Что хочет автор. Литературные конкурсы

Все персонажи этого романа – вымышлены, тоже касается мест и событий описываемых ниже. Школы, о которой идет речь, так же никогда не существовало. Реальны лишь три вещи, автор (другими словами я сам), выдуманный герой, что сидит по другую сторону моего стола и песочные часы. Разбившиеся песочные часы.

Александр Кедров. 2.30 ночи, 24 октября 1995 года

«Однажды ночью в городе Одесса

В шалмане Мойши возле Молдаванки

Сидел известный всем налетчик Жора

И там была его подруга Лара

Тут мимо проходил французский боцман

Увидев Лару, он упал с каштана

А Жора в миг, достав перо с кармана

Сказал, что что-то стало слишком душно»

Сергей Курехин, Виктор Цой «Однажды…»

«Время пришло, и захлопнулась дверь,

Ангел пропел, и полопалась кожа.

Мы выпили жизнь, но не стали мудрей,

Мы прожили смерть, но не стали моложе»

Гр. «Агата Кристи», «Дворник».

«Тогда в июне…»

Ах, как сладок был воздух! Лучше всякого вина кружило голову ощущение свободы и молодой яростной энергии, которая просто била ключом.

Они стояли на крыльце, глядя на яркую зелень яблонек, за которыми был почти не заметен белый забор. Будь это обычный год, деревья оказались бы усыпаны белыми цветами, но это не май, а середина июня, а они не завершили очередной учебный год, а окончили школу. Совсем.

Одиннадцатый «А» ссыпается с крыльца. Вовка Некрасов, что–то кричит и машет руками, звонко хохочет Наташка Романова, староста, Олег Говоров, тихо насвистывая, вышагивает, впереди заложив руки в карманы. Виталик Самойлов и Вика Рязанова, взявшись за руки, идут слева от Светки Казаковой и Альбины Сайфулиной. Слышен голос Женьки Светлова о чем-то спорящего с Кириллом Неверовым. Замыкают шествие идущие в ряд Мишка Тимофеев, Ольга Семина, Лена Кораблева и Саня Кедров.

Саня, высокий, голубоглазый, светловолосый, оборачивается и глядит на школу. «Десять лет! – с суеверным ужасом думает он. – Я впервые пришел в это здание семилетним мальчиком, и тогда оно показалось мне громадным и страшным».

«Не зевай!» – кричит Генка Корнеев и швыряет в Саню шариком для настольного тенниса, но теплый ветерок сносит его в сторону и целлулоидная сфера ударяет по затылку Анжелику Воронцову. Саня невольно улыбается, видя, как возмущенно краснеет их дюймовочка – отличница, которая получит таки на днях свою золотую медаль. Лена Кораблева подхватывает шарик и подбрасывает высоко вверх, а Саня, следя за его полетом, зачем-то загадывает желание.

Они идут со школьного двора без особой цели и без спешки. Экзамены сданы, школа окончена. Им предстоит ещё один визит сюда – за аттестатами. Они ещё встретятся на выпускном вечере, но все равно этот день последний. Последний день учебы, последний день ушедшего детства.

В какой-то момент Сане Кедрову удается охватить взглядом весь класс, и его пронзает острая игла-мысль: «Ох, до чего же они все красивы!». Сейчас он впервые жалеет, что школьную форму отменили, и девчонки не в белых фартуках и нет в волосах белоснежных бантов, но с этим ничего не поделать.

Одиннадцатый «А» удаляется все дальше от школьного двора и вскоре исчезает, растворяясь в радостном свете июньского дня.

«В начале была школа…»

Ночь была как – то особенно темна. Сырой ветер, рванувшийся на встречу, заставил Саню поежиться и плотнее запахнуть куртку.

Саня знал, что шуршащие под ногами листья отливают желтым или багряным, знал, что эта осень не первая и не последняя на свете, но… «Черт возьми, до чего же тоскливо!».

День пролетел не заметно. Впереди было еще два выходных, и Саня абсолютно не знал, куда себя девать. Казалось вместе с летом из жизни ушло веселье и смысл, исчезло солнечное настроение, которое так помогает жить. В такие вечера задумываешься, а было ли оно вообще это настроение?

Дома его ждет тишина и пустота. В эту осень эти две ставшие уже привычными подруги вдруг стали тяготить. Странно, а ведь раньше он любил все это, осень и одиночество, ночь и ветер.

Любил и любит. Все можно исправить. Магнитофон - на кухню. Вскипятить чайник, приготовить кофе, принести сигареты, спички и пепельницу, ах, да, нужны еще бумага и ручка. И когда все это есть, нет больше ни тишины, ни пустоты, ни одинокой беспросветной жизни, а есть мир, где свои герои и свои законы. Придуманный им мир. Его мир.

Кнопка звонка нажималась, но из-за двери не было слышно ни звука. Пока он безуспешно давил на кнопку, за шиворот ему попали брызги воды с козырька над крыльцом. Сэм выругался, повернулся к двери спиной, вытянул из кармана сигареты, хмуро размышляя надолго ли дождь.

- Что вам угодно? – послышалось сзади. Как бы там не было, но двери здесь открывались бесшумно.

Сэм обернулся, натянув на лицо вежливую улыбку, сигареты водворены на прежнее место.

У девушки застывшей в дверях прическа почти мальчишеская, но короткие черные волосы, тем не менее, уложены один к одному, и у Сэма возникает труднопреодолимое желание погладить её по голове. Между тем фигура у девушки отнюдь не мальчишеская, о чем легко судить благодаря полу прозрачной белой блузке, из тех, что надевают особы лет восемнадцати, коротая осенний вечер в школе.

- Что вам угодно? – терпеливо повторила девушка.

Сэм освежил улыбку на лице и, глядя в черные глаза привратницы, сказал:

- Мне звонила Елена Геннадиевна.

- Елена Геннадиевна Комарова.

- А… ну, заходите.

Он входит. Дверь за его спиной бесшумно закрылась, в то время как он оглядывается…

… и только сейчас до конца понимает, где же он. Это школа. Его пробирает дрожь.

Девушка указывает на тускло освещенный коридор.

- Она в приемной.

Сколько до кабинета директора? Десять шагов? Пятнадцать? Больше, гораздо больше. Чем дальше продвигался Сэм в своем пути, тем больше удлинялся коридор и короче шаги, да и сами ноги уменьшались, и вот ему уже приходится бежать, чтобы успеть…

… на урок. Он несётся как ветер, маленький мальчишка в новенькой темно-синей форме с портфелем за плечами. Он огибает возникающих на пути таких же, как и он первоклашек, они никуда не спешат, учеба им по боку.

Дверь справа от него распахивается, и громадный мужчина в темно-коричневом костюме шагает в коридор. Мальчишка ловко избегает столкновения, уйдя влево, и в этот момент темно-коричневый мужчина вытягивает невероятной длины руку и хватает его за портфель, за ручку. Секунда и вдруг семилетний Сергей Семенов повисает на лямках собственного ранца, ноги болтаются воздухе, форменная курточка задралась, рубашка вылезла из штанов.

- Не смей бегать по школе! - гремит мужчина.

С треском отрывается ручка портфеля, и Сергей валится на пол. Свет дня куда-то исчез, словно небо затянулось черными тучами. Сергей ничего и никого не хочет видеть, но все равно буквально кожей ощущает взгляды, по меньшей мере, трех миллионов детей, которые вытаращились на него.

Он встает. Очень медленно заправляет рубашку в брюки, твердя как заклинание: «Я не зареву! Я не зареву!».

Он не плачет. Он поднимает голову и глядит в это омерзительное взрослое лицо с мясистым носом и брезгливо изогнутыми губами. А потом вдруг неожиданно даже для самого себя бросается бежать, не смотря на громогласное директорское: «Стой!».

На уроки Сергей Семенов попадает лишь час спустя, вдоволь наревевшись в пустой раздевалке.

Не мало километров предстоит пройти и пробежать Сергею по школьным коридорам, но радость того сентябрьского дня потускнела и, истончаясь со временем, превратилась в ненависть к школе.

Дверь распахивается, словно в ней установлен фотоэлемент, «Хотя, скорее всего меня действительно ждали» - мрачно думает Сэм.

Сэм огорченно вздыхает, вместо старого директора, мужика в коричневом костюме, на пороге стоит блондинка, может его внучка? И ее внешность, также как вид привратницы, диковат для школы. На ней изящное белое платье без рукавов, слишком легкомысленное для работы, да и выражение красивого с плавными чертами лица, было, пожалуй, слишком чувственное.

- Добрый вечер, - сказала девушка. Она произнесла это короткое приветствие так ласково, и так улыбаясь, словно Сэм явился в бордель, (Не то чтобы он знал хоть одно подобное место в городе, но такое у него было впечатление о данных заведениях!) и будет там юбилейным стомиллионным клиентом.

Сэм, механически произнося ответное приветствие, чувствует, как его все больше охватывает ощущение ирреальности. «Что, это все серьезно? Он пришёл в родную школу через шесть лет, после того как, получив аттестат об окончании восьми классов, навсегда покинул эти стены? Пришел, потому что бывшая учительница, одна из немногих с которой он мог общаться без чувства, словно наступил в кучу собачьих экскрементов, попросила его связаться с какой-то Еленой Геннадиевной? И вот он явился и обнаружил, что за привратника полуголая девица едва ли эту самую школу окончившая, а секретарь директора не старше – голубоглазая, обесцвеченная, с голыми руками и платьем в обтяжку. Да, бросьте! Не смешите меня! Сейчас наверняка выяснится, что это теперь не учебное заведение, а обычная коммерческая фирма, где некоторую часть сотрудниц нанимают, руководствуясь длинной, ног, величиной бюста и виртуозности в исполнении сексуальных настольных работ.

- Ты, Сэм? – спрашивает девушка. По ее взгляду видно, что она знает ответ на вопрос, но в ее игре он просто необходим.

Он кивает, успокаиваясь, и проникаясь своим обычным настроением: «Я ничему не удивляюсь».

Голубые глаза, тщательно изучают его на предмет реакции на это заурядное имя, и он просто не может оставить их без материала для наблюдений.

- Вот это, да! – радостно изумляется он. – В самом деле?! Вот, сюрприз, так сюрприз! Ей, богу рад, познакомиться с вами!

От неожиданности девушка вздрагивает, а потом смеется, но глаз не отводит. Очевидно, Сэм должен был отреагировать как-то иначе, но кто ж знает как именно?

- Заходи. Она по-прежнему обращается к Сэму на «ты».

Обои в приемной той же расцветки - бело-синяя полоска. Стол секретаря украшен черным телефоном, пишущей машинкой и чьим-то фото в рамке. В углу комнаты, не виданное чудо – ксерокс.

- Я тебя знаю? – спрашивает Сэм. Он откровенно разглядывает девушку, надеясь смутить ее.

- Я училась на два класса младше тебя, в ….

- Милая, - прерывает ее Сэм, - Я окончил обучение в этой плавучей тюрьме через восемь лет после начала, и ты тогда была в шестом классе, верно?

- Я с трудом переносил присутствие своих коллег по параллели и постарался забыть их как можно скорее, не говоря о том что, на шестиклассниц я и вовсе внимания не обращал.

- Зато мы обращали, - томно возвещает девица.

«У меня здесь какое-то дело» – напоминает себе Сэм, - «А если я не остановлю красавицу то она того и гляди, захочет отдаться… воспоминаниям, прямо тут, ни сходя с места».

- Да, я учился в этой школе, - говорит он, - Да, меня называют Сэм. НО…Я не знал вас, когда учился, я не прихожусь вам ни другом, ни родственником, а потому прошу обращаться ко мне на «вы» и называть меня не иначе как Сергей Сергеевич.

Он на секунду умолкает, пытаясь найти следы обиды на безмятежном лице секретаря, а затем говорит:

- У меня, здесь дело. Какое?

- Проходи к директору, Сэм, - отвечает она. Вытянув голую руку, секретарь указала на солидную дубовую дверь в смежную комнату.

Пожав плечами, Сэм, делает широкий шаг через приемную и толкает дверь. На двери не менее солидная табличка с одним словом:

Звонок разорвал уединение на части. Саня взглянул на большие часы на стене – два часа ночи. «Какого черта?» – обратился он к ним, но не двинулся с места, словно подозревал, что звонок ему лишь почудился.

Со слухом, все оказалось нормально. В дверь позвонили ещё трижды.

Саня спрятал тетрадь, водрузив её на вершину старомодного светло-коричневого буфета, и двинулся к входной двери, нажимая по пути все попадавшиеся клавиши выключателей. Квартира, в которой минуту назад была обжита лишь кухня, осветилась, и стало явственно видно какая она не практично большая, особенно для одного.

Бегло глянув в глазок, Саня распахнул дверь.

- Привет! - сказал Мишка Тимофеев. В два часа ночи он стоял на пороге улыбался, а Саня вновь поразился тому светлому чувству, что вызывает у него этот взъерошенный и помятый парень с типажом плюшевого медвежонка.

- Привет! – ответил он. Саня улыбается, потому что не улыбаться Мишке действительно невозможно.

- Ты один? – заговорщицки понижая голос, спросил Миша.

