Деревья.

 

1.

 

Для того, чтобы посадить дерево в почве выкапывают яму – неглубокую – корневая система у ростка небольшая и для начала жизни ему вполне достаточно тридцати сантиметров.

 

Мы копали вчетвером – по очереди. Сашка предложил позвать на помощь старшего брата, но мы решили, что это слишком личное, чтобы привлекать кого-то со стороны.

 

Мы с матерью уехали из посёлка, когда мне исполнилось семь лет. Я хорошо помню, как бегал по старому темному лесу, который находился неподалёку от новеньких панельных девятиэтажек. В одной из них моей матери школа выделила двухкомнатную квартиру.

 

Был июль, и солнце в отсутствие ветра превращало воздух в безмятежную горячую массу, которая облепляла тело и высасывала из него всю влагу. Постоянно хотелось пить, но смысла в этом не было, потому как вода моментально выходила наружу – пот стекал по спине, груди, капал с бровей и попадал в глаза. Земля, как расплавленный пластилин – была мягкой и вязкой - постоянно приходилось чистить лопату, набиравшую вес с каждым новым тычком.

 

Я часто вспоминаю, как было приятно и главное спокойно находиться в этом лесу. Как здорово было прикасаться лицом к прохладному гладкому стволу белого дерева. А ещё был берёзовый сок. Почти на каждом дереве висели чьи-то банки или бутылки, привязанные к аккуратно сделанным надрезам.

 

Мы почти ничего не говорили, но наверняка знали, о чём думает каждый из нас. Иногда наши взгляды пересекались и тогда становилось как-то неудобно, неуютно – появлялось ощущение, что этим взглядом человек попадает в самую глубь твоих личных переживаний – просто видит каждую твою мысль, чувствует твою боль. Мы никогда не плакали вместе. Но точно знаю – у каждого из нас скатилась слеза, когда, попрощавшись, мы разбрелись по домам.

 

Именно из-за этих воспоминаний я решил посадить берёзу. Я выкопал ее ещё утром, и в итоге она провалялась у меня в багажнике до самого вечера. Когда я ее достал, тоненькие ветки и маленькие листочки были вялыми и безжизненными и я решил, что вряд ли у меня что-нибудь получится. Но всё-таки взял в руки лопату и быстро выкопал небольшую ямку. Когда яма была уже засыпана, оказалось что берёза стоит немного криво, но я не стал ничего менять – тщательно полил землю, выкурил сигарету, сказал берёзке пару напутственных слов и отправился в дом.

 

Хоронили тоже молча. Нас было пятеро. Последний раз нас было пятеро. Каждый бросил горсть влажной земли. Гулкий удар мягких комьев о деревянную крышку гроба навсегда застрял в наших ушах. Я ни с чем другим никогда не спутаю этот печальный звук. Четыре горсти. Две лопаты. Пять душ. Мы прощались с тем, кто был нам дорог, кто знал наши секреты и кто унёс их в могилу. Он оказался самым честным из нас. Он навсегда сохранил все тайны.

 

Вся флора приходит в мир из земли. Бессознательно желая оживить дорогую сердцу фауну, мы после смерти придаём тела земле. Мы об этом не думаем. Не просим. Это как желание или привычка на уровне инстинктов – может глубоко запрятанная надежда. Земля даёт жизнь. Земля принимает смерть. А люди при этом продолжают искать Бога в небе.

 

2.

