Бакунин и Абрахам в легких рабочих блузах цвета ультрамарина и свободных белых шароварах сидели на ружейных ящиках, болтая босыми ногами. Приятели старались особо не шевелиться в крохотной тени от пальм. Только легкий прохладный бриз с океана трогал панцирь жары, освежая лица. Теплые воды, ласкающие золотистые пляжи, полоса которых протянулась на сколько хватало зрения вдоль живописной бухты, глубоко врезались в берег. Над яркой зеленью прибрежных гор Мексики вздымалась, как сахарная голова, вершина заснеженного вулкана Колима.

 

Мальчишка лет четырнадцати одет в короткие штаны и короткую черную курточку, по обшлагам расшитую яркой цветочной аппликацией, переходящей на плечи серебряной строчкой. Смазливое желтое личико было бы приятно, но все впечатление портило плоское совиное выражение глаз и странная, вытянутая к затылку, форма черепа. Босые ноги не могли обмануть, он не нищенствовал, скорее, играл в босяка, как цирковой мальчик. Сначала он клянчил монету, и особая мимика лжи у этого пройдохи заставила Бакунина насторожиться. Он запретил давать ему деньги, - неизвестно, на что он собирался их потратить.

Абрахам словно не замечал порока в его домогательствах, переводил с испанского, что тот круглый сирота и голоден уже два дня. Мишель немедленно вручил несчастному свою покусанную галету, мальчишка, нисколько не смущаясь, начал ее старательно жевать, но скоро бросил на песок. Достал из кармашка сушеные грибы-поганки и засунул их в рот. Абрахам по-отечески отрезал ему большой кусок вяленой солонины. С жадностью мальчик ухватил мясо обеими руками, явно не зная куда припрятать. Все расспросы Бакунина о своей жизни он демонстративно игнорировал, но не отходил от приятелей, полдничавших на ящиках.

Волна в бухте, словно вялая надоедливая муха, лениво лизала песок. Неприятный Мишелю подросток неожиданно нашел применение куску мяса, он зажал его зубами, и отошел несколько к прибойной полосе. Там спустив штаны, присел на корточки, и справил нужду в воду, нисколько не смущаясь двух европейцев. На бедрах у мальчишки Мишель заметил татуированные знаки. Потом так же спокойно подошел снова, косясь глазами в сторону береговых зарослей, он явно кого-то ждал. Нехотя откусывая маленькие кусочки мяса, долго и вдумчиво пережевывал их. От стоящего на рейде брига отвалил ялик, прибыла новая партия ящиков с группой наемников, после разгрузки они разбрелись беззаботно по берегу в поисках тени.

 

Неожиданно проявились из марева жары в полный рост фигуры солдат в мундирах, развернутой цепью стали приближаться с поднятыми ружьями в руках. Громыхнул как раскат грома первый беглый залп, и беспечные американцы, раздувая ноздри и открыв перекошенные рты, хватая жадно разреженного воздуха, рассыпались между одиночными пальмами. Они падали в песок под смертельным свинцом, поднимались на карачки, и словно зайцы среди одиноко стоящих прибрежных пальм, носились зигзагами как на заснеженных полях России во время гончей травли.

Бакунин словно ожидал чего-то подобного, разбил ящик из пирамиды со «спрингфилдами», открыл подсумок с патронами, и зачерпнул горсть, пропуская патроны между пальцев. Не обращая внимания на множество солдат в зеленых мундирах, бежавших навстречу своей смерти, на град пуль с их стороны, с визгом барабанивших в доски ящиков, начал стрелять, быстро вычесывая в цепи зубьев наступающих широкие щербины. Враги отваливались как отработанные снопы на поле жаркого пляжа, и скоро не выдержали, откатились назад в заросли.

 

На некоторое время наступило затишье. Ялик ушел к «Пацифику», и вернулся назад с вооруженной командой корабля во главе с капитаном. От береговых зарослей отделилась группа солдат, тащивших сундук. Рядом с Бакуниным присел на корточки один из негров-добровольцев, в ужасе закатывал белки глаз, он чуть не терял сознание, пеплом подернулась его черная кожа и толстые губы - он «побелел» со страха, глядя на сочившуюся кровью рваную рану кисти руки с застрявшей громадной щепкой. Мишель выдернул ее, и перевязал руку.