Он сделал такую уморительную гримасу, что Саня, сдерживая смех, лишь кивнул.

- Вперед! – скомандовал Михаил.

Две девушки появившиеся из-за выступа стены проскальзывают мимо хозяина квартиры в прихожую.

Пока Саня оглядывается на внезапных гостей, Мишка с невесть откуда взявшимся пластиковым пакетом уже входит за ними следом и просит закрыть дверь.

Машинально заперев дверь, Саня обернулся, и на несколько секунд все они застывают в прихожей, безмолвно глядя друг на друга, а потом блондинка не выдерживает и смеется.

- Закатилась, – ошеломленно комментирует Саня.

- В попу яблочко, - подхватывает Миша.

Теперь хохочут уже все, Саня, привалившись к стене, вторая девушка, навалившись на него, блондинка, рухнув на подставку для обуви. Миша, стоит посреди прихожей, смеясь, и глядя на всех троих, не выпуская, впрочем, из рук свою ношу.

Директорский кабинет это вам не полосатая приемная. Директорский кабинет это сумма от сложения комнаты для оружия, почившего в бозе кабинета начальной военной подготовки и маленькой конурки, где базировался прежний руководитель. Комната большая и светлая, стены отделаны панельками под дерево. Кабинет настолько велик, что там нашлось место и Т-образному столу для совещаний, и книжному шкафу от пола до потолка, и гардеробу, а также кожаному дивану и видеодвойке на стильной конструкции из стекла и металла, назвать которую тумбочкой язык не поворачивается.

Директор, смуглый мужчина лет сорока пяти, взирает на Сэма из шикарного кожаного кресла, которое лишь подчеркивает не менее шикарный костюм и не большие габариты владельца.

- Добрый вечер, - сказал Сэм.

Директор склоняет голову, словно для того чтобы проанализировать это заявление, и лучик света от стильной, плоской люстры отражается от его блестящей лысины обрамленной остатками светлых волос.

- Добрый, ли? - ответствовал он негромко.

И хотя вопрос явно был риторическим, Сэм ответил:

- Не знаю как вам, а мне скучать не приходится. Сначала я полчаса давлю на кнопку звонка у входной двери, а на улице, знаете ли, дождь. Потом я убедил пляжную девочку, что меня здесь ждут, затем секретарша пыталась меня соблазнить, а теперь я встретил директора, не знающего, правильно ли я сделал, что пожелал ему доброго вечера. По-моему я интересно провожу время, разве нет?

Сэм откровенно издевательски смотрит на директора. «Сейчас, он разорется, меня попросят выйти вон, и я смогу пойти домой».

Директор неторопливо встает. Лицо вдруг освещается восхищенной улыбкой. «Браво, браво!»- приговаривает он, хлопая в ладоши.

Ещё до того как отварили картошку и яйца, порезали колбасу и хлеб, выложили из банок огурцы, помидоры и лечо, Мишка распечатал литровую бутылку водки – этакую изящную бомбу с прозрачной как слеза, но не менее взрывоопасной от этого жидкостью.

Блондинку зовут Алёна, брюнетку Катя, и обе отнюдь не приходят в ужас, когда Миша предлагает пропустить по паре рюмочек – для разгона, пока готовится еда. Они выпивают и закусывают каждый своей четвертинкой единственного яблока обнаруженного в Санином холодильнике, а запивают газировкой, благо, этого добра, гости принесли четыре литра.

Большие часы на кухне только-только пробили половину третьего, а Саня и трое его гостей уже уселись за стол. Они со вкусом едят, пьют, болтают и смеются.

В пять утра, Саня прибавил громкость магнитофона и, следуя примеру друга, пригласил Катю танцевать.

Осторожно обнимая девушку, и рассеяно глядя на Мишку, шепчущего что-то смешное на ухо Алёне, Саня поймал себя на том что не жалеет что они пришли. Почти не жалеет.

В облике директора произошла перемена, но Сэму никак не удавалось ухватить ее суть.

- Меня зовут, Владимир Петрович Кирсанов, - промурлыкал директор.

- Хорошее имя для школы, - отвечает Сэм.

- А вы, несомненно, тот самый Сергей Семенов, о котором мне рассказывала Лидия Ильинична, - продолжает директор.

Сэм ограничивается кивком. В конце концов, он ничего не продает, и очаровывать клиента, нет необходимости.

- Это замечательно, - провозглашает Владимир Петрович.

И тут Сэм обнаруживает ту самую перемену в облике директора, ту, что лежала на поверхности, так близко – сразу не заметишь.

Директор испытывает громадное облегчение. Он словно боялся, что встреча с неким Семеновым разочарует его, отнимет последнюю надежду. Боялся настолько сильно, что когда этот Семенов, каким то образом ожидания оправдал, Владимиру Петровичу хочется благостно пошутить, и потянуть время, наслаждаясь этим чувством.

«Что же ему нужно?» – спрашивает Сэм сам себя, чувствуя, как из глубины души поднимается холодок нехорошего предчувствия, с некоторой примесью страха.

- Боюсь вам надоесть, но я пришел, как я думал по делу, и если это все что у вас есть, то я спешу откланяться, - сказал Сэм. Он повернулся к двери. Предчувствие там или нет, а нельзя давать клиенту расслабляться.

- Мы еще не говорили о деле, - из директорского голоса исчезли бархатные нотки.

Сэм остановился, обернулся.

- Именно так, - сказал Кирсанов, - Присаживайтесь к столу, поговорим.

Сэм возвращается к столу и садится. Достав из кармана сигареты и зажигалку, он бросает быстрый взгляд на девственно чистую малахитовую пепельницу, прикуривает и с подчеркнутым вниманием смотрит на директора.

- Я хочу сделать из этой «очень» средней школы, престижный, элитный, экономический лицей. Это здание лишь основа и через два года, на этом месте будет комплекс сооружений, где будут бассейны, корты, искусственный лёд, библиотеки, видеозалы и прочее, прочее, как для обучения, так и для досуга, тех, кто согласен оплатить это. Я занимаюсь этим со всем возможным старанием, но мне мешают.

Сэм стряхивает пепел, с сигареты по-прежнему внимательно глядя на директора.

- Появились идеи? – полюбопытствовал директор.

- Вы рассказывайте, если у вас есть что, а дебаты – по окончании.

Директор удобнее устроился в кресле и продолжил:

- Все, в общем-то, готово ещё с весны прошлого года, летом провели перепланировку и ремонт, уже были готовы начать строительство новых корпусов, но с весны прошлого года начались и неприятности. Именно из-за этих… казусов мы не смогли получить все нужные разрешения весной, все лето обивали пороги и давали взятки (без этого, сами понимаете, далеко не уедешь), но осенью неприятности продолжаются. При всем этом школа продолжает работать, с прежним контингентом, хотя мне уже удалось перевести младшие классы в соседнюю школу буквально через четыре дома отсюда. Я не могу начать работать в режиме частной школы пока не получу разрешения от властей, а мне не двусмысленно дали понять, что получу я его как только закончатся ЧП в школе №140. В виду вышесказанного мои вкладчики начинают нервничать. Они полагали, что, вложив хорошие деньги в хорошее образование, и для своих детей в частности, они начнут очень скоро получать прибыль, и прибыль неплохую.

- Продолжайте, - говорит Сэм, - Не нужно драматизировать. Я уже понял, что ваша проблема не из легких, ибо если бы вы могли указать на конкретное лицо, мешающее проекту, то уверен он или они очень скоро оправились бы в морг.

Директор усмехается, веселья в этой усмешке - чуть.

- В этом как раз и проблема, что мы точно знаем кто и точно…

Владимир Петрович Кирсанов прерывается, ещё разок фиксирует на Сэме оценивающий взгляд и говорит:

- Действительно, лучше начать с начала.

Пульт от телевизора директор выхватывает из ящика стола прямо таки с ловкостью иллюзиониста. Он молча кивает в сторону телевизора. Сэм разворачивается на стуле.

Щелкает видеомагнитофон, экран освещается, а там …

- …Выпускной бал, торжественная часть – произнес Саня, и проснулся от звука собственного голоса.

Как и большинство людей живущих в одном и том же месте достаточно долгое время, он даже в темноте ориентировался безошибочно, даже будучи не трезв. Саня нажал на клавишу, и бра над диваном осветило комнату.

Постель в беспорядке, но спит Саня, оказывается, в одиночестве.

Выключатель Саня нажал безошибочно, а вот вставая с постели, запутался в простыне, промахнулся рукой мимо спинки и сверзился на пол.

Лежа на темно-синем паласе, ноги наполовину в простыне, в голове звон, Саня начал смеяться. Он чувствует себя пьяным и глупым, и смеётся ещё сильнее.

Отсмеявшись, он освободился от пут, встал, взял со стола сигареты, закурил и стал смотреть в черный квадрат окна. Было наверняка около шести часов а, поскольку утром ещё и не пахнет, это означает, – дремал он, от силы, минут двадцать.

- Что за чушь ты задумал? – сказали за спиной.

Саня обернулся.

На кровати, с ногами, сидел высокий темноволосый парень лет двадцати в синих джинсах и черной кожаной куртке поверх серой водолазки. Саня никогда раньше не видел этого человека, он был готов дать в этом самую страшную клятву, но…парень был знакомый.

- Какого хрена?

- У тебя слишком яркое воображение – пояснил парень. – Ты так хорошо все придумал, что я просто не мог не придти. Рано или поздно это должно было случиться.

Сане показалось, что его перегруженный мозг вот-вот взорвется и выплеснется на многострадальный палас, через уши и возможно через нос.

- Похоже, кто-то сошел с ума, – наконец выдавил он. Голос перехватило.

- Может быть, – весело согласился парень, - Но это не ты и уж точно не я.

Он улыбнулся ещё шире.

- Да ты не узнал меня, парень! Ну, ты даешь! Я – Сэм. «Меня зовут Сэм», – если ты помнишь название собственного произведения.

Саня в оцепенении тупо смотрел перед собой, сознание уплывало куда-то, туда, где можно спокойно отключиться и не думать ни о чем.

- Нокаутирован, - усмехнулся Сэм. – Сейчас, поправим.

Он выудил из внутреннего кармана куртки плоскую блестящую флягу, открутил крышку, нюхнул, отпил глоток, не завинтив крышку, швырнул Сане. В нокауте или нет, Саня легко поймал её не пролив, не капли, поднёс сосуд к губам, запрокинул голову и разом осушил почти половину, коньяк прошел в горло как вода.

Когда Саня тем же путем переправил флягу хозяину, он уже более- менее пришел в себя (если это возможно когда к тебе в гости явился тобою же выдуманный герой), и начал соображать, что к чему.

…выпускной бал - торжественная часть.

Сэм покинувший школу после восьмого класса не получал аттестат в актовом зале, его диплом ждал его тремя годами позже по окончании СПТУ, но процесс был стандартным, как и все школьные массовые мероприятия.

Счастливчики, завершившие таки десятилетний марафон, очевидно уже прочитали стишки, спели песенки, вышибив слёзы у родителей и учителей, и теперь под аплодисменты зала получают аттестаты. После они поедут в кафе, ресторан или столовую, – смотря на что, хватило денег у их родителей. Вот у этого класса, наверное, будет ресторан, судя по торту, что преподнесла, клюшке – училке, рыжая красотка в коротеньком блестящем платье с голой спиной.

Изображение меркнет. Появляется вновь.

Те же лица, но в другом интерьере. Это уже после аттестатиков, но до вечеринки, аттракцион, проводимый в ожидании автобуса и в школьной терминологии обозначенный – «прощание с классом». «С чем тут прощаться!?» – с омерзением, (и несколько пугаясь этого своего чувства) думает Сэм, глядя на до боли знакомый кабинет. Кабинет с ненавистными железными партами, где столешница и скамья намертво закреплены в железной раме, и ни придвинутся, ни отодвинутся, а все что ты можешь это поставить синяк на ноге. Класс с дурацкими двумя ступеньками, ведущими к постаменту у доски, о которые чуть ли не каждый день спотыкается какой-то несчастный, становясь поводом поржать двадцати – тридцати детским глоткам. А сама доска, на которой ты что-то царапал мелом, а после рукав был осыпан мельчайшей белой крошкой? Не лучше были и цветы в горшках разных форм и размеров, половины из которых принес ты сам и одноклассники взамен разбитых, погубленных и просто так, потому что этого пожелал учитель.

Эти выпускники, похоже, любят свой класс. Они фотографируются, смеются, режут и жрут училкин торт.

Один из парней (костюм, белая рубашка, туфли – блеск), черноволосый красавец, делает неверный шаг и вдруг становится ясно - парень пьян. «И когда он успел?» – удивляется Сэм « Хотя, между актовым залом и этим кабинетом два этажа и с полчаса времени. Больше и не нужно»

Камера направлена на пьяного, следит за каждым его движением, а он подходит к рыжеволосой красотке, обнимает ее за талию и ведет в танце, хотя музыке нет и в помине. Невидимый оператор заходит с другой стороны как раз, чтобы увидеть (и показать), как парень делает скользящий шаг вперед, и словно в танго кружит девушку, а в нужный момент она отклоняется вниз на его полусогнутой руке. Даже на любительской съемке, удивительно, впрочем, ясной, видно как хороша фигура девицы, и с каким показным вниманием смотрит на неё пьяный кавалер. «Конечно, для него она одноклассница», - думает Сэм «Девчонка, осточертевшая за десять лет учебы. И может быть, держа на согнутой руке гибкое девичье тело, он может увидеть лишь, конопатое хихикающее существо с ободранными коленками».