Мы познакомились с Петровичем очень давно. Наша новая девятиэтажка заселялась быстро – почти каждый день в дом заезжала новая семья. Детей было много – квартиры давали только семейным. Сначала все дети гуляли поодиночке – стесняясь подойти друг к другу и начать играть в общие игры. Я всегда был очень активным ребёнком и к тому же до семи лет жил в деревне, а там стесняться просто не положено. Там была баба Дуся, доярка Зоя и местный тунеядец дядя Фёдор – они могли ответить на любой интересующий нас, мальчишек, вопрос. А молодая глупая Зоя даже показывать не стеснялась. Поэтому в нашем новом дворе я быстро стал заводилой. Постепенно, как это обычно и бывает, все дети разделились на группки – кто-то успел поссориться, кто-то начал заниматься в одном кружке или пошёл в один класс. В общем, произошло разделение по интересам. Я быстро прослыл хулиганом, и потому большинству детей было строго-настрого запрещено дружить со мной. Так появилась наша весёлая неугомонная компания, наводившая ужас на всех соседских мальчишек и заставляющая трепетать девчачьи сердца. Нас было четверо, и мы все были очень разными. Но была общая нить, связывающая нас – мы все ненавидели правила – любые. Со всей свойственной детям наивностью, нам казалось, что жизнь это вполне понятная штука, которой нужно наслаждаться каждую минуту свободную от сна и еды. И когда вдруг кто-то говорил, что вместо игр в лесу, купания в речке или забрасывания девчонок грязью нам следует сделать то или это, мы воспринимали это очень болезненно – наша свобода была неприкосновенна, и мы всегда были готовы отстаивать её. Мы постоянно пропадали на улице – строили «штаб» на дереве, разводили сверстников на газировку, баловались сигаретами и пугали девчонок, найденными в лесу пауками.

До нашего знакомства с Петровичем нас было четверо. Великолепная четвёрка: Генка-Боксёр, Сашка-Полиглот, Лёшка-Рыба и я – Казах. Клички мы придумали в первый же день знакомства. Мы сразу решили, что у нас будет Банда, а там у всех есть клички. Генка был здоровее всех, у него так и не вырос передний зуб, глаза были глубоко посажены, и оттого он всегда казался угрюмым и опасным, к тому же неизменно на его голове красовалась кожаная хулиганская кепка – «восьмиклинка» – в общем, вылитый боксёр. Сашка учился в гимназии на другом конце города, куда его каждое утро отвозил отец на собственной «Волге», там он учил немецкий и у него довольно здорово иногда получалось вкручивать «ихние» словечки в нашу обычную речь – потому он стал Полиглотом. Своей кличкой Сашка очень гордился. Лешка, росший, как и я без отца, с самого рождения был нем, как рыба – вот Рыбой и стал. Сначала он обижался, но когда я показал ему картинку с акулой, он понял, что Рыбой быть не так уж и плохо. А я – Мишка-Казах – потому что родился в Казахстане, в местечке, название которого на русский переводится, как Железная Гора.

 

Знакомство с Петровичем началось с одного неприятного случая, о котором он помог нам благополучно забыть.

На первом этаже жила, по-моему, единственная одинокая в нашем доме женщина – тётя Валя – Волан по-нашему. Это была грузная женщина, разговаривавшая мужским голосом. Шея её была отвратительно толстой и дряблой – плавной тяжёлой линией она перетекала в могучую круглую голову, увенчанную букетом абсолютно одинаковых кудряшек. Ходила она всегда в странных очень ярких халатах, у которых почему-то обязательно отсутствовала одна пуговица – на середине живота. Но при всей своей омерзительной внешности, Волан была потрясающе добрым человеком. Мы часто заходили к ней, чтобы попить воды или на время затаиться от родителей. Волан никогда нам не отказывала и даже наоборот всегда была очень рада нашему присутствию. Удивительная тётка, как оказалось, приехала в город из Узбекистана. Она часто угощала нас какими-то странными «восточными сладостями» и готовила потрясающе вкусный плов, обязательно добавляя в него много специй и кислые ягоды ириса. У Волана не было ни мужа, ни детей, но зато у неё жила огромная собака неизвестной нам породы по кличке Таш. Таш, как и тётя Валя, был очень добрым псом и всякий раз, видя нас во дворе или встречая дома, он начинал чрезвычайно резво вилять пушистым, как три белки, хвостом и морда его, казалось, расплывалась в счастливейшей из улыбок.

 

Однажды мы украли Таша.

Нам хотелось, чтобы пёс жил в лесу – в нашем штабе.

