Седая старушонка-ворожея, Укрывшись в белоснежных кружевах, Как-будто юная лесная фея, Глазами молодыми вожделея, Задумчивость лелеет на губах. Холодною ладошкою - грустинкой Карает или милует сердца. И легкая воздушная снежинка Одним покажется пушинкой-ворожинкой , Другим - слезой, не знающей конца. Прешедшая из глубины веков, Торжественно на землю ежегодно, Без лишних споров и обиняков, Она бросает лед своих оков, Даря того, кому грустить угодно. Так вечно было, так поныне есть, Так будет, и загадывать не надо: Бывает, что иной не в силах снесть, Как перекрывшую дыханьн весть, ее смурного, ледяного взгляда. Глаза заполнит, кровь захолодит, Кого - то, сокрушенно, пожалеет, Кому - то - в душу прямо поглядит, И ничего, уж, смотришь, не болит, Ничто не холодит, ничто не греет... А для кого - то хладною рукой Разверзнет жар вседышащего ада... Покой, всепоглощающий покой На время воцарит в душе такой От, прилегающего к сердцу , взгляда. Наступит ывремя уходить опять- Уйдет за горизонт - не обернется. Ее не повернуть обратно, вспять, Ее нельзя ни выгнать, ни позвать - Она своим желанием вернется... И, как гласит народная молва: Она, все так - же, смотрит издалека, Все так - же, не стара и не нова, Свои плетет, все так - же, кружева, Предвидит и предчувствует глубоко. |