Парень тем временем тянет девушку к себе и когда она возвращается в вертикальное положение, со знанием дела, смачно, целует в губы.

Сэм поставил бы все свои деньги и часы с ботиками на то, что парень целует девицу отнюдь не впервые. Даже оператор - любитель способен показать, как смежаются веки красотки, и как она от души отвечает на поцелуй.

Глаза девушки распахиваются, очевидно, поцелуй не предназначался для чужих глаз, а их вокруг – уйма, одноклассники, учителя, родители и благодаря оператору, все кто возжелают просмотреть кассету, в их числе и Сэм с директором.

Все остальное не более чем не осознанная реакция двух молодых людей, только полагающих себя взрослыми, но таковыми не являющимися.

Она наотмашь бьёт его по лицу ладошкой, бьёт сильно. Парень отпускает талию красотки, и наверняка бы упал (в его состоянии это легко), не налети бедром на парту. Сэм снова готов поспорить, что парень вообще не соображает, что происходит, когда делает шаг от парты и залепляет своей подружке ответную пощечину.

Девица шлепается на задницу, волосы упали на лицо, и без тог короткое платье задралось, обнажив белоснежные трусики. Парень исчезает из кадра, широко шагнув в сторону, девушка сидит на полу, а Сэм замечает, что для того чтобы заснять девушку из этой точки, оператору пришлось встать на скамейку или парту.

Оператор переключает внимание на парня, он стоит посреди класса, на щеке алеет след пощечины. В кабинете тишина. Такой тишиной грех не воспользоваться для рекламы новой стиральной машины, но сейчас не до этого.

Звук шагов отвлекает внимание парня, который казалось, все эти несколько мгновений стоял в ожидании именно этого. Парень оборачивается. И оказывается лицом к лицу с рыжеволосой красавицей. Он хватает девушку за руку, и в этот миг оператору удается поймать в объектив левую руку девушки, свободно висящую вдоль тела, в кулачке зажат нож, запятнанный белковым кремом. Это нож девушка одним движением всаживает в глаз парню.

Крупный план – окровавленная глазница, из которой торчит вымазанная крем рукоятка, а вниз уже бегут ручейки темной крови вперемешку с останками глаза и возможно мозговой жидкостью, нож-то был длинный.

Камера продолжает работать, словно невидимый оператор одержим всего одной идеей, снимать и снимать, не останавливаясь и не отвлекаясь на ужасные последствия для актеров.

Парень валится на пол, ударившись затылком о край парты, не обратив на это никакого внимания. Выпускной вечер, да и весь жизненный путь для него закончен.

Оператор переводит взгляд (и камеру), со статичных объектов – парты, пол, мертвое тело, на движущийся - рыжеволосую девушку.

Девушка улыбается. Неестественно широкая застывшая улыбка обезображивает ее лицо, словно удар топора. Улыбаясь, девушка поворачивается на месте, будь-то что- то, ища, и вдруг находит. Все происходит быстро.

Это не кино, и потому никто не показывает в замедленном режиме, как девушка вспрыгнула на скамью, с неё на парту, а оттуда пробив головой два оконных стекла наружу, в солнечный день.

Экран гаснет.

Сэм продолжает смотреть в ослепший глаз экрана, словно ожидая, что он вновь оживет и под стук хлопушки кто-то выкрикнет: «Прощание с классом. Дубль 45! Поехали!».

Экран не вспыхнул. Директор сидел так тихо, что Сэму на мгновение показалось, что пока он смотрел видеозапись, кто-то заменил человека в кресле на куклу.

- Второй этаж, - говорит Сэм, - он выпрыгнула со второго эт…

- А ещё она сломала шею, а череп раскололся как грецкий орех, - ожил Кирсанов.

- Ничего об этом не слышал, - замечает Сэм.

- Широкой огласки мы избежали, - буркнул директор.

- Можно подумать, что вас что-то ещё колышет, – бросает Сэм. Он поворачивается лицом к директору, тот ухмыляется в ответ.

- Колышет? Нет, нисколько. Но… две выпускницы этого класса покончили с собой, одна спрыгнула с крыши, другая съела две смертельных дозы аммиачной селитры, запила угощение водкой и, проглотив упаковку снотворного, уселась в горячую ванну с опасной бритвой, но вскрыть вены уже не успела. Двое парней и девушка из того же класса заживо сгорели в слетевшей с моста автомашине. Бывшая классная руководительница, первого сентября, рухнула лицом в лужу ею же разлитой серной кислоты – обширный инфаркт, а рядом, в лаборантской находился труп пятиклассницы, которая шприцом ввела себе в шейную артерию раствор все той же кислоты. Через неделю семиклассник оставленный для уборки того самого класса повесился на оконной раме, той самой.

- Все? – спросил Сэм.

- Нет. Вчера вечером, сторож поймал на школьном дворе мальчика, бросавшего камни по окнам и разбившего несколько стекол. Об этом происшествии сторож составил подробный письменный доклад. Потом он привязал паренька к батарее и накормил битым стеклом, но перед этим он тем же стеклом вырезал ему глаза.

- Он в тюрьме? – спросил Сэм.

- Он поужинал остатками стекла, – сказал Кирсанов. Весь его вид выражает отвращение.

- Теперь они в соседних холодильниках – заключает Сэм, - Жуть, да и только.

- Жуть, - директор смеётся, - Все это сторож проделал именно в том кабинете, той же самой школы.

- Как ты сюда попал?

Саня чувствовал, как коньяк согревает онемевший от страха желудок, и был готов поклясться, что все это на самом деле, но…

- Это моя маленькая тайна, - Сэм, улыбаясь, делает глоток из фляги, убирает её с глаз долой и вот уже распечатывает невесть откуда взявшуюся паку «Кэмел».

- Зачем ты здесь?

Сэм прикурил от бензиновой зажигалки «зиппо», поднял взгляд на Саню, он больше не улыбался.

- В твоих книгах я делал множество вещей. Я ел, пил, влюблялся, занимался сексом, дрался, отдыхал, раскрыл пару убийств, спас несколько жизней, сам едва не умер, делал все то, что делал или мог бы сделать ты. Но сейчас все изменилось. Твоя новая затея меня пугает. Ты как всегда не знаешь чем, вся эта история закончится, и это нормально. Это в твоём духе. Ты, возможно, попытаешься меня прихлопнуть, но будь осторожен. Я сейчас не тот, что раньше как, впрочем, и ты. Что-то действует не так. Своим писательством ты разбудил что-то, приоткрыл какую-то дверь и оттуда вот- вот вылезет нечто, которым, ты при всем своём желании не сможешь управлять.

- Ты, что угрожаешь мне? – сказал Саня. Коньяк подействовал быстро, и от страха не осталось и следа. Теперь это он усмехался, глядя на Сэма.

Сэм отрицательно качнул головой, некоторое время пристально смотрел на Саню, а потом заявил:

- Брось все это! Брось своё писание, пока не разберёшься в чем дело!

- Чушь собачья!

- Верно, чушь, - кивнул Сэм, - Но я, реален. Реален, понимаешь, ты, реален! И я стал реален для тебя именно сейчас, не вчера, не позавчера. Неужели это тебя не убеждает?

Сэм в сердцах вскакивает с кровати, проходит к столу у окна, гасит окурок в пепельнице. Возвращается, останавливается напротив Сани, снова внимательно смотрит в лицо. Во время этого противостояния становится ясно, что Сэм на пару сантиметров выше своего создателя.

- Ну, хорошо, - сказал Сэм, - Разузнаю, что к чему, расскажу. Будь осторожен.

Он направился к выходу из комнаты, не такой решительный и сильный как хотелось бы Сане, но, наверное, именно таким создал его он сам своей ручкой и воображением.

У самой двери, Сэм остановился, тихо рассмеялся, полуобернувшись, оглянулся на Саню.

- Будь осторожен во всем – повторяет он, и вдруг бросает Сане небольшой легкий предмет.

Саня ловит. Раскрывает ладонь и смотрит на коробочку с немецкими презервативами. Поднимает взгляд – он вновь один, странный гость если и был, то удалился.

Саня возвращается к столу. Закуривает, наливает из наполовину пустой бутылки в одну из двух стопок водку.

- Не пей без меня, козленочком станешь – сказала Катя. Она стоит в на том же месте где только что, был (был ли?) Сэм, на ней одна лишь Санина белая футболка, волосы влажно блестят.

Саня скосил глаз на стол – презервативы не исчезли

« Я буду очень осторожен»

Он подал стопку Кате, налил себе, они выпили, почти синхронно вскинув руку ко рту. Они закусили последним ломтиками огурцов, пожевали хлеб с колбасой, выпили один на двоих стакан сока.

Он посмотрел на девушку, в ее расширенных зрачках мерцали серебряные звездочки.

- Ты чего? – удивился Саня.

- Нет – сказала Катя, - Хватит болтать…

Она берет его руку и кладет себе на грудь. Подавшись вперед, Катя жарко прошептала: «Давай…».

«Давай! – отстранено подумал Саня – Ты что сдурела?! Ко мне тут Сэм приходил…».

Грудь у Кати упругая и теплая, руки решительные и мягкие, а губы шепчут- просят, молят, требуют.… И он сдался, не мог не сдаться, ибо вот сейчас одиночества нет и в помине.

Трамвай был обычный красно-белый. Обычный если не считать что, номер 57 просто не мог быть у Таганайского трамвая в связи с отсутствием в городе такого количества маршрутов. Трамвай как ему и подобало, был оборудован тремя дверями, двигавшимися в одной плоскости с сакраментальной надписью «не прислоняться» на застекленной части. А еще в салоне были места не только для сидящих, но и для лежащих.

И пассажиры лежали. Их было немного, чего и следовало ожидать от трамвая с редкостным маршрутом 57.

Саня медленно шел между сидениями, старясь не смотреть на пассажиров, почему-то был очень важно не видеть их лиц. Саня идет вперед, а впереди у средней двери стоит мужчина в черном. Стоит спиной к нему, но Сане кажется, что именно этот мужчина и нужен ему. Он не знает кто он, но надеется, что все поймет, едва увидев его лицо.

До мужчины остаётся всего шаг и тут он оборачивается. Он оборачивается так быстро, что очертания темной фигуры размазываются в воздухе. У мужчины бледное чистое лицо, с хорошо узнаваемым хищным профилем, прямоугольники зеркально-черных очков скрывают глаза.

- Что здесь происходит? – спросил Саня. До него вдруг доходит, что сделал страшную ошибку, заговорив с мужчиной.

- У нас траур – произносит мужчина.

От его холодного голоса Сане стало не по себе.

- Погляди, - он кивает Сане за спину. Саня оборачивается.

Знакомые лица! Вика Рязанова, Виталик Самойлов, Алька Сайфулина, Егор Ливанов, Светка Казакова, Лара Тиманова, Кирилл Неверов, Вовка Некрасов, Ленка Кораблева…. Есть и еще знакомые лица, но Саня больше никого не смог различить сквозь туман застлавший глаза.

Все пассажиры трамвая мертвы – синие губы, черные лица, запекшаяся кровь, бессмысленно выкаченные глаза.

Саня провел рукой по глазам, что бы стряхнуть наваждение, и тут понял и почувствовал, что слезы текут просто ручьём. Он смотрит в мертвые лица своих друзей и плачет, других чувств кроме горя просто нет в этом мире.

- Присоединяйся, - раздается сзади.

Саню пронзает мгновенный острый ужас, при одной лишь мысли, что он столько времени стоял спиной к монстру в черном. Саня оборачивается, но его скорость не может сравниться с быстротой человека в черном, ему кажется, что он остается на месте, а трамвай медленно, но все равно тошнотворно, поворачивается вокруг монстра в черном.

- Они живы! – крикнул Саня в вертящийся перед ним мир.

Мужчина, неотрывно глядя на Саню зеркальными бельмами очков, вытянул в сторону окна правую руку, и ладонь ее легла на серую педаль компостера. Безвредная серая штуковина в один миг извернулась, преобразившись в безмозглую зубастую пасть и вцепилась в кисть руки.

Кровь забрызгала окно. Зубы терзали руку, подбираясь к рукаву короткой кожаной куртки.

- Быть автором это не только делать реальное не реальным – сказал мужчина.

Кровь, хлеставшая из раны, промочила штанину чёрных джинсов, забрызгала лицо и черную водолазку, омыла ботинки.

- Автор не только превращает нереальное в реальное. Автор создаёт истории сам, оставаясь вне сюжета, никакой Армагеддон его не касается.

Кровь расплывалась по резиновому покрытию пола, заполняя бороздки. Мужчину затянуло в компостер по плечо, но он продолжал неотрывно смотреть на Саню и говорить:

- Тебя беспокоит моя рука? С ней все хорошо. Это ведь просто компостер.

С ужасающим треском сломалась плечевая кость, кровь плеснула Сане в лицо. Саня отскочил назад, отирая лицо.