Это была глупая затея.

Мы просто привязали его верёвкой к дереву, на котором находился наш домик.

 

Я узнал всё последним.

Я пришёл из школы и, обманув маму, сел за стол с немытыми руками.

В дверь позвонили. Это был Генка:

 

- Быстро собирайся! Таша убили!

- Как убили!? Кто!?

- Мы все ждём тебя внизу. Давай быстрей.

 

По успевшему окоченеть телу собаки, ползали мухи. Таша повесили на веревке, которой мы привязали его к дереву. Никто из нас ничего не говорил. Нам всем было стыдно. Ведь это мы привели Таша в лес и оставили его там одного, да еще и привязанного к дереву. Мы просто стояли и молча смотрели на неподвижно висящее тело собаки. Я не мог оторвать глаз от вывалившегося фиолетового языка – про себя я просил псину о прощении.

 

- Надо бы его похоронить.

 

Мы чуть в штаны не наложили от страху, когда услышали за спиной этот хриплый низкий голос разрубивший нависшую над нами тишину. Это был бродяга ростом под два метра с клочковатой черной бородой, как у разбойника. Глубоко посаженные глаза были такими темными, что даже зрачков не было видно.

 

- Ну, чего уставились? Ваша же собака!?

- Наша.

- То есть не совсем…

- Совсем не совсем. Какая разница. Прах не в земле – быть беде.

 

С этими словами незнакомец подошел к повешенному псу и, достав здоровенный нож из висевшей на плече сумки, разрезал веревку. Тело грузно свалилось на землю.

 

- Тебя как звать?

- Это Лешка. Он немой.

- Ясно. А ты?

- Я Казах. Миша.

- Ну что ж, Миша…Казах. Бери за передние лапы и потащили.

- Куда?

- Увидишь. Хорошее место.

 

Не знаю почему, но, не смотря на устрашающий вид незнакомца, никто из нас и не подумал убежать. Я сделал, как он велел – взял Таша за передние лапы, а сам бродяга ухватился за задние.

Мы молча шли вглубь леса минут двадцать. Место, куда привел нас бродяга, и впрямь оказалось оазисом. Ручей здесь делал резкий поворот, образовывая заводь, вокруг которой в огромном количестве рос папоротник. Деревья в лесу росли близко друг к другу и, смыкаясь мощными кронами наверху, плохо пропускали солнечный свет, а здесь они будто бы специально расступались и мы еще издалека увидели удивительный столб света вертикально бьющий в чистую заводь.

- Вот и пришли.

Тут бродяга вновь достал свой тесак и, подойдя к старому поваленному вязу, принялся рубить им толстую ветку. Затем он тщательным образом заточил кол и вручил его мне. Позже были готовы еще три таких же кола, которые он раздал остальным.

 

- Ну, чего опять уставились? Копайте!

 

И мы принялись копать. Было видно, что каждый из нас старался. Может быть, своим усердием мы хотели искупить свою вину перед собакой и тетей Валей, а может всех заворожил чудной бродяга совершенно сказочного вида и мы неосознанно хотели ему понравиться. Пока мы выкапывали, а потом закапывали могилу, наш новый знакомый соорудил из веток крест, который мы и водрузили на пригорок, обозначив таким образом место вечного сна нашего первого умершего друга.

 

- Можете меня Петровичем называть. Я здесь живу. В лесу. Давно за вами наблюдаю. Хороший у вас домик на дереве получился. Ладный. А пса вы, конечно, зря на ночь тут оставили. Хулиганья здесь много. В катакомбах постоянно сброд всякий ошивается.

- Катакомбы!?

- Ну да. Не видели еще? Да там целое здание под землей.

 

Нам долго пришлось уговаривать Петровича показать, где находятся эти катакомбы, и согласился он лишь при условии, что одни мы туда ни за что ходить не будем.

Идти пришлось почти два часа. Никаких троп или просек – прямо через бурелом.

 

- Может это бомбоубежище какое или еще чего.

