты видел в последний раз своего хана?

- Мен билем ек!

- Он говорит, что ничего не понимает. Расстрелять его?

- Нет, не нада, я понимай! – закричал человек в халате и теплой шапке на голове. Ноги же его были босы.

- Говори…

Пленного мы все равно расстреляли. А куда с ним в походе? Закопали его глубоко в прохладном песке под барханом.

- Андреевич, это пятьдесят километров отсюда, - сказал комвзвода.

Мы склонились над картой. Пленник говорил, что Джунаид-хан собрался бежать в Персию, но сначала его путь лежал к афганцам. Он взял много награбленного, с ним было двадцать женщин. Отряд – пятьдесят сабель. Следовательно, это был серьезный караван. Было ясно, что переплыть с таким сопровождением через Амударью Джунаид-хан не сможет. Пленник, чувствуя, что все равно его конец близок, рассказал на ломанном русском языке об удивительном факте. Оказывается в давние времена, когда к Амударье подошли войска Александра Македонского, был прорыт подводный тоннель. Мы слышали о нем и от одного из моих бойцов, Семичева, который был геодезистом. Он подтвердил такую возможность, потому что глина у Керкичи под Амударьей была очень плотной. Тоннель был возможен.

Позвали Семичева.

- Давай снова про тоннель под Дшейхун.

- Я слышал, что тоннель имеет вид дуги под рекой. И вход надо искать с крутого берега.

- Найдешь?

- Не найдет, соберем аксакалов, они расколются, - уверенно сказал Поляков.

Я посмотрел на него. Комвзвода показал ладонь, мол, будь спокоен, товарищ!

Солнце перевалило зенит. Через час можно будет отправляться. Мои командиры стали готовиться к новому броску по пустыне.

Я вернулся в дом Курбана. Женщины – взрослая и три девочки - забегали по двору, поставили чай. В казане уже жарилось мясо барана, который минут десять назад жалобно смотрел на старшего сына Курбана. Тот, не раздумывая, рассек шею животного острым ножом.

Хозяин ни о чем не спрашивал. Он подал мне пиалу чая, приложив руку к сердцу. Это бывший мулла, перешедший на сторону новой власти.

- Нет, сначала вы, - сказал я, - отказываясь от первой пиалы.

- Вы гость. А у нас гость дороже отца. Берите.

- Спасибо. Где вы научились говорить русскому языку?

- У меня первая жена была русская, хотя мне тогда исполнилось сорок лет. В то время я порвал с религией. А жена работала телеграфистом на станции. Сына мы назвали Александром. По-нашему Искандер.

- Как Македонский?

- Да, нам хотелось, чтобы первый мужчина в роду стал отважным воином.

- Сколько ему?

- Шестнадцать.

- Он хорошо знает места?

- Хотите взять его проводником до Керкичи?

- Откуда вы знаете, уважаемый?

- Джунаид-хан туда поехал… Берите сына, он знает, где вход в тоннель. Он пытливый мальчик был… Сейчас не знаю кто он. Растет!

- Вам надо быть разведчиком, Курбан-ага.

- Где ваша родина Беркут?

- По моему имени – Кавказ. А так, я из Смоленских краев.

- Вот в Смоленске вы тоже разведчик…

Мы оба улыбнулись. Он седой человек с бородкой, я тридцатитрехлетний командир, без единой седины в льняных волосах, но с двумя шрамами на голове.

- Гозель?

На пороге комнаты появилась женщина. Я уже знаю, что это вторая жена и от нее у Курбана три дочери.

- Искандер бар?

- Ова.

- Гит…

Появился сын.

- Поедешь с отрядом, - сказал по-русски Курбан, - проведешь по тоннелю в Керки.

- Рахмат! – с радостью сказал Александр.

- Собирайся! Беркут твой командир.

- Есть! – вытянулся в струнку парень.

Я встал и отдал честь.

Курбан строго смотрел на нас.

- Я знаю, что от жизни не убежишь, - сказал он, когда сын вышел. – Он хороший парень, но здесь с женщинами ему уже нельзя. Возьми его в отряд. Пусть послужит, дурь возраста переживет с вами. А после верни его мне. И береги. Вот тебе кинжал.

Хозяин дома протянул мне небольшой кинжал в ножнах. Я вынул кинжал. Сталь блестела, ни одной царапины, ни зазубрины.

- Из Дамаска…

 

- Ой, Димка, ты, что здесь делаешь один?

Я открыл глаза. Передо мной стояла в купальнике Динка.

- Эй, ты же уезжала в Ашхабад?

- Ты не рад, что приехала?