Мужчина по-прежнему смотрит на него сквозь зеркальные стекла очков, а его правая рука, как ни в чем, ни бывало, покоится на поручне рядом с невинным компостером.

Саня обернулся. Никаких мертвых одноклассников! На одной из лежанок девушка в белом платье возлежит, читая книгу, закину ногу на ногу так, что видны не только персиковые бедра, но и белоснежные трусики. Через проход от неё молодой негр в шортах и сланцах устало дремлет то, и дело, ударяясь курчавой башкой об оконное стекло.

- Вот так, - сказал монстр не только одетый в черное, но и словно черный изнутри. – Большинство людей не подозревает о том, как зыбка грань между тем, что есть, и чего нет, но ты … ты знаешь.

Внезапно губы мужчины растягиваются в улыбке. Улыбка как акустический удар обрушивается на Санину голову. Он кубарем катится по полу, а глазные нервы всё посылали в мозг одну и туже картинку - кошмарная, невозможная улыбка от уха до уха, улыбка, обнажившая не двадцать восемь и не тридцать два, но в два или три раза больше белоснежных один к одному, зубов.

- Возможно, вы думаете, что я осел, - говорит Сэм, - Вполне вероятно, что вы правы, и я плохо разбираюсь в алгебре или высшей математике, но только сейчас это вам преимущества не даёт. Только, не в этом случае.

Сэм закуривает, откидывается на спинку стула (стул удобный, с приятно пружинящей спинкой и мягким, но не через чур, сидением – удивительно комфортная вещь для школы), и произносит речь, изредка отмечая важные места взмахом руки с сигаретой.

- Переоборудование школы в лицей стоило не один миллиард, и вы готовы на стенку лезть потому что, кормушка не начинает работать, а золотые птенцы не несут золотых яиц. Если бы вы знали, кто виноват в создавшейся ситуации, то все было бы просто, но вы не знаете. Все ваши усилия решить проблему пропадают зря, вы не знаете, куда их приложить. Вы обращались к ментам, к бандитам, к частным сыщикам, но ничего не выходит. К тому же когда в разговоре с ними вы употребляете слова «проклятие» и быть может «злой рок», от вас шарахаются как от ненормального. Ваши инвесторы того и гляди, просто закажут вас, решив, что вы морочите им головы, а ничего не придумывается. Лидия Ильинична рассказывает, что есть у неё знакомый бывший ученик, которому: а) можно доверять; б) уже приходилось разрешать странные происшествия; в) как менту можно поручить за одно и работу почившего в бозе сторожа; г) опять же, как менту, ему можно заплатить очень мало, и он будет рад.

Сэм прерывается, делает затяжку, выпускает дым и продолжает:

- Если вы хотите начать зарабатывать деньги, то нужно чтобы убийства, самоубийства, сердечные приступы, и прочие несчастья у всех кто связан со школой, прекратились. Вы хотите, чтобы я занялся этим делом. Вдобавок вы хотите, чтобы я провел в школе семь ночей подряд, и вы думаете, что мне можно заплатить за все это триста пятьдесят тысяч рублей.

Кирсанов смотрит на Сэма, с таким зачарованным видом, словно ему показали говорящего страуса Эму.

- Я делаю вам встречное предложение, - говорит Сэм, - Двадцать миллионов рублей. Десять - сейчас, десять – в конце недели.

В наступившей тишине Сэм задумчиво разглядывает директора. Ему кажется, что он уже принял решение, а нахмуренный лоб и прищуренные глаза, только свидетельство, того что, Кирсанов из той породы людей, которые в сложных ситуациях любят проанализировать каждое прозвучавшее слово.

Когда Сэм докуривает третью сигарету, директор вдруг, словно очнувшись ото сна, вскакивает и удивленно уставляется на него.

- Вы все ещё, здесь? Мне казалось, мы обо всем переговорили…

Сэм вежливо улыбается.

- Ах, да! – восклицает директор. Он картинно всплескивает руками и возвращается к столу.

Кирсанов выдвигает верхний ящик, шуршит бумагой, передвигает что-то тяжелое, а потом швыряет на стол, одну за другой, две пачки голубоватых пятидесяток.

Деньги скользят по полировке стола, и казалось, вот-вот упадут, но останавливаются у самого края. Сэм меряет пачки взглядом и сидит неподвижно пока Кирсанов не кладет рядом с деньгами связку ключей.

Он протянул руку, на ощупь нашел сигареты и спички, закурил. Только теперь он почувствовал себя чуточку лучше.

За окном был серый осенний день, в комнате пахло окуркам и перегаром.

Саня приподнялся на локте, чтобы стряхнуть пепел и взгляд упал на закутанную в одеяло фигуру рядом.

Первую минуту он нем вспомнить кто же это, поскольку в голове уже сложился образ: «Там человек в черном из трамвайного сна. Ты сдернешь одеяло, а он улыбнется. Улыбнется, как улыбались, наверное, динозавры или тигры – людоеды. От его улыбки, я поседею, поседею, а потом сердце не выдержит и взорвется. Именно взорвется, так что лопнет грудная клетка. А он будет лежать здесь и улыбаться».

Саня заткнул рот внутреннему голосу и решительно сбросил одеяло с головы соседа по дивану.

Конечно это не тип в черных очках, он водится только в Саниных снах, под одеялом – Катя. Русоволосая, симпатичная девушка, из тех каких может найти только Мишка, из тех, что помогут провести хороший вечер, а если ты захочешь то и ночь, или жизнь…

Саня докурил, раздумывая, о том, что оба его сна были как–то связанны между собой. Он загасил сигарету, закрыл глаза и медленно соскользнул в сон. На самой границе яви и сна, на него снизошло откровение – у Сэма и человека в черном – одно лицо! «Конечно, ведь оба они живут в моей голове» - подумал он и окончательно заснул.

А в это время в Северной Пальмире

Вели киргизы караван верблюдов

И среди них одна авангардистка

Обмотанная полиэтиленом

Сэм умолкает, приостанавливается, склонив голову вправо. Он стоит на перекладине чердачной лестницы, головой почти упираясь в люк. Чердак заперт на большой висячий замок, к которому не подходит не один из ключей в связке.

Сэм спрыгивает вниз, вторично дергает дверь спортзала и раздевалки для девочек.

Тут мимо проходил французский боцман

Ее, увидев, он упал с варана

Варан плодился посреди жасмина

И весь пропах вонючими цветами.

Уже возле двери на лестничную площадку Сэм оборачивается и смотрит на дверь раздевалки, дверь оказывается …

…открыта. Дверь девчачьей раздевалки не была распахнута настежь, но если дверь приоткрыта на ладонь, то это сильно противоречит утверждению Гриши Колезина: «Пол вымыт, дверь закрыта на три оборота!».

Улыбку с лица Сергея Семенова как ветром сдуло. Он прекрасно понимает, что раз про дверь – враньё, то чистота пола – не более чем сказка, не имеющая ничего общего с жизнью.

Физруку Теофилычу сказки не по вкусу. Теофилыч, любит реализм. Теофилыч не оценит фантазии Гришки. Он не поймет доводов Сергея. Физрук – мужик, что надо. Ерунда, что он состоит в команде рэкетиров, ерунда, что он бросает в голову нарушающих правила оранжевым баскетбольным мячом, и промахивается редко, все это ерунда, потому что он просто хочет от школьников дисциплины.

Но вот, что не ерунда, так это гнев Теофилыча, когда он обнаружит, что пятеро дежурных, не заперли дверь в возмутительно грязную раздевалку для девочек. А старшим в этой пятерке – он Сергей Семенов, который задержался в спортзале, разглядывая журнал с культуристами, неосторожно забытый Теофилычем вне стен тренерской. Задержался, и как выяснилось не зря.

«Ну и ладно, подумаешь, задержусь ещё чуть-чуть». Три шага и он вновь у дверей спортзала. Через месяц ему исполнится четырнадцать – в таком возрасте кажется, что времени предостаточно, что так было и будет всегда. А «всегда» это не вечность, это намного больше, это просто… просто всегда.

Сергей Семенов опирает дверь спортзала, чтобы пройтись до маленькой каморки – кладовки, где стоят швабры, ведра, где хранятся тряпки, щетки и засаленная колода порнографических карт, Димки Шаповалова (он говорит, что хранить такое дома, это все равно, что делать тоже, что на картах во время семейного обеда). Но тут его лицо озаряет огонек надежды.

Сергей спрыгивает с двух ступенек ведущих к двери спортзала, и, толкнув дверь, девчачьей (женской) раздевалки просовывает голову внутрь.

Раздевалка узкая и длинная, мебели в ней – две скамьи вдоль стен, да вешалка – доска с рядом деревянных шпеньков. На одном из них висит здоровенный черный школьный портфель, странный гибрид – не взрослый и не детский. Этот портфель привлекает Сергея больше чем парень и девушка в дальнем конце раздевалки.

Он все смотрит на раздутое черное чрево портфеля, гадая какой же девчонке приходилось таскать такую громадину, и тут до него доходит, что статичные фигуры на заднем плане это люди.

Мальчик – Гришка, кто же ещё, сидит, привалившись к стене, глаза бессмысленно уставлены в потолок. Девочка – ну, конечно же, Галя Савина! Как можно не узнать отличницу из седьмого А. Конечно, это именно она таскала с собой целый библиотечный стеллаж в своем чемодане. Кто же не знал Галю, написавшую уже второй роман о пришельцах (по мнению Сергея, это типичный пример хл, где л – литература, а вот х – отнюдь не обозначает «художественная»), чем без устали восхищалась русичка (она же преподаватель русского языка и литературы Светлана Георгиевна).

Теперь восхитится, было, чем, ибо её подопечная возлежала лицом в луже собственной блевотины. Именно так, лежит ничком, совсем рядом с ногами Гришки, словно собралась сделать ему «отсос - подсос – чувствую себя отлично!» - как на картах Димки, но в последний момент отравившейся вонью давно не стиранных Гришкиных трусов. Оба, кстати, полностью одеты, безо всяких расстегнутых пуговиц и спущенных колготок.

Сергей вошел. Неторопливо добрался до Гали, сел рядом на корточки, стараясь не обращать внимания на кислый запах исходящий от лужи. Здесь ему становится слышно медленное и тихое дыхание девочки. Сергей осторожно, берёт девушку за плечи и аккуратно сдвигает её в строну, он думает, что лежать лицом в луже рвоты Гале уже наскучило.

Сергей выпрямился, перешагнул через Галю и опустился на корточки рядом с Гришей. Гриша, тоже был жив, пока …. Рядом с ним, на скамейке, лист бумаги и бутылочка с нескольким голубыми таблетками. Теперь, ясно, что за синие пятна в луже у Галиной головы, но вот Гришу не стошнило и это тревожит Сергея.

На листке круглым девчачьим почерком написано:

Они пришли с неба. Они показали нам любовь. Они показали нам счастье.

Мы хотим счастья. Мы хотим любви. Мы знаем путь. Мы вернемся.

-Они смотрели в зеркало – оказалось это Мы.

Саня отложил ручку и откинулся на спинку стула. Быстрый взгляд на часы – 19. 15. Он пишет уже два часа.

- Почему хорошо, работается с похмелья? – спросил он сам себя.

- Потому что алкоголь прочищает мозги! – ответил он самому себе.

Саня встал, прошелся по комнате. Из магнитофона, негромко – «Бриллиантовые дороги» - «Наутилус», всегда наготове – ещё пара кассет. Он гулял от одного конца комнаты до другого, он взял со стола сигареты и спички. Он взял и пепельницу, но не закуривал, пока не выбрал между диваном и кроватью. Выбрав, он уселся на синее покрывало кровати.

Он закурил, привалившись спиной к красному ковру на стене, ковер был вещью родителей и только по этому Саня не решался его выбросить. Он сидел, курил, а прошлая ночь стиралась из памяти, по мере того как его покидали пары алкоголя. Чем больше проходило времени с того момента, как с начала, Катя и Наташа, а за ними и Мишка покинули квартиру, а он улегся спать, тем больше ночной визит Сэма казался сном.

Почувствовав неудобство, Саня откинул покрывало, раньше, чем сообразил что делает, и уставился на пачку «Кэмел» лежавшую под покрывалом.

Рука державшая сигарету не дрожала – тряслась.

«Неужели это правда?»

«Кэмел» стоил пять тысяч и такие расходы Саня не мог себе позволить, да и крепковаты, стали, полюбившиеся в армии сигареты. Именно такие курил бы Сэм, если бы (забегал в гости) не был просто выдуманным персонажем.

- За неделю простой работы я получаю больше чем в ментовке за год. Я живу в собственной трехкомнатной квартире в спальном районе, мне еще нет двадцати одного года, и я правда, не могу похвастаться Мерседесом, брюшком и многочисленным семейством, но именно по этому я, и пришел, просит вашей руки.

Сэм раскланивается и отступает чуть–чуть назад.

Мгновение девушка смотрит на него, подавшись вперёд, ярко – синие глаза не отрываются от лица Сэма, словно она боится упустить из вида малейшую мимическую игру его лица. Затем девушка начинает смеяться. Смеется он от души – черные волосы рассыпались по плечам, голова окинута назад.