 

Сверху катакомбы представляли собой очищенную от деревьев площадку размером со школьный спортзал. Повсюду из земли торчали трубы. Кое-где земля обвалилась, и глубокие трещины пугали черной неизвестностью.

 

- Нету еще никого. Тихо очень. Они шумят обычно. Наркоманы. Это ж они собаку вашу замучили.

- Суки!

 

3.

 

Собравшись во дворе на следующий день, мы приняли решение, которое впоследствии изменило каждого из нас. Но кто бы, что ни говорил, случись эта история еще раз – я уверен – мы поступили бы точно так же. Ведь мы были и остаемся друзьями, а друзей не забывают.

 

- Надо отомстить за Таша!

- Я согласен.

- Но как? Вы хотите опять к этим катакомбам идти?

- Конечно! Мы должны выследить этих гадов и внезапно напасть на них! Когда они будут меньше всего этого ждать!

- Но мы же обещали Петровичу не ходить.

- Это верно. Он вроде мужик хороший.

- Вот и я говорю – дурацкая это затея! Таша мы уже все равно не вернем.

- Да. Таша мы конечно уже не вернем, но всякое унижение должно быть отомщено! Они пришли к нам в дом – на нашу территорию и убили одного из нас! Если мы не ответим, то какие же мы друзья, если от страха даже друг за друга постоять не можем!?

- Вообще-то Казах прав. Но и Петровича обманывать не хочется. Он же не учительница какая! И Таша помог похоронить.

- Давайте с ним поговорим! Я думаю, он поймет. Может даже помочь согласится.

 

Вот с такими мыслями мы и отправились в лес. Петрович сидел возле могилы Таша. Закрыв глаза, он грелся на солнышке, и глубоко затягивался толстой газетной самокруткой.

Думаю, он давно услышал, как мы идем – потому что даже не шелохнулся, услышав мой голос:

 

- Петрович, это мы.

- Знаю, что вы. И думаю, что знаю, зачем пришли. Мстить хотите?

- Да.

- Я же говорил – он все поймет.

- Таш был нам другом. Нельзя, чтобы смерть одного из нас осталась для них безнаказанной.

- Тут ты прав. Всякое унижение должно быть отомщено. Так, а ко мне зачем пришли?

- Мы же обещали не ходить туда одни. Не хотели тебя обманывать.

- И все?

- Поможешь нам?

- Помочь?…Забудьте обо всем. Так будет лучше. В мире слишком много несправедливости и менять его уже поздно. Своей местью вы уже ничего не исправите. Отрицание образа жизни тех ублюдков, которые убили вашего пса и будет вашей местью. Идите домой.

 

Честно говоря, я с самого начала знал, что Петрович скажет нам что-нибудь подобное. И знал также, что это никого из нас не остановит. Да и Петрович это понимал. Просто он был взрослым, и винить его тут не в чем.

 

***

 

Было решено сначала изучить вражескую территорию.

 

- Они туда обычно к вечеру приходят. Пьют, галдят. А часов до двух-трех можно там свободно ходить. Так что сегодня уже поздно – идем домой. Начнем завтра.

 

На следующий день мы, вооружившись перочинными ножами, отправились на разведку.

Входа-выхода в подземелье было два. Один, как мы поняли, основной, а второй – запасной. Второй был завален и протиснуться через него было почти нереально – единственный из нас, кто мог туда влезть - Сашка-Полиглот – он родился недоношенным и, не смотря на то, что был старше нас всех почти на год, выглядел совсем малышом. Внутри было сыро и холодно. Все подземное здание разделялось на две части длинным коридором, тянущимся от одного входа до другого. Следующие два этажа по структуре повторяли верхний, с одним лишь отличием – вместо входа-выхода с обеих сторон коридор заканчивался полуразрушенными лестничными маршами. Еще один выход на лестницу, связывающую этажи, находился в середине коридора. Правая сторона всего подземного сооружения была более разрушенной, чем левая, потому что несколько лет назад из-за сильных и продолжительных ливней небольшая лесная речушка сильно растеклась и сменила свое направление – теперь она протекала прямо вдоль правой границы катакомб и стены с этой стороны постоянно мокли. Изнутри здание напоминало общежитие – коридорная система, одинаковые комнаты с ржавыми кроватями-сетками. На всю нашу компанию у нас был всего один фонарик. Мы продвигались медленно – изучая каждую комнату. По валявшемуся повсюду хламу было понятно, что в здании явно когда-то жили. Сашка среди кучи книг даже обнаружил старый учебник немецкого. Страницы были изъедены временем, но он все равно был доволен своей находкой и после того, как Лешка согласился уложить учебник в свою сумку, чтобы освободить Сашке руки, настроение у пессимистично настроенного Полиглота заметно улучшилось.