 

Деньги за контрабанду были приняты на борт, и после переговоров, оставшиеся в живых американцы собрали раненых и убитых товарищей, укладывали их в шлюпку. Сплоченная стая мексиканос быстро заняла плацдарм Бакунина под береговыми пальмами. Они проходили мимо громоздящихся в беспорядке оружейных ящиков и Мишеля, словно сквозь строй - манежные лошади с султанами. Большая шляпа с крашеным петушиным пером, желтое лицо, шестивершковые усы, палаш до полу, зеленые мундиры и лакированные желтые краги - это «повстанческая» армия Мексики. Повадки и широкие лица с двойными подбородками напоминали Мишелю российских «околоточных», а еще – темнолицых цыган. Мексиканос отличались от скифского типа индейцев Калифорнии и их вождя Кинтпуаша племени Модок с Tule Lake, с которым Бакунин и Альберт Пайк раскуривали трубку дружбы в ночь «Баварского леса».

В течение трех столетий колониального правления в Мексику мигрировали 300 тысяч не лучших представителей Испании. Они заключали браки с индейцами, и поэтому метисы преобладают в составе населения Мексики.

 

Абрахам скованно, но чересчур радостно приветствовал человека, идущего в гуще мексиканос. Тот был одет так же, как остальные солдаты, но только его мундир отличался золотыми эполетами и по обшлагам расшит серебряным позументом, переходящим на плечи, так же лампасы штанов в позументе, а стан подпоясан широким шарфом. Вместо палаша на боку была великолепная испанская шпага. Это был команданте - Хосе де ла Крус Порфирио Диас Мори.

Он родился в городе Оахака в бедной семье индейцев сапотеков. Тех самых сапотеков, которые помогли в 1519—1521 гг. Эрнандо Кортесу с небольшим отрядом испанцев, используя борьбу между племенами, завоёвывает Мексику и уничтожить империю ацтеков. С шестнадцати лет сбежал из дома, участвовал в Американо-мексиканской войне 1846–1848, активно поддерживал Хуареса, командовал отрядами национальной армии во время гражданской войны в Мексике.

 

Порфирио Диас снял шляпу, круглое лицо обрамляли пышные черные бакенбарды - как пейсы еврея спускались к заросшему громадными усами широкому рту, составляя единые заросли. Глаза были завораживающие, не моргая, смотрели на жертву, словно змеиные, светло карие, с каким то звериным отблеском. Казалось жертвы должны, так и идти на зов этого взгляда. Притащили раненого в живот страдальца-мексиканца, с перебитым пулей позвоночником, он остался лежать на раскаленном солнцепеке и вопил, недвижимо раскинув руки.

Кто-то услужливо указывал на Мишеля, у которого странным образом вынули ружье из рук. Проскальзывающие за спиной Бакунина мексиканос не задерживали на нем своего внимания. Порфирио Диас наступил на грудь орущему, тот сразу замолчал, и вытащив шпагу, рубанул коротко его по шее, смотря в глаза Бакунина. Голова солдатика с благодарными слезами на потухших глазах, свалилась набок, сочась густой кровью в песок.

Команданте сел на ящик. Он молча командовал своей шайкой, что обчищали мертвых своих товарищей, снимали с них золотые кресты и индейские амулеты, стягивали лакированные желтые краги с восковых ног, оставляя торчащими желтые пятки на убийственном солнце.

«…От меня он отмахнулся, на меня не действует этот совиный взгляд, и бандиты исчезли как морок... Какая сила воздействия на своих рабов, какая мистика власти, прямо таки завораживает!».

Осталось несколько человек, в том числе и давешний сирота. Теперь он был по взрослому деловит. Бродящие между стволов пальм мексиканосы спугивали безобразных птицы, словно черных ворон, появившихся ниоткуда. Размером с гуся, с голыми шеями и большими клювами, - черная стая, неуклюже разбегаясь по земле, подымалась над верхушками пальм. Это мирные падальщики Мексики, их привлекли размякшие на жаре трупы.

 

Вслушиваясь в чужую речь, Бакунин спросил перевода. Абрахам, ошарашенный происходящим, словно просветленный вердиктом помилования, радостно произнес: «Он разрешил нам уйти!». Абрахам смотрел в сторону моря и словно не замечал Мишеля, который помахал рукой перед его глазами.

Со стороны моря донесся зов капитана, и Мишель легко пошел на него. Уже в колышущемся ялике, ужас пробежал холодком по его спине. На берегу, он увидел высокую фигуру Абрахама, среди окруживших его солдат, он взмахнул рукой, словно прощаясь. Скользнул под сердце солнечный отблеск стали, и площадь берега от людей вся сразу опустела, оставив на земле уткнувшееся в песок немое тело. Среди разбредающихся мексиканосов Мишель уловил как во сне совиный взгляд убийцы – это тот гадкий парнишка, и он смотрел на удаляющегося по воде Мишеля.

Выкарабкавшись из провала сознания, Бакунин, плохой, очнулся на палубе брига, его, связанного, матросы обливали из кожаного ведра водой из-за борта. Ныл расшибленный затылок. Сверху смотрели сочувственно капитан и оба негра-кочегара.