Дороги делили парк на сложную сеть узоров. Птицы, пролетающие над ними, видели серую паутину, а по нитям беспорядочно копошились люди, как маленькие паучки. Белый голубь покружил над аккуратными клумбами и, нахохлившись, приземлился на спинку деревянной скамьи.

Осенний ветер шелестел золотистой листвой, а раскрашенные урны проваливались в пожелтевшие кустарнике увядших роз. Голубь, почистив клювом перышки, с любопытством наблюдал за художником. Человек без возраста в развивающемся плаще, с обмотанным вокруг шеи клетчатым шарфом, задумчиво смотрел то на мольберт, то на пейзаж перед собой и не спеша водил кистью.

Белый голубь видел, как с деревьев медленно опадают листья, сумрачное небо, где не выглянет ни один лучик солнца, грустно возвышается над безжизненным прудиком. Осенняя тишина убаюкивала и наводила тоску. Но с холста художника смотрели другие краски: зимний пейзаж, пушистые сугробы, иссиня-черное ночное небо с яркими голубыми звездами и желтым полумесяцем. Между заснеженными деревьями - ветхая хижина, в единственном маленьком оконце - огонек, и снег около занесенного порога - золотой. Художники умеют рисовать мечты.

К нему приблизилась женщина. Он оставил кисть на палитре, взял ее за руку и они вместе смотрели на картину.

Белый голубь развернул остроклювую головку в другую сторону. Рядом с детской песочницей всходили ростки осенних цветов, они вырастут и расцветут через месяц, в октябре. В песочнице играл маленький ребенок в комбинезоне, а недалеко от малыша сидел дедушка. Опершись руками и грудью на трость, он устало смотрел на внука, и шевелил ею опавший с дерева кленовый листок, скукоженный, сморщенный и завядший, но не утративший формы пятипалой лапки.

Подул ветер. Подхваченный прохладной струей, голубь взлетел вверх и, сделав несколько кругов над прудом, приземлился около задумчивого человека. По серой воде плыли красно-оранжевые кораблики, но он не обращал на них никакого внимания. Птица, не чувствуя никакой угрозы, пристроилась рядом с ним и стала наблюдать. Человек был молод, вряд ли достиг совершеннолетия, но глаза излучали силу и мудрость взрослого. К юноше ласкался черный котенок, нежный и пушистый. С парнем не было ни одного человека. Он вытащил из чехла гитару, самое дорогое и близкое, что у него есть, и пальцы весело забегали по струнам. В осеннем парке раздавались мелодии о счастье, о любви, о весне. Голубь слушал и не хотел улетать. Птичье сердце грелось музыкой.

Мурлыкающий котенок, хитро прищурившись, внимательно смотрел на белого голубя, блаженно ворковавшего под мелодию.

Прыжок!

-Мяу!

-Курлы! - под деревом вихрем взвились перья.

-Хлоп! - парень резко заглушил струны, и инструмент удивленно взвизгнул. Потрепанная птица в испуге взлетела на дерево, а котенок, из лени, не побежал за ней, а поудобней устроился на руках человека и довольно заурчал. Обиженный голубь сидел на рыжей березе и не мог улететь: минуту назад человек дарил музыку, но теперь гитара умолкла, и вернулась тоска.

Ветер подхватил белую птицу и та, подчиняясь ему, взмыла к облакам. Парк стал паутинкой с бегающими паучками. Художник и женщина, ребенок и старик, парень и котенок, - все превратились в точки среди золотой осени.