Нынешнее время явственно показывает нам примеры тяготения творческих людей к своеобразному синкретизму искусств, провозглашенному еще первыми романтиками. В русле этой тенденции наиболее часто, наверное, читатель встречается со стихами-песнями, которые так и просят, чтобы их аранжировали. Иногда же в стихах автором используется танцевальная или музыкальная тема, и воздействие на читателя происходит не прямой демонстрацией предмета, но упоминанием о нем.

Наблюдая за такими стихами, примечаешь порой весьма своеобразные нюансы. Поэтому хотелось бы поделиться некоторыми моментами относительно технического воплощения упомянутой тенденции. Заранее прошу прощения, что излагаю известные, возможно, многим и оттого довольно-таки простые, если не сказать – банальные, вещи. Кроме того, оговорюсь заранее, что не намерен касаться непосредственно музыкальной стороны дела.

Предметом моего внимания оказались стихи некоторых небезызвестных в сетевой литературе авторов. Предупрежу, что некоторых из них читатель не найдет на этом сайте. Поэтому позволю себе смелость процитировать их, поскольку иначе трудно воспринимать содержание статьи. Надеюсь, авторы стихов отнесутся с пониманием.

 

Вот, к примеру, стих «Танго троюродной тети» весьма и весьма достойного автора Акселя:

 

 

Моей фуражки желтый кант,

Косички Вашей алый бант,

Они не разлучались там,

Где детство расцвело.

 

 

Я помню Ваш точеный стан,

Огонь очей, духов дурман.

Как танго нам играл баян

И не хватало слов!

 

 

Недолго длился наш роман,

Но часто вспоминался нам

Тот парк, где пили мы бальзам

Под "Женщиной с веслом".

 

 

Растаял юных лет туман,

Увлек Вас, тетя, капитан,

И страсть запретную я к Вам

Связал морским узлом!

 

 

© Аксель

 

Здесь, по сути, перед нами готовая песня. Взгляд так и ищет расписанную партитуру для гитары. Я не буду говорить о жанре песни, возможных способах аранжировки, мелодике – ибо это все находится уже не совсем в области поэзии (по крайней мере, если не находиться на точке зрения древних греков). Напомню, что моей целью здесь является попытка проникновения в «кухню» поэта, попытка знакомства с техническими тонкостями творчества.

Первое, что просто бросается в глаза – это подсказки автора: «припев», повторяющиеся с вариациями строки… Да читатель и сам, без подсказок, увидит и припев, и дублирование рифмы, достаточно распространенное в песенном творчестве. И даже в тех местах, где использована неточная рифма, вряд ли читатель «споткнется». Если автору обычного стихотворения можно было бы по этому поводу предъявить упрек, то песня значительно менее строго относится к данному вопросу, потому что в потоке музыкального сопровождения, в процессе пения слух улавливает созвучия, ориентируясь в основном на гласные. Опорные согласные – дело здесь второстепенное.

Песня позволяет и иные вольности с рифмой. Например, повтор одного и того слова в окончаниях строк припева – кто-то может воскликнуть, что такие рифмы недопустимы, попеняет за их неубедительность. И будет неправ. Понимание сего даст нам история литературы. Она подскажет нам, что в персидской поэзии имело место быть схожее явление – так называемая рифма-«редиф». Она заключается в том, что рифмуются предпоследние слова в строках, а последнее слово повторяется из строчки в строчку по определенной схеме. Изюминкой является то, что указанный редиф либо в каждой строке, либо в конце стиха приобретает иной смысл, нежели в первых строках, за счет чего внимание читателя или слушателя фиксируется на изменившемся смысле строк, и таким образом снимается напряжение от кажущейся тавтологичности рифмы.

