Она появилась из прошлого, еще красивая и уверенная в себе женщина. Она смотрела на меня во все глаза, пытаясь вспомнить, каким я был, и, отметая наслоения прошедших лет, как опытный визажист-стилист, поглядывала на меня в отражение зеркальной двери у дорогого отеля. Мысленно убрала седину на висках, которая, по словам моей жены, была уже желтой. Разгладила морщины у рта, который когда-то целовал ее слегка суховатыми губами (я не любил «лизаться» еще со школьных времен). Дошла очередь и до шрама на щеке, который я получил в Чечне. Я не грозился в порыве отчаяния быть понятым, а все-таки ушел на ту войну, как ее называли первой. Оттуда посылал очерки, полные слез, гордости и надежды. Однако в моей газете они выходили скучно серыми, отредактированные старым сычом Карповичем. Добившись что в том отражении не оказалось шрама, а чистая щека, которую после бритья я щедро обмывал мужским одеколоном, она продолжила "реконструкцию". Да, она что-то сделала со мной, отчего я помолодел, стал тем юным мужчиной, который от своей первой жены-дуры искал утешения в женской ласке на стороне.

- Ну, вот, теперь ты прежний, - довольная приблизилась она вплотную, обхватила руками мою шею и поцеловала.

На это я никак не отреагировал. Возможно, для себя она внешне изменила меня, но разве перелопатишь то, что сделала из меня жизнь за двадцать лет после нашей разлуки? И этот пласт моей души противился измене второй жене, которую я любил.

- Да, ты стал другим, - внешне примирительно сказала Жанна. – Сегодня ты дорожишь чувствами к своей жене…

- Второй, - тотчас же подсказал я.

Она улыбнулась, отступила от меня, как скульпьтоор от своей работы, но не отпускала мою руку:

- Ну что же мы стоим здесь? Веди, это твой город.

- Пошли на набережную, - предложил я.

Согласилась легко, словно ничего, кроме улицы от меня не ожидала.

Была осень, дворник боролся куцей метлой с ворохом осенних листьев, а ветер, раскачивая ветви деревьев, стряхивал последние остатки былой роскоши.

Мы присели на лавочку и перед нами, словно поеживаясь все от того же ветра, предвестника холодов, текла Волга. Хорошо был виден ее противоположный берег, даже несколько моторных лодок, но только не людей. Люди и на этом берегу тоже куда-то исчезли, считая и дворника, который, вероятно сел отдохнуть с мыслью о своем Сизифовом труде.

- Вот ты, какой стал, - снова сказала Жанна, - совсем чужой.

- А ты совершенно не изменилась, и, наверное, снова сводишь мужчин с ума.

- Судя по твоей реакции, не все мне поддаются, - усмехнулась она и закурила какую-то модную женскую сигарету, потому что потянуло ментолом.

На ней был не менее дорогой плащ из ткани. Такой я впервые видел.

- Привезла из Лондона, - сказала она, заметив мой взгляд, и слегка раздвинула ноги. Они тотчас же показались во всей своей красе. Да, я узнал их, крепкие, красивой формы, предлагающие дотронуться до икр, затем повести ладонью вверх. Я им в свое время отдал много внимания и вдохновения.

Жанна придвинулась ко мне и положила руку на колени.

- Как тебе жилось без меня?

- Да так себе, пока не встретил Ольгу. Мы пережили с ней много чего…

- Всем нам пришлось изменить жизнь, - сказала Жанна, - но я старалась не изменять себе.

«Знаю, - подумал я, - себе, может быть!»

- Ты замужем?

- Была.

Я не ответил.

- Он был банкиром…- не выдержала она паузы.

- А сейчас – бомж, судя по тебе? – все-таки съязвил я.

- Гниет в земле. Его застрелили на выходе из бассейна.

- Ух, ты, - воскликнул я, - неужели то был Авакумов?

- Он самый, - подтвердила Жанна.

А зря. Я же помнил, как она изменила мне с этим Авакумовым. С того все и началось…

 

Наша встреча двадцать лет назад была необъяснимо предначертанной.

Я писал по ночам рассказы о прекрасных незнакомках, оказывавшихся инопланетянками. Мне были противны все земные существа женского пола, и все, благодаря моей супруге. В каком-нибудь чарлздиккеновском романе героиню с таким характером назвали бы исчадием ада.

Грета врала везде и во всем. Мы, еще не знакомые друг с другом (это я о Грете), стояли на автобусной остановке и, рассматривая каждый свою перспективу города, ждали десятку. Но подошла пятерка, и она сделала шаг в ее сторону. Я, почему-то, последовал за ней. Салон был пуст, и мы сели рядом. «Я еду просто так», - сказала она. «Я тоже, но потому что ты вошла в автобус».