Сэм, затаив дыхание, смотрит, как содрогается в приступе хохота роскошная девица в утопающая в громадном кресле. Грудной бархатный смех у девушки такой, что от него по коже бегут мурашки.

Смех постепенно сходит на нет, и девушка, вытерев невольные слезы, обращает взгляд на Сэма.

- Ты клоун, - говорит она – Ты всегда был клоуном, и всегда твоя клоунада была глупой. Я не знаю, зачем ты пришел ко мне, через шесть лет, после того как, получив свой вшивый аттестат, выкатился из школы и из моей жизни.

Она смерила его взглядом, красивая, уверенная в своей красоте и превосходстве.

- Я не дурочка, и знаю, почему ты дрался, тогда с Туминым. Ты вечно болтался рядом, вечно глядел мне вслед. Ты явно был влюблен.

Она подается вперед и Сэм видит, что точеные черты лица, искаженные гневом делают девушку старой и безобразной.

- Но ты не знал одного. Того как ты достал меня, Семенов! Меня так бесило твое постоянное ползание вокруг, что я на стенку готова была лезть от злости. Я и в постель с мужчиной впервые легла, чтобы избавится от твоего липкого взгляда, на своей заднице. Ты думал, что я отличница – красотка, а я спала с мужиком – взрослым здоровым мужиком!

- И я рада. Слышишь? Я рада! Рада, что теперь могу сказать тебе, то, что готова сказать всегда! Нет! Нет! Ты, Семенов, тупой клоун – нет! Семенов, бывший одноклассник – нет! Семенов – тупой мент – и снова нет! Всегда от меня ты услышишь лишь одно слово – нет!

Девушка умолкает. Откинувшись на спинку кресла, она с удовлетворением ожидает реакции Сэма.

Сэм не спеша, прикуривает, выдыхает дым и улыбается девушке.

- Мне нравилась твоя подруга Алена, - говорит он. – Ты конечно тоже, но не настолько как ты думаешь. А пришел, я чтобы проверить, как сильно ты изменилась за эти годы.

- Ну, как проверил?

Девушка издевательски ухмыляется ему.

- Ты выглядишь старше из-за своей злости, - говорит Сэм.- Через десяток лет ты будешь просто жабой.

- Я умею зарабатывать деньги, не ложась под нужных людей. И есть очень много девушек, для которых существует и любовь, и верность, но это отнюдь, не ты.

Сэм выдергивает из кармана две толстые пачки денег и машет ими перед ошеломленным лицом девушки.

Деньги исчезают в кармане куртке, а Сэм гасит окурок в пепельнице и продолжает:

- Кстати, о постели. Ты здесь трепалась о том, как ты в первый раз легла в постель с мужчиной, но насколько я понимаю, в тот раз не было никакой постели, просто ковер и трое мужиков, рассчитавшиеся с тобой бутылкой водки и тремя шоколадками.

- Тебе-то откуда знать такие вещи? – презрительно говорит Кристина.

- Помнишь человека у телевизора?

Мгновение её лицо ещё сохраняет выражение превосходства, потом синева глаз темнеет, словно это из их глубины всплывает и страх и удивление.

Сэм читает в этих глазах как в книге:

«Долгая-долгая ночь для Кристины Ароновой. Музыка не играет – орет, глуша, кажется, все звуки. Мигает экран телевизора. Воздух – смесь табачного дыма и вино - водочного перегара. Пушистый и толстый ковер, пропитан спиртным. Чужие руки, разгоряченные тела, и понимание – это не кончится никогда. И когда, всё-таки кончается, когда её оставляют в покое, музыка умолкает и она оборачивается. У телевизора, в кресле с высокой спинкой сидит ещё один мужчина. Кристина видит, как он пьет кофе из маленькой чашечки. И этого равнодушного человека она пугается. Кристина вдруг вспоминает, что ей всего четырнадцать лет, что она голая, и что её только что имели, как хотели трое взрослых парней. Она отползает по пушистому ковру, залитому спиртным и (не будем себя обманывать) семенной жидкостью, той же самой какой вымазано всё её тело. Кристина отползает к выходу из комнаты, а слезы, струящиеся из размазанных пятен глаз – это от алкоголя».

- Мне нравилась твоя подруга Алена, - доверительно говорит Сэм. – И ещё, и тогда и сейчас у меня достаточно средств, но покупать тебя мне не нужно. Секонд–хенд, меня не интересует.

Сэм с интересом смотрит, как меняется её лицо. Когда Кристина, истерически визжа, вскочила, с явным намерением вцепиться в лицо ногтями, он берет со столика хрустальную вазу, и, выдернув оттуда букет алых роз, выплескивает содержимое вазы в лицо девушке.

Под тихое всхлипывание Сэм шагает к двери, забрав со столика бутылку шампанского.

Дверь распахивается прямо перед ним. Сэм небрежно ударяет бутылкой по руке ворвавшегося в комнату лысого мужчину в кособоко сидящем костюме. Поддев пистолет ногой Сэм вышвыривает его за дверь. Лысый здоровяк, оставшись без оружия, отступает в сторону, освободив дорогу.

На лестничной площадке Сэм останавливается, разглядывая «трофейный» пистолет.

- Всегда хотел сделать это, да вот случая не представлялось, - говорит Сэм в пространство.

Он прикуривает и спускается вниз.

На улице его ждет черный автомобиль с тонированными стеклами. Дверь распахивается, и он садится внутрь, туда, где пахнет английской кожей, дорогими сигаретами и дорогими духами.

- Документация там, - говорит Сэм холеному мужчине лет сорока пяти, - Я видел папки и пролистнул несколько страничек, это то самое, что исчезло. Они оба там, Кристина и ваш партнер.

Мужчина, задумчиво крутит в руках золотой портсигар и молчит.

- Они любовники? – спрашивает он, когда пауза затягивается.

- По моим наблюдениям, да. Нет, не подумайте о какой-то страсти, все по экономическим соображениям.

- Хорошо, - отвечает мужчина.

Он решительно снимает трубку телефона встроенного в спинку переднего сидения, и набирает номер.

« Я нашел похитителя моих документов, - говорит он в трубку, - Это мой компаньон и моя невеста. Пришли кого-нибудь, по адресу…».

- Я заслужил пару бутылок пива,- сказал Саня, поднявшись из-за стола.

Часы показывали – 22.15. За окном темно. За окном ветер. За окном осень и одиночество.

У подъезда Саня остановился прикурить. В теплом свете, льющемся из окон, оказалось не так уж темно. Во дворе ветра не ощущалось, а осень… осень бывает каждый год. Отчего-то ему вдруг стало хорошо и спокойно. Да, в эту осень он одинок. Да, он идет по влажно шуршащему ковру из листьев к ночному ларьку. Чтобы купить себе пива и сигарет. Все это правда. Но, правда и то, что за эти два дня он написал несколько глав своего нового романа. Романа о времени и временах. И сейчас в этот вечер, он просто счастлив оттого, что только что, сидя за письменным столом, он понял, роман будет. Он, словно женщина узнавшая о беременности, теперь знал, роман – будет, родится в свой срок.

Он купил две бутылки жигулевского и пачку сигарет. Остановился под фонарем, пропуская пустой аквариум – автобус.

- Мужчина, закурить не найдется?

Саня обернулся.

Ему вдруг почудилось, что оборачивается он несколько веков. Конечно так и должно быть, ведь как иначе Егор Ливанов подслеповато моргая опухшими веками, стоит перед ним, а его лицо серое лицо старика.

- Мужчина, сигаретки не найдется?

Голос доносится до него осенью 1995 года, а видит Саня лето 1992, где Егор Ливанов, широкоплечий, загорелый спортсмен кружит в вальсе Лару Тиманову.

- Егор, это же я, Саня! Саня Кедров. Мы с тобой в одном классе учились.

- Саня, привет? – механически произносит Егор.

Его серые губы растягиваются в безрадостной улыбке, открывая остатки зубов.

Саня отдал Егору пять сигарет и тот, торопливо попрощавшись, зашаркал к ближайшему дому.

Саня, часто оглядываясь, перешел дорогу, и уже миновав автобусную остановку, услышал: «Саша, не проходи мимо!».

Закинув ногу на ногу, на лавочке курила блондинка в черном кожаном плаще.

- Это вы мне?

Саня огляделся, но больше ни одного претендента на звание – Саша, не видно.

Она обернула к нему красивое, немного хищное лицо с тонкими чертами. Лицо красиво, но абсолютно незнакомое.

- Тебе, - ответила девушка и подмигнула.

Это движение лицевых мышц, словно сорвало маску, и Саня узнал девушку.

- Привет, Лена, - сказал он. Он оторопело разглядывал её, очень взрослую, очень красивую и очень усталую.

Лена Кораблева кивнула на скамейку рядом с собой.

Он сел, поставил бутылки на тротуар и еще раз с восхищением посмотрел на девушку.

- Даже не спрашивай.

Лена смотрит на противоположную строну улицы, туда, где у единственного на всю округу ночного ларька идет обычная ночная суета.

- Дела - просто хорошо. До тошноты здорово.

Она говорит, а он все смотрит и смотрит на неё, думая о том, что когда-то они ….

…любили друг друга. Была это настоящая любовь или нет, сейчас уже никого не интересует.

Сэм стоит в дверях кабинета химии. Новые парты блестят в бледном свете ламп. Кабинет изменился, но в памяти остался прежним, тем же что и шесть лет назад.

Сэм шагает по новому линолеуму к двери лаборантской…

…даже не подозревая, что он не один. Насвистывая, он проходит к доске. Лениво, он смахивает с доски непонятные значки и формулы из этих значков составленные. Сергей Семенов не боится. Да, его оставили после уроков, но ему пятнадцать и он знает – пыток не будет. Заставят, сделать уборку класса (в общем, уже заставили), и попытаются объяснить, как во взрослой жизни ему пригодится химия.

За стеной слышен звон стекла и женский крик.

Сергей, неторопливо, проходит к двери лаборантской и толкает. Дверь распахивается.

На рабочем столе – пламя. Огонь трепещет, словно оглядывается, выбирая на что перекинуться, на шторы или на шкаф.

Сергей бросается к столу, с кушетки у стены он сдергивает скрученное валиком зеленое шерстяное одеяло. Один момент, и одеяло расправлено. Он шагает к столу, сбивает с ног лаборантку, застывшую как ещё один белый стеллаж, и набрасывает одеяло на стол. Он старательно прижимает одеяло к столу, ожидая, что вот- вот иглы огня проткнут зеленые клетки, но этого не происходит. Уверившись, что пламя погасло, Сергей оборачивается. Он собирается сказать много теплых слов, этой растяпе в белом халате, которая чуть не спалила родную школу.

Лаборантка, Клара, сидит на полу, испуганно глядя на него. Халатик её задрался, и Сергей вдруг понимает – Клара, это Девушка. Это не лаборантка, безликое существо в белом халате. Это девушка лет восемнадцати, у неё черные вьющиеся волосы, маленькое личико и огромные черные глаза.

Сергей Семенов храбро смотрит в эти глаза, улыбается и протягивает руку.

- Прошу, вас, - говорит он.

И в тот миг, когда она принимает его руку, а губы трогает робкая ответная улыбка, случается чудо. Чудо, ибо в груди у Сергея, что-то сладко замирает, а все девушки мира перестают существовать для него. Он любит. Любит эту тонкую хрупкую фигурку, эти упрямо вьющиеся локоны, эти громадные будь-то слегка удивленные глаза.

И это была любовь. Та самая, которая приходит не спросясь. Та самая, от которой смеёшься, даже если смеёшься сквозь слезы.

Это были вечера, когда они лежали на кушетке в лаборантской и просто смотрели друг на друга. Любовь смешала все чувства, и Сергей ощущал запах её духов, едва увидев Клару, даже издали, а она дрожала от его голоса в телефонной трубке, как от прикосновения.

Ровесники Сергея, на перебой хвастались реальными и вымышленными подвигами на ниве секса, но Сергей молчал. Молчала и Клара. Знал ли кто-нибудь о них. Наверное, никто. Разве, только сторож дядя Коля. Прикуривая папиросу от папиросы, с отеческой улыбкой он выпускал их из школы в 9, 10, а то и 11 вечера, и говорил вслед: «Счастья, я вам не желаю. Оно и так у вас есть».

Любовь оказалась мукой. Любовь – синоним грусти. Страсть несет несчастье.

Грустно когда любовь обречена. Как струились слезы из её прекрасных глаз, когда она думала о разнице в три года. Как горько было Сергею после известий с земли обетованной.

Подушка поезда Таганайск – Москва укрыла слезы пассажирки, пересевшей в Шереметьево, на рейс до Тель-Авива. Весенний дождь смыл соленые капли с лица выпускника восьмого класса, а первая гроза заглушила те слова, что он повторял всю ночь, блуждая по городу.

Пусть поэты и сумасшедшие обожествляют школьную любовь, но Сергей Семенов знает, что хоть боль и сладка, это все же боль. А после того, как боль исчезает в душе остается лишь…

…темнота. Сэм закрывает дверь лаборантской и дважды поворачивает ключ в замке. Он не станет входить, включать свет и осматривать комнату. Там в углу возможно так и стоит кушетка, где лежали обнаженные влюбленные (или возлюбленные?).

