Дмитрий Костюкевич СТРЕЛЯЯ В СОЛНЦЕ Надежды не было. Но во мне жило ожидание – последнее, что мне оставалось. Какие свершения, насмешки, муки мне еще предстояли? Я ничего не знал, но по-прежнему верил, что еще не кончилось время жестоких чудес. Станислав ЛЕМ, “Солярис”. 1/2: ПОКА ТЛЕЕТ СИГАРЕТА …В радиоэфире звучал голос солиста группы Hi-Fi: А дождь на окнах рисует, Напоминая о твоем поцелуе. Все дело в том, что дождь ничем не рискует, А я боюсь, что потерял тебя… Через пару минут он уловил отрывок из песни Чечерины “Почему”: Не знаю почему: Не могу… Бросить тебя Не могу… Жить без тебе И с тобой Не могу… Не знаю почему: Уже на пол пути Твои глаза не дают мне уйти Почему? На столе – пачка “Chessterfield lights”, одноразовая зажигалка, чашка кофе, книжка стихов Николая Гумилева и граненый стакан, исполняющий функции пепельницы. Леха оторвал лоб от столешницы и посмотрел на часы – 10:43. - Пунктуальна до безобразия, - сказал пустой кухне и вздохнул. Убить время. Заполнить маленький его отрезок, бессмысленный, бездейственный (лишь голоса певцов в динамике радио, в которых ты копаешься как мусорной куче, пытаясь найти нужные, близкие тебе слова). Табачный дым лучшая начинка для этих ползущих вперед минут. А еще – мысли… например, о том же времени. Конкретнее, фраза: ползущие вперед минуты… Ты ведь можешь выстроить миллионы башенок вокруг этих слов. Разрушать и снова возводить. Спорить с самим собой и соглашаться, закрепляя удачные мысли на невидимой доске булавками, потом, удар – крошка песка от разрушенных догм и новые работы по реконструкции… Ползущие вперед… Почему (Уважаемая Чечерина, я тоже не могу обойтись без этого слова) вперед? А не назад? Мы теряем эти минуты, он расползаются, прячась в трещины и норы. Навсегда. Почему ползущие? Тут года пролетают… Относительно. Бесполезно. Спор с пустотой. Да и к тому же, ненужный спор. - Тают минутами дни, лицо превращая в хлам. Если можешь, то сохрани – всё, что принадлежало нам, - пропел-проговорил он отрывок из песни Дельфина. Достал сигарету, но не спешил подкуривать. Лишь когда трель звонка заполнила квартиру, голубое пламя коснулось табака. …Она села напротив и тоже закурила. Курила она тонкий “Парламент”. В глубине зеленых глаз отразился Алексей – бледное лицо с усталой улыбкой. - Что ты хотел? Он поморщился. - Еще раз извини за столь ранний звонок. И еще раз спасибо за то, что пришла… - Не надо этого иронического тона. Вика сбила пепел в стакан, облокотилась на стол. Красивая. По своему. Девушка, прошедшая через его жизнь. Самая близкая и самая далекая. Та, с которой он со временем смог быть откровенным полностью, но откровение – маятник: сегодня слова любви, завтра – ненависти, влево-вправо, влево-вправо… Тик-так. Во всяком случае, у Лехи… Время. Смеющееся над тобой и раскачивающее из стороны в сторону маятник эмоций. - Я бы хотел предложить тебе… - Мы не будем вместе… - она перебила его, но и её фраза оборвалась в прокуренном воздухе. Он ждал слова “пока”, но не дождался. Что ж… это и не важно. Не та цель. Пока… - Ты меня недослушала… Я о другом предложении. Он достал из пачки сигарету и принялся вертеть её между указательным и большим пальцем. - Будешь чай? Вика отрицательно покачала головой. - Ладно, - он посмотрел на стену, где висела фотокартина – вода, окрашенная закатом. Закрыл глаза, сохраняя эти красно-черные волны в памяти, и начал: - На протяжении всех наших отношений мы пытались уяснить, понять, проникнуть в мысли друг друга, дать определения чувствам. Миллионы