Однажды Чжуань-Цзы приснился сон, что он бабочка. В это же время бабочке приснился сон, что она Чжуань-Цзы. Проснулся Чжуань-Цзы и не может понять - или он человек, которому приснилось, что он бабочка, или он бабочка, которой снится, что она человек. Конфуций "Книга Чжуань-Цзы" Всё, что происходит значительного, по природе своей противоречиво. Когда появилась та, для кого я пишу эти строки, я вообразил, что где-то вне, как говориться, лежит решение всех проблем. Генри Миллер "Тропик Козерога" Хотите знать, почему что-то происходит? Порой вы не можете ответить на этот вопрос, а порой вам удаётся найти ответ. Но ждать приходится долго. Очень долго. Так же и с планами. Нет идеальных планов. А даже те, что считаются идеальными, таковыми являются только по воле случая. Но самое сложное - это начало. Всегда трудно что-то начинать. Можно сказать, что однажды я решил попробовать. У меня получилось, всё завертелось, и уже не было времени задавать какие-то вопросы. А потом наступает момент, когда ты решаешь взять тайм аут и разобраться со всем. С этого момента я и буду рассказывать. У этой истории есть множество сторон, каждая следующая выглядит немного иначе, чем предыдущие. Возможно всё дело в моей знакомой и во мне. А возможно всё дело в безумии одного человека и этот человек точно не я. Оглядываясь назад, хочется сказать, что "безумие" - одно из ключевых слов. Но разве обычная жизнь не бывает по-своему безумной? Может быть, всё началось с Валентина. Без него не было бы Авроры, а без Авроры - зайцев и Марата... Но вначале всё-таки о себе. Вот моя ситуация: я сижу в темноте. Мне жарко и болит голова. Под душной плюшевой маской пот стекает по лбу. Хочется промокнуть лицо, но до него никак не добраться. Если я протяну руку к маске, будет ещё хуже. Так что мне приходится терпеть и что-то выдумывать, а это в данном случае очень сложно. Передо мной стол (сталь, дерево, зелёное сукно) и двое собеседников (плюш, краска, килограммы плоти). Я - Сиреневый. Напротив меня Алый и Розовый. Именно так. Всех нас объединяет тот маскарад, в который мы выряжены и ещё какие-то смутные желания, объединённые с нашими персонами, капризами и целями. Все мы зайцы. С большими плюшевыми ушами, которые неудобно носить, превращающие трагизм в нелепый фарс. Мотор. Мелькают края склейки. В кадре фрагменты детства главного героя. Ему двенадцать лет. Он с любопытством разглядывает отцовские журналы для взрослых. Лицо безмятежно и выражает только детский интерес. Помню, глянец журналов делал этих девушек такими красивыми и недоступными образцами женственности. Я часами перелистывал вкусно пахнущие типографской краской журналы и вместе с запахом, вдыхал красоту соблазнения. Ещё один момент: когда ты теряешься во всех этих взглядах, позах, фрагментах плоти и удачных ракурсах, ты невольно начинаешь отвечать на призыв. Подсознательно. Так случается твой первый оргазм, после которого ты лежишь на полу в растерянности, смакуя новые ощущения, а потом понимаешь, что перешагнул куда-то. В другой мир, совсем не известный, присутствие которого ты мог замечать только по каким-то намёкам от взрослых и незначительным, малопонятным признакам. Проходит время и, уже перешагнув в другой мир, ты смотришь вечернюю развлекательную программу, в которой показывают интервью со Звездой. Подтянутый обнажённый мужчина, купается в бассейне и отвечает на сбивчивые вопросы журналиста. Это Рокко Сиффредди. Порнозвезда. Голос за кадром: Вы после службы в армии решили сниматься в порно? Рокко: Конечно нет... Это была детская мечта, владевшая мной с одиннадцати лет. Уже тогда я смотрел порнофильмы и жадно разглядывал женские органы в журналах. Мир порно сводил меня с ума. Я воображал себя одной из моделей в этом восхитительном мире секса. Голос за кадром: Оцените разницу между фильмами вашей кинокомпании и другими... Рокко (задумывается на мгновение): Мы показываем любовь и секс настолько реалистично, насколько это вообще возможно. Я всячески стараюсь сократить количество диалогов в своих фильмах - они отвлекают от действия и мешают сопереживать. Я работаю в прекраснейших странах мира с самыми красивыми девушками, которым действительно нравится то, что мы делаем. В своих фильмах я кончаю только на лицо модели. Никуда больше! Лишь мимика женщины в эти секунды способна передать мне, понравилось ли им то, что произошло, или нет. И женщины - главное в любом фильме. Им должно быть и интересно и по-настоящему хорошо. В этом секрет любого хорошего порнофильма. Голос за кадром: Как часто вам приходится работать с проститутками? Рокко (машет рукой): Никогда! Это самые плохие актрисы. Прежде всего, они стесняются, и потом - на самом деле секс их не интересует. Самые походящие для этой работы женщины - провинциалки. А уличные потаскушки рассматривают секс как работу, а значит, способны убить всякое сексуальное влечение. Голос за кадром: А что для вас главное в партнёршах? Рокко: Для меня никогда не был важен какой-либо определенный анатомический аспект: например, большая грудь партнерши. Мне просто всегда было приятно войти в женщину, в том числе и в ее голову... то есть в нее через голову... вы меня понимаете? Я люблю женщину со всех сторон. Я уверен, что если ты кого-то любишь, то любишь его с головы до ног. Голос за кадром: Но на вашей патриархальной родине в какой-то момент все же узнали, каким именно видом творчества вы занимаетесь. И как к этому отнеслись? Рокко: Разумеется, без восторга. Мать поначалу пыталась спорить с соседями, которые говорили: "Фу, как стыдно!" "Просто моему мальчику нравится заниматься сексом", - объясняла она им, но потом плюнула и перестала реагировать на идиотов. Голос за кадром: Спасибо большое, за это интервью. На последок, не могли бы вы, для наших зрителей, открыть секрет своего успеха? Рокко (окунается в воду, выныривает, зачёсывает волосы назад, камера берёт крупным планом его лицо, видно улыбку, видно как по лицу стекают крупные капли воды): Всё дело в онанизме. Я хочу сказать, что я бы не стал таким, какой я сейчас есть без того, чтобы не мастурбировать каждый день. Как можно больше и чаще. Больше и чаще. Я заворожено смотрел на Рокко, а он на меня с экрана телевизора и озвучивал самое важное, для моего подросткового сознания, откровение. Какая-то пустота во мне в тот миг стала заполняться, в моей голове щёлкнул переключатель, сработало невидимое реле, и появился образ, ролевая модель, которой я пытался подражать в своей новой жизни. Все мальчики и девочки в моём классе мечтали стать лётчиками, шофёрами, врачами, продавцами или на худой конец выбрать профессию своих родителей, если она не входила в общепринятый список "нормальных" профессий. Я же, как изгой, мечтал быть порноактёром. Но тут возникала ещё одна проблема - я ничего не знал о жизни порноактёров. По телевизору или в бульварных газетах не рассказывали, как порнозвёзды готовят себе завтрак, высверливают дырки в стенах, чтобы потом повесить картину или ходят за продуктами в магазин. И мне, ещё ребёнку, приходилось всё додумывать самому, воссоздавать себе мир из каких-то обрывков, кусков случайно полученной информации, слухов о приватной жизни звёзд, которые, как мне казалось, должны помочь мне стать тем, о ком я мечтал. И вот весь твой мир начинает крутиться вокруг таких людей как Анита Блонд, Джон Сильвейра, Рита Фалтояно, Грегори Дарк, Ария Джиованни, Кристофер Кларк, Биби Блю, Дженна Джеймсон, Келли Трамп, Бритни Скай, Моника Ковет, Шей Свит, Джо Д`Амато, Сильвия Сэйнт, Эрик Эдвардс, Трейси Лордс, Рон Джереми, Нина Хартли, Брэд Армстронг, Эндрю Блэйк, Рита Лавлейс, Лука Дамиано, Макс Белоккио, Рита Хартли и ещё огромного множества тех, кого ты и вспомнить не можешь. Ты до дыр засматриваешь кассеты с фильмами определённого содержания. Какие-то попадают к тебе после долгих обменов с одноклассниками. Другие ты берёшь на время у своего соседа. Он приносит новую-порнуху-моего-отца и вы вместе смотрите - два подростка, сидя на диване, наблюдают, как силиконовая блондинка отсасывает у негра. Минут через двадцать ты замечаешь, что друг засыпает от монотонности происходящего. Теперь остаётся выпроводить его домой и спокойно досмотреть фильм, прерываясь на неспешную дрочку. Но основная масса видео у тебя от одного знакомого - его родители держат несколько лотков с пиратским видео. Среди огромного количества кассет с боевиками, триллерами и мелодрамами алеет красной ягодой сладкой недозволенности порно. Для тебя это, как огромный сейф с золотом для пожилой богатой утки из диснеевских мультфильмов, которые смотрят твои сверстники. Ты можешь часами рыться в больших коробах с аккуратно уложенными кассетами. Интереснее всего оказываются не сами фильмы, а "добавка", записанная в конце фильма, если остаётся место. Добавка - это документальный фильм о том, как снимается кино. Тут можно наблюдать за актёрами в моменты съёмок, послушать комментарии режиссёров и попробовать выучить английский сленг. Твой подростковый слух очаровывают, звучащие как волшебные заклинания, английские слова: interracial, blow job, deep throat, facial, double penetration, gang bang... А потом тебя называют растлителем малолетних. Если принимать во внимание некоторые обстоятельства, то рано или поздно это должно случиться. Ты говоришь себе - ничего страшного, тебе же нравятся женщины постарше. Двадцать - двадцать пять лет, а те малолетки, из-за которых все проблемы, просто приходят к тебе и получали свой кусок взрослой сексуальности. Они приходят смотреть кое-что-для-взрослых, угадывая по названиям фильмы, которые прячут от них родители. "Не могу представить себе, что мои предки смотрят это, когда отправляют меня к бабушке", - говорит моя знакомая своей тринадцатилетней подруге, сидя перед телевизором, где на экране трое здоровых парней имеют во все дыры миниатюрную брюнетку. Девочки желают поцелуев. Тебе уже восемнадцать, а им ещё тринадцать - четырнадцать и тебе совсем не хочется наливать им дорогое вино, которое пьют твои родители приезжая с севера пару раз в месяц. Но ты сам пьешь, и приходиться угощать других. Бар забит разными сортами виски, водки, шампанского, каких-то разноцветных ликёров и дорогим армянским коньяком. Коньяк тебе не очень нравится - вкус у него странный и пахнет он отвратительно. Но в "добавках" все актёры любят пить эту гадость, и ты постепенно себя приучаешь к тому же. Противнее этого пойла могут быть только неумелые настойчивые поцелуи. Когда ты целуешь четырнадцатилетнюю девственницу пять минут кряду, это становится какой-то пыткой. Через некоторое время твоё лицо становится влажным от её слюны, а губы начинает сводить. И ещё эти ужасные удары зубами. Щёлк-щёлк. Звук девственных поцелуев. Весь комизм ситуации в том, что ты не знаешь для чего тебе это нужно. За пол года в твоей квартире пьют вино или шампанское двенадцать постоянно меняющихся девочек, ты не помнишь их имена, их лица часто похожи друг на друга. Все они неумело целуются и прижимаются, у тебя зверски стоит, но ты знаешь, что с целками ничего путного не сделаешь, тем более в таком возрасте. Так что ты остервенело дрочишь в ванной, а потом выходишь и досматриваешь фильм. Потом кто-то пробалтывается про эти невинные поцелуи и к тебе приходят две мамаши. Они долго голосят на площадке, пока ты не впускаешь их в квартиру. В голове звучит "всё пропало", но ты пьян и не осознаёшь ситуацию. Монотонно, шевеля закостенелым языком, во всех подробностях, рассказываешь тем двум истеричкам, что тут происходит, а они стоят, кривятся и обещают заявить на тебя в милицию. "Как скажете", - говоришь ты им и просишь покинуть квартиру. С тех пор ты зарекаешься иметь дело с малолетками. Теперь снова моя ситуация. Внутренняя природа человека такая, что в самый неподходящий момент в голову лезут разные мысли. Сейчас я решаю, что мне больше всего хочется. Первое что приходит в голову - желание оказаться совсем в другом месте. Второе - желание, чтобы мне поверили. Потому что самое сложное в данной ситуации - это поверить во всё то, что случилось перед тем, как я оказался в этом положении. Я не открою всё сразу, а выдам дозами, крошечными кусками правды, чтобы во всём этом был хоть какой-то порядок. А в голове всё смешивается и не хочет становиться в прямую и понятную линию. Моя storyline хромает на обе ноги - всё равно мне никто не поверит, расскажи я обо всём в нескольких фразах. Вот вам одна сторона реальности: нелепая жизнь человека, существующего серой ролью статиста, и приносящего местному нотариусу стопки плохо написанных историй. Этот графоманский труд - сценарии. Нотариус, усталая женщина лет сорока, получает свои премиальные и не глядя, заверяет все права на этот бред, гадая о том, кому понадобиться подобная интеллектуальная собственность. Банальные ситуации, которые никто никогда не прочитает. Алый заяц просит нас рассказать что-нибудь необычное из своей жизни. Он говорит очень уверенно. Он не терпит возражений. Затем Алый произносит одну из