Сэму нет смысла вспоминать этих людей.

Клара с семьей в Израиле. Сергей Семенов в России. И если в почтовый ящик Сэма почтальон, бросает письма, ошибочно адресованные Сергею Семенову, он рвет их, не читая.

Сэм проходит по этажам. Школа тиха и пуста. Ему нравится это. Впервые за многие годы он видит, как должна выглядеть школа после хорошего, нет Хорошего, ремонта. Он не знает, выглядело это здание лучше даже, первого сентября шестьдесят первого – в начале своего первого учебного года.

Он закуривает, взгромождается на стол в холле, у входной двери. Он сидит, болтая ногами, стряхивая пепел в железную банку, стараясь внушить себе, что он уже взрослый. Он стареется внушить себе, что он не старик, и что он не занял здесь пост дяди Коли, а просто…просто, такая у него работа. Он спорит сам с собой, а в окне за его спиной, вечер превращается в ночь.

- Ночь, и эта ночь, последнее, что у нас осталось, - голос чуть дрожит, - Тогда, для нас утро было каждый день. Каждый день казался ярким и новеньким. Каждое утро, по идее должно перейти в день, когда смотришь на жизнь уже без щенячьего восторга, реально.

Лена горько усмехнулась и протянула Сане пластиковый стаканчик.

- Мы пролетели и утро, и день как ракета, и для меня это вечер, а для Егора – ночь. Утра после неё не будет.

Она поглядела в стаканчик, словно удивившись, что он вновь полон.

- Лара Тиманова, мертва, - сказала Лена. Он подняла на Саню блестящие глаза.

- Этот урод и её утащил за собой.

Саня торопливо вздернул стаканчик ко рту. Проглотил водку, незамедлительно наполнил стаканчик вновь. В голове, словно чужие звучали вопли: «Лара! Лариса Тиманова! Черные, как ночь черные, роскошные волосы, большие ярко-синие глаза, идеальная линия носа и губ. Лариса – румянец во всю щеку. Лариска, с которой они катались с горки в четвертом, готовили стенгазету в пятом и целовались в шестом. Лариса, которая махала вслед автобусу, увозившего Саню в армию!».

Он, чувствуя, как одиночество и пустота ползут на свое место, смотрит в глаза Лены и видит в них те же чувства.

- Как это могло случиться с нами?

А Лена только молча смотрит на него. В его памяти вновь возникает тот яркий день, когда они шагают сквозь июньскую зелень, экзамены сданы, Лена Кораблева и Саня Кедров не мыслят жизни друг без друга, Мишка собирается жениться на Ольге, а Егор и Лариса подыскивают себе не дорогую квартиру.

- Я часто прихожу сюда и смотрю на Егора, - сказала Лена. – Именно сюда, между домом и киоском упала Лариса. Её вышвырнули из окна кто-то из их дружков, просто потому что она лежала в отключке, а насиловать бесчувственное тело им надоело.

Саня разлил остатки водки, зачарованно глядя на Лену.

«А ведь я любил её» - подумал он с отвращением к самому себе. «Я мечтал о будущем с ней, целовался с ней, занимался…».

- Ну, чего уставился? – буркнула она.

Красивое лицо хищницы исказила не поддельная боль.

- Знаю, сами виноваты. Знаю, второго шанса никогда не бывает, но почему осознание приходит так поздно?!

- Тебе двадцать, - возражает Саня, - Всё по прежнему в твоих руках. Проституция – не героин, бросить возможно.

На миг повисает молчание, а потом она вскидывает на него блестящие от слез глаза.

- А ты бы женился на мне сейчас? Помнишь, как мы мечтали?

- Между теми мечтами и нами сейчас, глупая гордость, дурацкая обида и три года.

- А ещё толпа мужиков, с которыми…

- Это не имеет значения.

- Имеет! – яростно возразила Лена. – Это в начале кажется, что продаёшь только тело, но это ложь. Мы продаем душу, а те, кто говорит, что нет, не имели её изначально! Продаем, и оказывается, что внутри пусто, темно и холодно, а смысл жизни это пачка банкнот, да бутылка водки.

У обочины тихо остановился большой черный автомобиль.

- Наше время просыпалось - не соберешь.

Лена допила остатки спиртного, выбросила стаканчик в урну. Встала и пошла к машине. На пол пути она вернулась, наклонилась и поцеловала Саню в губы. «Пока, Шурик» - шепнула она и убежала. Хлопнула дверца, и с тихим шелестом автомобиль исчез в ночи.

Саня, задумчиво глядя вслед машине, взял свое пиво, прикурил и некоторое время сидел на скамейке. Ему вдруг стало спокойно. Писать сегодня он уже не будет. Он сядет в кресло в зале, откупорит пиво, раскроет толстую тетрадь в коричневом переплете и станет читать. А одиночество и темнота? К ним он привык.

Телефон звонит, не переставая уже минуты две. Спрыгивает со стола и неспешно шагает в приемную.

Телефон замокает едва Сэм подходит к столу секретаря. Сэм с вежливым вниманием смотрит на аппарат и через несколько секунд его терпение вознаграждается.

Он снимает трубку, прерывая звонок, и говорит, положенное «алло». Женский голос отвечает: «Привет! Это Лена».

- Счастье-то, какое. Что же хочет Лена?

«Поговорить».

- Уже поговорила.

Сэм водружает трубку на место, и некоторое время стоит у стола, гадая, обидел он школьного секретаря или нет. Через две минуты выясняется, что обидел и больше звонков не будет. Он выходит из приемной.

Саня отвлекся от чтения, прикурил, и тут его взгляд упал, на стоящие, на столе песочные часы. «Что это Мишка, вчера трахался на время что ли?». Обычно часы стояли в письменном приборе в его комнате, как их занесло сюда, он понятия не имел.

Саня взял часы, перевернул, песчинки времени побежали, потекли вниз.

- Наше время просыпалось – не соберешь, - повторил он слова Лены Кораблевой.

Сэм ставит видеомагнитофон на паузу, и Антон Егоров на экране застывает, не зная, что рыжеволосая Кристина Баринова, прячет за спиной нож. Сэм встает с директорского кресла и идет к дверям, прикуривая на ходу. Свет в вестибюле выключен и потому стоящие на освещенном крыльце видны очень ясно.

Их трое. Как всегда трое.

Сэм мгновение глядит на них и в этот момент теплая улыбка сменяет всегдашнее выражение его лица.

Он открывает дверь, и они вваливаются внутрь. Андрей кричит, что отморозил себе уши, пока ждал, когда его впустят. Леха, молча улыбался, поглядывая на хохочущую Ксюху.

Андрей опускает сумку на пол, в ней что-то зазвенело.

- Что там у вас? – деланно сердито, спрашивает Сэм.

- Водка, - отвечает Андрей, - Но всего три бутылки.

- Литровых, - вставляет Леха.

Сэм, закрывающий двери, оборачивается. Он улыбается.

- Команда хроников, - с одобрением говорит он, - Когда ваше трио собралось вновь?

- Почему трио? – усмехается Ксюха, - С каких это пор ты стал порядочным?

Она грозит ему пальцем.

- Даже и не думай! Квартет, значит квартет! Отвертеться тебе не удастся!

- Я вообще то на работе.

- Мы в курсе, - отвечает Андрей, - Но не могли же мы упустить возможность нажраться в родной школе! С другой, стороны, разве не это ты имел в виду, когда сообщил Лехе, где тебя найти, «если что»?

Сэм вздыхает, а потом говорит:

- Как же я рад, вас видеть ребята.

- Так бы и давно!

Они сбиваются в тесную группу, обнимают друг друга. Ксюха целует каждого в щеку.

- В нашем распоряжении, четыре этажа, и двенадцать часов до утра, - говорит Сэм.

- Три, ура, - улыбается Леха.

За окном ночь. За окном пролетают снежинки. Кажется, что темнота открыла зиме путь в город, и она стремится, чтобы её белые солдаты захватили как можно больший плацдарм. И они захватывают, покрывая белым траву и кусты, дома и тротуары. Снег и зима, будут в городе лишь до утра, пока им позволяет темнота, а уже к двенадцати дня белое войско превратится в лужи и грязь, а зима затаится поблизости до ноября.

Саня смотрел в окно. Перед ним на столе, все те же, песочные часы. Медленно и ровно сыпется песок. Пять минут, и верхняя колба пуста. Время остановилось. Движение прекратилось. Перевернешь часы, и время вновь побежит, потечет.

«Так и жизнь наша, течет как песок в часах. Истекают искрящиеся песчинки жизни и радости. И когда песок иссякнет, время встанет. Жизнь кончится. А будет ли кто-то, кто перевернёт часы и пустит наше время?».

- Давайте, по первой, - Андрей встает со стопкой в руке.

Все поднимаются.

Под слабое звяканье стекла Леха, что-то негромко произносит.

- За друзей, - повторяет Ксюха. Она оглядывает присутствующих внимательным взглядом, словно проверяя, действительно ли все собрались.

…посидим в тенёчке?

- Хрена с два! – возмущается Андрей Клинов, - Мы, что тащились сюда, чтобы под елкой сидеть?!

- Это сосна, - замечает Сергей Семенов. Он сидит на перевернутом ведре у подножья дерева.

- Какая разница? Мы что зря с поля сбежали?

- Ну, с поля мы ушли, чтобы не работать,- рассудительно отвечает Сергей.

Оба они на вершине невысокого холма, на вершине, которого как мачты фрегата торчат в ряд, пять сосен. Сергей в спортивных темно-синих штанах, белой футболке и кроссовках. У Андрея черные брюки заправлены в черные же носки, что в сочетании с кедами и серой футболкой, выглядит элегантно-идиотски.

Вокруг, изумительно жаркий август 1989, с холма открывается прекрасный вид на равнину, где поля перемежаются с березовыми рощицами, о том, что это Урал, а не среднерусская возвышенность, напоминают торчащие, то здесь то, там каменистые возвышении, вроде того, что выбрали для остановки Андрей с Сергеем, да горы у линии горизонта.

- Всё равно нам получать, за побег, - настаивает Андрей, - Давай, хоть, время с толком проведем.

- За побег нам ничего не будет, - возражает Сергей, - никто ни от кого не бегал. Просто, после вчерашней пьянки с нами не мог поехать никто из учителей, и они назначили старшим командира лагеря. По приезде на поле все дружно послали его в пень дырявый и разбрелись по округ. Мелкие, останутся, их, по крайней мере, можно удержать силой, а остальные вернутся к обеду, в крайнем случае, к полднику, то есть как раз к построению.

- Тогда пошли купаться.

- Где ты собрался купаться? Ближайшая лужа на колхозном свинарнике.

- Здесь рядом есть озеро, - говорит Андрей.

- Про озеро все враньё, - возражает Сергей.

- Пойдем и проверим, - говорит Андрей. Он с вызовом смотрит на Сергея.

- Хрен с тобой, золотая рыбка.

Сергей встаёт и, подхватив ведро, с преувеличенным вниманием смотрит на Андрея.

- Ну что пойдем…

Сэм, улыбаясь, обводит рукой директорский кабинет, где они сидят у стола.

- Курить можно и здесь.

- Нет. Здесь мы будем курить, не беспокойся. Но сейчас, я хочу, чтобы мы прошли, дымя сигаретами по коридорам этого дур дома.

- Да, ты поэт, - замечает Сэм.

Андрей торжественно кивает.

- Может быть, в каком же месте слагать стихи как не в этом. Это же школа. Наша школа. Это то здание где нас учили любить умное, доброе вечное, а на деле научили пить, курить и матерится.

- Только, не надо все валить на школу, - иронично улыбается Ксюха, - Пить, курить и материться, тебя и учить не нужно было, это у тебя, просто, дар божий.

- Не упоминайте имя божие всуе, - говорит Леха.

- Сам такой, - отзывается Ксюха.

- Пошли, курить, - повторяет Андрей и встает.

- Возьмем пепельницу, - говорит Ксюха, - А то подожжешь школу…

- Да и хрен с ней! – заключает Андрей.

-…и придется Сэму всю жизнь работать на школу.

- Только, не учителем, - ухмыляется Леха.

- Ты, что подписал с ними какой-то договор? – удивляется Андрей.

Он среднего роста, круглоголовый, светленький, одетый во все фирменное, и джинсовая рубашка, и брюки и кроссовки, все не с рынка. Андрей выглядит как «золотой мальчик», беззаботный прожигатель жизни, хотя на деле работает на заводе дежурным слесарем.

- Что я псих? – вопрошает Сэм. Он встает и идет к выходу вслед за Андреем.

За ним следует Ксюха, она несет пепельницу. Ксения Зеленцова, стройная, высокая девушка, в черном брючном костюме. У Ксюши темно-рыжие волосы, аккуратно уложенные в строгое каре, и темно-серые глаза за стеклами изящных очков, она выглядит как банковский работник, на деле являясь кассиром оптовой фирмы.

- Бутылку, прихвати, - говорит от двери Андрей.

- Я так и знал, - отвечает Леха. Он берет со стола бутылку и стопки.

