Судебный процесс был очень громким. Десятки журналистов во многих газетах усиленно муссировали все подробности, по двадцать раз пережевывая каждую кроху информации. Еще бы – убийство одного из крупнейших бизнесменов страны одним из знаменитейших врачей! Версии выдвигались разные: финансы (известно, что бизнесмен давал довольно большие суммы на медицинский центр), политический заказ (предполагалось, что бизнесмен собирается баллотироваться на ближайших выборах, хотя этого никто не подтверждал), даже чисто личные – когда-то в юности они добивались любви одной и той же девушки. В версию адвоката – врач, пытаясь спасти безнадежного больного, предложил ему новое, не патентованное и не прошедшее испытаний лекарство – не верил никто. Ведь все помнили еще недавние телевизионные кадры – полный сил бизнесмен лично подписывает документы о слиянии двух крупнейших отечественных консорциумов. И вдруг – слег, написал новое завещание и за каких-то пару недель превратился из пышущего здоровьем в дряхлую развалину и помер. Жена, в одночасье ставшая миллионершей (причем не по местным, а по международным меркам), заказав себе у дорогого модельера траурный наряд, тут же подала в суд на лечащего врача. Горе ее, на вид несколько показное, тут же породило слухи о том, что уж очень вовремя она овдовела: если бы беда случилась несколькими месяцами ранее, то она могла остаться вообще без гроша.

 

О враче говорили разное. Коллеги – кто с восхищением, кто с завистью. Фактически на пустом месте создал институт, испытывал новые, нетрадиционные методы лечения и добивался при этом поразительных результатов. Сотрудники его боготворили, пациенты обожали. Единственным пятном на его репутации была склонность к молоденьким ассистенткам. В свои пятьдесят с небольшим он был женат уже в третий раз, причем последний его брак был ознаменован большим скандалом. Он женился на юной дочери одного из крупных политических деятелей, девушке, учившейся за границей и устроенной по знакомству в институт на стажировку. Разгневанный папаша даже не явился на свадьбу. Но девица, точнее молодая женщина, оказалась с твердым характером, и теперь, закутанная в шаль, с полными отчаяния, но сухими глазами являлась на каждое судебное заседание.

 

Не было ее только в этот последний раз. Один дошлый журналист, подняв на ноги полгорода, тут же выяснил, что она уехала в институтский пансионат, что, конечно же, не добавило симпатий ни к врачу, ни к ней. За время судебного разбирательства ее муж сильно сдал, почти полностью поседел, глаза ввалились, морщины изрезали его прежде холеное лицо, на последнее заседание его даже вели под руки. Казалось бы поддержка жены ему была необходима, но она оставила его. Поговаривали, что она хотела бы помириться со своей семьей.

Больше проволочек не должно было быть. Все свидетели опрошены, все доказательства оглашены. Оставалось только последнее слово. Последнее слово человека, который, в этом никто не сомневался, будет осужден. Некоторые журналисты даже заключали пари – сколько лет дадут и выдержит ли он их в тюрьме.

 

Подсудимый был спокоен. Руки его, правда, подрагивали, но негромкий голос был ровен. Перед тем, как начать речь, он достал из кармана маленькую бутылочку и что-то проглотил.

 

- Все вы знаете, что всю свою жизнь я посвятил медицине. Немногие знают, почему я это сделал. У меня умерла мать. Умирала она долго, мучительно и самые лучшие врачи города ничего не могли сделать. Болезнь эта и тогда, и сейчас считается неизлечимой.

 

- Ближе к делу, - резко перебил его прокурор, и зал поперхнулся от возмущения.

 

Подсудимый, казалось, не заметил недружественной реплики.

 

- Я думаю, что жизнь и смерть – два величайших дара. Но надо всегда понимать, какая жизнь и какая смерть. Представьте себе человека, у которого постепенно отказывают все органы и системы: зрение, слух, пищеварение, дыхание. Представьте себе тяжелый паралич, когда вот он, человек, еще жив, но он не может двинуть ни рукой, ни ногой. И даже говорить не может. Многие ли из вас согласились бы на такую жизнь? Или же вы выбрали бы смерть?