слов, миллионы вопросов. Это и губило нас. - Я пыталась, а не ты! Для тебя же лучше молчание. Я не могу понять тебя. То говоришь, что любишь, то – просишь оставить в покое. В любви так нельзя! - А как можно?.. - он усмехнулся. – Ты просто любишь играть в слова. Любви как таковой нет, просто надо было придумать слово, берущее под свое холодное крыло: слезы, улыбки, крики боли, дрожащие губы на теплой коже, телефонные звонки ночью, секс, пьяные объяснения и бесконечные прогулки в ночь, когда ты держишь её руку и понимаешь, что без неё лишь – половинка, что-то ущербное и незавершенное. Так вот… пытаясь разобраться в чувствах мы обречены на провал. Неограниченность в словах, во времени, превращает все разговоры в странный напиток, где наряду с водкой и соком, влита картофельная подливка, пиво и сгущенное молоко. - Ты тоже играешь в слова, - сказала она отрешенно. - Скорей в ассоциации. Но и в слова тоже – мне приходиться это делать, употреблять их как связующее звено… Но если говорить о предпочтении в играх, мне нравится играть в символы, образы. Жаль, что в большинстве случаев они понятны лишь мне. Но они не требуют слов (почти всегда), или слова являются лишь небольшими штрихами. Человек бегущий сквозь сумрак аллеи за уходящей девушкой – символ вечного бега, попытки догнать в темноте… что? Любовь? Смысл? Частичку себя? Или это лишь бессмысленная гонка за ночью? Молчание – символ. Ты с сигаретой в руке и смехом в глазах – тоже образ. Быть может образ безразличия? Или попытка спрятаться за очередной маской? У Гумилева символом жизни был “с иронической усмешкой царь-ребенок на шкуре льва, забывающий игрушки между белых усталых рук”. Сигарета в его пальца остановила движение. Он раскурил её, и поставил белым кружком фильтра на стол, закрепив с двух сторон пачкой и книжкой. - Я предлагаю тебе… прошу тебя всего лишь быть моим слушателем. Пока тлеет эта сигарета, я расскажу тебе о своих чувствах. Потом мы разбежимся, желательно без слов… - Пока тлеет сигарета… - повторила она. – Новый символ? Время, превращающееся в пепел, столь малый отрезок, но столь значимый по содержанию… Надеюсь. Он улыбнулся. Она понимала… Цилиндр Chessterfield-а истлел на миллиметр. Начинаем. - Люблю ли я тебя? Да. Испытываю ли к тебе безразличие и даже иногда неприязнь? Да. Движение по синусоиде. Маятник. Я старался быть откровенным с тобой, это откровение выражалось не в словах – в молчании, в криках, в безразличии, в страсти, в поцелуях, в слезах… Я понимаю, это ранит: полярность эмоций, но таков я… Почему? Сколь раз я задавал себе этот вопрос? Пока я ждал тебя, слушал радио. Знаешь песню Чечерины “Почему”? Нет… Там есть такие слова: жить без тебя и с тобой не могу… Н-да… И это правда. Я отталкиваю тебя, когда ты желаешь меня, потом чувствую как кто-то заполняет грудь сжатым воздухом, и я понимаю, без тебя не смогу… ты говоришь мне: ”Нет, Леха, я не хочу подстраиваться по тебя… Уходи!” Я улыбаюсь, я играю свою роль до конца, потом – либо боль, либо безразличие. Но и это прилив… Дальше: отлив… влево-вправо… Страсть-отвращение. Слезы-смех. Иногда движение наших маятников совпадает, тогда мы наслаждаемся любовью. Иногда. Я играю с тобой, или делаю вид, что играю, ведь я не знаю – играешь ли ты? У меня бывают другие девушки, у тебя – мужчины. Мы далеки. И нет ближе нас. Мы и есть – сумма всех чувств дающее конечный результат, который ты называешь любовью. Вечное непонимание и вечная нежность… Он положил лицо в ладони. Как глубоко… Трясина