Леха, непрезентабельно выглядит в тертых джинсах и видавшей виды рубашке, но именно, он и есть тот самый сынок богатых родителей, пусть не единственный и не любимый, но из своих карманных денег он в любой момент может купить десять таких нарядов как у Андрея.

Они выходят в коридор, по очереди прикуривают от зажигалки Сэма, а Леха, так и не пристрастившийся к этой вредной привычке, идет вперед к …

…озеру, что внезапно открылось перед ними.

Озеро небольшое почти идеально круглое, берега обступили березы, молодые березы, против обыкновения расту прямо в воде. И только тот берег, где находятся они (а может им это кажется) низкий каменистый, с несколькими чахлыми деревцами и двумя серо-белыми валунами на переднем плане.

- Озеро, - говорит Андрей Клинов.

- Вижу, - сердито отзывается Сергей.

Они идут к воде, уже представляя, как скинут одежду и ринутся в озеро, будоража тихую прохладную воду.

Мальчишка в ярко-оранжевой майке и черных штанах, выскакивает из кустов слева, так неожиданно, что Сергей вздрагивает.

Пугается не он один. Слышен девчачий крик и из-за валунов появляются две головы. Девчонки, смотрят на мальчика.

На втором шаге мальчишка спотыкается, и летит кувырком, но тут же вскакивает и бежит дальше, но, не сделав и трех шагов, снова падает и остается лежать, уткнув лицо в исцарапанные руки.

Андрей уже рядом, он мягко, но решительно берет паренька за плечи и ставит на ноги. Паренёк едва ли достает ему до подбородка, а Андрей не самый высокий сред своих сверстников.

- Ох, и рожа у тебя…, тянет Андрей. Он оглядывает мальчишку.

Из распухшего носа паренька, течет кровь, кровоточит и опухает, прямо на глазах, нижняя губа, щеки и ладони в свежих ссадинах. Из карих глаз – водопады слез. Худенькие плечи, пятиклассник, не старше, вздрагивают.

Камешки хрустят под подошвами, Сергей поднимает голову, чтобы увидеть преследователей мальчика.

Все пятеро, рослые десятиклассники (перешли в десятый, но еще ни дня в нем не учились), все, из лагеря труда и отдыха (ЛТО) «ПОЛЕТ», в котором проводят август, восьмиклассники Андрей Клинов и Сергей Семенов. Мальчишка, тоже из лагеря, его лицо знакомо обоим (не настолько, чтобы помнить имя, но, тем не менее), но есть одна деталь – мальчишка и восьмиклассники из сто сороковой школы, а пятёрка старшеклассников из пятьдесят седьмой.

Сергей, знает только светловолосого Женю, дружка командира лагеря, остальные четверо – его безымянная свита.

Сергей, решает, что сейчас они, чуток, пошутив над растерзанным малышом («Никакого насилия, мы же взрослые люди!»), тихо разойдутся, ведь делить им нечего, но…

- А чего, вас так мало? – спрашивает Андрей. По высокому тону его голоса Сергей понимает – дело труба, Клин завелся.

- Что?- спрашивает Женя. Он усмехается.

- Вы пятеро, козлов били салагу, - заорал Андрей, - Я спрашиваю, вас не мало?!! Может, вы боитесь не справиться?

Он отодвинул мальчишку за спину и бешено глядел на десятиклассников.

- Что вас, так мало?! – вопрошал Андрей, - Чего вы не погнали его всей своей дебильной школой, ссыкуны сраные?!

Сергей начинает смеяться. Он не может удержаться. «Ссыкуны сраные!» - это ведь придумать такое надо! Он хохочет и не замечает, как обгоревший на солнце красномордый здоровяк делает движение правой рукой.

Удар в лицо сбивает его с ног. На миг черная вспышка заслоняет весь мир.

- Что ты ржешь?- цедит сквозь зубы красномордый.

Красномордый хочет сказать ещё, что-то, но вдруг сгибается пополам, это Клин пинает его в пах. От следующего удара в лицо красномордый валится на землю.

Женя кидается к Андрею, но тут боковой край жестяного ведра ударяет его точнёхонько в переносицу. Женя опрокидывается назад, из носа хлещет кровь.

Сергей вскакивает и оказывается рядом с разъяренной девчонкой в синем раздельном купальнике. Она трясет пшеничными волосами и сам черт ей не брат. В руках у девушки жестяное ведро, и она размахивает им в опасной близости о собственной головы.

Андрей оглядывается на них и тут перед ним, словно чертик из табакерки, возникает красномордый.

- Молчи, козлов! – кричит он.

Андрей бьет его в подбородок. Трое старшеклассников несутся на них, и Сергей шагает, вперед старясь загородить собой девчонку.

Дальнейшее, Сергей не помнит, он видит какие-то размытые мечущиеся фигуры, прыжки, слышны крики и звуки ударов.

Сергей обнаружил, что всё закончилось в тот же день августа 1989, он бежит, швыряя камнями вслед удирающим противникам. Красномордый, припадал на левую ногу, у одного десятиклассника разорвано ухо, у другого из ссадины на макушке течет кровь.

- Стоять! – кричит Сергей Семенов (он раз и навсегда, становится лидером их компании, раз получив это звание, он так и останется в нем, во веки веков, Аминь).

Он хватает за руку девушку, а ведро в её руке деформировалось весьма значительно.

- Наступление окончено! - говорит Сергей.

Он смотрит на девушку. Она красива. Чертовски красива! Яростный гнев и торжество победы делают ее прекрасной.

Андрей становится рядом, девушка оборачивается к нему, Сергей чувствует слабый укол ревности, но это мгновенно проходит.

- Если бы не Леха, пришлось бы нам в место них бежать, - говорит Андрей

Он осторожно трогает поцарапанную щеку, а костяшки на обоих кулаках разбиты в кровь.

Сергей оглядывается и видит Леху Липатова, из параллельного класса, в руках у него черенок о лопаты (а, может и не от лопаты, а от тяпки, например). Именно эта палка в независимости о названия, обратила в бегство пятерку взрослых парней.

Андрей, улыбается, и протягивает девушке правую руку, ладонью вверх.

- Я, Андрей, - говорит он.

Она тихонько хлопает своей ладошкой по его раскрытой ладони.

- Спасибо, - говорит Сергей, - Если бы не ты… Я даже представить боюсь, что от нас бы осталось.

Леха Липатов подводит к ним пятиклассника. Он уже не плачет. Напротив. В глазах его, восторг и обожание. Он смотрит на них как на рок-звезд, как на кумиров, на богов.

- Как зовут? – серьезно спрашивает Клин.

- Паша, - отвечает мальчик. Голос его дрожит, о избытка чувств, наверное.

Они представляются и Сергей вдруг, понимает – это навсегда. Это дружба. И если даже жизнь разведет их, они навсегда останутся под солнцем этого августовского дня.

Саня, улыбаясь, встал из-за стола. Он все ещё думает о жарком августе и темно-серых или темно-синих глазах девушки, чьё лицо он так часто видит во сне.

Замок входной двери щелкнул, в прихожей включился свет.

Саня встал, и отправился в коридор. Он по-прежнему улыбался.

- Саша? Ты дома?

Высокая, черноволосая девушка вешает на плечики, светлый плащ.

- Здравствуй, Даша.

Да, это Даша. Странная девушка в странной жизни Александра Кедрова. Она приезжает в город из поселка городского типа в свои выходные дни, приезжает к Сане. Приезжает, несмотря на то, что они не женаты и не собираются (по крайней мере, Саня), готовит, убирает в квартире, занимается с любовью с хозяином этой квартиры. «Кто она? – много раз думал Саня. - Кто она на самом деле? Почему мы уже столько лет знакомы. А я не могу сказать, что «мы вместе». Почему она приезжает ко мне так словно к себе домой, но, тем не менее, четко, дает понять, что не дома. Вместо, девушки, вместо подруги, я словно бы получил, домработницу с некоторыми полезными дополнениями. Если это и есть брак, то мне он не нужен. Пусть им занимается ОТК, а я как-нибудь перетерплю».

Девушка обернулась. Глаза у неё голубые, профиль тонкий, черты лица правильные.

Саня подошел, обнял, поцеловал в губы.

Спрашивает она. Она всегда это спрашивает, когда он целует её при встрече. Она как будь-то, стесняется такого проявления чувств, хотя Саня знает, что стеснятся им нечего. У них нет ни мужа, ни жены, они не трахаются прямо здесь, а когда делают это, то никакое смущение Дашу не останавливает.

- Дела? Нормально. Сижу, скучаю.

- Сильно скучаешь?

Девушка улыбается.

- Сильно, - сказал Саня.

Все это ритуал. Так они встречают друг друга, с тех пор как познакомились на вечеринке (массовой попойке) у младшего брата Сани, Николая. При зрелом размышлении, Саня обнаружил, что этот обмен дурацкими фразами ему надоел, но когда, дело доходит до разговора (как сейчас), он просто не может остановиться.

Она быстро поцеловала его и, проскользнув мимо, убежала в недра квартиры.

Он пошел за ней, подбирая, по дороге, детали туалета.

Когда Саня с охапкой одежды в руках (жакет, юбка, колготки, лифчик), подошёл к приоткрытой двери ванной, где уже шумит душ, ему осталось лишь подобрать кусочек хлопчатобумажной ткани на пороге.

Саня улыбнулся и вошел в ванную.

Огонек сигареты мерцает в ночи как глаз кривого вампира.

- Ненавижу, эту паскудную школу, - говорит Лёха.

Сэм стоит у окна, глядя в ночь. Он курит, стряхивая пепел в сигаретную пачку.

Лёха стоит рядом. Он стоит рядом и смотрит как на школьный двор в причудливом танце, слетают первые снежинки.

- Терпеть не могу, это дурацкое здание, - говорит Лёха. Обычно, из него слова не вытянешь, но сейчас как раз то, время когда слова есть и их много. Так много, что они наползают друг на друга.

- Я бы никогда больше не появился здесь, если бы не вы…

- Если бы не она…

Леха не отвечает.

Когда он начинает говорить, голос звучит глухо:

- Я люблю её. Всё это время люблю. Ничего не могу с собой поделать.

Сэм кивает. Он не глядит на Лёху. На самом деле он знает, знает давно и хранит тайну.

- А она, все эти годы любила его.

Он представляет себе Андрея Клинова, который, сразу обращает на себя внимание любой компании девушек. Андрея, того самого с кем очень сложно ходить – знакомится. Все знакомятся с ним, а с тобой никто.

- А он всё так же относится к ней как к другу, - кивает Лёха. Он словно читает мысли Сэма.

- Что не мешает ему улечься с нею на диване, - горько замечает Леха.

- Он так привык, - примирительно говорит Сэм, - Ты же знаешь, он всякую девушку рассматривает как свою собственность, исключение - девушки друзей, но Ксюха девочка – друг.

- Я знаю, - говорит Лёха, - Но только, она ждет этого дня как праздника.

Сэм гасит окурок в пепельнице. Если бы он, что-то понимал в женской натуре, то мог бы дать какой-то совет, но он не понимает женщин. Совсем не понимает.

- Пойдем, выпьем,- говорит Сэм.

Он шепчет о любви девушке с серыми глазами и темно-рыжими волосами. Ему кажется, что их объятия будут длиться вечно. Он знает, что никогда не устанет смотреть на это прекрасное лицо, и не устанет повторять её имя.

Саня сел на постели. Рядом ровно дышит во сне Даша.

Сон. Всё это лишь сон.

Нет никакой девушки с темно-рыжими волосами и прической каре, нет серых глаз и точеных черт лица.

Сэм стоял у кровати и смотрел на него.

«И это сон. Я вижу сон о том, как я проснулся и вижу во сне Сэма».

Его вдруг захлестнула волна тоскливой паники, но он уже знал, что это чувство не убьёт ни алкоголь, ни никотин.

- Пойдем, покурим, - тихо сказал Сэм.

Саня осторожно выбрался с кровати, натянул видавшие виды трико, сунул ноги в шлёпанцы и пошел к выходу из комнаты. Сэма нигде не было видно, но в коридоре было видно светлое пятно - в кухне свет был включен. Саня поплелся на кухню, чувствуя себя полным дураком.

Сэм сидел у круглого кухонного стола. В желтом свете лампы он выглядел пугающе реальным и очень усталым.

Саня сел напротив, он надеялся, что сойти с ума во сне невозможно.

Сэм вынул курительные принадлежности, закурил, подвинул пачку и зажигалку на средину стола.

- Благодарю.

Саня закурил и вдруг успокоился. Ну, почти успокоился.

Сэм извлек из кармана кожаной куртки несколько фотографий, и сказал:

- Ксения Курочкина, да? Странный ты тип, Саня. Говорили тебе об этом? Все нормальные люди пытаются сблизиться с понравившимися им девушками, а ты? Вместо того чтобы любить девушку, ухаживать за нею, спать с нею, ты пихаешь её в свои книжки! И так у тебя всю дорогу.

- Если я буду бросаться на каждую понравившуюся мне…

- Почему нет? Я же бросаюсь на каждую понравившуюся тебе женщину.

Сэм швырнул на стол снимки. Он рассыпались веером, а Саня стал рассматривать их по очереди.

Первый снимок – школа № 140. На дворе осень и тополя во дворе как скелеты динозавров.