 

Шум в зале усилился. Пришлось вывести несколько человек.

 

- Вот с такой жизнью я и боролся все время. Нет, я не подсыпал безнадежным больным яд, как вы могли бы подумать. Я пытался создать лекарство, которое продлило бы не просто жизнь, а качество жизни. Всем известно, что человек в течение всей жизни использует не более десяти процентов заложенных в него биологических ресурсов. Это значит, что, вероятно, он мог бы жить не пятьдесят, а пятьсот лет, сам заживлять на себе раны вплоть до выращивания новых мышц и костей, сам исцеляться от болезней. Можем ли мы активизировать этот ресурс? Представьте себе: человек, который может побороть воспаление легких в считанные часы. Который восстанавливается после тяжелейших травм. Я нашел такое средство, хотя оно нигде не зарегистрировано. Вы спросите: почему? Это не панацея. Панацей не бывает, я говорю вам это как врач.

 

Прокурор кашлем продолжал выражать свое нетерпение.

 

Подсудимый оглянулся на него и продолжил.

 

- С Гариком мы знакомы с детства, сидели за одной партой. И дружили тоже еще в школе. Тут говорили, что я у него девушку отбил и женился на ней, а она потом от меня опять к нему ушла. Женщины женщинами, но для меня он всегда был парнем с моей парты. Мы могли драться до крови, но всегда уважали друг друга. И когда три года назад Гарик пришел ко мне в институт, я встретил его не как пациента, а как старого друга.

 

В зале опять зашумели. Подсудимому пришлось повысить голос, отчего его лоб даже покрылся испариной.

 

- Он рассказал мне все: и про обследования, и про консультации врачей: «У меня такое дело наклюнулось, а я работать практически не могу. Что делать? Скажи честно». Я честно и сказал, что дальше будет только хуже, через месяц-другой он вообще не сможет вставать с постели, не то, что работать. И болезнь будет очень долгая и мучительная. «Через месяц-другой? – он побледнел – Этого мало, я не успею. Не успею сделать так, чтобы моя семья осталась с деньгами. Более того, я уже предпринял некоторые шаги в одном деле, так что если все сорвется, проблемы будут не только у меня». И тогда я решился. Спросил его: согласен ли он на пару лет настоящей жизни в обмен на очень быструю смерть. И дал ему свое средство. Мой опыт позволил мне почти не ошибиться: он протянул два с половиной года. Два с половиной года активной жизни. Он успел сделать все. Когда ему стало плохо, он прислал мне записку.

 

- Вы ничего не говорили суду о ней.

 

- Вы и не спрашивали. Меня спрашивали, виделся ли я с Игорем или нет и разговаривал ли я с ним. Мне было бы тяжело с ней расстаться.

 

- Давайте. Итак: «Спасибо тебе, Колька, за то, что всегда помогал мне выплыть, а не только на химии. Гарик». Вы уверены, что это почерк потерпевшего?

 

- Да. Он всегда ненавидел химию.

Подсудимый улыбнулся одними губами. Пауза затянулась.

 

- Вы закончили свою речь? – опять вмешался прокурор, но осекся под взглядом судьи.

 

- Подождите. Я не сказал немногое. Гарик был не первый, кто попробовал мое средство. Вот уже больше десяти лет, как я обнаружил в себе признаки той болезни, от которой умерла моя мать. И с тех пор принимал лекарство каждый день. Это давало мне силы совершенствовать формулу. Вы найдете один экземпляр записей в моем сейфе в институте.

 

- Всем встать. Суд удаляется на совещание.

 

Но прежде чем был оглашен вердикт, в зале раздался чей-то крик: подсудимый, побелев, вдруг резко осел на своей скамье.