своих витиеватых речей о том, что если ты хочешь, чтобы твоё произведение было коммерчески успешным, то прежде всего ты должен прославить своё имя. Все остальные пути тупиковые. Прославьте себя, говорит он, я помогу вам бесплатно. Слышен хриплый смех из-под маски. Сегодня у нас игры с подменой ролей, где всегда есть раб и его господин! Доминирование, подавление, подчинение... Алый хочет не просто что-то необычное, а по-настоящему нехорошее. Да, говорит Алый, я хочу слышать неприятное. Я хочу, чтобы то, что вы рассказали, было необычным и нехорошим. Можно подумать что цель, ради которой мы тут собрались - это заурядная болтовня. Что у нас тут хренов клуб по интересам, где люди курят сигары и рассказывают друг другу забавные истории. А теперь подумайте, для чего в полутьме за моей спиной стоит человек в чёрном дорогом костюме. Для чего он ловит каждое наше слово и движение. Для чего у него на теле спрятано оружие и по любой возможной причине, он кинется к нам, и будет бить. Что такой человек делает в клубе по интересам? Что мы сами тут делаем? В это время я перебираю картотеку историй в архиве своей жизни. Рядом со мной из-под маски Розового зайца слышно тяжёлое дыхание. Он такой же заложник обстоятельств. Ему, как и мне, хочется встать и идти. Идти в темноту и уже никогда не возвращаться. Но я знаю, что как только кто-то из нас сделает пару шагов в темноту - за него возьмется тот человек в чёрном. Возможно, нас пристрелят. Не могу этого утверждать, но такой шанс есть. Или это моё воображение? Складывается впечатление, что всех нас объединяет наше богатое больное воображение. Не будь его у нас так много, ничего бы не случилось. Если относиться к деталям очень трепетно, то стоит отметить, что на наших костюмах есть хвосты. Маленькие заячьи хвосты, которые должны умилять тебя, если ты проходишь мимо человека в заячьем маскарадном костюме, который бегает, прыгает и как угодно старается изображать милого зайца. Помимо хвоста все конечности костюма заканчиваются стилизованными лапами. Сейчас Розовый крутит лапами возле головы, потом делает вид, что что-то поправляет и успокаивается. Мне тоже хочется снять с себя маску, но я этого не сделаю. Мне страшно. Вернёмся к деталям - у Алого зайца на лапах когти. Нелепые плюшевые когти опасного и хищного плюшевого зайца, которого лучше не злить. - Кто у нас первый? - спрашивает Алый. - Тогда ты, - Алый кивает в сторону моего соседа. Голос у него злой. В другой ситуации ты его проигнорируешь. Но не сейчас. Розовый долго молчит, видно, что он растерян. - Ничего не могу вспомнить, - начинает мямлить он. - Ничего значимого. Тем более я не умею рассказывать. Алый смотрит на меня. - Что? - спрашиваю я. - Ты соврал мне? - Я всё сам прекрасно видел. - Тогда. Пусть. Твой. Друг. Постарается, - Алый говорит медленно, делая паузы между словами. Я смотрю на Розового и мне жаль. Жаль себя, если что-то пойдёт не так. Жаль Розового - он даже не представляет, что мне сейчас хочется с ним сделать. - Постарайся, - говорю я. Негромко. Я хочу, чтобы Розовый сделал всё так, как надо. - Ну что, ненаглядный? - цедит сквозь зубы Алый. Этот "ненаглядный" и есть самое опасное. Если бы он произнёс "давай, сволочь, выкладывай" или "я прострелю тебе голову, гнида" было бы не так страшно. А когда Алый, ласково и вкрадчиво говорит "ненаглядный" у меня бегут мурашки по телу. - Ну, в общем, не знаю. Не умею я рассказывать, - начинает Розовый. Он какое-то время мнётся, а потом начинает говорить. Его голос глохнет под душной маской - Это было, кажется, во втором классе. Родители часто ссорились и на время семейной перепалки отправляли меня пожить к бабушке, в частный дом. Бабушка у меня была тихой и молчаливой. Могла молчать целый день: только в начале дня пожелает доброго утра, да и пару раз в день спросит, не хочу ли я чего поесть. Меня это абсолютно устраивало - частный дом, делай что захочешь только не жги спички. Бабушка не любила, когда я играл со спичками рядом с домом, а уж в самом доме тем более. Дом ведь деревянный, случись что - проблем не оберёшься. Мне ещё нравилось ходить с бабушкой за покупками. Можно было выпросить чего-нибудь. Долго ныть, действовать пожилой женщине на нервы. Тогда бабушка молча шла и покупала мне игрушку или какую-нибудь красочную открытку. Ещё я любил детские журналы. Были в то время такие журналы для маленьких. С виниловыми пластинками. Как-то бабушка отказалась мне покупать этот журнал, и я затаил на неё обиду, а на следующий день пошёл и взял у неё из кошелька деньги. Я считал, что в таком количестве блестящих одинаковых монет бабушка сразу не обнаружит пропажу. Я эти деньги взял и решил подождать несколько дней, чтобы всё улеглось и уже потом, со спокойной душой, идти покупать журнал. На следующий день бабушка с самого утра вела себя как-то не так и уже к обеду, открыто, стала прочищать мне мозги. И так она умело это делала, что мне стало нестерпимо стыдно. Но признаться я не мог. Мне казалось, что если я признаюсь, то это будет означать, что я всегда был таким нехорошим. А я ведь не был таким. Я только один раз выкрал у бабушки деньги. Я молча стоял и смотрел в пол. Так я эти деньги не потратил, и не отдал. Сказал, что не знаю, кто брал. Но брать-то было больше некому, кроме меня. Потом я эти деньги потерял. Проходит почти минута молчания, когда мы понимаем, что Розовый закончил свою историю. Это не удивительно - его речь наполнена всевозможными паузами и хмыканьем, его голос дрожит, а слова из-за этого звучат совершенно иначе. - И что? - спрашивает Алый. - Ну, мне до сих пор стыдно. Кажется, бабушка с тех пор так и не простила меня. Я вспоминаю её холодный взгляд и молчание. Тишину, где, как бактерии в благодатной среде, распространяется стыд и страх. Становится холодно и гадко. Я замечаю, что Розовый начинает раскачиваться на стуле. Видно, что этот случай по-настоящему волнует его. Зря он его рассказал. Я ждал от него обычной истории. Блеклой и нелепой. Сегодня у нас плохой собеседник и хороший собеседник! Всё та же ролевая игра. Плюс двойное проникновение. Мужчина сзади, мужчина спереди. И не важно чем они проникают, словами или налитыми кровью членами. - Слушай, да ты просто идиот! - хрипит Алый. Розовый замолкает. На мгновение мне начинает казаться, что Розовый может сдаться. Тот всегда замолкает, когда обижается. Я так и слышу, как в его голове отбивает такт мысль - забыть и дождаться. Забыть и дождаться. Все мы чего-то тут ждём. Какого-то знака, и для каждого присутствующего этот знак особенный. Все мы тут исполняем свои роли. Вот ещё одна грань: толстяк-ботаник. Не самая лучшая ролевая модель для подражания. Когда тебе совсем немного лет, тебе приходится жить с родителями и выслушивать постоянные упрёки. И обязательно найдётся живущий поблизости толстяк-ботаник, которого будут тебе ставить в пример. Ты ничего против толстяков не имеешь, но чем дальше его нахваливают, тем скорее тебе хочется вырасти и уехать куда-нибудь. Или на крайний случай - убить его. Если у тебя есть сын и он постоянно сидит дома и учит уроки, то ты обязательно должна быть идеальным родителем или хотя бы стремиться к этому. Если твой ребёнок отлично учится, то это заслуга твоего воспитания, твоего старания и даже твоего собственного примера. У того толстяка мать библиотекарь. Она приносит ему с работы горы книг. Горы из аккуратно спрессованной бумаги, пропитанной в определённом порядке типографской краской. Миры, в которые толстяк уходит с головой. Очень хорошая интеллигентная семья, говорят тебе родители с придыханием, нам бы очень хотелось, чтобы вы дружили. Ты сжимаешь зубы и молча проглатываешь всё это - на неделе они придут к вам в гости. Трудно быть образцовой семьёй, когда твой муж поздно возвращается с завода уже пьяный. Когда он молча съедает ужин, выпивает за ужином стакан вина и идёт смотреть телевизор с бутылкой пива. Когда на твои возражения, он срывается на крик, бьет тебя, потом замечает, что ребёнок в соседней комнате учит уроки, чтобы порадовать папочку - папочка хвалит только за хорошие оценки. Тогда твой муж падает на колени и просит прощение, глядя тебе в глаза, глаза залитые слезами. Глядя на твоё лицо, раскрашенное в оттенки синего и красного. Он очень старательно просит прощение, поэтому ты прощаешь его ради своей семьи. Ради своего сына, которого все считают толстяком-ботаником и который учится только ради отца. Отца, который регулярно избивает его мать. А в доме напротив живёт маленький мальчик. Ты ничего о нём не знаешь. Не знаешь, каким взглядом он исподтишка смотрит на тебя, твою большую грудь, твою обтянутую узкой юбкой задницу, не знаешь, в каких позах он представляет тебя, теребя свой маленький комок плоти между ног. И уж точно не знаешь, как он ненавидит твоего сына. Оттого, что его постоянно ставят в пример, оттого, что ему постоянно приходится ровняться на человека, который ему неприятен. Просто сказать, что я тогда не любил Розового, значит, ничего не говорить. Я повторял его имя, его фамилию с той искренней ненавистью, с которой только мог повторять ребёнок. Несколько недель назад до, ты рассказываешь Валентину про Розового. В этом разговоре он не Розовый - ты называешь его по имени. Пока ещё не Розовый. И в пол уха выслушиваешь очередную версию Валентина о твоей жизни и какую роль в ней играет толстяк-ботаник. Попутно ты занят чтением старой брошюры по экстремальной кухне. Во всём есть ключевые моменты. В любой истории - ключевые люди. Представь себе историю без них и сразу всё встанет на свои места. Ещё есть ключевые места. Здания, парки, реки, озёра... Но есть тут один момент. Дом не сможет вас выдумать, дать вам жизнь. Ты ходишь между стройных рядов в супермаркете, заглядываешь на полки в поиске нужных тебе вещей, подбираешь в голове своё меню на сегодняшний вечер, утро, вечер завтрашнего дня. А на улице уже темно и холодно. Воображение рисует хлопья снега, падающие на белое, истоптанное тысячами ног, поле из трупиков таких же снежинок. Потом ты представляешь, как отстаиваешь очередь у кассы и выходишь на мороз. А там всё так, как ты представлял. Только ещё есть люди, много людей. Они куда-то идут, толкаются или просто стоят на месте и курят. Представлять себе мир намного легче, чем смириться с реальностью. Ты уже выходишь из супермаркета и тут замечаешь человека. Он стоит посреди бегающей и ревущей толпы, и растерянно смотрит по сторонам. Пройдёт время, и ты начнёшь понимать значимость того или иного момента из прошлого в твоей настоящей жизни. Но именно в тот самый момент ты, ничего не понимая, плавно перешагнёшь границу, отделяющую бытовую реальность от какой-то другой. Я смотрю на этого человека, и в голове у меня возникает странное ощущение, что всё, что когда-то было в моей жизни, все переживания и случаи - они кем-то придуманы. Мной или посторонним человеком. И я, как сложившийся взрослый человек, появляюсь только сейчас, в данной ключевой точке, во время того, как в первый раз увидел Валентина. Он стоит почти рядом и растерянно смотрит в никуда. На нём безразмерное пальто и какая-то нелепая меховая шапка. В одной руке у него прозрачный пакет с баночным пивом, вторую руку он прячет в оттопыренном кармане. Такой маленький и уставший, затерянный в своей одежде и толпе. Есть такие люди без возраста, которые и в сорок и в пятьдесят будут выглядеть молодо, лишь лапки морщин на лице и замученный взгляд будут выдавать их годы. Место таких людей не в нашей жизни, среди железобетона и больших супермаркетов, а в сказках с волшебными феями и болезненно худыми эльфами. Как ты отреагируешь, если к тебе подойдёт незнакомый мужчина и предложит выпить пива и познакомиться? А если этот мужчина ты? Какой ты ждёшь реакции? Ты делаешь глупость, подходишь и предлагаешь угостить его пивом в ближайшем баре, а он смотрит на тебя и на его лице появляется самая неожиданная реакция. - Ты?! - говорит он. - Мы разве знакомы? Он на мгновение теряется. - Нет... Возможно... Скорее всего обознался... - Я надеюсь, нет ничего плохо в моём предложении? - спрашиваешь ты. - Да нет, ничего страшного. Мне как раз совершенно нечего делать этим вечером. А потом ты сидишь за стойкой, смотришь, как выпивает этот человек и понимаешь, что произошло что-то необычное. Для тебя не свойственны подобные действия. Но в данный момент тебя не заботит эта странность, ты смотришь в грустные и загнанные глаза Валентина, расспрашиваешь его про жизнь. Силишься представить этого маленького человечка с женщиной, но у тебя никак не получается. Поэтому ты мучаешь его расспросами о его сексуальной жизни. - Были. Конечно, у меня были женщины, - торопливо говорит Валентин. Потом, ещё выпив, он рассказывает тебе про неудачную свадьбу, когда невеста сбегает от него буквально в день свадьбы. Звонит по телефону и сообщает, что уезжает в другую страну. Что брак будет её связывать в достижении поставленных целей. Какие цели? Их много, сейчас не время и не место говорить об этом. В общем, ей очень