Нижний этаж был затоплен и потому задерживаться там не имело смысла.

Мы поднимались по средней лестнице, которая напоминала скелет неизвестного науке существа – бетон раскрошился и остался лишь ржавый арматурный каркас. Часы показывали половину третьего – мы уже собирались уходить, как вдруг услышали голоса. Они пришли раньше времени и теперь путь к выходу был перекрыт.

 

- Что будем делать?

- Надо затаиться. Главное, чтобы они нас не услышали. Они зайдут в одну из комнат и мы тихо отсюда выберемся. Главное не шуметь.

- А как же наша месть?

- Казах прав, Генка. Сейчас не тот момент. Тем более у нас нет плана. Давайте дождемся пока они зайдут в комнату, и рванем отсюда…

- Лешка, ты куда!?

 

Лешка повернулся к нам и показал знаком, чтобы сидели молча – видимо он решил проследить за нашими врагами и мы, посчитав, что это неплохая идея, протестовать не стали. Все молча следили, как наш молчун, согнувшись в три погибели, как настоящий разведчик бесшумно продвигался по металлическому каркасу к входу в коридор третьего этажа. За время общения с немым, как Рыба Лешкой мы все неплохо выучили его язык жестов и потому ему было легко общаться с нами:

 

- Все. Они зашли в комнату. Поднимайтесь. Тихо только – они совсем рядом!

 

И мы, один за другим, поползли наверх. Лестница еле слышно поскрипывала под нашим весом, но нам эти звуки казались самыми громкими, что мы слышали – они вспарывали тишину, перебивая даже шум дыхания и грохот наших бешено стучащих сердец.

 

- Да тише вы! Услышат же!

 

Но никто нас не услышал – мы выбрались на третий этаж и, вжимаясь в стену, чтобы свет, падающий от входа нас не высвечивал, медленно двигались к свободе – в лес, чтобы можно было, наконец, бежать и не бояться, что кто-то услышит шум шагов, скорей прибежать во двор и, расхрабрившись, сочинять какой-нибудь невероятно дерзкий план мести и вспоминать, как пару часов назад находились в самом логове врага. Мысли каждого из нас уже были далеко от катакомб, как вдруг в голову мне пришла, как мы все тогда посчитали, просто гениальнейшая идея. Дело в том, что комната, которую заняла компания хулиганов была закрыта на большой навесной замок, когда мы проходили мимо нее в самом начале нашей вылазки. Теперь дверь была распахнута, и замок висел на ручке. Замок защелкивающийся – то есть, чтобы его закрыть достаточно секунды. Я быстро – буквально двумя словами объяснил свой план всей нашей банде и, заручившись их поддержкой, двинулся вперед – к двери. С каждым шагом сердце мое стучало все быстрее, звуки, доносящиеся из комнаты, становились громче. Подобравшись к открытой двери, я очень осторожно снял с ручки замок. Мне, по крайней мере, показалось, что я сделал это очень осторожно…

 

- Эй, вы ничего не слышали?

- Да это опять мыши. Их же здесь тысячи.

- Хрен знает, может и мыши…

- Ну так сходи проверь! Чего гадать!?

 

И вот я услышал, как один из парней поднялся на ноги и пошел к двери – ко мне – к нам. «Пропали! Надо действовать! Прямо сейчас!»

