Когда болит зуб…

 

Он коснулся пальцами ее светлых волос, промытых, распущенных, падающих ниже плеч. Прикосновение отозвалось щекотливыми чувствами, разбежалось знобкой рябью до шеи, добавляя к томлению в груди капли неги и еще большего уважения к ней, сидящей на диване спиной к нему. Она вся купалась в волнах благости, исходивших от нее, она подбирала ими его под себя, всего. Как во время прилива теплая морская вода неслышно накрывает даверившегося ей дикаря. С головой. И если он не встряхнется и не поднимет голову, то так и останется после отката волны лежать на том же месте. Уже бездыханным. Он понимал это, но не сопротивлялся, потому что она давно завладела всем его существом. А ей оставалось малое – накрыть его с головой и когда душа выползет наружу в поисках спасения, обвить ее вязкими струями своей неги и забрать с собой. Навсегда. И пусть он остается клоном, простым и покорным, как те мужские тела спортивного сложения, привлекающие внимание своей отрешенностью на экранах телевизоров. Зачем он был нужен ей такой? Она не знала, как не знала и того, зачем он был нужен ей и не такой. Она просто не мешала своей плоти проявлять себя как той желалось. И телесный ее облик, без контроля со стороны разума, делал свое дело. Ведь он был соткан из человеческой плоти, из обыкновенной материи, в которой молекулы и атомы вели нескончаемую войну за выживание. Значит, без мыслей, без этого человеческого Бога во многих лицах под черепной коробкой, плоть была агрессивна сама по себе. И облик делал свое дело добросовестно, как амебы – делясь и пожирая друг друга. Не различая, кто свой, а кто чужой. Его ли это территория, или уже другая. И ничего необычного в этом не было, потому что так устроен весь мир, сотканный из материи. А материя состоит из…

Он, незаметно для себя, все больше погружался в этот чудесный сон, в завлекающие его волны, которыми пронизана вся Вселенная. Ведь ими она жива, этими короткими волнами. Оттуда, из глубокого Космоса, пришли они и на Землю, чтобы подчинить себе и людей и заставить их жить и плодиться по их воле. Вперед-назад… вперед-назад… Везде, во всем. Разве что в разных направлениях. Он видел, что и ее затылок, такой округлый, правильной формы, с пробором посередине, едва заметно подался назад, готовясь коснуться его груди. Усилился запах от роскошных волос, покрытых невидимой пылью от французского парфюма. Тонкого и ненавязчивого. Ее голова чуть повернулась к нему и стал виден ее профиль с носом немного с горбинкой, с чувственными губами и с высокими тонкими бровями. Он был прекрасен, как бывает прекрасен профиль нимфы, отдыхающей на берегу моря в лучах утреннего солнца. Лишь краешек ее темного зрачка, видный сквозь длинные мохнатые ресницы, по прежнему оставался на месте. Он словно застыл на каком-то предмете, постепенно разгораясь все больше, превращаясь в луч, сотканный из нежнейших оттенков света. Казалось, уголок зрачка сочился неутолимой любовью, заставляя испытывать к ней еще большие чувства нежности. Он с нетерпением ждал, когда ее голова повернется еще немного и этот луч упадет на его лицо, чтобы засветиться ответными к ней чувствами. Машинально попытался своим взглядом помочь подвернуть его хоть немного на свою сторону. Скользнул по нему глазами, выискивая удобное место.

И вдруг на конце этого божественного луча увидел портрет незнакомого парня, висящий на другой стороне. Когда он входил сюда, то не придал значения фотографиям на стене. Им владела только любовь к хозяйке этого прекрасного уголка. Зрачки того незнакомца как бы расширились, из них уже разлетались солнечные искры, собираясь в полете в волны света, которые по мере приближения к ее лицу становились все тверже, одновременно начиная притягивать. Так это было неожиданно и неуместно, что он невольно сморгнул. И сразу разрушился невидимый контакт между ним и ею, мгновенно усилившись между ею и тем парнем. Словно его сила решила перелиться в их потоки любви, которыми они принялись ласкать друг друга.

Но разве такое могло быть!

Он сглотнул слюну и попытался снова погрузиться в чувственные волны, по прежнему исходящие от нее. Он попытался. Но это было уже невозможно…