Так я и познакомился со своей первой женой.

Мы прокатались два круга, вышли около стадиона и долго шли по городу к ее дому. «У меня сейчас никого нет», - сказала она. Это было воспринято, как приглашение. В тот день и до позднего вечера мы провели в постели, точнее, вовсю уминали ее скрипучий диван. Я бы остался и дальше усердно его насиловать, но моя (так уж закрепилось в моем и ее сознании после бурных ласок) девушка сказала, что сейчас со смены придет отчим. Ревнуя к нему, я предложил Грете пойти ко мне… в качестве жены. Разумеется, будущей. Чем она моментально воспользовалась и лишь через неделю пошла к себе домой за вещами.

Потом я узнал, что она спала, все-таки, с отчимом. Да и с джругими, о чем мне рассказала ее подруга Светка, которую я, в отместку жене, хорошо от...

Врала Грета изумительно. Иногда с блуждающей улыбкой потерявшейся в чаще леса наяды, но в большинстве своем - со слезами на глазах. Вот и выходило, что ее обкрадывали все, кому не лень в нашем городе: то цыганки, то «щипачи» в транспорте, то нехорошие сослуживцы. Я мог давно сойти с ума от этой лжи. Но пошел по другому пути. Я перестал с ней спать, а все свои чувства стал отдавать бумаге, впечатывая на пишущей машинке знаки.

Вот тогда-то и встретил Жанну…

 

- Ты помнишь, - как мы с тобой встретились? – спросила она.

- Да, соврал я, помню. Хорошо помню.

Это конечно, о Грете.

Мимо нашей скамейки пробежала стая собак, больших, грязных, за маленькой серой сучкой. Жанна как бы случайно сдвинула руку с коленей на гульфик, так, что ее ладонь потяжелела. Организм тотчас же дал понять, что не дремлет.

Жанна это умела, поняв, всю мою неопытность в жизни. Но сейчас, глядя на нее, я бы никогда не сказал бы, что мы занимались сексом везде, где шатались, как эти собаки, пьяные от желания друг к другу. Было, в строительных вагончиках, брошенных после вселения дома. Однажды – в дворовом туалете, достаточно просторном, чтобы стоя у дверей довести друг друга до оргазма. Еще на берегу какого-то неширокого канала, прямо за кустами. Причем, мы взяли с собой бутылку вина и еще какой-то закуси. И во всем этом не было никакого извращения, потому что мы казались сами себе мечтателями. Любила ли Жанна мужа, общевойскового подполковника, который был в постоянных командировках, не знаю.

Мы, так мне казалось, были невинными в своем стремлении насладиться свободой этих встреч, желанием понять, что же это такое – любовь на стороне? Но нам было хорошо везде.

Но в то же время были еще и цинично развратными, потому, что не боялись врать друг другу о бывших связях.

Она рассказала, как однажды муж предложил ее своему другу в обмен на его жену. Ну, выпили слегка, возбудились от присутствия дам, но захотелось изюминки. «Я не отдалась тогда, лежа с другом мужа в постели,- заверила меня Жанна, - а вот они, гады, вовсю визжали и смеялись. Жена друга открыто восхищалась членом моего мужа: «Какой он у тебя огромненький… А войдет ли он мне в ротик? А вот сюда, что рядом?» Я просто взбесилась! Я была готова отрезать этот Валеркин огромненький! Я встала и ушла, взяв такси домой…»

Я тоже не оставался в долгу. Однажды рассказал, как прокрался в комнату, где остались ночевать подруга Греты с мужем. Эта смазливая подружка строила мне за праздничным столом глазки, да тянулась ногой в мой пах. Прокравшись, я прямо на той же постели, чуть ли не задевая храпящего Генку, отработал с Юлькой по полной программе. И вернулся к себе, очень противно и зло улыбаясь. Прямо был каким-то Гуинпленом. А утром Генка мне шепнул, почти в рифму, что так надрался, что не помнит, как «отодрал» свою жену. «Да нет, это был я», - состроил я все ту же пакостную улыбку. Генка заржал как лошадь: «Ты не знаешь, как я чутко сплю!» Но я это уже знал, и мы пошли с ним похмеляться. Еще целых полгода Юлька, заведенная моей наглостью, звонила и сообщала, что мужа нет дома, и мы могли бы…

Именно в эти полгода я встретил Жанну.