Динка стояла высокая и стройная. Ее волосы были перетянуты резинкой, но выбивались каким-то конусом, словно они были игрушкой на новогодней елке. Вообще здорово, что мы с отцом взяли Динку в эту поездку.

Она моя соседка по лестничной площадке. А дом стоит в центре Смоленска. Девчонка напросилась на поездку в Туркмению, потому что в Ашхабаде жила ее тетка. Значит, уже прилетела.

- Тетка у меня странная. Она заказала мне билет в Туркменабад, но ошиблась на два дня. Когда принесли билеты, махнула рукой, мол, переделывать не стоит. Поезжай раньше. А ведь я была у нее в последний раз пятилетней девочкой. Она крутая на характер, но совершенно рассеянная.

- А мне сон приснился какой-то чудный.

- Расскажи!

Динка бросилась на песок рядом со мной. Она положила руку на мои ноги, а на нее голову:

- Я жду!

Вот такая она! У нее очень красивые глаза. Большие и синие. Здесь уже несколько парней предлагали ей остаться и выйти за них замуж. Но она говорит, что не выйдет ни за кого.

Я ей рассказал про свой сон.

Она долго молчала, а после вдруг вскочила и возбужденно заходила вокруг меня кругами. Затем остановилась и, резко вытянув в мою сторону руку, крикнула:

- Это не сон! Нет, не сон! Эх, зачем я тебя разбудила! Если бы я знала!

- Динка, что с тобой?

- Это не со мной! Да ты не представляешь, что это тебя занесло в твою прошлую жизнь!

- Чего, чего?

- Тово самого! Это был не сон, а воспоминание о прошлой жизни! Потому что все как в кино. Ты же рассказал так, будто это было какое-то произведение. И в нем есть действующие лица.

- Что это значит?

- Это значит, что ты, точнее, твоя предыдущая сущность, каким-то образом вернулась в прошлое, и ты увидел себя в той жизни!

- У меня была та жизнь? Я что сейчас не живу?

- Да живешь! Но ты, вернее то твое тело умерло, а твоя душа уже в новом теле…

- Я еще не умер!

- Бестолковый!

- Ах, вот, какой я!

Я вскочил и обнял Динку, повалил ее на песок. Мы стали бороться. Затем я сжал девушку так, что она воскликнула:

- Димка, хватит, у меня кости хрустнули! Да и мне стало неудобно. Ты же хочешь меня?

- Глупости.

- Пойдем купаться!

Мы побежали к воде, теплой и зеленой от водорослей. Они были везде. Мы плыли на спине рядом друг с другом, и я чувствовал себя счастливым человеком лишь от того, что слегка касался при движении Динки. А она плыла, закрыв глаза.

- Эй, назад!

Это нам крикнул с теплохода матрос. Мы увидели, что проплыли середину залива и скоро окажемся у теплоходов, собравшихся на противоположном берегу.

Мы развернулись к пляжу.

Матрос помахал нам рукой.

 

Дома выяснилось, что Динка, узнав, что я пошел на затон, побежала за мной. Папина мама, бабушка Катя, накормила нас свежим борщом. Она очень вкусно готовит. И снова за ужином папа стал склонять ее поехать с ним в Россию.

- Не уговаривай, Вячик, - сказала она, - здесь я уже шестьдесят лет. Хочу умереть здесь. Я уже привыкла к теплу. А в России всегда холодно, лето кургузое… Да, мне скучно без вас, но лучше такие встречи.

Раздался телефонный звонок. Папа взял трубку:

- О, Бяшим! Салам, салам, дорогой! Ты откуда?

- Спасибо.

- У меня есть еще время.

- Приехать к тебе?

- С сыном. Ты и про него знаешь?

- Да девушка с нами, Дина…

Он положил трубку.

- Ну, что братцы, поедем в Керки? Мне звонил Бяшим Сахатов, мы с ним когда-то работали в обкоме партии. Сейчас он глава города. Машина будет в пять утра.

Мы с Динкой переглянулись. Вот, здорово поехать на юг! Там же граница с Афганистаном!

Я тоже помню Туркмению с детских лет. Мой брат Лешка даже учился здесь в школе. Сейчас он фирмач в Смоленске.

Мы долго сидели вечером на крыльце маминого дома. Было тепло, и ночь наступила, как это бывает в таких широтах, быстро.

- Обними меня, - сказала Дина. А затем спросила. – Ты бы полюбил такую девушку, как я?

- Нет.

- Почему?

- Потому что ты красивая, и с такой женой ходить одно мучение! Все будут пялиться, и пытаться отбить от мужа.

- Я верная. Для меня никого не существует.