жаль. Потом она вешает трубку и слышен выстрел, разящий Валентина. - Но это было совсем давно, - говорит Валентин, глядя на свой бокал, - сейчас мне сорок и я уже её не помню. Сорок! Тебе казалось, что нет и тридцати. - А как же сейчас, - не унимаешься ты. - А сейчас я люблю одну очень милую девушку, но это безответная любовь. У меня с ней ничего не может быть. - Кто она? - Я тебе как-нибудь её покажу. - Почему ничего не может быть? - Потому что её нет. - Любви? - Красавицы! - Как ты её мне покажешь, когда её нет? - смеёшься ты. - Её можно увидеть, но для неё меня нет. Нет в том смысле, в котором я бы хотел, чтобы она меня воспринимала. Мои желания и её сознание, как две параллельные прямые - никогда не пересекутся. - Не стоит страдать из-за неразделённой любви, - говоришь ты. Тут я замечаю, что Алый уже давно смотрит на меня. - Что? – спрашиваю я. - У тебя есть, что мне рассказать? - Я тебя познакомил с идеальным Генератором, что ты ещё хочешь от меня? - Что-нибудь... этакое! Под маской комизма часто скрываются страсти и эмоции, но находится предатель, который всегда готов рассказать о нас больше, чем этого хочется. Голос. Голос у Алого холодный и не терпящий возражений. Человек в чёрном. Я слышу его шорох за своей спиной и поднимаю правую лапу в знак протеста. Сегодня у нас сцена с элементами насилия! Усталая актриса изображает сопротивление, а несколько мужиков, поигрывая своими мускулами, разрывают на ней скудную одежду. На женском лице безразличие - она тоже читала этот сценарий. - Вся моя жизнь одно большое "плохое", - говорю я. Когда происходит событие А, после события Б, то ты говоришь, что А случилось от того, что произошло Б. Но редко кто может предположить, что есть ещё один фактор, который может происходить в любом месте и в любое время, и который влияет вообще на всё. Я не так давно знаю Алого, но то, что я знаю одновременно и восхищает и пугает. Могу поспорить, что сумерки нашего «заячьего пространства» разрезают невидимые лучи инфракрасных веб-камер. Трансляция должна идти через все популярные сетевые порталы. Иначе смысл для Алого безвозвратно теряется. - Ты только представь, - говорю я. - Что если в жизни у меня не было ничего по-настоящему необычного? - Очень просто. Тогда я услышу историю, подобную предыдущей. - Поверь, я не могу рассказать то, что меня выставит в невыгодном свете. Я даже не смогу вспомнить. Всё это ожидание... Знаешь, у меня такое впечатление, что сотни глаз сейчас смотрят на меня и от того что я скажу, будет зависеть мой рейтинг... - Рейтинг? Ты жить хочешь, ненаглядный? Если снять с меня маску, то можно будет увидеть, как я натянуто улыбаюсь, превозмогая боль. Сами попробуйте улыбаться, после того как вас изобьют ногами, дадут пятиминутный перерыв, выкурив в сторонке сигарету и невозмутимо продолжат начатое дело, пока ваш внешний вид не будет похож на вид человека после десятого раунда с чемпионом мира в тяжёлом весе. Так что мой оскал никак нельзя назвать улыбкой. Им можно пугать детей. Но я всё равно улыбаюсь. Под маской. - Конечно хочу. Поэтому я тебе расскажу про что-то, что мне показалось противным. По-настоящему противным. - Валяй. Ещё в детстве я понял, кем хочу стать. Может это покажется странным, но решив в юном возрасте один раз, я больше не менял своего мнения. Выглядел я вполне симпатично: лет с пятнадцати я тщательно следил за своей внешностью, ходил в тренажёрный зал, регулярно потел в сауне. Так что препятствий для этого я не видел. Когда немного подрос - стал искать кастинги на съёмки. Это сейчас можно зайти в Интернет и наткнуться на объявления по набору, а раньше ничего такого не было. Либо ты знал тех людей, которые снимают полулюбительское порно, либо тебя замечал агент и делал нескромное предложение. У нас по городу ходили слухи о том, что кто-то, где-то, что-то снимает, и я стал расспрашивать своих знакомых. Все что-то об этом слышали, но никто ничего конкретно не знал. Потом появилась статья в местной газете, как совместными силами журналиста и милиции была раскрыта подпольная киностудия. В статье приводилась мутная фотография, которую я жадно разглядывал в надежде узнать знакомые лица. И тогда я решил встретиться с журналистом, написавшим эту статью. Я долго ошивался возле офиса, пока меня не познакомили с невысокой девушкой. На вид ей было лет девятнадцать, с обычной внешностью, непослушной копной коротких растрёпанных волос и маленькими глазками. Она их постоянно щурила, когда говорила, а говорила она очень быстро и много. - У меня совсем нет времени, - выпалила она, глядя куда-то мимо за меня. - Мне ещё надо статью вовремя сдать, так что говорите сразу по делу. - Я насчёт вашей статьи, о подпольной студии. - Ах это. Она сразу оживилась. - Скажите, ведь очень свежо звучит - подпольная киностудия. Что-то в этом есть такое бунтарское. Подпольная киностудия, подпольная типография. Сразу веет какой-то романтикой. Нонконформизмом. Борцы за свободное от предрассудков видео… - Но ведь статья была о работе милиции. Хорошие оперативники поймали негодяев. - Ну и что? Читайте между строк. Нас всё равно заставляют писать эту лабуду про доблестную милицию, ответственных начальников. А тут такое. - А вы сами как узнали об этом? - О чём? - О порностудии. - Да никак. Подошёл ко мне около института один тип. Предложил сняться за неплохие деньги в порно. Всё равно стипендия у вас маленькая, говорит. А так деньги будут. - Так вы ещё учитесь? - Почти закончила. Так вот, предложил мне сняться. Я подумала пару дней и испугалась. Просто страшно как-то стало, неизвестные люди будут на меня смотреть. А вдруг ещё фильм моим родителям попадёт? Позора не оберёшься. И тогда я решила в милицию обратиться. - А как же романтика свободного от предрассудков видео? - Романтика романтикой, а темы для статьи не легко даются. Правда, всё закончилось ничем. Выяснили, по какому адресу живёт владелец телефона, и вызвали наряд милиции. Приехали, а там никого. Пустая квартира. И телефон не отвечает. Опера поворчали и уехали. А мне что делать? Села и написала статью, потом согласовала с редактором и всё. В печать. - То есть ничего не было? - Совершенно. - А как же фотография? Там такая мутная фотография была. - Её я из какого-то журнала взяла. Уже не помню какого. Мне она так понравилась - резкость на минимуме, практически ничего не различить. Только тела какие-то. - Ну а телефон у вас остался? - Тот самый? Надо посмотреть. Я же вам говорю, звонили - не отвечает. - Всё равно. Может мне повезёт. - А вам он зачем? Я замялся. Придумывая, что сказать. - Вы тоже пишете? - Ну да. Но я только начинаю, редактор сказал приноси интересную статью, тогда и подумаем, чтобы в штат взять. Мне тема ваша понравилась, вот и решил расспросить. - Хорошо. Так и быть, подождите пару секунд. Она скрылась за дверью редакции, куда меня не пустили, и через какое-то время вышла с клочком бумажки. - Вот. Удачи вам. Думаю, рано или поздно я нашёл бы этого человека, просто переходя из одного ночного клуба в другой, из бара в бар. Я б так и сделал, если мне тогда не ответили. Сказать, что я был очень удивлён, когда на другом конце взяли трубку, значит вообще промолчать. Я наобум набрал этот номер и когда услышал "да, я слушаю", то в первые секунды не смог ничего вымолвить, а во рту моментально пересохло. - Я звонил по этому номеру не так давно, но у вас никто трубку не брал, - начал я. - Были небольшие проблемы, - сказал мне бесстрастный мужской голос на том конце провода. - Так вот, я по поводу кастинга. - Какого кастинга? - Ну, в фильм. Набора актёров. - А кто вам этот телефон дал? - Одна знакомая. - Она у нас работала? - Да. - Мы сейчас этим уже не занимаемся. Но если хотите попробовать, то позвоните по этому телефону. Только это очень далеко. В Ялте. Он продиктовал номер. - Если у вас хорошие данные, то мы рады будем пригласить вас на кастинг, - ответили мне на второй звонок. - А вы действительно в Ялте? - Да. - Тогда объясните мне, как вас найти. Не долго думая я взял отложенные на поездку на море деньги, собрался и купил билет на поезд. Вещей у меня было совсем ничего - всё уместилось в спортивной сумке. Плюс пакет с едой. Через пару дней на железнодорожном вокзале в Симферополе меня встретила женщина. На вид ей было лет сорок. Тётка неплохо сохранилась для своих лет. Думаю, в молодости она была довольно симпатичной, а сейчас просто нормальной и располневшей тёткой. Мы сели к ней в машину, вполне приличную "ауди", и поехали на побережье. Моё первое впечатление было, что я попал куда-нибудь на юг Италии или в Испанию. Я никогда не был в этих странах, но всегда завороженно смотрел по телевизору на пейзажи тех мест. Виноградники, оливковые рощи, горы и чарующий серпантин дорог. Тётка всё осматривала меня и задавала глупые вопросы про мою семью и дом. Мне совершенно не хотелось говорить об этом и поэтому я перебивал её, и начинал расспрашивать про съёмки, условия, оплату, какие у меня будут партнёрши и тому подобное. Она отвечала, что всё я увижу, когда приеду, а сейчас лучше мне рассказать про себя. Так мы проболтали почти час, пока машина мчалась по извилистым дорогам между полей с виноградниками и гор. Потом мы въехали в тот-самый-курортный-город, который мне совсем не понравился. Невысокие частные дома, назойливые туристы и единственное рукотворное украшение города - набережная. Она расползалась почти на всю длину города и напоминала центральную улицу небольшого города, на которой находятся все его достопримечательности. Машина остановилась у набережной на несколько минут, пока водитель бегал к лотку с прессой. Он быстро вернулся с увесистой пачкой газет, и мы поехали в центр города. Тётка управляла ночным клубом. Он находился довольно далеко от моря, такое небольшое старое здание, в котором раньше находился кинотеатр во времёна Советского Союза. Надо сказать, внутри было намного лучше, чем снаружи. - Тут у нас проходят закрытые вечеринки, - сказала тётка, проводя меня во внутрь. - Зачем это? - Они приносят дополнительный доход. Фильмы это одно, а на вечеринках ты общаешься с людьми, заводишь нужные знакомства. Практически все актёры начинают с этого. Я обошёл просторный зал, залез на сцену. Выглядело всё очень хорошо, но я боялся, что меня тут будут использовать исключительно в качестве хастлера. - Ты стриптиз когда-нибудь танцевал? - Нет, но могу попробовать. - Покажи мне что-нибудь пока ты на сцене. - Прямо так, без музыки? - Да. - Хорошо, сейчас попробую. Я представил, что танцую. Прошёлся вдоль сцены, сделал несколько движений бёдрами, изобразил, что расстёгиваю себе джинсы. - Неплохо. - Что? - Я говорю, неплохо выглядишь. Но придётся тебе поработать над собой. Как тебе тут? - Мне нравится. - Пойдём - покажу, где ты будешь жить. Мы вышли из клуба, перешли дорогу, небольшой мостик через какую-то речку, напоминающую открытый слив сточных вод и подошли к высокому забору. - Это мой дом, - сказала тётка, - тут ты поживёшь, пока не заработаешь на съёмную квартиру. Нам открыла молодая девушка, она взяла мою сумку, проводила до гостиной и закрыла за нами двери. Всё, что я видел в фильмах о том, как живут воротилы порнобизнеса, можно было выбросить из головы. Дом у этой тётки был дорогим, судя по золотым безделушкам, расставленным на каждом шагу. Но, по-видимому, сказывался возраст владельца - внутренний стиль смахивал на убранство прошлых веков. Казалось всё, что попадало сюда, становилось тяжёлым и тоскливым, толстые портьеры погружали комнаты в сумерки, а массивная мебель из тёмного дерева давила на психику. Я сейчас называю эту женщину тёткой, хотя тогда она представлялась мне, называла свои имя и фамилию. И тогда я помнил, как её зовут ещё какое-то время. Но потом я забыл. Память стёрла её имя, как ещё один кошмар и осталось только два её образа. Тогда, в полутьме, и когда я увидел её во второй раз. Когда я понял, что всё закончилось. - А теперь раздевайся и прыгай в постельку, - сказала она. Не то чтобы я очень удивился этому. Но это произошло так неожиданно, без малейших намёков и какого-нибудь флирта. А что я хотел услышать? Я приехал сюда ради траха, денег и славы. Приехал, не зная практически ничего и никого. Что ещё можно было хотеть от меня? Потом был секс. Такой, каким я не мог его представить до того момента. Всё, что тебе доставляет удовольствие, не может не быть красивым, считал я. Трудно представить в свои девятнадцать лет красивый секс с целлюлитом и свисающими по бокам жировыми складками, с бесформенной задницей и морщинами на женском лице, превращающими его в маску грустной куклы. Только темнота, сжалившись над тобой, наносит на всё это ретушь. Когда ты приближаешься и проводишь рукой по неестественно мягкому и влажному от пота телу, ты понимаешь, что это всё сон. Что не может случиться такого в обычной жизни. И только терпкий запах пота, смешанный с кричащими духами нашёптывает тебе о реальности всего происходящего. Можно сказать, что в тот момент я потерял девственность. Ну не