Возможно, кто-то из внимательных заметит, что в приведенном примере – стихотворении Акселя «Танго троюродной тети» – в отличие от приведенного мной случая, нет изменения значения слова-редифа. На это я возражу – вовсе не обязательно слепо следовать традициям. Достаточно того, что изменение смысла строк в припеве происходит и таким образом, как это сделал автор: за счет замены слов в начале строк и, что самое главное, за счет перемещения действия конфликта песни из прошлого свершившегося времени в настоящее актуальное. И вот уже песня приобретает совершенно другое настроение – от ностальгии по утраченному и невозвратному к вызову обстоятельствам, даже в какой-то степени задорному вызову – чем лирический герой хуже капитана дальнего плавания, черт возьми?

И ведь действительно, где находится смысловой центр песни, ее кульминация, ее основное интонационное ударение? В последнем припеве! Лирический герой «связал морским узлом» свои чувства, но тут же следует «развязка» (и в переносном, и прямом значении), да какая – ни один морской, да что там – гордиев узел не устоит перед таким решительным рубящим ударом…

 

А вот другие стихи – цикл Леонида Тереха «Танцплощадка»:

 

Лейтенантский вальс

 

Как порой печально и неряшливо

В косы чувств разлука вплетена, -

Поцелует у окошка младшего

На прощанье старший лейтенант,

Постоят, обнимутся у форточки,

Марш-броски припомнят по росе,

И ладонь царапнет острой звездочкой

Золотой погон в один просвет.

И хотя считать навеки прерванной

Музыку о личном - не резон,

Служба для солдата - дело первое,

И дорога в дальний гарнизон

На ресницах хрупко и невесело

Трепетной слезинкой отдрожит:

Есть такая важная профессия –

Охранять Отчизны рубежи.

 

 

Для солдата штука неуклюжая

Служба, если вникнуть не сумел.

Приходи сегодня после ужина

К КПП у склада ГСМ

Приложить к геройским шрамам кожаным

Бравые гвардейские уста…

Ну, а что уставом не положено –

Так ведь этим, кто писал устав,

Век скрести крестом по полумесяцу,

И на зов тугих окорочков

Обрываться сердцем с чёрной лестницы

В цоканье кирзовых каблучков.

Ну, а нам цевьё тряпицей фетровой

Ночь протрёт согласно номерам:

Для начала быть тебе ефрейтором

Или хлеборезом - выбирай…

 

 

Вроде было всё, но как-то начисто

Отошло, как с белых яблонь дым,

Мне теперь и дом, и мать, и мачеха –

Переход на Чистые Пруды

Под землёй со станции Тургеневской

Мимо липких рук и пошлых харь, -

Вот ведь, блядь, судьба невесты дембельской,

Получившей в цинке жениха.

И куда от этой мрази денешься?

Толи дело с Третьяковки Фрол!

Мусор говорит - герой всамделишный,

Капитан, и орден - не фуфло,

С эдаким не станешь и манежиться,

Он еще на водку даст монет,

Что ж не снять трусы? Пускай подержится,

Все равно ведь ног по пояс нет…

 

© Леонид Терех

 

Можно ли здесь утверждать наличие песенности? Да нет, пожалуй. Скорее здесь присутствуют какие-то музыкальные мотивы, на которые ориентируют читателя названия частей цикла, озаглавленные, соответственно, «Лейтенантский вальс», «Старшинское танго» и «Капитанский канкан». Не буду спорить, вероятно, и этот стих можно положить на музыку, скорее всего, опять-таки на гитару. Но будет ли в этом смысл? На мой взгляд, этому мешают некоторые особенности стиха. Например, автор для всех частей цикла использовал один и тот же размер – 6-стопный хорей с чередованием дактилических и мужских клаузул. А ведь названия ориентируют на совершенно иное восприятие. Согласитесь, вальс, танго и канкан разительно друг от друга отличаются по внутреннему наполнению, вложенному смыслу. Вот у меня такое восприятие: вальс – это что-то торжественно-интимное, светлое, танго – мрачная, почти физическая чувственность, а канкан – это такая озорная фривольность, вряд ли сопоставимая с мерзостью жизни. Если в первых двух стихах еще можно с натяжкой привести содержание и название к какому-то «пересечению множеств», то при сравнении с третьим возникает некий разнобой в понимании темы, во всяком случае, у меня.

