- Аста ла виста, беби, - мне эта фразочка очень нравилась, она была вкусной. Ее можно было в этой ситуации смаковать еще и еще раз. Поэтому я снова повторил. – Аста ла виста, малышка.

Передо мной на коленях стояла шикарная женщина. Она плакала и умоляла супермена не уходить. В этот момент я ощущал свое могущество над всем миром, я почти сравнялся с богом. Можно было легким движением руки взорвать этот мир к черту или зажечь новую звезду, заставить смеяться или страдать целые народы…Я был властелином мира.

- Не уходи, - она подняла свое заплаканное, но все такое же красивое лицо. – Я очень тебя люблю.

Я тоже любил ее, но вдруг появившееся внутри себя всемогущество любил еще больше. Усмехнулся, небрежным движением закинул сигарету в уголок рта, щелкнул зажигалкой, закурил, резко развернулся и закрыл за собой дверь. По всем законам жанра я должен был уйти.

 

ХХХХХХХХХХХ

 

В ту зиму мне особенно не везло. Все вдруг сразу навалилось: работы не было, денег ни хрена, заказов тоже. Вернее, работа была. За крышу над головой стал сторожем. Надо было переждать эту протяжную слякотную, стылую зиму. Сторожил дачу приятеля, которую его родители строили еще полвека назад. Под злыми ударами ветра дом скрипел и стонал, как протез старого пирата Флинта. Я был рад этому. Зато здесь, в 30 километрах от большого города стояла плотно осязаемая тишина, в которой глохли любые звуки, а воздух пах апрелем, когда запахи всего острей. В деревне хорошо думалось о будущем.

Вставал рано, делал зарядку, обтирался снегом. Потом рубил дрова. Я научился рубить дрова! Заваривал чай и пил его со вчерашним хлебом и вчерашними же макаронами. После этого слонялся по небольшому леску или заставлял себя работать. Ничего не получалось, но я не унывал. Главное было переждать это безвременье, вдруг свалившееся на меня. Стал меньше курить и вообще не пил. Я был счастлив!

Только вечером, когда выходил во двор и долго смотрел на звезды, меня сжигала тоска и жажда жизни. Глядел на эти мерцающие над самой головой миры и чувствовал, что жизнь-то проходит мимо. Где-то горят пожары и бушуют цунами, дерутся и проламывают башки, влюбляются и расходятся, любят и ненавидят, рожают детей и смотрят вместе по вечерам телевизор. Где-то далеко от меня кипела жизнь. Вечерами мне хотелось застрелиться.

 

ХХХХХХХХХХХХХХ

 

Я, как бродяга, бережно храню под грязным замусоленным тряпьем каждодневных забот и сует самое драгоценное, что осталось у меня. Наши воспоминания. Я склеиваю осколки наших встреч и разлук, недомолвок и случайных взглядов, желаний и страстей, ссор и разочарований.

Казалось, юная зима своим дыханьем намела два этих маленьких холма, спасибо, сказала она за комплимент, благодарите старину Бернса, так написать о женских прелестях мог только он, позвони, разрешила она, а в парке сейчас хорошо, уезжаю милый, она сегодня здесь, а завтра будет в Осло, я напишу лучший твой портрет, попал ты впросак, смеялись друзья, она вчера была на выставке у Гочи с та-аким мудилой, приедешь, такси не поймать, мне плохо, а много у тебя таких неправильных бутербродов, я не сказала да, милорд, наплюй, она такая стерва, милая моя, солнышко лесное, у осеннего костра ты становишься одухотвореннее, это была ладошка Бога, сколько лет, сколько зим, а подать из трюма шампанское, когда ты повзрослеешь, все мужчины – дети, они жили долго и счастливо и умирать не спешили, не смеши, страдания шлифуют талант, говорили мне, не уходи, речной трамвайчик, лето, я тебе не нужна, воровка на доверии, крадет чужую любовь, не вовремя, будь собой, валялись в снегу, не уезжай, объявляется посадка, сколько можно, не затевайте мятежей в понедельник, сегодня вы меня не пачкайте, выхожу замуж, а в парке мы с тобой так и не погуляли, плюнь, такие бабы по тебе сохнут, водка с пивом, шум затих, я вышел на подмостки, туда, где вы, билетов в кассе нет, а Карлсон взмыл к потолку, сделал несколько кругов, облетел лампу и на прощанье помахал фрекен Бок тюлевыми накидками,

-Гордая юная девица улетает далеко-далеко! – крикнул он. – Привет, гей-гей!

 

ХХХХХХХХХХХХХ

 

Люблю я ее, понял?! Всю жизнь люблю!

Большинство людей, рождаются, тихо – мирно живут, ходят каждый день на работу, женятся, разводятся, рожают детей и умирают в старости от какого-нибудь несварения желудка. Никто на самом деле не знает кто он, подлец, тварь или человек, кремень, которого не сломать.

Вот так живешь, обрастаешь долгами и связями, тебя считают неплохим человеком, приятным собутыльником, больших подлостей ты в жизни в общем-то не совершал. А все почему? Проверки на вшивость просто не было. Настоящей проверки. Ну, повезло тебе, не ломали тебя, не было такой проверки на твоих дорогах. А вот, представь, выбор: или – или…Смог бы ты, к примеру, пойти в штыковую атаку, когда голову из окопа под хоровод пуль не высунешь или вызваться прикрывать в одиночку отход своих, точно зная, что это конец? Или выдержать, допустим, допросы в гестапо, не рассказать все, что знаешь, когда твою мошонку расплющивают дверью или ломают плоскогубцами зубы? Задумался? То-то же. У каждого в жизни должна быть вершина, своя. Только своя. Восхождение будет трудным, а порой невозможным. Но пытаться надо. Обязательно! У меня эта вершина есть, правда, я ее так и не покорил. Но пытался, всю жизнь пытался. И сейчас…Пусть она только позовет, подумает обо мне, даст хоть какой-то знак! Я жду его, она знает, что я его жду. Но ей о себе не напоминаю. Это трудно, почти невозможно, не напоминать о себе. Не звоню, не пишу ей уже давно. Мне иногда кажется, что ее уже нет на Земле, она живет на другой планете, в другом измерении…Сегодня опять смог удержаться и не позвонил ей, я победил…

 

ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ

 

Взял в руку кисть. Белый микрокосм холста расширился до пределов Вселенной. В который раз я пытался заставить его жить моей жизнью. Сначала появилась едва видимая песчаная дорожка, медная монетка пруда засверкала сквозь красно-рыжие прорехи тополей, стылый октябрьский ветер рвал их быстро редеющие космы. Около мостка в красном плаще стояла трепетная девушка. Я подошел и встал рядом. Запах горелых осенних листьев вызывал сожаление по прошлому.

-Привет, - сказала она, не оборачиваясь. В ее голосе была горечь и укоризна. – Я тебя так долго жду.

Ветер продолжал накручивать, как на бигуди, взлохмаченные вихры деревьев и сбивал пенистые барашки волн пруда в одно беспокойное стадо.

- Люблю осень, – она повернулась и протянула мне свою руку, ладошку Бога. Ее пальцы закоченели и греть их было невыносимо приятно. – По-моему, мы с тобой так давно не гуляли в парке...

 

Asta la vista – Пока, до свидания (исп.)