ту самую девственность, что теряют в свой первый сексуальный опыт, а девственность в отношениях. Можно не уметь готовить и быть кухонным девственником, можно не уметь плавать и быть пловцом-девственником. В тот момент я понял, что жизнь не такая уж и красивая вещь, как это изображают в фильмах. Нужно воспринимать её такой, какая она есть, а не рисовать себе что-то очень красивое, в соответствии со своим пониманием красоты. Возможно, кто-то мог полюбить эту тётку, симпатичную для своего возраста, и для него она была бы самой милой и красивой, но в тот момент, когда я сидел в ванной и смывал с себя её едкий запах, я ревел как маленький ребёнок. Мой плач походил на отравление, когда тебя тошнит, и желудок уже давно пуст, а спазмы не переставая, сдавливают тебя. Я раз за разом зажмуривался, сжимал челюсти, мои слёзы сливались со струйками тёплой воды, а коленки тряслись. И мне казалось, что совсем немного, и я поскользнусь и вывалюсь из ванной на белоснежный кафель. - Очень хорошо. Очень! - тянет Алый. - Не перебивай, я ещё не закончил. - Даже так? - Только не надо меня перебивать. Ещё немного и острый конец крючка охотника навсегда вонзится в плоть жертвы. Идеальный половой акт - это когда ни один из участников до конца не уверен, кто кого трахает. Свернувшись на дне огромной ванной я беззвучно ревел, успокаивался на короткое время и опять трясся от плача, зажимая себе рот рукой, чтобы никто этого не услышал сквозь шум падающей воды. Сейчас я думаю, что если бы тётка услышала меня, то ничего бы не изменилось. Мне кажется, она был готова к этому. Через дверь я слышал, как она, придавая своему голосу нежность, звала меня, говорила, как хочет меня. А я, с покрасневшим лицом, весь в слюнях и соплях, смотрел выпученными красными глазами на своё отражение в зеркале и трясся от приступов плача. Прошло минут пятнадцать, я успокоился, умылся и вышел из ванной. Сказал, что очень устал и хотел бы отдохнуть с дороги, но готов возобновить наше знакомство ближе к вечеру. Тогда тётка встала, поцеловала меня, лениво проследовала в душ, плескалась там какое-то время, после оделась и ушла в клуб оставив меня одного. Мне хотелось есть. Многие после стресса не могут даже на еду смотреть, а у меня просыпается зверский аппетит. Я перекусил холодным мясом, которое я нашёл в холодильнике, засунул пакет с молоком в сумку, оделся и вернулся по памяти на набережную. Там я заходил в клубы и спрашивал про работу. Я был готов на всё: мойку посуды, уборку помещений, поливку цветов и стрижку газонов. Но везде мне отказывали - конец сезона, прибыли шли на спад и никому не требовались новые работники. Я уже почти отчаялся, когда зашёл в "Розовый Фламинго". Администратор меланхолично посмотрел на меня стеклянными накуренными глазами и спросил, что я умею делать. Я перечислил мой список "примитивных профессий". - Нет, - сказал он, - ничего такого нам не нужно. Может что-то ещё, ты умеешь делать? Я подумал и сказал, что возможно я могу работать барменом или вышибалой, на что он рассмеялся. - Бармен у нас уже есть, а вышибала из тебя никакой. Разве что ты своим видом будешь выманивать, а не выгонять людей. Я совсем поник и уже направился к выходу, когда услышал: - Эй, хлопец, а не хочешь играть на саксофоне? - На саксофоне? Но я никогда не играл на нём, да и слуха у меня нет. - Ничего, - казалось, это его забавляло, - будешь раздувать щёки и делать вид, что играешь. А потом и сам чему-нибудь научишься. Ну-ка надуй щёки. Я сделал, как он просил. - Отлично. Наш саксофонист запил, и мы его выгнали. А какой хороший оркестр без сакса? Правильно, только херовый. Нет саксофона - нет романтики. Люди перестанут к нам ходить и буду говорить другим, что место тут говно и саксофониста нет. Так что тебе повезло, хлопец. - Вы серьёзно? А как же звук? - У нас есть машинка. Компутер. Он и без тебя хорошо сыграет, ты только щёки раздувай старательно. Надеюсь, для тебя ничего сложно в этом нет. В ту ночь я спал в клубе. К тётке я больше не возвращался, а вопрос карьеры отошёл на задний план. Тогда мне казалось, что я неплохо выкрутился и стоит мне немного отдохнуть от всех стрессов, как я смогу запросто продолжить попытки влится в стройные силиконо-раздутые, загорелые ряды порнобизнеса. Изо дня в день у меня получалось изображать игру на саксофоне всё лучше и лучше. Знаете, если без тренировок начинаешь дуть с большой силой, то начинает голова болеть. И ещё щёки. К вечеру перестаёшь их чувствовать и начинает казаться, что ещё немного и ты станешь похож на бульдога. Если ты этим занимаешься постоянно, то через неделю боль проходит, щёки привыкают и ты уже не бульдог, а профессиональный эрзац саксофониста. Набравшись смелости, ты иногда выдаёшь какие-нибудь звуки. В начале это звучит ужасно и совсем не к месту, но ты учишься и уже к середине второй недели ты это делаешь довольно сносно. Кроме репетиций ты практически больше ничем не занимаешься. Разве что ешь вместе с персоналом на кухне, отсыпаешься до обеда после весёлой ночи, иногда выпиваешь, купаешься в море и загораешь, разглядывая красоток на пляже. Потом тебе уже не так сложно жить чужой жизнью, но тебя никак не покидает чувство, что это всё сон. Вот сейчас ты проснёшься и окажешься у себя в квартире. Но такого не происходит - ты просыпаешься к обеду в каморке обклеенной старыми афишами, идёшь чего-нибудь перекусить и потом уже загорать. Купаешься ты немного, только для того, чтобы загар лучше "приставал". Дней через пять ты обгораешь - крема для загара у тебя нет, и тратить деньги на него совершенно не хочется. Избавляешься как змея от шелушащейся кожи и снова темнеешь от яркого солнца. Но теперь уже твоя кожа ближе к шоколадной, волосы на голове выгорают, приобретая причудливый оттенок, а мускулы на ногах и руках начинают округляться – где-то ты откапал пару ржавых гантелей и теперь в любое свободное время машешь ими, нагружая свои мышцы. Ты идёшь между столиков и с удовольствием ловишь чьи-то взгляды, подмигивания. Администратор смеётся и предлагает выпускать меня вечером перед "Фламинго", чтобы я ходил и зазывал к нам посетителей. Он предлагает мне брать с собой саксофон - так романтичнее. Мы поднимем прибыль, говорит он. Ты будешь иметь бешеный успех. Скоро он начнёт меня продавать, звучит у меня в голове. Что мне это даст? В "Розовом Фламинго" можно посмотреть стриптиз. Качественный, профессиональный стриптиз. Наступает вечер и девушки предлагают насладиться видом своих красивых стройных тел, сменяя друг друга в бесконечной веренице общих и приватных танцев. Каждая выдумывает себе имидж, выбирает музыку, под которую она будет танцевать, подбирает одежду и аксессуары. За всё время работы во "Фламинго" я присутствовал на нескольких кастингах на стриптиз. Девушки приходили и рассказывали о себе. Те, что опытнее, приносили с собой диски с музыкой. Каждая танцевала пару минут перед администратором, хозяином клуба и барменом. Иногда приходили ещё люди, которых я не знал. Они болтали с хозяином и громко обсуждали те или иные достоинства танцовщиц. Если девушку решали принять, то администратор спрашивал, есть ли у неё свой номер. Если девушка говорила, что нет, то ей давали пару дней, для того чтобы она что-то придумала. - Ничего у неё не выйдет, - как-то сказала наша постоянная танцовщица, во время одного из кастингов. Она стояла рядом со мной, и я машинально переспросил: - Что? - Она симпатичная, хорошие сиськи, неплохая задница. Но совершенно тупая. Девушка, о которой шла речь в этот момент вертелась на шесте, а наш бармен подбадривал её комплиментами. - Откуда ты знаешь? - Ты только посмотри ей в глаза, там ничего нет. - Разве для стриптиза нужен ум? - А как ты думал. Пойдём красавчик, угостишь меня кофе, а я тебе расскажу про стриптиз. Тебе интересно? - Ещё как! Мы прошли на кухню и попросили у работавшей там девушки налить нам кофе. - Ты давно тут работаешь? - спросил я. - Уже около года. Считается, что это достаточный срок, чтобы научиться всему в стриптизе. - Ну и как тебе? - Нормально. По началу было сложно. Научиться танцевать и раздеваться это всего лишь пол дела. Получалось так, что я ничего не знала о различных уловках. Думаю, тут главное подружиться с кем-нибудь опытным в самом начале своей карьеры. Найти своего наставника. Знаешь, мне до сих пор становится жутко, когда вспоминаю свои первые дни. Год назад клуб не был таким популярным, девушек принимали всех подряд, так что приходили сюда такие же неопытные, как и я. С желанием раздеться, немного потанцевать и получить за это свои деньги. В первый же день меня усадили и показали, как двигаться на шесте, как правильно его обхватывать бёдрами и висеть вверх ногами, как говорить с клиентами. Когда парень приходит в клуб, большинство девочек подходят к нему и спрашивают хочет он заказать танец или нет. Это последнее, что нужно делать. Надо быть представительной, понравится ему. Показать, что тебе он интересен. Это основное. Ещё надо договориться с официанткой, чтобы она наливала простую воду в твой стакан и крепкий алкоголь для парня, и повторяла заказ на спиртное, пока я сижу с ним. Пусть он напьётся. Если парень говорит, что не знает, хочет ли он танец, надо оставаться и договориться с ним на несколько песен. Потом, когда он, наконец, попросит танец, я смогу выставить ему счёт за все песни: за ту, когда я действительно танцевала и за те, когда я просто сидела с ним и болтала. К тому времени он обычно уже покупает для меня несколько бокалов с водой, за каждый из которых я получала чаевые от официантов. Понимаешь, здесь не реальная жизнь. Эта игра, одна большая игра в мозгоёбство. Если ты угадываешь настроение других людей и можешь догадаться, о чём они думают и с кем хотят сейчас поговорить, ты можешь получить выигрыш. Ты не можешь манипулировать собой в душе, но здесь ты можешь притворяться. - Ничего себе. Я и не знал, сколько тут всего, - сказал я. - Это только капля в море. В нашей профессии всё должно быть точным: как я укладываю волосы, какой костюм одеваю, какую обувь выбираю, как я загораю. Например, многие делают большую ошибку, становясь слишком загорелыми. Стриптизёрши создают фантазию, поэтому в этой фантазии всё должно быть идеальным. Ободранный маникюр или потрёпанные туфли могут разрушить их иллюзии. Главное не скатиться и удержаться в этом эмоциональном вихре, которым становится твоя жизнь. Мы допили кофе, и я ещё задал ей пару ничего не значащих вопросов. Она непринуждённо рассказывала о своей жизни и мне казалось, что это могло длиться бесконечно. - Ты знаешь, тут совсем не с кем поговорить. Вокруг столько народа, но все они какие-то тормознутые и закрытые, - говорила она. - А я так люблю поболтать. Ты ведь совсем недавно в клубе. Что ты тут делаешь? Только не говори, что приехал играть на саксофоне. Я же знаю про фонограмму. - Если я тебе расскажу, ты не поверишь. - Я попробую. - Я приехал сюда сниматься в порно. Она засмеялась. - И ты тоже? Хочешь я тебе раскрою страшную, мать её, тайну? Я смотрю, ты тут мало с кем общаешься, это зря. Половина персонала клубов в городе попадают сюда таким же образом. Она похлопала меня по плечу. - Ничего страшного. По крайней мере, тебе не пришлось работать посудомойщиком или садовником. Им намного хуже приходится. Ты приехал к... Тут она назвала ту самую тётку. - Откуда ты знаешь? - Да она тут единственный человек, который заправляет такими делами. Так что если кто-то приехал сниматься, то это определённо к ней. Ну ладно, не смотри на меня так. Я ведь тоже сюда попала год назад не для того, чтобы стриптиз танцевать. В то время я подрабатывала манекенщицей и меня пригласил на фотосессию один знакомый фотограф. Проживание и проезд были за его счёт, так что я подумала, а почему бы не съездить на курорт за чей-то счёт. До этого я пробовала себя в лёгкой эротике и думала что знаю, как это выглядит. Приоткрой грудь, попку и тому подобное дерьмо. А тут меня пригласили на студию, где было полно народа. Вначале усадили перед зеркалом, и гримёр немного поработала со мной. Когда с лицом всё было готово, все уставились на меня в ожидании. Я не знала, что конкретно от меня хотят, поэтому просто стояла, ощущая себя неуютно в образе, созданном для меня гримёром. В конце концов, фотограф отвел меня в сторону. Ладно, вот что мне нужно от тебя, сказал он. Отведи плечи назад, выставь бедро, и напряги мускулы, как только сможешь. Потом он поставил меня на четвереньки, для съемок задницы, и попросил посмотреть назад через плечо на камеру. Но так как в этой позиции моя голова выглядела слишком маленькой по сравнению с задницей, он попросил меня изогнуть тело так, чтобы моя голова и попка были на одном расстоянии от камеры, и обе были в фокусе. Это было большим испытанием - выглядеть сексуальной и расслабленной, крутя телом в неудобных позах, которые от меня требовали. Даже для того, чтобы выполнить простую позу вроде взгляда назад из-за плеча на камеру, я выгибалась так сильно, что поясницу схватывала