Мысли в голове понеслись со скоростью света – забыв про все осторожности, я вскочил и захлопнул дверь – прямо перед его носом. Притаившиеся в трех шагах от меня, остальные «мстители» мигом считали мои мысли и разом – одним прыжком – очутились рядом со мной. Мы все навалились на дверь, и я быстро вставил замок в железные петли.

 

- Эй, что за фигня!? Кто там? Это ты, Зверек? Не дури – открывай!

- Ну что за шутки!?

 

И тут – когда мы поняли, что у нас все получилось – враги в ловушке – нами овладела неземная радость. Мы скакали, смеялись, хлопали друг друга по спине. В тот момент мы были уверены, что нет никого круче нас. Дверь оказалась металлической, сваренной из старой воротины – они видимо сами установили ее – и просто выломать ее изнутри было почти невозможно.

 

- Ну, что!? Допрыгались? Не следовало вам нашу собаку трогать!

- Выпустите нас! Какую еще на хрен собаку!? Откройте!

- Что там за дети!?

- Открывайте, козлы! Хуже будет!

 

Мы еще долго стояли у двери и веселились над нашими обидчиками. И может еще также долго продолжали бы стоять, но тут…

 

- Эй, что там происходит!? Вы кто такие? Хули вам здесь надо?

 

«А вот и Зверек!» – пронеслось у меня в голове.

Его лица мы не видели – свет падал на него сзади – но нам и не нужно было его видеть, чтобы понять, как мы влипли. Здоровый, как бык, он быстрыми шагами двигался в нашу сторону. Мы отступали. Сначала пятились спиной, потом, когда страх по нашим ногам добрался до самых макушек – одновременно развернулись и рванули в сторону второго выхода. Здоровяк побежал за нами – на минуту он остановился у запертой двери – перебросился парой слов с пленниками, дернул замок и вновь пустился за нами. Я помнил, что запасной выход был почти завален, но у меня уже был готов план:

 

- Сашка, давай!

 

С Генкой мы подсадили нашего маленького Полиглота и он, хоть и с трудом, но выбрался таки наружу. Нам пролезть через маленький лаз было просто нереально. Мы развернулись лицом к нападавшему и достали ножи.

 

- А, сопляки! Драться хотите!? Не смешите! Отдайте ключ и катитесь ко всем чертям отсюда!

- У нас нет ключа. Его не было в замке. Он, наверное, остался внутри. Но даже если бы и был – мы бы его не отдали! Вы убили нашего друга и за это будете наказаны!

 

Меня, да и остальных, я думаю, распирала непонятно откуда взявшаяся сумасшедшая храбрость. Мы держали наши перочинные ножи наготове и в любой момент могли пустить их в ход.

 

- А ну отпусти мальчишек!

- Бля! А это еще кто там такой!?

 

В другом конце коридора появилась знакомая фигура – это был Петрович. Чернобородый знал, что мы не послушаем его и придем в катакомбы, ведь он явно находился где-то неподалеку – потому что если б он был сейчас, например, там, где мы встретили его вчера, то вряд ли бы сумел добежать сюда так быстро. Рядом с Петровичем стоял Сашка.

 

- Слышь, дед, вали отсюда! Мы тебе уже говорили, чтоб ты тут не появлялся!

- Вы убили их друга. Теперь пришло время расплачиваться. Все верно.

- Ну, бля, ты меня достал!

 

Здоровяк взглянул на нас – и, видимо, решив, что мы для него не страшнее ощетинившихся щенков, пошел в сторону Петровича. Но он нас недооценил.

Мы двинулись за ним. На ходу Зверек вытащил из кармана нож. Мы переглянулись, но продолжили идти за ним. Когда между Петровичем и парнем оставалось буквально шагов пять, дед рявкнул на нас, чтобы мы уходили.

 

- А они никуда не пойдут! С чего это ты тут раскомандовался!? Сейчас я с тобой разберусь, а потом займусь этими выродками. Ха-ха-ха!

