Она сидела на полу

И груду писем разбирала.

И как остывшую золу,

Брала их в руки и - бросала...

Ф. И. Тютчев.

 

СТАРЫЕ ПИСЬМА.

Новелла из цикла «Двадцать четыре часа из жизни Женщины».

1.

....Если правда, что буквы, выписанные чернилами, всегда напоминают диковинных птиц, то ей казалось, что вот вот сейчас, они вспорхнут, пестрокрылые, изящные, наполненные длиннотами воспоминаний, короткостью и обрывистостью встреч, недогоревшим пламенем взглядов.. Пламя? Оно было. Или ей оно – грезилось, казалось.. Или - она только тщетно раздувала угли, пытаясь его затеплить? В этих письмах, строках, где буквы были похожи на распустившиеся, полные утренней росы цветы, на неразыгранные ноты, затаенные в сердце, и не успевшие ожить до конца на клавишах старого, слегка расстроенного, рояля, затаилась, как чуть тлеющий уголек, вся ее Жизнь.....

2.

Она начинала писать их еще совсем юной. А, может быть, ей только казалось, что она юна, и на самом деле - в ней жили тысячи Женщин, чьи Души были хрупкими и прозрачными, словно воды родника или стекло старинного фужера, в который она, словно отыскивая давно забытое, любила всматриваться. В голубовато – молочной дымке, в узорных прожилках старинного волшебства Богемии она пыталась что то найти.... Что? Еще одну душу? Ту, которая постарше? Или - помоложе? Вот, вот, она мелькнула в хрупкости стеклянных таинственных писмен богемского стеклодува, и они засверкали от скрытой улыбки.. О, у этой Души был такой приятный, глубокий голос! Она знала наизусть тайны цветов и трав. И пыталась передать их ей, юной, влюбленной, писавшей, творившей свою Тайну. Эта тайна легкими мазками ложилась на белые, как снежное поле листы бумаги, и чаровала, дурманила, завораживала кого - то.. Того, кого ей так хотелось любить, но не хотелось удерживать насильно. Не хотелось. Но тогда, почему ей стало так больно, когда пришла Разлука?

3.

Разлуку, при всей своей силе над магией слов, над их чарами ворожбой, она описать не смогла. Точнее, еще не пыталась. Да, не пыталась! Ибо ее чувства были по силе своей равны Разлуке.. Манящей, капризной, лукавой, грозной Даме. А как могут состязаться - равные?.. Ах, нет, нет, ее мысли ушли далеко в сторону.. Надо вернуться к истокам.. Надо.. Туда, где ее строки похожи на распустившиеся, чуть отяжелевшие от росы, бутоны.. Туда, где она еще так юна, и с пылкой, но еще не всеведущей мудростью юности пытается верить в то, что любовь ее вечна, чувства –

непреходящи.. Иногда ее строки походили на летний дождь, косо, мимолетно, проскользнувший по глади бездонного неба. Но он никого не тревожил, этот косой дождь, ибо она старалась и его изящные, длинные черточки превратить в улыбку, радужную, как капли росы, попавшие в ослепительный нимб солнца... О, рассказывать о себе смешные вещи она умела, а это ли не

 

признак мудрой юности? Уже тогда она была старше? Или была одной из тысячи Женщин, что всегда жили в ней?...

Она сидела на корточках у открытых дверей, ведущих на увитую плющом террасу и разбирала, разбирала старые письма.. Ворошила их, словно потухшие угли. Но они все еще обжигали ей руки.

4

Наугад выбранный из белоснежного омута - костра листок...

Вместивший в себя несколько лет их совместного Бытия, их «со – чувствования», как она любила повторять. Тогда они даже дышали в унисон, или, вернее, боялись дышать - порознь. Жизнь казалась им единым целым, словно яблоко, налитое молочно – восковой спелостью, истекающее медовым соком. Они не резали на части искушающий плод Евы. Им это было не нужно. Они видели целым то, что складывалось из двух половин, из двух начал – Женского и Мужского.. Ее строки иногда чайками вскрикивали в ночной тиши, и она отмахивалась от мысли, что значение их не дойдет до Него. Но он ловил их на лету, словно пылинки, весеело плящущие в лунном луче; и читая его ответы, она вновь ощущала за плечами теплоту его дыхания и тяжесть его руки. Надежную, теплую тяжесть. Бывало, что она улавливала какой то оттенок открывшегося ей мира раньше, и, чуть лукавя, дарила ему это открытие в строках, словно мяч на лету. Он - подхватывал, нередко делая в письмах паузы, и вынуждая ее угадывать: обижен ли он или - просто в изумлении подыскивает в ответ нужные оттенки слов и фраз? Она училась читать и в строках и за строками и в паузах его писем, а при встречах они все чаще молчали, держа друг друга за руки – ладонь в ладонь, пальцы к пальцам и глядя в бездонность глаз друг друга, словно там, в золотых искрах пыли своих странствий и расставаний, пытались обрести то самое чудное, странное – недоугаданное, неразгаданное!

Как давно это было! В ту пору ее медовой юности, когда строки казались едва расцветшими бутонами, отяжелевшими от росы, бабочками, порхающими в цвете радуги, диковинными длинноперыми птицами...

5.

Она сидела на полу и разбирала белоснежно – кипенный ворох писем. Реку, океан, вообравшую в себя тысячи и тысячи мелких ручейков за многие и многие годы. За все двадцать четыре часа ее Бытия, именуемого - жизнью Женщины.. Она не смотрела на время. Прошло всего - то полтора часа. А она ощущала себя прожившей тысячелетия, эпохи, видела себя пронесшейся сквозь все оттенки Жизни, все Миры.

Океан строк принес ее в юность. А там, впереди, айсбергом возвышалась Молодость, отколовшейся льдинкой маячила на горизонте Зрелость. Холодная, одинокая гордость Старости мерещилась ей торосом или самым низом пепелища костра, в которое очень не хотелось окунать пальцы: на них не останется ничего, кроме следов гари и запаха прелых листьев. Уж лучше все - таки обернуться к юности. И тогда в лицо опять пахнет аромат едва распустившихся бутонов, напоенных росой, а строки вновь взмахнут крылами, словно тонкие, дивнокрылые птицы...

1 – 2 февраля 2006 г.