судорога. Когда я сейчас смотрю на фотографии, которые получились тогда, мне понятно, что та сексуальная гримаска, которую я выдаю на камеру, на самом деле просто плохо замаскированная гримаса боли. После нескольких снимков меня попросили снять остальную одежду. Я привыкла показывать людям свою грудь, но не всё остальное. Я почувствовал себя очень неловко. Как только я разделась, фотограф попросил меня встать в позу "подруги невесты". Что, это такое, спросила я. Я не могла себе представить, что это может означать. Поэтому мой друг повел меня в гримерную. Там он рассказала мне о значении таких терминов как "подружка невесты", "ковбой", "ковбой наоборот", "стойка ковбоя", "дамское седло", "собачка", "грязная собачка", "ножницы", "шестьдесят девять", "стойка шестьдесят девять", "отсос", "отсос наоборот", "тачка" и "горячие взбитые сливки с розовой вишенкой сверху", большинство из которых, к счастью, мне не нужно было запоминать, потому что они требовали партнера. Как только я справилась со всей обязательной программой, фотограф захотел "большой раскол". Быть голой нелегко, но раздвигать ноги - еще хуже. Я не представляла, что будет так страшно сидеть с раздвинутыми ногами в ярко освещенной комнате, заполненной одетыми людьми. Они мне что-то кричали, но я не могла понять, чего они хотят, пока не решилась спросить. Они объяснили, что хотят "шире". Дальше было еще хуже. Ладно, сказал фотограф, теперь покажи мне розовое! О чем вы говорите? Ты должна раздвинуть свои губки примерно вот так. Он опустил два пальца вниз и медленно развел их. Я не могла. Факт демонстрации моих внутренностей перед незнакомцами был настолько для меня ужасен, что я вместо раздвигания губ пальцами, наоборот пыталась их прикрывать. Подобное было в первый раз, фотографом был неизвестный парень, и он был настолько молчалив, что я не могла понять делаю ли я все так, как он хочет, или я все порчу. Я ужасно хотела ему понравиться, но он говорил мне только "шире", "раздвинь немного шире", "оттяни немного вверх". Мы проработали семь часов. Я поклялась себе, что в следующий раз покажу им так много "розового", что они подумают - это восход солнца. Но второй день наших съемок был еще ужаснее: мы снимали на открытом воздухе. Мы выбрали неплохое место с красивым видом, разложили одеяло, я скинула одежду и пыталась быстро вспоминать позы, поскольку в любую секунду мог появиться случайный турист или милиция. Скоро рядом с нами собралась целая толпа, из-за которой я не могла показать "розового" больше, чем днем раньше. К концу вечера я стала психовать и у меня случился нервный срыв. Я постоянно кричала на всех и мне уже совсем не хотелось понравиться фотографу. На этом моя карьера фотомодели закончилась. Мой приятель отпечатал пачку удачных фотографий, которые получились после двух дней фотосессии и вручил мне со словами о том, что больше не собирается платить за моё проживание. Мне стало обидно, что на этом всё и закончится. Тут было так замечательно, поэтому я пошла в первый попавшийся клуб и предложила себя в качестве стриптизерши. Потом мы ещё какое-то время поболтали и разошлись. Я в общий зал, а она в гримёрную, перед очередным представлением. Бурные вечера и ночи сменялись сонными днями. Неизменный "день сурка" теперь разбавлялся болтовнёй с моей новой знакомой. Мы могли часами болтать на пляже о людях, моде и фильмах. Постоянно спорили что лучше. - По-моему самый лучший фильм, это "Кафе "Плоть"" Ринса Дрима. Такой красивый и полный мрачной сексуальности, - говорила она. - Нет, для меня он слишком тоскливый. Это же надо связать ядерную катастрофу и секс! И вообще, как девушке может что-то подобное нравиться? Мне казалось, тебе будет нравиться что-то типа "Ненасытной" Годфри Дэниэлс. - Фу, там нет ничего интересного. - Тогда, наверное, "Латекс" Майкла Нина или "Ночные прогулки" Эндрю Блэйка. - А вот это уже лучше, - соглашалась она. После выкуренного совместно косяка моя новая подруга могла рассказать что-нибудь любопытное. Например, всевозможные силиконовые игрушки после съёмок надо обязательно промыть алкоголем. Некоторые предпочитают химию, но после химии фаллоимитатор или дилдо надо ещё раз тщательно промыть, чтобы потом не случилось раздражения. Куча заморочек, говорила она морщась. Можно мыть простой горячей водой, но остаётся запах. Запах ничем не смоешь, кроме химии или алкоголя. Подходила к концу третья неделя моего пребывания в клубе, когда я познакомился с очень красивой девушкой. Рано или поздно это должно было случиться - мне уже начинало надоедать дрочить в своей каморке, а на дам в возрасте у меня выработалось стойкое отвращение. Оставалась только моя знакомая стриптизёрша. Но с ней мы даже не намекали на то, что неплохо бы заняться сексом - никому не хотелось трахать друзей. Когда ты весь день чем-нибудь занимаешься, бегаешь, купаешься, общаешься с кучей людей, выступаешь, очень приятно придти к себе, выпить немного терпкого южного вина и подрочить. Просто так, ни о чём не думая. Чтобы расслабиться. Потом в голову приходят мысли, что если я хочу сниматься в порно, то тренировки мне всё равно необходимы и я начинаю искать "самую лучшую девушку на свете". Она, как и все, кто со мной знакомиться - приезжая. Очень красивая. Высокая, милое лицо, длинные ноги и аккуратные выпуклости там, где надо. Помнится, я тогда подумал - у меня никогда не было таких милых девушек и, наверное, никогда и не будет. Но общаться с ней оказалось очень легко. Она постоянно улыбалась, звонко смеялась над моими шутками и строила глазки. Мы болтались на пляже и дурачились, а когда пришло время идти в клуб, я не стал её звать с собой. Мне неожиданно захотелось, чтобы наши отношения были особенными, не такими как со всеми. Чтобы всё развивалось не по накатанному сценарию, а как-то иначе. Приглашения в клуб для меня стали своего рода стандартными фразами при разговоре с ничего не значащими людьми. Типа привет, пока, как дела, не зайдёшь во "Фламинго" посмотреть, как я играю на саксе и тому подобное. В этом случае мне хотелось сделать чего-нибудь особенное, необычное. И я договорился встретиться с ней на этом пляже назавтра. - Можно мне выйти? - спрашивает Розовый. Я замолкаю. - Я серьёзно, уже не могу терпеть. - Блядь, я убью тебя прямо на месте! – рычит Алый. - Тогда у тебя будет труп в луже мочи, - осторожно говорю я, - Не самый лучший расклад. Алый молчит и о чём-то думает. - Хорошо, отведи его, - он кивает человеку за моей спиной. Тот подходит к Розовому, дожидается пока он встанет, и они вместе уходят в темноту, куда не доходит свет от слабой лампочки под потолком. Мы какое-то время сидим в тишине. - Ну, ты её трахнул? - прерывает молчание Алый. - Я как раз собирался дойти до этого момента. - Мне уже не интересно, что ты там расскажешь. Это длится слишком долго. Я хочу услышать ответ на свой вопрос. - Да, трахнул. - Хорошо. - Тебе не интересно, что я тебе хотел рассказать? Не хочешь услышать моё "по настоящему отвратительное"? - Я уже много услышал. - Но ты не услышал самого главного. - Давай, только быстро и коротко. - Это будет не интересно. - Мне всё равно. - Хорошо. В это момент возвращается Розовый, он без маски на голове и он смотрит на меня. В принципе я уже читал этот сценарий, только отмечаю, что он один и что всё идёт как надо. Он подходит к столу и садится. В руках у него та самая маска, Розовый смотрит на нее, а потом поднимает глаза на Алого. Наступает тот-самый-момент. Розовый ждёт Знака, Алый ждёт Знака. А мне хочется разорваться. - Одень маску, - говорит Алый. Розовый смотрит на него и ничего не делает, обе его руки скрыты под маской. - Ты никогда не задумывался, почему люди любят смотреть передачи о животных? - спрашивает меня Валентин. - Возможно, ты решишь, что обществу нравится смотреть на зверей потому, что они напоминают нам нас, со всеми нашими пороками и изъянами. Что мы не так одиноки в своей повседневной человечности. Сейчас мы в такси. Такое случается, когда в один прекрасный день к тебе приходит знакомый и предлагает куда-то поехать. Смысла в этом нет, как и во всём, что с тобой происходит. Поэтому ты соглашаешься. - Помнишь, что я тебе обещал показать, - говорит он. - Познакомить с человеком, в чьей жизни меня совершенно нет. - Да, - говоришь ты, но ничего не помнишь. В твоей памяти этого нет по одной простой причине - тебе нет никакого дела до статистики. Вещах, вращающихся на периферии твоего сознания. - Пришло время, - говорит Валентин. - Ты мне нужен. - Почему сегодня? Совершенно не хочется никуда ехать, а тем более с кем-то знакомится. Валентин смотрит мне в глаза и тихо произносит: - Ты не пожалеешь. Кажется, что он о чём-то умалчивает. О том, чего тебе лучше не знать. - Ты только послушай, - говорит Валентин и начинает зачитывать с клочка бумаги. Теперь ты в такси, машина несётся куда-то и Валентин возбуждённо делится с тобой своей теорией. - Я считаю, что все любят смотреть передачи о диких животных из-за того, что мир животных делится на две части, на хищников и жертв. Нас завораживает смотреть на то, как хищник выискивает, преследует и атакует жертву. Каждый, кто смотрит подобные фильмы, ждёт именно этих моментов. Длинной цепочки действий, которые приводят к самому важному в жизни. К пожиранию. А теперь представь, что ты в праве раздавать людям роли. Роли хищников и жертв. Что ты будешь делать? В какой момент пресытишься? - Только эти две роли? - Конечно нет. Но через какое-то время все отношения и процессы начинают сводиться к этим двум ролям. Так что не имеет значение, какую ты выбрал роль в самом начале. Главное, кем ты окажешься, когда приедешь в свой конечный пункт - хищником или жертвой. - Приехали, - говорит таксист и называет сумму. Мы в городском парке. Место, где бегают от инфаркта старики, выгуливаются собаки и целуются влюблённые парочки, пребывающие в своих кратковременных иллюзиях. - Нам сюда, - Валентин тянет меня в сторону фонтана. Сейчас полдень и солнечный свет, переливаясь в пенных струях фонтана, взрывается яркими брызгами. У фонтана девушка. Яркая, рыжая с осиной талией и женственными бёдрами, она кормит птиц, огонь её волос обжигает взгляд. Девушка поворачивается и смотрит на нас. Возможно, у безумцев с влюблёнными есть одна общая черта. У каждого сумасшедшего есть свои ОНИ, фантомы, доводящие его до состояния безумия, в котором он пребывает. У влюблённого всегда есть ОНА. - Мне кажется, когда что-то создаёшь: рисуешь, придумываешь, строишь, ты всегда задаёшься вопросом – что это тебе даст. Не только простая тяга к созданию движет всеми нами, но ещё и этот вопрос. Что ты получишь от своего произведения? - говорит Валентин через несколько дне, после моего знакомства с НЕЙ. - Ты когда-нибудь что-то создавал? - Возможно. - А если я тебе скажу, что вначале я придумал себе знакомого, с какими-то странностями, комплексами, бредовыми идеями, а потом я познакомился с тобой. - Не говори никому, тебя неправильно поймут. Ты же натурал, – смеётся Валентин. – К тому же это я тебя придумал. - Ты нихрена мне не поверишь, - говорит он. - Я уже и себе не всегда верю. - Без дураков. Верят ли нарисованные предметы в тех, кто их нарисовал? - Возьми это. Он протягивает мне измятый старый журнал. У меня такое впечатление, что мне не надо этого делать. - Ты ведь догадываешься? - спрашивает он. - Нет! Мы пьяны, накурены и не знаем что творим. На сегодняшний день жизнь удалась и мы её прожигаем. Что чувствует скульптура, когда смотрит на скульптора? - Смотри! - говорит он и меня пугают его глаза. - Сколько мы выкурили? Журнал совсем затасканный, весь в пятнах. Я разворачиваю его и вижу, что это комиксы. - Сколько мы выпили? - Это не важно. На обложке девушка. С гипертрофированными формами и порочной улыбкой. - Скажи мне, ты ведь догадываешься? - О чём? - Когда ты тогда подошёл ко мне, ты ведь уже понимал? - Что? Валентин это называет жёсткой профилактикой от кратковременной депрессии. После каждой встречи с Авророй у него кризис. Я не совсем понимаю в этот момент, что он мне хочет сказать, но мне становится страшно. Какие чувства испытывает сдобная булка к пекарю? С обложки на меня смотрит бульварный вариант Авроры. - Поразительно, но она похожа на ту твою знакомую, - говорю я. - Очень похожа. На лице нарисованной Авроры три слезы под левым глазом. - Представляешь, найти в малоизвестных комиксах рисунок человека, которого ты знаешь! Я переворачиваю страницу. Молодой человек в костюме средних веков стоит перед Авророй и принимает из её рук сияющее кольцо. - Это её дар, - говорит Валентин. - Его можно использовать во благо, либо он станет проклятием. Парня зовут Дориан Ашока. - Ужасное имя. - Дориан Ашока из Нью-Йорка. - Какого Нью-Йорка? Во времена, когда носили такие костюмы, Нью-Йорка ещё не было. - Это не важно. Вся история - метафора. Тут Нью-Йорк выступает в роли Вечного города, в котором сошлись в битве ангелы и демоны. А между ними Дориан Ашока со своим могуществом. Он использует полученный дар в своих