Вообще, мне достаточно трудно воспринимать содержание цикла, внутреннее осознание себя несколько противится восприятию озвученной темы, поэтому, с Вашего позволения, и здесь я остановлюсь лишь на технических деталях.

Чувствуется, что автор, конечно же, далеко не новичок в стихосложении. Дактилическая рифма начинающим дается порой сложно, но когда уже поэт обращается с ней уверенно, то она оказывается настоящим украшением стиха. Леонид Терех, очевидно, с этой рифмой разговаривает на «ты». Тем большее удивление вызывают неудавшиеся, на мой взгляд, созвучия: например, не считаю даже ассонансами, так как не слышу достаточного созвучия, такие сочетания, как «форточки-звездочкой», «росе-просвет», «Тургеневской-дембельской», да и «прерванной-первое» тоже вызывает сомнения. То же и во втором стихе: «номерам-выбирай», на мой взгляд, слишком неточное для рифмы созвучие. Хотя мне очень понравился ассонанс «сумел-ГСМ». Вообще, как я заметил, автор не стесняется рифмовать слова, оканчивающиеся на гласный, со словами, завершающимися согласным звуком: «пруды-дым», «харь-жениха». Сам по себе этот прием достаточно распространен, но все-таки есть одна негласная тенденция – такие рифмы легче воспринимаются, когда слово, оканчивающееся на согласный, стоит вторым в рифме, а не первым. Читатели могут сами убедиться, медленно и несколько раз повторив строки и меняя местами рифмы. И еще – все-таки мне кажется, что не стоит сочетать в одном стихе точные рифмы с весьма, скажем так, неожиданными ассонансами, потому что рифменное ожидание постоянно прерывается. Понятное дело, что для мужской рифмы точность почти обеспечена изначально. Но разнобой в дактилических окончаниях несколько смазывает впечатление от удачных находок.

Вообще, на мой взгляд, цикл не совсем хорош. На первый взгляд, приподнятый тон, пафос первого стиха разбиваются о содержание, во втором стихе предмет стиха вряд ли можно назвать предметом поэзии. Вот третий стих резко поднимается над предыдущими, выходя на социальный уровень. И лексика, и конфликт органично сочетаются, и уйти от этой темы мы не можем, если в нас есть хоть капля гражданственности. Хотя здесь и есть, по моему мнению, некоторая несочетаемость смысла названия и содержания самого стихотворения. Но, быть может, у читателя сложилось другое восприятие?

Но оставлю в стороне содержание, ибо не хотел бы говорить о нем применительно к данным стихам. Представляется, что было бы более интересным ходом употребить разные размеры для частей цикла, потому что если использование единого размера осуществлено с прицелом на аранжировку, то на песню, мне кажется, стих вряд ли потянет. А это значит, что автор не сумел реализовать свою задумку. Скорее уж здесь перед нами набросок нескольких социально-психологических конфликтов, раскрытие которых требует доработки стиха.

 

Напоследок я оставил стихотворение автора под ником Юрвас «Осенний вальс»:

 

 

В прозрачном сплетении веток

Прощальные краски лежат,

Для Вас под мелодию чудного света

Вальсируя, листья кружат.

 

 

Отчаянной вспышкой расцвета

Щемяще похожи они:

Пронзительность яркого бабьего лета –

Пронзительность поздней любви.

 

 

Не скроет и снежная замять

Красот полыхающих дни:

Мы с Осенью Вам оставляем на память

Рябин и признаний огни.