Я пошел в кинотеатр. День был рабочий, редактор газеты с утра поднял всех на уши. А когда надобность отпала, он отпустил нас. Я пошел смотреть «Кин-дза-дзу». Всю первую серию я ни на кого не обращал внимание. Когда снова пошли приседания с колокольчиками, я повернул голову налево и увидел ее. «Мама, мама, что я буду делать», - клянчил подачку юный герой с гитарой в руках. Мне показалось это смешным, и я снова посмотрел на соседку слева. И увидел в темноте обращенный на меня испытывающий взгляд. Моя рука невольно потянулась к ближайшему ко мне ее колену. После сеанса мы прогулялись по скверу. Я купил мороженное, цветы и бутылку шампанского.

- У меня дома никого нет, сына уложу спать, - сказала она, - разопьем у меня.

Я остался у нее ночевать. После я стал брать командировки, но прибавлял их для жены на один-два дня. А Жанна открывала больничный лист. Нам было весело вдвоем.

Через год Грета нас выследила, узнала все про Жанну и устроила грандиознейший скандал у нее на работе. Было море мата, плевки, попытки ногтями «изукрасить морду паршивую» и и сполна воспользовалась всем репертуаром мщения обманутых жен. А мне пришлось испытать прелести обсуждения на собрании, где женщины и мужчины с удовольствием слушали из уст партийного секретаря сагу о моих похождениях. Не были забыты и мои «командировки». Короче, я бросил партбилет на стол редактору, забрал трудовую книжку и пошел работать грузчиком в универмаг. Жил в подсобке, куда осторожно приходила Жанна. Она меня не бросила и ей было жутко интересно заниматься со мной сексом на подогнанных друг к другу коробках. Она клялась мне в любви, пока я не увидел ее в ресторане вместе с Авакумовым.

- Это друг моего шефа, - объяснила Жанна и уточнила, что было дальше, – мы немного посидели, а затем поехали к нему. А после, сам знаешь, что и как бывает.

Я знал, что бывает, но спросил:

- Ты разлюбила меня?

- А как ты думаешь?

Я наотмашь ударил ее по лицу.

С тех пор прошло двадцать лет, и она позвонила неожиданно, пообещав сказать нечто важное.

 

- Слушаю твое важное правительственное сообщение, - голосом Левитана сказал я и убрал ее руку с моих брюк.

- Я люблю тебя. Я очень люблю тебя! Мне пришлось столько испытать, но мысль о тебе помогала мне выжить!

Красиво говорила. В ее больших глазах появились такие же большие слезы.

Еще в ее голосе была некая томная дрожь.

Я встал, подошел к парапету, рассматривая Волгу. Сейчас моя Ольга на работе. Дома у нас с ней все хорошо. А вот истребить это равновесие – задача Жанны.

- Милый, - она оказалась за моей спиной, обхватила меня и прижалась. – Я не буду разбивать твою семью. Я приехала для того, чтобы понять, насколько я тебя люблю. Ты не представляешь, как я волновалась, когда набирала твой телефон.

Затем она проделала тот маневр, который срабатывал со мной почти всегда. Она опустила руки и просунула их за мои брюки и стала поглаживать и дразнить все, что нащупывала ее ладонь.

- Пошли к тебе в номер, - не выдержал я.

 

Домой я вернулся ближе к полночи.

В холодильнике нашел непочатую бутылку, открыл ее и на одном дыхании выпил из горлышка. Когда закончил, повернулся и увидел стоящую в дверях Ольгу.

- Она все-таки нашла тебя? – сказала она тихим голосом.

Я только кивнул головой.

- Ты больше не пойдешь к ней?

Опять молча отрицательно покачал головой.

- Она уже звонила рано утром, когда ты отправился на работу. Я собиралась следом за тобой, но меня остановил этот звонок. Ладно, это уже в прошлом. Иди, отмойся и – в кровать!

Я успел побыть под душем, не включая горячую воду. Но этого хватило на то, чтобы доплестись в спальную и упасть без памяти рядом с кроватью.

На следующее утро я позвонил в гостиницу. Мне сказали, что Жанетт Авакумова съехала со своего номера.

Так мое прошлое исчезло из этого города.

И, наверное, из моей жизни.

Она съехала, потому что на прощанье я сказал, что не любовь ей важна, а то, смогу ли я устоять перед ее чарами. Это была проверка перед взятием новой вершины – мужа из тех, кто не знает, куда девать деньги. Жанна никогда не упускала случая провести эксперимент.

А мне почему-то вспомнилась та, вчерашняя, щупленькая сучка, за которой покорно бежали трусцой здоровые кабели.