бытовых целях и его совсем не интересует война между добром и злом. Он вне этого. В то же время ему нравится ходить по острию лезвия. Лицо Дориана прикрывает широкополая шляпа, видна только улыбка. На следующей картинке Дориан поднимает голову и уже видно лицо полностью. Я захлопываю журнал. Я уже достаточно увидел. - Только я встретил Аврору после, - говорит Валентин, - После того, как прочёл этот журнал. Я очень хотел её встретить в жизни. Мы под кайфом и не отдаём отчёт что делаем и что говорим. - А вдруг я её выдумал, - шепчет он. - Это ОНА, - говорит Валентин тогда, в день нашего знакомства с Авророй. Он машет рыжеволосой красавице у фонтана, а она улыбается в ответ. - Аврора, - представляет он её. - Богиня утренней зари? - шучу я. - Каждый раз, когда я думал, что я мертв, мои мысли были о тебе, - цитируя, подыгрывает мне Валентин. Она смеётся. - Просто Аврора. Потом они о чём-то разговаривают. За шумом фонтана мало что слышно. Губы Валентина почти касаются её уха, она улыбается и что-то говорит ему. Я смотрю и не могу оторвать от них взгляд. Смотрю, как Аврора на мгновение прищуривает глаза, потом складывает губы в улыбке, сейчас она что-то говорит, изображает удивление, снова улыбается и косится на меня. Я какое-то время хожу вокруг фонтана, пытаясь думать о чём-то отвлечённом. Думаю о фантомах безумия, о серых голубях, что снуют у меня под ногами. Через какое-то время мучение заканчивается и мне уже не надо делать вид, что я невозмутим и приветлив. Валентин подходит ко мне один, и я понимаю, что все, что ему нужно было от меня - закончилось. Я смотрю сквозь пену на Аврору, ловлю её взгляд и киваю. Она тоже прощается со мной. И в эту самую секунду я понимаешь, что что-то произошло. Я отвожу взгляд и иду дальше по аллее. А в голове крутится бесформенная мысль-фантом, у которой нет чётких границ и смысла. Только какие-то побуждения к действиям. Я ничего не говорю Валентину, потому что начни я что-то говорить - он сразу поймёт все мои мысли лучше меня самого. На вопрос "как она тебе?" я говорю "терпимо", "нормально" или "у тебя неплохой вкус", потому что боюсь смутить или обидеть его своими ответами. Своим восхищением. И тут у меня возникает такое чувство, что я что-то потерял. Рано или поздно всех нас ждёт депрессия. - Мне кажется, что я сел и всё выдумал, - говорит мне Валентин. Он подавлен. - В тот день мне было тоскливо и ужасно одиноко. Когда понимаешь, что никуда не деться от себя и ничего неожиданного в твоей жизни не случится, становится невыносимо от собственного существования. Я просматривал рисунки этого распроклятого Линснера и мечтал о ней. Я постепенно надирался и предавался фантазиям глядя в потолок. А потом пошёл в этот парк и встретил её. Она гуляла и кормила птиц. Я был настолько поражён, что не смог заговорить с ней ни о чём определённом. Меня хватило только на то, чтобы познакомиться и пообщаться на отвлеченные темы. Вскоре она ушла. На следующий день мы снова встретились. Если быть честным, то я так и не знаю, откуда она. Мне страшно это делать. Есть такие вещи, на которые ты знаешь ответы и от этого тебе ещё страшнее услышать их. Через пару дней я пригласил Аврору на свидание. Алый поворачивается ко мне. - Я хочу знать окончание твоей истории. - Минуту назад ты говорил, что тебе всё равно. - Я передумал, - он кивает на Розового, - Из-за него. - Я тоже передумал, - говорю я. - Причина? - Его маска. Вся чёртова причина в ней. Мне жарко и я задыхаюсь. Я тоже хочу избавиться от своей маски. Но я терплю. - Я тебе признателен. - А он? - Что он? - Блядь, мне обидно, когда какой-то урод делает что-то, что я сам хочу сделать. А я смотрю на это и не могу сделать! - я перехожу на крик. Мы все тут немного устали от этого фарса. От этого театра Но, где без единой эмоции на лице разыгрываются страсти. Только вместо эмоций мы используем слова и истории. - Я хочу услышать окончание, ненаглядный. - Не делай вид, что не понимаешь меня! Я тянусь руками к маске и теряю из вида Алого, а когда снова поднимаю на него глаза, то смотрю прямиком в чёрную бездну дула. Маленькое круглое отверстие. За отверстием ствол, рукоятка и сжимающая её красная лапа с большими плюшевыми когтями. Ты никогда не разбирался в пистолетах, так что не можешь назвать модель. Но когда на тебя наставлен пистолет, самая последняя мысль, которая может придти тебе в голову - пуля какого калибра разнесёт твои мозги. - А теперь ты расскажешь мне всё, что я хочу услышать, - говорит Алый. - И ещё одно условие. Ты будешь сидеть очень тихо, в этой самой маске. Сегодня у нас в крупном кадре взят большой, накачанный силиконом, член. Он направлен в красивое лицо актрисы. Ещё мгновение и он выстрелит. По-английски момент съёмок и выстрел звучат одинаково - shooting. Девушка зажмуривается - только не в глаза! За кадром слышны стоны. - Хочу напомнить, что эта история про самый неприятный момент, который я помню в жизни. А самые неприятные моменты бывают только тогда, когда бывает очень хорошо. После того как уже по настоящему плохо, не может быть ещё хуже. Бывает просто плохо. А тут как раз было всё почти идеально. Я совсем забыл про то, как меня использовали, встречался с красивой девушкой и проводил с ней всё своё свободное время на пляже. Мы болтали о всяких глупостях, рассказывали друг другу о себе, дурачились. Вместе завтракали, обедали, напивались лёгким вином и занимались любовью. Это было самое восхитительное время в моей, не такой уж и большой, жизни. Заниматься любовь с человеком, который тебе безумно нравится. Казалось, мы не сможем никогда надоесть друг другу. Могу поспорить, так бы оно и было. Я знал, что долго моё безмятежное существование продолжаться просто не могло. Слишком всё получалось замечательно. В один прекрасный вечер она пригласила меня к себе на квартиру. Она жила вдвоём с подругой - девушки снимали дешёвую однокомнатную квартиру довольно далеко от берега. Чтобы добраться до моря, надо было идти минут сорок. Это не так уж и мало, когда ты возвращаешься домой усталый, после купания. Так что они уходили утром на пляж, весь день проводили где-нибудь около берега, а только к вечеру возвращались домой. Дом находился в самом захолустном районе, который отличался от других своими многоэтажками. Сказать начистоту - высотки тут были совершенно не к месту. Они выглядели как какой-то нарыв на безупречном лице. В этом городке, где самым высоким жилым зданием был трёхэтажное здание кинотеатра, а все остальные высотки были отелями, гармонично вписывающиеся в местный ландшафт, многоэтажки из восьмидесятых ужасали своей топорностью. Им место было в каком-нибудь городе на севере, в районе новостроек, а не тут на курорте. От ветров, времени и солёного воздуха они покрылись паутиной чёрных пятен и трещин. Поблекли, превратились в морщинистых старцев. В одном из таких домов девушки снимали себе квартиру. В тот вечер её подруга собиралась оставаться у нового знакомого, а я был приглашен на романтический вечер. После концерта, глубокой ночью я пришёл к ней на квартиру, и мы часа два лежали в тёплой ванне при свечах, смакуя коньяк и любуясь отражением свеч, мерцающим в наших глазах. После секса я вздремнул на несколько часов, потом она растолкала меня и мы пошли встречать рассвет на пляж. Было ещё темно и ни одной души в округе. Одинокий пляж и мы, две фигурки на всём побережье. Обнимающиеся и брызгающиеся водой. Потом я прилёг на песок, а она поплыла. Сказала, что хочет отплыть очень далеко, насколько хватит сил и уже потом вернуться. Я сказал ей "как хочешь", лёг на прохладный песок и стал наблюдать за плывущей фигурой. Думаю, после всего в ней не так уж и много оставалось сил. Поэтому она не стала заплывать далеко. Когда она поплыла обратно, а я встал и стал бродить по пенному берегу. В одном месте пены было гораздо больше, чем в остальных местах. Туда направлялась моя подруга. Я терпеливо дожидался её с полотенцем в руках. Она проплыла через ту пену и вышла на берег. Я протянул ей полотенце и совершенно чётко заметил, чем была эта пена. Немного пены, немного грязи и перья. Перья были повсюду, большие серые перья. А в них плавала здоровая мёртвая чайка. Чайка смотрела стеклянными глазами на меня. Её клюв утопал в той пене. Белый, приоткрытый клюв. Скорее всего, она была тут ещё с вечера. Плавала и разлагалась. Кажется, где-то на предплечье моей подруги ещё оставались хлопья пены. Она почти касалась меня. Эта мёртвая птица... Я выронил полотенце на песок, отвернулся и меня стошнило. "Не дотрагивайся до меня", пытался выговорить я сквозь позывы. Когда подруга подошла ко мне, чтобы узнать, что случилось, я закричал и оттолкнул её. От того, что я дотронулся до неё, меня ещё раз стошнило. Это было ужасно. Мёртвая птица. Поджатые лапки, черневшее в местах с выпавшими перьями тельце. И та девушка. Она стояла и ничего не понимала. Потом я заметил хлопья пены у неё на губах. Меня вырвало ещё раз. Когда спазмы прекратились, я лежал один на пляже. Совершенно один в то утро. Я это очень чётко почувствовал. И ещё где-то рядом плавала в пене мёртвая чайка, вцепившись видом своей мёртвой плоти в моё сознание… Два дня спустя я уехал. Я уже не мог себя заставить зайти в воду и не хотел видеть свою подругу. Я доехал до Симферополя и купил билет на первый же поезд до дома. Распрощался со своими немногими знакомыми в клубе и уехал. Вот и всё. - Замечательно, - растягивает в тишине Алый. - Просто восхитительно. Пистолет лежит на столе перед ним, а сам он откинулся на стуле. Тишина. Все думают о чём-то своём. Все ждут Знака. Тебе кажется, что Алый доволен услышав твою историю. Ты давно обещал ему её рассказать. Ещё ДО ТОГО. Не сказать, чтобы она была замечательной, но всё же. Ты ждёшь. Это как позывы твоего организма, ты всегда чувствуешь, когда что-то должно произойти. Это просто витает в воздухе и не почувствовать это невозможно. В лёгкой дымке, как в объективе через "замыленный" фильтр, Алый пристрелит толстяка. Наклонится к столу и очень уверенно возьмёт оружие. Нет никаких сомнений, что он сделает это. Ты можешь спорить, на что угодно, доказываю свою правоту. В это время Розовый опускает на пол свою маску, твоему взору открывается рука Розового, а в ней небольшой тёмный предмет. Видно, что он тяжёлый и блестит. Это брат-близнец тёмного предмета, лежащнго перед Алым. Ты смотришь на всё это и невольно начинаешь улыбаться. Кривая линия ухмылки медленно ползёт по твоему разбитому лицу. Алый молчит. - Ну что? - говорит Розовый. - Что теперь? Только сейчас ты замечаешь, что охранника за твоей спиной нет. С того самого момента, когда вернулся сюда Розовый. Кажется Алый думает о том же. В моём воображении прокручивается ролик о том, как мальчики идут в туалет. Когда они довольно далеко от нас, толстый мальчик бросается на второго, и тот, от такой неожиданности, не может сразу среагировать, так что его глушат и связывают руки галстуком. Теперь у первого мальчика есть пистолет. Всё это без единого крика, только шорохи и глухие шлепки ударов. Примерно так, как мы договаривались. - Что теперь? - повторяет Розовый. Что-то в моём увлечении было грустное. Бессмысленная тенденция – больше оргазмов через минимальные усилия. Ни фантазии, ни творчества. Искусственная жизнь с примитивным смыслом. Что-то в этом было такое, о чём совершенно не хотелось думать. Примитивная жизнь манекенов среди декораций, где всё зависело только от твоей собственной фантазии. Чем её больше – тем дольше ты можешь рефлексировать. Тем сильнее тяга к жизни и потреблению. Весь вопрос в том – когда же надо остановиться? Когда ты подавленный приезжаешь из Ялты, когда ты понимаешь, что мечта о карьере провалилась и сомнительно, что ты решишь пробовать ещё раз, тебе начинают говорить "не еби мозги" или "поеби мозги кому-нибудь другому", а ты отвечаешь "как скажете". Такое никогда не происходило с тобой и следует насторожиться, но тебе всё равно. Через какое-то время ты всё же задумываешься, а может что-то случилось в тебе и ты изменился? Некоторых своих знакомых ты начинаешь сильно раздражать, тебя называют безумным. По началу ты в отчаянии. Говоришь "ребята, я всё такой же, вы разве не видите?!". Но никто и слушать не хочет. Что-то с твоей кармой. Для всех ты становишься не просто "плохим парнем" потому что это замечательно выглядит, а "тем самым плохим парнем, рядом с которым ты чувствуешь себя неуютно". Повторю ещё раз, я совершенно не изменился после этой поездки. Или мне так показалось? Не знаю, но все стали относиться ко мне иначе. Считали меня плохим и через какое-то время я сам стал так думать. В смысле то, что быть плохим это вполне нормально. Интересный имидж, только и всего. А потом у тебя появляется идея. Настоящая ИДЕЯ, которую ты вынашиваешь много лет, потихоньку продвигаясь к её осуществлению. Ты можешь забыть о ней на какое-то время, но всё равно она всплывает и ты опять делаешь что-то, чтобы приблизиться к ней. Такая идея, что если ты кому-нибудь начнёшь рассказывать