 

 

© Юрвас

 

У этого стиха есть ряд примечательных ритмико-интонационных ходов, которые с ясностью указывают на намерение автора создать песню. Один из них – чередование размеров в песне и припеве. Судите сами: например, в строфах песни, написанной 3-х-стопным амфибрахием, на место третьей строки вклинивается 4-х-стопный амфибрахий. За счет этого приема происходит удлинение периода, даже своего рода «утяжеление» звучащей строки. Очевидно, что требуется дополнительный такт. Насколько это удачный ход в плане музыкального оформления – судить тем, кто возьмется положить стих на музыку. Но мне лично кажется, что это сомнительный прием – дело в том, что наращения на одну лишнюю стопу значительно легче воспринимаются в двухсложниках. Трехсложные размеры реагируют на это «с большим скрипом». Да и ритм вальса – «раз, два, три... раз, два, три…»

В припеве наблюдается такой разнобой в размере, который в классическом понимании не должен присутствовать в стихе. Начинается припев ямбической строкой, на которую откликаются две заключительные, создавая, таким образом, обрамление для двух амфибрахических строк. Заметьте, первая из них написана 4-х-стопником, а вторая – 3-х-стопником. Причем в более длинной строке по сравнению с аналогичными строками в песне произошла и смена каталектики с женской на мужскую. Для стиха все эти смены вряд ли сослужат добрую службу, в отличие от песни. Все упомянутые приемы на самом деле абсолютно не портят картину, наоборот, позволяют варьировать ритм, так что каждый читатель может пропеть песню по-своему. Лично у меня вызывает некоторое напряжение только удлинение в строфах песни третьей строки, о котором я уже написал. Мне этот ход кажется менее удачным, чем остальные. Возможно, читатели с музыкальным слухом аргументированно отразят мою критику.

Далее я коснусь некоторых вопросов стилистики. В этой области у меня больше замечаний к автору. Оговорюсь, что мое мнение далеко от претензии на истинность, так что я могу вполне даже очень сильно ошибаться. Во всяком случае, я здесь руководствуюсь словами Вольтера: «Если человек рожден, чтобы заблуждаться, пожелаем ему достойного заблуждения».

Во-первых, вызывают вопросы самые первые две строки: «В прозрачном сплетении веток / Прощальные краски лежат…» Мне достаточно сложно представить себе, что хотел сказать этим автор, потому что семантика слова «краски» с трудом воспринимает соседство со «сплетением веток». Краски ложатся, можно класть мазки, но краски, на мой взгляд, «не лежат». Быть может, я придираюсь, но эта смысловая разница, возможно, достаточно тонкая, мною все же ощущается как разнобой. Отсюда и сам образ красок, лежащих в сплетении веток, в моем понимании «не играет».

Чуть ниже автор использует такую характеристику бабьего лета, как «пронзительность». Понятно, что автор пытался передать щемящее чувство увядания, утраты, завершения, которое одновременно сочетается с пронзительной красотой этих последних проявлений благословенной поры (и времени года, и состояния души). Но само сочетание «пронзительное бабье лето» кажется несколько натянутым. Как мне в данном случае кажется, автор не дал себе труда найти более точное слово – и образ не заиграл, не вызвал такого же щемяще-пронзительного отклика у читателя.

Вызывает, на мой взгляд, законные возражения и такой пассаж автора: «И летнего солнца запас». Здесь типичная стилистическая ошибка – неразвернутый образ. Читатель вынужден автоматически додумывать, что за запас имеется в виду. Конечно, незавершенность легко преодолевается – речь идет о запасе тепла, согревающих лучей, которые затем интерпретируются уже метафорически как тепло любви. Но такие случаи, когда читатель поставлен перед необходимостью додумывать достаточно очевидное, обычно свидетельствуют о том, что автором в формально-словесном отношении не до конца раскрыт образ, автор поленился найти то слово или словосочетание, которое и только которое должно быть в строке. Слово, которое сразит читателя, заставит его сопереживать, а не додумывать, пусть и даже и незаметно для него самого…

А жаль, потому что стих притягивает очень красивой метафорой. Посмотрите, какой здесь ассоциативный ряд: кружение листьев – вальс влюбленных, яркость осенних красок – и щедро даримая красота, казалось бы, поздних чувств. Надвигающаяся зима, выпавший снег перекликаются с сединами лирического героя, и особенно хороша перекличка последних строк с первой (помните, «в прозрачном сплетении веток…») – на склоне лет из души лирического героя уходит все наносное, она становится искренней до прозрачности, без какой-либо фальши, без требований чего-либо взамен. Готовой только дарить. И это прекрасно!