слов. Непонимания. Боли. Желания. Ощущения близости. Голос дрожал: - Я. Не могу. Быть. С тобой. Я. Не могу. Без тебя. Сколько раз сидел и просил мысленно тебя коснуться моего лица, просто коснуться, но мы оставались каменными фигурами, ищущих спасение в отрешенности… Сколько раз я целовал тебя и думал – зачем мне это, и падал в пустоту?! Почему… Почему… Он увидел фрагмент её кисти сквозь пальцы рук на фоне дерева стола. Рука, касающееся его лица… И он хотел этого, но… - Не надо! – убрал её руку, слишком резко, нервно, обидно. Встал, посмотрел на столбик пепла. У него еще было несколько секунд, быть может минута… К черту! Он ударил по тлеющему мерилу его времени, периферией глаза увидел как отшатнулась Вика, сгреб со стола пачку и книгу, и вышел из кухни. - Идем, - сказал он уже одетый, стоящий в дверях с сумкой через плечо. - Куда? - Кто куда… - Хорошо… куда пойдешь ты? - К Толику. Мы едем на озеро. - Ясно… Они вышли из квартиры. Она дождалась лифта. Он – нет. Лифт медленно полз вниз. Она раскинула руки, дотронувшись ладонями до холодной обшивки кабины, опустила голову. Черные волосы водопадом закрыли лицо. Сверху подрагивал тусклый свет. Может она плакала. Может улыбалась. Мы не видим её лицо, только слышим её голос: - Какой символ ты увидел бы в этом, Алексей? 2/2: ИГРА В СИМВОЛЫ Озеро. Они сидели втроем у костра – Леха, Толик и Дёма. Три друга. В котелке прекратили возмущаться раки и принялись умиротворенно краснеть в кипящей воде. Потрескивала древесина молодой березы и сухой сосны, сплетая как пальцы красно-желтые языки огня. Перед ними был полумесяц мини пляжа, за спинами – палатка и лес. Наступало время заката. - Я хочу выпить за… - начал Толик, поднимая пластиковый стаканчик. На заднем плане фон создавала мелодия из старенького магнитофона “Беларусь”. Съедая энергию батареек, пели БИ-2 и ЧАЙФ: Расстояния и пространства Измеряя, пытаясь понять Еще год, еще одна станция Там уже нет меня… - Выпьем за тот берег, на котором мы не были. И за этот, где быть может уже не будем. Но который запомним. - Ты пьян, Толян… - рассмеялся Дёма. В одиночестве. - За берега. За нас, - сказал Леха. Друзья чокнулись. Его рука была уже на полпути к банке маринованных грибочков, когда заерзал от вибро на поясе сотовый. Алексей посмотрел на экран. - Кто? – спросил Толя. - Она… Он нажал “ответить”, поднес трубу к уху и посмотрел на окрашенную красным гладь озера. Он молчал. - Я только хочу сказать… - голос Вики. – Я не могу быть с тобой. И без тебя… Гудки. Резюме звонка: 00:09. Он закрыл глаза. - Пойдем, - сказал Толик Дёме. Они отошли. Они видели как Алексей достал из сумки пистолет-пугач, подошел к кромке воды, долго смотрел как бледно-кровавый диск солнца начал тонуть, потом поднял руку и выстрелил три раза. В тростнике закричали утки. - Что он делает? – куря, спросил Дёма. - Стреляет в солнце… - задумчиво ответил Толик. - Что? Толик молча подошел к сумке Лехи и достал оттуда книжку. Полистал оглавление и открыл сборник стихов. - Это его любимый поэт… - он протянул книгу Дёме. Тот взглянул на предложенные страницы и увидел обведенный красной ручкой абзац: И вам чужд тот безумный охотник, Что, взойдя на нагую скалу, В пьяном счастье, в тоске безотчетной Прямо в солнце пускает стрелу . К ним спиной стоял Алексей, черной фигурой на фоне красного шара, наполовину нырнувшего в неизвестность горизонта. Рука с пистолетом безвольно висела у бедра. Может он плакал. Может улыбался. А может что-то говорил небу, солнцу, воде… Хотя вряд ли… он не любил играть в слова. |