Чесоточный Вуаеризм Купола церковных переносиц ритмично отбрасывают просветы в облаке зубной пыли. Расстояние рушится на кирпичные глотки односекундных периодов. В мизантропической роще дозревает отвергнутое полоумное детище Адского Ужаса, катастрофические мотивы провидения обрисовывают падение Преисподни, вследствие посредственной брутальности ненасытного чрева. Его раскрытое горло бьёт фонтаном кислотной одержимости в жирное небо, задохнувшееся от солнечной вони и свиста галактического ветра, проходящего вдоль опухших от зноя облаков. Кифары льют поэтическое масло. Коробит. Отзвук трубящего разложения. Саймон, чудак из Свирвы, лишённый престола царь прокажённых, старательно высматривает признаки ночлега серых мандрагор, как единственного средства для возврата короны. Выжженный глаз скрыт слоистой кожей дерзких пастырей, покусившихся когда-то на его юный венценосный анус, печать превосходства и власти. Их багровые метлы, протиснутые вдоль чувствительной слизистой, затронули глубокий послеобеденный сон, тотчас просигнализировавший об опасности. Кара из дремотного мира вырвала подлые сваи из чресел, оставив вечную заражённую метку воров, в виде орущего плевела в оковах злачной клоаки, изнемогающего под пыткой скотской содомии. Обветренный замок, вымощенный тёплыми кусками живого мяса, клубил обманчивыми миражами, переплетавшими тонкие ниточки похоти влекущих чар капающих щелей с пьяной завистью языкатой промежности. Кризис однополости. Прибежище заблудших гермафродитов и страдающей скотни. У дверей кастрированные драконы с бешенными жаберными челюстями, рвущие смирительную цепь, сплетённую из мысленных сорняков. Проросшая обитель изгнанных распутниц. Минуя свирепых стражников, Саймон проникает в подвальное окошко, падая в трясину зловонной мокроты, бьющей в судорожные ноздри жгучей пеной. Гранатовый свет за гниющей занавеской выдаёт знакомые извивания развратных уродливых дам, сношающихся с откормленными свиньями, взращенными молочной сукровицей графствующих шлюх и трупами инертных женихов. Их гигантские стручья, подобные сучьему вымени беременной абстракции под жерлом керосиновых ламп, стегают мокрые кровоточащие отверстия, сквозящие могильным лязганьем чёрных дыр. Преобразованные сухожилия дымятся от импульсивного трения, закаленные сожительством с кровопийцами и смазанные чудодейственными мазями кармических кремаций. Булькающий хрип приводит Саймона в помешательство и, не обращая внимание на кишащее водяными паразитами болото, в котором стоит по пояс, он яростно дрочит. На троне, раскинув ноги, полусидит Мелисса. Её бёдра вылизывают две юные послушницы, ещё не вкусившие настоящую мужскую плоть, но продвинутые на ступеньку в иерархии в ранге тряпок, готовые ночами подтирать струи жидких фекалий и осушать языками пропитанное соками кишечных и влагалищных выделений развратное ложе. Голова шлюхи запрокинута назад и лёгкое подрагивание тела выдаёт, что она ещё жива. Бледная кожица между ног скукожена от гнилостных испарений и долгого траурного воздержания, старательно скусанные волосы прорастают внутрь масляных икр. Мозолистый лобок выбрит начисто, на нём фосфорная пыль в форме глаза, ощущение будто зрачок всё время следит за происходящим, пока хозяйка дремлет. И в самом деле, увлекшись непроизвольным онанизмом, Саймон не заметил, как занавеска слетела в воду, выдавая присутствие незваного гостя, он увлечёно продолжал заниматься смирением иступлённой похоти и не обнаружил подкрадывающуюся Мелиссу. Молниеносной движением она обхватила мёртвой удушающей хваткой его раскрасневшуюся плоть губами, стремясь загнать как можно дальше в глубокую глотку. От неожиданности он вырвал клок волос с её вздрагивающей головы, резкая боль, охватившая форсирующую шлюху, вызвала необратимые последствия в опьяненном страстью разгорячённом мозгу. Исторгая проклятия, перекошенный рот отрыгивал смертельные порчи, сгустки кошмаров, стоны, тряпки, пальцы, гарь и желчные рвы. Создавшееся из грязи трясины овальное недочудовище обволокло обидчика в треугольные метафоры кардинальной асфиксии. Потроха лезли, испуганными червями, прочь из сужающегося пространства. Запутавшаяся в тине слепая кишка искала выход наружу, атакованная водяными паразитами она наполнилась гноем, закрутившись спиральной кляксой, втягивала нектар неизбежной мясорубки. Отчётливый кал сопротивлялся порабощению, усиленно вышвыривая смоляные запасы навьюченных клизмами клейких вояк. Сопротивление бесполезно, громыхающая мускульными щипцами развратница забралась в его грудную клетку, отложив менструальные личины на пухнущее страдание. Мучительные нити, пронзающие треснувшие виски цинично вспарывали водянистые тулова вуаеризма. Омерзительная фаза ритуальной лактации методично точила нервозное седалище, глумясь, шлюха захлопнула пасть. Срезав кожу с крайней плоти Мелисса столкнула пустую кожуру Саймона в гадкую лужу, послушницы кинулись в омут собирать насильственные трофеи, виртуозно отделяя эпидермический жир фаллоса от долгожданного семени. Трупы женихов сочувственно заурчали. Король исчерпан. Да, здравствует король! |