про неё, никто тебе не поверит и назовёт всё это грёбаным бредом. Наверное, всё так и есть, и ты до конца сам не можешь поверить, что всё это получится. Но сейчас ты сидишь тут, в этой тёмной комнате и осознаёшь, что практически всё получилось. Он появился примерно через неделю после нашего первого свидания с Авророй. Я тогда ни о чём не догадывался, только сидел на краю кровати и смаковал пикантное чувство. Смесь стыда и удовлетворения. Думал о Валентине и о том, как я крал его мечту. Что тебе будет, если ты украдёшь у художника его картину? А что будет, если статуя украдёт у своего скульптора другое его произведение? А если музыкант считает будет считать себя мелодией? Аврора в это время стоит под душем. Я представляю, как струи горячей воды падают ей на тело, стекают и пропадают в стоке душевой кабины. Невольно представляю её, мокрую, усеянную россыпью капель на смуглой коже. По сути, там под душем - единственная мечта Валентина. - Ты живёшь, - говорит мне Валентин, и у тебя совершенно нет будущего. - То есть не то, чтобы его совсем нет. А ты его не представляешь. Все ведь чего-то хотят от будущего, строят какие-то планы. А ты живёшь и понимаешь, что ничего не будет. Ты растение, не способное заработать себе на свободу. Свободу от условностей. Ты, конечно, работаешь и зарабатываешь какие-то деньги, но только и всего. Можешь прокормить себя, одеть. Но не более. У тебя не хватает смелости и средств, чтобы переехать куда-нибудь и хоть как-то изменить свою жизнь. Ты взрослеешь, а потом стареешь где-то рядом с родителями. Наступает момент, когда они уходят из жизни и тебе достаётся всё. У тебя появляется возможность, но тебе это в принципе уже не нужно. Тогда было нужно, а сейчас нет. Тебе не хочется ничего. Самые лучшие моменты жизни прожиты, тебе остаётся ждать "второго дыхания". Пресловутого "второго дыхания", о котором все говорят, но ты даже не чувствуешь, что оно когда-нибудь у тебя появится. А если его не будет? В тот момент для тебя, лежащего на кровати и представляющего, как Аврора стоит под душем, Валентин превращается в мираж, таинственно порхающий на горизонте. Ты чувствуешь, что виноват, но не хочешь себе портить настроение самокопанием. Сейчас выйдет Аврора и вы, возможно, немного поиграете друг с другом. А потом... Это потом туманно и призрачно. Теряется в дымке ленивых наслаждений и нечётких оргазмов. Ты думаешь, а почему всё так хорошо? И тут появляется ОН. Конечно, никто не падает неожиданно с неба. Нет. Он приезжает на дорогой машине, в окружении двух телохранителей. Один из них его шофёр. Второй подаёт ему коктейль, который смешивает сидя напротив, на заднем сидении лимузина. ОН лениво раскуривает сигару, обрезая у неё хвостик маленькой золотой гильотинкой. Пускает ароматный дым и отпивает свой коктейль. ОН похож на бойцовую собачку - поджарый, мускулистый и очень опасный. Его неторопливые движения призваны усыплять бдительность, а моментальная реакция готова поражать в любую секунду насмерть. ОН умеет выжидать. ОН знает, что если ты умеешь выжидать, то рано или поздно ты получишь своё. Я представляю, как его машина неторопливо пожирает километры дорог, чтобы оказаться в нужное время рядом с моим домом. В кожаном салоне приглушённо играет "Реквием" Моцарта, музыка оставляет мягкий след в его сознании, и ОН тушит недокуренную сигару. До того, как захлопнуть входную дверь я всё это очень чётко представляю, только на миг я представляю ЕГО - маленькую гирьку, подвешенную для равновесия, тропинку к моей Цели. Она курит тонкие сигареты с пониженным содержанием никотина, у них романтическое название и пачка раскрашена в постельные тона. Когда ты выходишь из дома, чтобы купить сигареты для неё, Аврора сидит на кровати и обмахивает стопкой бумаг накрашенные ногти. В это время, пересекая двор, ты замечаешь большую и должно быть дорогую машину. Ты не разбираешься в машинах, и не можешь сказать, какой она марки, в лучшем случае ты определишь марку машины по эмблеме или названию, написанному у неё на багажнике, но для того, чтобы определить, дорогая машина или нет, не требуется никаких знаний. На миг в сознании у тебя возникает ощущение, что ты эту машину уже видел. Чувство дежа-вю сменяется стойким безразличием, а за спиной у тебя открывается дверца машины со стороны водителя. Появляется водитель - рослый, коротко стриженый человек лет тридцати, он проворно открывает заднюю дверцу и из машины неторопливо появляется ОН. С другой стороны машины появляется брат-близнец водителя. Такой же высокий, серьёзный и уверенный. Когда к тебе проявляют излишнее внимание - ты начинаешь теряться. Когда пристально смотрят в спину - ты чувствуешь, как между лопатками возникает зуд и хочется повернуть голову и посмотреть назад. Когда ты после этого видишь людей, которые тебе не нравятся, ты останавливаешься и вопросительно смотришь на них. ОН подходит к тебе и протягивает руку, ты автоматически жмёшь её. - Марат. Ты называешь себя. - Мне кажется, у нас есть общее дело, - говорит он тебе. - Не против, если мы пройдёмся и обсудим его? Марат говорит подчёркнуто вежливо. Жестом указывает направление и увлекает тебя за собой. Двое в чёрном пристально наблюдают за вами. Что может быть общего между этой ситуацией и тобой? - Можно узнать кто вы? - Всему своё время. Марат улыбается. - Куда ты шёл? - Сигареты. Мне нужны сигареты. - Думаю, ты сможешь подождать с ними. У меня есть к тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться. Ты хмыкаешь, а он смеётся во весь голос. - Хорошая фраза, - говорит он. - И фильм просто замечательный. Ты любишь смотреть фильмы? - Да, мне тоже тот фильм очень понравился. - Вот видишь, как всё хорошо получается. Значит, мы сможем найти общий язык. - Это так необходимо? - Во всём должно быть взаимопонимание. Вы идёте какое-то время молча. - Сигареты для неё? - спрашивает Марат. - Для кого? - Для той, что сейчас у тебя в квартире. - Зачем вам это? - Я скажу тебе кое-что, но ты должен ответить мне правду. Так нам легче будет поладить. Я хочу сказать, говоря правду друг другу у нас будет меньше проблем. Ты ничего не понимаешь. Ты стоишь и смотришь на этого человека - Скажи мне, - горит он. - Ты задаёшь ей вопросы? Не те вопросы, что возникают в быту, а ВОПРОСЫ. Ты боишься задавать ей какие-то вопросы? Боишься, что она исчезнет из твоей жизни или между вами появится стена недомолвок? - Я не понимаю... - Что ты знаешь о её прошлом? - Вы следите за нами? - Я знаю о вас всё! - Чёрт... - Что ты знаешь о ней, кроме того, что она хороша собой? - Мы мало знакомы. Мне не очень интересно её прошлое. Она мне нравится в настоящем. - Ты пытаешься понять, ЧТО происходит? - Я давно перестал пытаться понимать. - Может быть, ты боишься услышать ответы? - Мне не нужны ответы. Вы идёте мимо круглосуточных магазинов. Мимо витрин. Нелепая ситуация с нелепыми диалогами. - Зачем вы следите за нами? - Я не могу не следить за ней, она часть моего прошлого. - Это неприятно. - Разве? Ты никогда не хотел находиться в лучах софитов? Никогда не хотел участвовать в интимных сценах перед объективом камеры? - Это безумие, - шепчешь ты. - Безумие? Что ты понимаешь в безумии? Знаешь, какое существо самое безумное? - Нет. - Мотыльки. Самые безумные существа. Ты видел, как они летают? Вот так вот. - Он трясёт кистью, изображая полёт мотылька. - Они машут крыльями и летят совершенно безумно. Трясясь и шатаясь из стороны в сторону. Представляешь, какая каша у них вместо мозгов? Ты ухмыляешься. - А их тяга к обжигающему свету? Разве это не безумие? Он пристально смотрит тебе в глаза. - Никогда не лети на свет, даже если это свет твоей мечты. - Хорошо, - обещаешь ты. - Какое предложение, вы мне хотели сделать? Марат спокойно разглядывает товар на витрине. -Знаешь, чем я зарабатываю на жизнь? Я снимаю порнофильмы. Он пристально смотрит на тебя, дожидается реакции и начинает громко смеяться. - Шутка. Когда-то я снимал сериалы. - Вы больше смахиваете на бандита. - Нет. Я начинал с сериалов. Простых, тех, что нормальные люди никогда бы не стали смотреть. Но телекомпании покупали у меня материал. Примитивный, банальный и предсказуемый. Иногда им нужно что-то по бросовой цене, чтобы забить эфир. С этого всё и началось. Я никогда не старался, снимая свои фильмы. Теперь критики называют такую манеру моим фирменным стилем. Идиоты. Как бы ни было - всё, что я когда-то отснял, неплохо продаётся. - А сейчас снимаете? - Нет. Кризис жанра. Всё дело в идеях - я иссяк. - Идеи для примитивных сериалов? - Чтобы тебя полюбили, надо наслаждаться комизмом ситуации. Цинизм всегда в моде. Ты можешь за свою жизнь ничего нового не придумать. Да и зачем? Всё уже придумано до тебя. Тебе остаётся взять всё самое лучшее, переплести, как спагетти в глубокой тарелке. И сдобрить соусом иронии, всё равно, миллионы людей видели эти моменты сотни раз. И подать на стол. Ты только посмотри, какие фильмы получают премии на престижных Европейских кинофестивалях. Оставим в покое Оскар: американцы придумали себе своё собственное измерение, там они и останутся вымирать, как ими же обманутые индейцы в резервации. Посмотри, какие фильмы потрясли последние фестивали. Никакой оригинальности. Только мастерски использованный опыт предыдущих лет. Развитие остановилось. Люди покупают и радуются только тому, о чём они уже давно всё знают. Страшно? И тут появляюсь я. Я даю это всё им, только в квадрате. Нет, в кубе. И вижу счастье в глазах людей. Никто не претендует на вечность. Мои фильмы посмотрят и тут же забудут. Поколение recycled. Модные одноразовые мелодии, модные одноразовые художники, одноразовая цифровая техника, дешёвая одежда на один сезон, одноразовые диски, книги, аксессуары. Через полгода ты уже не вспомнишь о них. Будет новая мода, новые тенденции. И всё такое дешёвое. Не приходится подолгу копить на понравившийся объект. Ты его берёшь в первом попавшемся супермаркете, переходишь через дорогу времени и выкидываешь его в мусорный бак следующего супермаркета, где ты купишь другой актуальный объект. Я заплачу огромную сумму любому, кто предоставит мне генератор банальностей. С ним я заработаю в тысячи раз больше. Мои фильмы не будут сходить с экранов телевизоров, соревнуясь с ними в быстротечности стиля и дизайна. - Генератор банальностей? - Для всего должны быть идеи. В этом мире, Алиса, чтобы твёрдо стоять на месте, надо очень быстро бежать. Что-то делать, придумывать. Снимать как можно больше материала, продюссировать, вкладывать деньги в одних и забирать деньги у других. Без этого успеха в жизни нет. И главное, не задавать лишних вопросов. Все проблемы из-за вопросов. Когда-то я боялся задавать ей вопросы, а потом подумал - к чёрту, почему нет? И вот её уже нет. Она исчезает, и никто не может её найти. Прошел почти год, как я её не видел. И тут ты. Lucky you! - В чём мне повезло? - Ты её видишь, можешь дотронуться. Она сейчас у тебя дома. Ждёт тебя, свои сигареты и, возможно, любовь. Не знаю. Меня она никогда не любила. - И как я должен реагировать на все это? - Просто подумать. Как я уже говорил, я сделаю тебе предложение. Очень прямо и некрасиво. Но тебе стоит подумать. Мы возвращаемся к его машине. Он кивает человеку, тот с готовностью открывает багажник и достаёт оттуда небольшой дипломат. Щёлкает застёжками. Разворачивает ко мне. Через час ты стоишь под дождём, на намокшем песке и смотришь на эстакаду, серую, застилающую пол неба. За ней начиналась новая жизнь. Мимо тебя пробегают две девушки под зонтиками. Выглядят они очень хорошо. Броские шмотки и красивые туфельки на высоких каблуках, которыми они месят грязь. Ещё пару десятков шагов и их уже не узнать. Девушки торопятся выйти на трассу и поймать такси. Они бегут со стороны бедных кварталов за эстакадой. Сейчас закончится дождь, девушки-птички почистят свои пёрышки и пойдут в какой-нибудь модный ночной клуб. Там они будут флиртовать, веселиться и строить глазки. Раскручивать парней на дорогую выпивку и рассказывать, в каких выдуманных интересных местах они отдыхали на прошлых выходных. Под утро им вызовут такси. Может ко мне домой? Нет, что ты, я не такая. Мне нужно серьёзные отношения. Хочешь проводить меня? Нет, не надо. Мой папа не одобрит этого. Он у меня такой строгий. Созвонимся. И ещё, даже не знаю, как с тобой быть, всё-таки ты не настолько хорош для меня. Не обижайся. Я подумаю над твоим предложением. А потом они вернутся в свои трущобы. В крохотную квартирку, с облезлыми, в подтёках и пятнах, стенами, полузатопленным потолком, к матери истеричке и пьянице отцу. К младшему брату уголовнику. Пробираясь по коридору, будут обходить обшарпанную мебель и лужу блевотины, регулярно оставляемую отцом. Её радостно встретят мяукающие голодные кошки. Есть ещё собака, но она уже старая. Так что почти не передвигается и ходит под себя. Мать уже спит, ей завтра рано утром на завод. Девушки проходят в ванную, раздеваются и становятся под душ. Возвышаются над ржавой ванной и верёвками с развешанным