- Но ведь существуют деньги, обольстители…

- Дурачок! Это все из фильмов. В жизни все по-другому. Уж если я кому отдамся, то это навсегда! У нас все такие женщины в роду. А мы из казачьего рода. Это только у Шолохова Лушка изменяет направо и налево!

- Ты меня уговариваешь жениться на тебе?

- Дурак! А почему бы и нет? Я бы не стала ждать свадьбы.

- Да?

- Да.

Она еще плотнее прижалась ко мне.

Я задрожал. Задрожала и Динка.

- Идите спать! – услышали мы призыв бабушки.

Мы вздохнули и пошли по своим комнатам.

 

2

 

Ровно в пять приехала шикарная черная машина. Это был японский Нисан. Было уже светло тем предутренним светом, когда вся природа дышит и не надышится уходящей прохладой ночи. У нас все с вечера было готово и мы через минуту выскочили на улицу. Водитель вежливо стоял у дверец машины, рассаживая нас в салоне.

Ехали очень быстро. Говорят, что дорога от Туркменабада до Керки занимает не меньше двух часов. Но уже через час мы въезжали в Керки. Машину пропускали так, словно в ней был сам президент страны.

- Твой хозяин здесь авторитет! – заметил мой отец.

Водитель кивнул головой:

- Бяшим-ага очень уважаемый человек. Я везу вас к нему домой. Сейчас он на работе.

- В семь на работе?

- Президент в Ашхабаде встает рано и собирает хякимов на селекторный разбор. На это уходит час. А после наше солнце снова ложится спать.

- Интересный режим, - заметил отец. Он сделал вид, что не понял иронии водителя.

Да и тот не собирался говорить, но через минуту сообщил:

- Как только вас расселят, то Бяшим-ага обещал приехать.

Да, так и произошло. Мы расположились в прекрасном доме с тенистыми аллеями и большим бассейном с чистой водой. Каждому прислугой была выделена комната. Когда нас пригласили на веранду, приехал хяким. Он радостно, раскрыв руки, шел на встречу отцу. Было ясно, что они очень были дружны в свое время.

- Какое у тебя прекрасное сопровождение, Вячеслав-джан!

Хяким подошел к нам с протянутой для пожатия рукой. Но вдруг обнял меня:

- Я помню тебя крошкой. Но сейчас ты джигит!

Дину он приветствовал взмахом руки. Она, было, обиделась, но сам хозяин сказал:

- Диночка, у нас восточная страна. У женщин свое место в жизни. Но ты европейка, можешь быть везде, никто не тронет. У меня в городе жесткий порядок. Мы не пользуемся замками. Все двери открыты.

- Вы победили криминал? – спросил отец.

- Мы вернулись к истокам восточной государственности. И смертная казнь у нас существует. Все это хорошо. Вот скажи, бывает ли такое чувство, когда видишь человека и знаешь его как родного?

- Это ты про меня? – спросил отец.

- Нет, это про твоего сына. Дима очень похож на одного человека, сыгравшего большую роль в жизни моей семьи. Но, что говорить, подождите немного.

Бяшим встал и пошел в угол комнаты. Она была около сорока квадратных метров. И современный чешский сервант стоял от нас в метрах семи. Вскоре он вернулся с альбомом старых фотографий.

- Это мой отец, Искандер Курбанович. Он работал в органах и вышел в отставку генерал-лейтенантом КГБ. У него очень интересная молодость. В шестнадцать лет он провел отряд красноармейцев по тоннелю под Амударьей и участвовал в пленении Джунаид-хана. А первым командиром был человек с гордым именем Беркут. Вот он!

И здесь Бяшим-ага посмотрел на меня:

- Вы, Дима, с ним на одно лицо.

Я взял фотографию, и увидел… себя, но уже, наверное, таким, каким должен стать в лет тридцать.

Динка выхватила фото. Она жадно разглядывала неизвестного нам Беркута и сверяла его со мной.

- Точно! Ты видел сон про себя. Ты и был Беркутом!

- Ей, дочка, о чем ты? Откуда ты знаешь имя этого человека?

- Сейчас расскажу! Это так необыкновенно. Но один вопрос к вам, Бяшим-ага: когда Беркут умер?

- Его расстреляли в 39-м году.

- Расстреляли?

- Да, тогда многих военных расстреливали. Моему отцу повезло. Его мать была какой-то родственницей Калинину. Ну, если знаете, его в СССР называли Всесоюзным старостой.

- Знаю, - хмуро ответил отец. – Он-то свою жену не спас от сталинских лагерей. Но о чем вы говорите Бяшим и Дина? О каком сходстве?

- Мы все сейчас расскажем, - воскликнула девушка. - Да, Дим? Расскажем?