- Отпусти детей!

- Да пошел ты!

 

Зверек резко рванул на Петровича и наш старый разбойник не успел увернуться от удара.

 

- Ну что, дед!? Чувствуешь, как жизнь из тебя уходит? А!?

 

Одной рукой он держал его за затылок, другой все глубже всаживал нож в живот.

 

- Как тебе это, а!? Нравится, старый хрен?

 

На самом деле мы опешили всего на секунду. Моментально придя в себя, мы бросились в атаку. Мой нож вошел в шею – прямо за ухом. Генка воткнул свой куда-то в бок. Лешка вонзил в спину – прямо между лопаток. Это был наш первый удар. Зверек выгнулся и зарычал, как настоящий раненый лев. Нас поглотила ярость. Второй удар. Еще в шею. Два в спину. Еще удар. Почка. Ухо. Опять в шею. Удар. Еще. И еще. И еще. Еще…

 

- ХВААААТИИИИТ!!!

 

В чувства нас привел Сашкин крик. Мы разом остановились и устремили взгляды в его сторону. По его бледному лицу текли слезы. У Сашки случилась истерика. Я повернул голову и увидел бешеные глаза Генки, потом посмотрел на Лешку – такой же взгляд. Я, видимо, выглядел также. Мы озверели – были похожи на стайку шакалов, свирепо рвущих уже мертвое тело газели. Зверек был мертв. МЫ убили его. Петрович сидел на пороге и рукой зажимал рану.

 

- Берем этого за ноги. Его надо спрятать.

- Куда?

- На нижний этаж!

- Да, там-то его уж точно никто не найдет.

 

Громко пыхтя и чертыхаясь, мы оттащили тело вниз – на затопленный этаж – и бросили его там. Сашка, постоянно шмыгая носом, освещал нам путь фонариком. Взгляд у него был отсутствующий – он все еще пребывал в состоянии шока.

Потом мы подошли к запертой двери. Наши пленники пытались ее выломать, но у них ничего не выходило. На всякий случай мы подперли дверь железной кроватью, которую вытащили из соседней комнаты.

 

- Чтобы вы сдохли!

 

С этими словами Сашка злобно пнул дверь.

 

- Эй! Зверек, это ты? Сбей замок с двери! Выпусти нас быстрей!

 

Они явно не ожидали в ответ услышать наши – детские голоса.

 

- Сдох ваш Зверек! И вы здесь сдохнете!

- ОТКРОЙТЕ СУКИ!!!

- Счастливо оставаться.

- ОТКРОЙТЕ!!!

 

***

 

- Петровича надо в больницу.

- Никакой больницы. Слышите меня? …Если уж суждено… мне сегодня умереть – значит, так тому и быть…похороните меня в том же месте…у ручья...и никому не рассказывайте о том…что случилось…никогда не рассказывайте…

 

Мы завалили все выходы из подземелья. Когда закончили, Петрович был уже мертв. Мы были вымотаны и к тому же наступил вечер – нас, наверняка, уже искали родители. Поэтому решено было оставить похороны на завтра. Домой шли молча.

 

***

 

Хоронили тоже молча. Нас было пятеро. Последний раз нас было пятеро. Каждый бросил горсть влажной земли. Гулкий удар мягких комьев о деревянную крышку гроба навсегда застрял в наших ушах. Я ни с чем другим никогда не спутаю этот печальный звук. Четыре горсти. Две лопаты. Пять душ. Мы прощались с тем, кто был нам дорог, кто знал наши секреты и кто унёс их в могилу. Он оказался самым честным из нас. Он навсегда сохранил все тайны.

 

Вся флора приходит в мир из земли. Бессознательно желая оживить дорогую сердцу фауну, мы после смерти придаём тела земле. Мы об этом не думаем. Не просим. Это как желание или привычка на уровне инстинктов. Может глубоко запрятанная надежда. Земля даёт жизнь. Земля принимает смерть. А люди при этом продолжают искать Бога в небе.