Второй снимок – окно кабинета биологии. За стеклом – лица, много лиц, но узнать кто это нет никакой возможности, слишком мелкое изображение.

- На кого ты бросился в последнее время? - спросил Саня. Он рассеяно рассматривает снимки.

- Это было давно.

- Я знаю, что это было давно. Я помню об этом как о случившемся несколько лет назад, но это прошлое возникло, когда ты придумал его.

- Быть героем, пусть и главным, не такое уж большое удовольствие, - заметил Саня.

Третий снимок – кабинет биологии. Класс пуст. Белые парты, растения вдоль стен, целые заросли слева от доски у окна. Не сразу, но Саня вдруг замечает торчащую из двери лаборантской руку. Это выглядит так, словно фотограф пытался заснять человека, а он юркнул в лаборантскую, и в кадр попала лишь его рука. Рука тонкая, изящная – женская, пальцы сжимают рукоять длинного ножа, на лезвии белые пятна – как будь-то куски белкового крема.

- А что, Ксюха?

Странный разговор продолжался. Саня не смотрит на свой персонаж, он не может отвести взгляд от четвертой фотографии.

- Ксюха, любит Андрея, - ответил Саня, - Они спят на диване в учительской, пока Сэм и Леха пьют водку.

Сэм в упор смотрел на своего автора.

- Я всё знаю. Ксения любит Андрея, который к ней относится, как к другу и их секс в учительской, от силы третий за время их знакомства. Алексей сохнет по Ксюхе, но она этого как бы не замечает. Она бегает за Андреем, Липа бегает за ней, а чаще всего она видится со мной, а третий секс с Андреем, это ровно на один меньше, чем было у нас с нею.

- Этого я ещё не писал, - заметил Саня. Он по прежнему не поднимает глаз.

- Напишешь, - заявил Сэм, - Моё прошлое настоящее и будущее, как это не мерзко, создаёшь только ты.

- Не хочешь, трахаться с Ксюхой – не будешь, - сказал Саня. Он, поднял глаза и посмотрел в хорошо знакомое лицо с хищным профилем.

Сэм беззвучно засмеялся, и Саня нашел главное отличие, между ним и его двойником в черных очках. Сэм, пусть и во сне, кажется ему реальным, а человек в черном, стоит на зыбкой границе между иллюзией и реальностью, меду днем и ночью, тайным и явным, добром и злом.

- Ни черта ты не понимаешь! - с одобрением сказал Сэм.

Четвертый снимок – письменный стол, тот самый что, за которым был придуман Сэм. На столе – песочные часы. Колба треснула и из маленькой дырочки высыпалась целая горка песка.

«Просыпанное время» - с суеверным ужасом подумал Саня и ….

… просыпается. Маленький красный будильник издает до отвращения знакомые утренние звуки.

Секунду он не понимает, где находится, но это длится всего мгновение, и вот Сэм, потягиваясь, встает из директорского кресла. Он подходит к дальнему краю стола и выключает будильник. Уже в дверях он оборачивается и недоуменно глядит на пустой стол.

Он проходит по широкому коридору к лестнице на второй этаж, мимо окон, в которых – тусклое осеннее утро.

На втором, этаже он входит в блестящий зеркалами и кафелем туалет и только тогда вспоминает, о санузле на первом этаже. По старой привычке, он просто не замечает туалета для сотрудников на первом этаже, а ведь именно там, наверное, Ксюха с Андреем мыли посуду.

Пять минут спустя, Сэм появляется в дверях учительской, умытый и причесанный. С некоторой опаской заглядывает за угол, видит черный кожаный диван и облегченно вздыхает. Он пересекает комнату и почти падет на черную кожаную обивку. Сэм придирчиво оглядывает всё вокруг. Нигде никаких следов, ни окурков, ни пепла, ни капель пролитой жидкости, нет даже упаковки от презервативов.

«Сон» - думает он. Он успокоено закрывает глаза и окидывается на спинку дивана. Ему становится горько, что друзей на самом деле не было, ему кажется, что его подло обманули.

- Плохо? – спрашивает женский голос.

Сэм открывает глаза.

Ксюха сидит на столе напротив дивана и болтает ногами. Её лицо без косметики выглядит свежим и совсем детским.

- Доброе утро, - отзывается Сэм. Он вдруг удивляется, как они позволили Ксении выйти за муж за кого-то не из их компании.

- Доброе, - улыбается Ксения, - Как спал?

- В кресле, - ворчит Сэм.

- Знаю. Ты спал и улыбался. Что-то хорошее видел?

- Видел нас. Как мы познакомились в «Полете». Как бились с гоблинами из пятьдесят седьмой.

- Это когда я ведром разбила Жене Ивлеву нос?

- А потом прискакал Леха с поленом! Они с Дормидотычем подглядывали, как вы с Катькой загораете, надеялись, что вы пойдете купаться голышом.

- Да, этим поленом он разорвал Зеленцову ухо!

Ксения засмеялась.

- Мы разгромил их тогда, - говорит Сэм, - А потом они хотели реванша и получили по соплям в лагере, и еще разок, когда вернулись в город.

Ксения вдруг погрустнела. Улыбка исчезла. Веселые глаза потемнели.

- Они победили, - тихо говорит она, - Они, в конце концов, победили, и Пашка это понял. Я видела, как он смотрел на нас в аэропорту.

- Мы были его героями. Его богами. Он равнялся на нас и верил в нас и наши светлые дороги.

- Не так уж и темны наши дороги, - замечает Сэм.

- Ты мечтал стать ментом? Хотела я выйти за муж, за кого попало? Мечтал Андрей пахать на заводе? Собирался Леха делать колбасу?

- Одно дело мечты, другое дело жизнь, - замечает Сэм.

- Пашка следовал нашему курсу и смог стать кем-то, смог выбраться из этого болота, а, вернувшись, обнаружил, что его боги молниями зажигают газовые конфорки, громом отпугивают мышей, а манной небесной кормят воробьев.

- У Пашки, были боги, но у нас-то нет, - замечает Сэм.

Ксеня согласно кивает.

Они всегда понимали друг друга. Их дружба странна, как странен их квартет. У всех прочих, есть твердое убеждение, что Сэм и Ксения – любовники, и уже не первый год. Правду, знают лишь Андрей Клинов, да Алексей Липатов.

Он смотрит на неё, красивую, чертовски красивую молодую девушку (или нужно говорить женщину?), и задаёт вопрос, что мучает его уже не первый год.

- Как получилось, что мы не поженились в девяносто втором? Это ведь было проще, чем выбирать из тогдашних ухажеров.

- Ну и прикинь, что за семья у нас получилась бы.

- Да я же тебя как облупленного знаю. А Леха? Он бы в раз двух друзей потерял. Ему и так больно было, когда я свадьбу устраивала.

- Так ты давно знаешь, про Леху?

- С самого начала, с того дня как мы второй раз бились с Ивлевым и его бандой, а Леха прикрыл меня. Вы с Андреем…

…бросились в вдогонку.

Десятеро старшеклассников из пятьдесят седьмой школы, несутся в сторону леса, а за ними по пятам гонятся Сергей Семенов, размахивая дужкой от кровати, и Андрей Клинов с дубиной. Чуть отставая, с гиканьем и свистом, мчится волна пацанов, из сто сороковой школы, приведенная Пашкой.

Ксения стоит на коленях рядом с лежащим на траве Алексеем Липатовым. Кожа на лбу рассечена и кровь заливает его лицо, крови так много, что Ксения не понимает насколько серьезна рана, но меньше всего ей нравится его правая ладонь, та самая, которой Леха защитил её от удара шипастого шарика на цепи. Ладонь разодрана, среди разодранных мышц виднеются кости, а пальцы, кажется, держаться лишь на кусочках кожи.

Глаза Алексея закрыты, и ей слышно лишь его дыхание. И на том спасибо.

Ксения выдергивает из его джинсов ремень, радуясь тому, что он не явился на последнюю дискотеку в спортивном костюме. Она накладывает жгут на руку, а потом, для чего-то зажмурясь, отрывает здоровенный лоскут о подола своего самого нарядного платья и осторожно перевязывает Алексею ладонь. Она отрывает еще лоскут («Мама меня убьет!»), и начинает стирать с его лица кровь.

Алексей отрывает глаза. Он видит её в тусклом свете фонаря и улыбается.

- Как ты? – спрашивает она. На глаза наворачиваются слезы, и Ксения сердито смахивает их тыльной стороной ладони.

В его серых глазах боль, но главное в них счастье. Счастье, что любимая девушка сидит рядом и улыбается сквозь слезы. Счастье, что она невредима. Счастье, что она дарит ему свои слезы.

Он что-то шепчет, но Ксении не нужно склонятся ниже, чтобы услышать. Ей всего четырнадцать, но она уже знает любовь. Ксения безошибочно узнаёт её во взгляде и движении губ Алексея.

Она наклоняется и целует его в щёку.

- Тихо, не болтай и …

…ради бога не вздумай вставать, а не то опрокинешь завтрак на себя.

Саня открыл глаза и в изумлении уставился на поднос с завтраком установленный у него на животе.

Даша, в сиреневом халатике, волосы стянуты в конский хвост, стоит рядом с кроватью. Она осторожно подняла поднос, Саня сел на постели и она водрузила еду ему на колени.

Взирая на бутерброды, отварной картофель и кофе, Саня подумал, что вот такой подвиг под силу, наверное, только влюблённой девушке. Он поднял взгляд, но Даша смотрела в окно.

Саня вздохнул и принялся за еду, стараясь не опрокинуть поднос, он искренне недоумевал, отчего люди так дорожат завтраком в постель.

Так с бутербродом в руке он и открыл дверь.

У секретарши директора были не только голубые глазищи и светлые волосы, но и не менее роскошный кожаный плащ.

- Приятного аппетита, - говорит девушка.

- Елена Геннадиевна, доброе утро!

Сэм изыскано кланяется, приложив свободную руку к груди. Потом впивается зубами в бутерброд и неторопливо жует, разглядывая девушку.

- Напился вчера?

Девушка понимающе усмехается.

- Конечно, - отвечает Сэм, - Я так был поражен встречей с вами, что пришлось взять пару бутылок водки и забыться.

- Я вчера весь вечер звонила, не могла дозвониться.

- Сидел, смотрел на телефон. Представлю, кто это звонит, и рука сразу тянется к бутылке – нельзя так издеваться над людьми, Елена Геннадиевна.

- Ой, какой нервный!

- Да, я такой. Как увижу страшную девчонку, просто сна лишаюсь.

Своей цели Сэм, достигает - девушка в бешенстве.

- Заходи, - говорит он.

Сэм отступает с порога, освобождая ей путь.

Елена входит с гордо поднятой головой, в развевающемся плаще и решительно направляется к приемной.

- Черный плащ, - говорит Сэм, - Только свистни, он появится.

Она стремительно разворачивается и шагает к нему.

- За что ты меня ненавидишь?

Мгновение назад, Сэм был уверен, что схлопочет по физиономии, а теперь видит в её глазах слезы и голос дрожит совсем не от гнева.

- Ничего подобного, - отвечает он.

И вдруг, неожиданно даже для самого себя, наклоняется и, удерживая её за плечи, целует Елену в губы.

Губы у неё теплые и мягкие, на поцелуй она не отвечает, но и попыток освободится, тоже не делает.

«Вот теперь пощечина мне обеспечена» - думает Сэм.

Лена стоит, ошеломленно глядя на него, выражение лица у неё настолько глупое, что Сэму стоит больших усилий удержаться от смеха. Он дожевывает бутерброд и только тогда поднимает глаза на девушку.

- Пока, - говорит он в обалделое лицо, - Вечером буду. Жди.

Он исчезает в осеннем утре, а Лена остаётся стоять, глядя ему в след. Выражение её лица это уже не удивление, это снисходительная усмешка.

Улыбку, как ветром сдуло.

«Она ведь думает о нас как о семье!» - завопил внутренний голос.

Саня смотрел, как Даша красит губы перед зеркалом, и пытался представить себя рядом с ней через год, через два, через десять.

«Всю жизнь! – сообщает внутренний голос, - Всю жизнь с одной и той же женщиной. Утро, вечер, день, не говоря уж о ночи».

Даша красива. Она ничуть не похожа на прототип Ксюхи – боевую девчонку, с которой, что в бой, что в постель – приключение. Даша спокойно и трезво смотрит на жизнь. Такая девушка никогда не оказалась бы рядом с Сэмом, даже в автобусе бы рядом не села. Даша планирует будущее не то, чтобы очень подробно и далеко, но кое-какая генеральная линия у неё есть.

Саня знал, что именно планирует Дарья Михайловна, всё это читалось в её поступках, взглядах и словах. Итак: брак (если муж будет не Кедров А.С. – не беда), декрет, роды, воспитание, работа, воспитание – работа, работа – воспитание…

«Тоска, - заявил внутренний голос. - Разве для того мы с тобой вышли из школы в тот летний день? Может спасаясь от этой тоски умирает Егор Ливанов, от неё погибла Лара, никак не найдет себе пару Мишка, горюет Ленка? Может быть после того светлого, что виделось в будущем, и было, казалось совсем рядом, уткнуться в шершавый забор будней не просто больно, но и невозможно?».