Она посмотрела на меня. Я кивнул головой. Меня это история стала пугать. И я снова рассказал свой сон. Когда я остановился, а это были слова о кинжале из Дамаска, то Бяшим-ага схватился за сердце. Тотчас откуда-то выскочила его жена. Она стала что-то говорить по-туркменски, указывая на нас пальцами.

- Гит! - услышал я знакомое по сну слово.

Женщина тотчас же ушла.

- Это третья жена, - сказал Бяшим-ага. – Клавдия уехала на Брянщину. Детей у нас не было, но появились идейные, как говорили раньше, разногласия. Вторая жена была совсем дурой. Я отправил ее к родителям через месяц. А Бахар чуткая, но всегда в панике за меня. Она… Я, почему схватился за сердце? Нет, я не болею. Но, Дима друг, узнаешь ли ты вещь, которую я сейчас покажу?

Старый товарищ отца встал из-за стола и пошел к боковой стене, где висел огромный ковер. И только сейчас мы заметили на его фоне висящий кинжал. И когда он оказался совсем перед моими глазами я сказал:

- Это он! Это то, что я видел во сне…

И тогда я отключился.

 

3

 

Мы вышли под вечер и шли около пяти часов без остановки. Была уже полночь, когда мы оказались у северной части Керкичи. Небольшой привал у дома чабана, который зарезал двух баранов, а я отдал ему горсть золотых монет, которые мне вручили в виде валюты в штабе дивизии.

Около трех ночи всех склонило ко сну. Но я поднял отряд и попросил Александра вести нас к тоннелю. Когда мы подошли к предполагаемому входу, то оказались перед грудой камней. Кто-то взорвал спуск в тоннель. Бойцы приступили к расчистке. Лишь с первыми лучами солнца мы вошли в большую пещеру. Да тоннель был огромен, но лошади пугливо шли по его ровному дну в мерцании светильников. Через пятьдесят метров нас остановил шум.

- Это вода. Над нами самое глубокое место реки, - сказал юноша-проводник. – Я тоже в первый раз испугался. Это было два года назад, когда мы с отцом бежали из Чарджуя. Все-таки вода слегка просачивается.

Дальше мы пошли, издавая слякотные звуки – по копыта лошади были в воде. И когда последний всадник оказался в метрах ста от самой глубокой отметки, за их спинами раздался шум. Мы, с первыми бойцами уже выходили на поверхность со стороны Керки, как поняли, что обратного хода в тоннель нет и не будет. Вслед за последними, спешно погоняющими лошадей красногвардейцами, хлынула вода. И нам пришлось взорвать каменный выход пакетами пороха. Так Александр оказался отрезанным от дома и прошлой жизни.

Это была последняя, связанная в какой-то сюжет, картина из моего беспамятства. Затем замелькали сцены из погонь, стрельбы, связи с какой-то красивой женщиной, крика первого ребенка, появления людей в военной форме и повязкой на глазах. Последнее, что я почувствовал, это прикосновение дула нагана к моему затылку. Грохот в голове и темнота.

 

4

 

Я лежал на широкой кровати. Солнце пыталось пробиться сквозь жалюзи. Пахло лекарством и спиртом. Я увидел отца, Динку, Бяшима-ага и медсестру. Поодаль стоял врач-туркмен.

Он тотчас же подошел ко мне, когда я открыл глаза.

- Молодой человек, вы всех расстроили своим обмороком.

- Наверное, это так, - смутился я и попытался подняться.

- Нет, нет, лежите. Надо понять, что произошло?

- Ничего, - ответил я. – Я просто увидел всю оставшуюся жизнь Беркута.

И рассказал о том, что произошло 90 лет назад.

 

Мы снова все дома. Отец продал свою долю завода ювелирных изделий в Туркменабаде. Ведь он был одним из первых руководителей бывшего филиала Смоленского завода в Чарджоу. Мы, все-таки, уговорили бабушку Катю переехать к нам, и она согласилась, потому что перед отъездом из Туркменабада Динка шепнула, что беременна от меня. А как это случилось, это особая история.

Я больше не надеялся видеть сны о своей прошлой жизни. Так оно и было. Но вчера, когда я остался один, потому что Дина с двухгодовалым Валеркой поехали к морю на нашу дачу, мне во сне пришлось снова увидеть самого себя, но уже в одежде монаха.

Да, это был монастырь на границе с Польшей. Я спешил под звон колоколов к вечерней молитве. Было холодно, голодно, но меня и моих товарищей звала волнующая душу встреча с Богом и… Мы спешили еще и потому, что сегодня приехал сам патриарх Иннокентий. Моление рядом с ним – это великое событие.

«Господи, - шептали мои губы, когда я, подняв полы рясы, спешил к молитве, - Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!»