бельём, рваными семейными трусами отца и брата, носками, бесформенными лифчиками матери. Поливают себя из душа. Разбрызгиватель сломан, поэтому вода течёт одинокой тонкой струёй. Вначале идёт ржавчина, потом вода становится чище и уже можно мыться. Они вытираются рваным и выцветшим полотенцем. Выходят, стараясь не замечать весь смрад, и идут спать. Свет не включают, потому что совсем нет сил смотреть на разбегающихся от яркого света тараканов. Ложатся в холодную и немного влажную постель. Небрежно стряхивают с подушки кошачий волос. И засыпают. В это время на сотовый телефон им приходят сообщения от поклонников. А сейчас эти девушки пытаются выбраться на трассу. Твоё положение очень похоже на них. Такое же нелепое и жалкое. Говорят, когда всё становится совсем плохо, нам подбрасывают шанс. Подачку. И если ты не будешь морщиться и возьмешь её, вцепишься зубами, то всё у тебя наладится. Только не надо воротить нос и советоваться со своей совестью. Перед тобой дипломат со свободой. Со всеми её возможностями, новой жизнью и беззаботностью. Твоя МЕЧТА. Нелепая ситуация, нелепое предложение. - Я надеюсь, ты понимаешь, что я хочу сказать? - говорит Марат. - Кажется, догадываюсь. - Ты берёшь это, - он кивает на дипломат. - И просто исчезаешь. Оставляешь эту квартиру, оставляешь все свои вещи. Покупаешь билет, скажем, на самолёт и улетаешь в любом направлении. Навсегда. - Зачем вам мои вещи? - Антураж, - он улыбается. - Того, что я тебе даю, хватит на всё новое. Жизнь, дом, вещи. Не знаю, о чём ты ещё можешь мечтать. Поверь мне - тебе хватит на всё. - У меня есть время подумать? - У тебя есть возможность послать меня подальше или пожать мне руку. - Хорошо. Я протягиваю руку и беру чемоданчик. - Всего хорошего, - говорю я. - Рад был познакомиться. Марат просто кивает. Он знает, что так всё и случится. Иногда тебе кажется, что ты живёшь в выдуманном кем-то мире. И этот кто-то или безумен или обладает очень специфическим чувством юмора. Только подумать - кто будет под угрозой смерти рассказывать истории о себе? Кто будет воспринимать это всерьёз? Возможно, в твоей жизни что-то происходит, и ты начинаешь воспринимать всё по-другому. Возможно, тебе крупно везёт, и реальность не начнёт ломать тебя, выманивая из созданного тобой мира. Возможно. И последний вопрос: как долго тебе будет везти? В кармане у тебя немного денег. Ты стоишь на дороге и голосуешь проезжающим мимо такси. Никто не хочет останавливаться. Куда ехать? Вокзал или аэропорт? Очень хочется залезть в дипломат и потрогать свободу. Только бы не проснуться. В голове мелькает мысль - заехать к Валентину и поделиться с ним. Тому всегда хотелось сделать что-то иррациональное, только раньше он это сделать не мог, а сейчас не хватает духу. А тебе просто повезло. В голове мелькают склейки из видеонарезки новой жизни, пока что в муаре и через мягкий фильтр, но это ТВОЯ новая жизнь, поэтому, когда перед тобой останавливается машина, ты говоришь водителю - "в аэропорт". В жизни так бывает, что когда всё становится спокойно и гладко, всё идёт по плану, и ты благодаришь высшие силы, что наконец-то у тебя всё "как надо", тогда ты начинаешь тосковать по прошлой, нервной и несчастной жизни. Тебе хочется сделать что-то необычное, глупое. В такие моменты ты идёшь на вокзал, покупаешь билет на ближайший поезд и едешь в неизвестность. Пройдёт несколько дней и тебе захочется вернуться в оставленный тобой порядок и определённость. Никуда от этого не денешься. Сейчас ты в зале ожидания терминала. В обнимку с дипломатом и думаешь, что только такой мудак, как ты, может приехать сюда, не взяв паспорт. Надо вернуться назад. Но ты не торопишься. Ты просто сидишь, смотришь через громадные окна терминала на самолёты и представляешь себе свою новую жизнь. Что ты будешь делать, чем тебе заняться, куда поехать. А потом ты понимаешь, что не можешь. Ещё в своей начальной точке, когда садишься на такси, ты знаешь, что у тебя нет паспорта и всё-таки ты едешь в аэропорт. Ты уезжаешь, чтобы вернуться. Это как финал фильма, где герой пытается заговорить злодея, потянуть время и найти способ выкрутиться из сложившейся ситуации. Теперь ты сидишь тут, наблюдаешь за людьми и думаешь, как тебе быть дальше. Времени хоть отбавляй. Ты осторожно открываешь дипломат и отсчитываешь из ближайшей пачки несколько купюр. Должно хватить. Потом ты покупаешь спортивную сумку и целый ворох газет. Заходишь в туалет, уединяешься в кабинке, набиваешь сумку газетами, кладёшь туда же дипломат, засыпая его новой порцией газет. Выходишь и сдаёшь сумку в камеры хранения, заплатив на неделю вперёд. Ловишь такси и едешь к Валентину. Но до него ты не доезжаешь. Просишь высадить тебя под эстакадой при въезде в район. Тебе хочется пройтись пешком. У тебя такое чувство, что ты что-то пропустил и это что-то срочно нужно найти. Сразу же за эстакадой дорога на аэропорт. С другой стороны начинаются твой район, дождь и бегут по грязи две симпатичные девушки. К девушкам подбегает пудель и начинает визгливо лаять, потом ему это надоедает и он возвращается к хозяину - ещё одному кусочку мозаики. Он толстый, в выцветшем спортивном костюме и с кругами под глазами. - Петро? - я удивлённо хмурюсь. - Он самый. Тебе кажется, что он решает - показаться перед тобой приветливым или вспомнить детство и скорее уйти. Но ты уже жмёшь ему руку. - Ты что тут делаешь? - Вот, гуляю. - Под дождём? - Ты сам такой же. - Я другое дело. Я этого гуляю, - он кивает на собаку. - Понятно. - Сколько же мы не виделись? Лет пять? - Да, наверное. - Может, зайдём ко мне? Отметим встречу. Жена как раз уехала к матери на день. - Да конечно. Почему бы и нет. Вы идёте серыми дворами. Он спрашивает у тебя, видел ли ты кого-нибудь из нашего детства. Ты никого не видел. Рассказывает, как трудно сейчас преподавать. Он, кстати, сейчас преподаёт в университете, жена тоже. А ещё труднее не брать взятки. - Ты берёшь? - спрашиваю я. - Как тебе сказать... - Значит берёшь. - Я бы назвал это благодарностью. Деньги - это хорошо. Как бы они не были заработаны. Ты сам ненавидишь оправдываться за взятые тобой деньги и не любишь таких людей. Между тобой и Петро вообще не может быть никаких нормальных отношений. Ты до сих пор помнишь, как тебе ставили в пример этого человека. Тёмный подъезд. Лифт не работает, но это не важно. Он живёт на третьем этаже. Вы заходите к нему в квартиру. Он ведёт собаку в ванную, помыть лапы и вытереть полотенцем. Ты проходишь и осматриваешься. Стандартная квартира. Здесь есть всё, что считается должно быть у среднестатистической семьи. Считается. Заметно, что детей нет. Хотя живут они с женой вместе, кажется, с самого студенчества. Петро раздевается и суетится в одних растянутых семейных трусах. - Ну, как тебе? - он стоит над тобой, держа в руках бутылку коньяка и пару бокалов. - Нормально. Я бы сказал очень неплохо. - Ещё бы, столько вложено. - А детей нет? - Нет, рано ещё. Самим надо пожить. - В общем-то, ты прав. Вы садитесь за журнальный столик. Он разливает коньяк. Пьёте. Опять разливает. Ты задаёшь ему стандартные вопросы. Он с радостью отвечает. Он уже сотни раз отвечал на них, он уже профессионал в этом. С каким наслаждением он это делает. О быте, жене, работе, здоровье, общих знакомых. Бутылка уменьшается. Ты не перестаешь ломать голову, для чего всё это. Ты в напряжении. Очень трудно пить коньяк, слушать всякую чушь и находиться в постоянном напряжении. Тебе хочется расслабиться. Он встаёт и уходит в туалет, а ты начинаешь рассматривать корешки книг на полках. Какие-то учебники, научные работы, из художественной литературы только классика. Классика в полных собраниях сочинений. Такие вещи покупаются не чтобы читать, а чтобы было. Чтобы показывать гостям. Потом натыкаешься на стопку тетрадей. Скорее всего, контрольные работы. Интересно о чём? Я так и не спросил у Петро, что он преподаёт. Мне интересно. Я беру одну из них наугад, раскрываю и принимаюсь читать. Через несколько секунд до меня доходит, что это художественная проза. Немного угловатая, примитивная, но проза. Беру ещё тетрадку. Тот же почерк, стиль. Опять проза. Ещё одна тетрадка и то же самое. - Это моё хобби. Петро стоит в дверях. Улыбается. - Жена хвалит. - О чём пишешь? - О жизни. Обычная жизнь. Как у всех остальных. Раньше я писал детективы. Но жена их не очень любит. Тогда специально для неё стал писать что-то типа мелодрам. Вон их сколько. Действительно, целый ворох. Как минимум несколько десятков толстых тетрадей, исписанных убористым почерком. Ты захлопываешь тетрадь. - Как хорошо, что мы встретились, - говоришь ты. Сегодня у нас оргия. С большим количеством партнёров, где очень сложно разобраться, кто кого трахает. Твоя задача - следить за своими тылами. Марат сейчас лежит в моей постели и поглаживает по спине Аврору. Рассказывает ей, как сегодня он купил её у меня. Аврора всхлипывает, ей неприятно, но она не противится и руку не убирает. А потом она поворачивается к нему и долго смотрит в глаза. В квартире темно. В окно падают скудные лучи от луны. Когда Марат разворачивает голову во время разговора, этот свет отражается в его глазах и тогда их можно увидеть. Но он сейчас молчит. Она смотрит на тёмный силуэт головы, шеи, плеч и тянется к нему. Целует. Он обнимает её и прижимает к себе. Всё это проносится в моей голове, кода я являюсь домой в два часа ночи. А до этого прошу таксиста остановить за несколько кварталов от дома и оставшийся путь иду пешком. Света в окнах нет. Никто не дежурит перед подъездом. Подозрительных машин тоже нет. Поднимаюсь и открываю дверь ключом. Есть большой риск. Огромный риск. Я представляю, как в квартире дожидаются меня те двое. Высокие, уверенные и опасные. В двери заспанная Аврора. - Ты куда пропал? - она взволнована. - Ты одна? - В смысле? Заходи скорее. - В доме больше никого нет? - Нет, конечно. Я захожу. Рука сжимает рукоятку кухонного ножа, что у меня за спиной под курткой. Спасибо Петро. Когда я у него брал этот нож, мне казалось, что в случае чего я смогу ударить ножом своих обидчиков. Правда, я никогда этого не делал. Что такое ударить ножом? Думаю, для этого нужно обладать сильным духом. Или совсем не о чем не задумываться в подобный момент. - Где ты бродишь? Мне пришлось самой выходить и покупать сигареты. - Извини, так получилось. - Иди в душ и в постель. Ты хочешь есть? - Нет. - Ты пил? - Немного. - Я иду спать. Прохожу в ванную, всё ещё ожидая обнаружить кого-нибудь. Раздеваюсь и встаю под горячие струи душа. Потом вытираюсь и иду спать. Нож прячу под ванную. Проходит ночь. А я никак не могу заснуть. Думаю. Утром наблюдаю, как Аврора просыпается, потягивается, целует меня с закрытыми глазами и идёт в ванную. Через какое-то время она возвращается. Садиться перед зеркалом, подводит глаза, красит губы. Играет музыка. - Ты куда-то собираешься? - Да, договорилась с подругой. - У тебя есть подруга? - А что тут странного? - Ничего. Просто первый раз слышу. - Ну вот. У меня есть подруга. Потом она одевается. Мне нравится смотреть, как она одевается. - Приду к обеду. У тебя есть время, чтобы придумать, что мне рассказать. - Хорошо, - говорю я. Она уходит. Замечание первое: порой наши детские воспоминания превращаются в кошмары настоящего. Много лет назад я очень хотел сфотографироваться с живым удавом. Удав был громадным и отец согласился подержать его надо мной, чтобы всё выглядело так, будто я положил этого удава себе на плечи. Когда отец поднёс его ко мне, я схватился за удава. На ощупь змея была холодной и мускулистой, тугой толстый жгут мышц перекатывался под серой кожицей. И я испугался. Почти так же, как сейчас. Когда я ощутил такие же жгуты мышц под серой кожицей дорогих костюмов моих гостей. А в это время каменные кулаки опускались на меня раз за разом, высекая искры боли и унижения. Когда ты утром выходишь из душа, в голове вертится лёгкая мелодия и мысль о том, что ничего не произошло. Всё по-прежнему и то, что произошло вчера - один сплошной наркотический сон. Ты чистишь зубы и слышишь звонок в дверь. Аврора постоянно что-то забывает. Когда ты открываешь дверь, на пороге стоит вчерашняя парочка телохранителей. Ты пытаешься закрыть дверь, но тебя вталкивают обратно и тут всё начинается. Ребята бьют сначала не сильно, чтобы запугать. В это время ты чувствуешь те самые жгуты мышц под костюмами, кулаки мнут тебя и у тебя такое впечатление, что ты чугунная болванка, попавшая под кузнечный пресс. Замечание второе: ты - герой старого чёрно-белого детектива в стиле нуар. Широкий серый костюм, шляпа, пропитое суровое лицо и прищуренные глаза. Ты уже раскрыл преступление и готов об этом поведать всему миру... И в этот момент тебя ловят и профессионально избивают. Рассекают бровь, калечат нос. После всего в голове остаётся бьющийся в стенки черепа молот и зудящая боль во всём теле. Они уходят, не закрывая дверь, а ты кое как добираешься до ванной и изучаешь себя в зеркале. Некрасиво. Нос немного сдвинут влево. Всё лицо в крови. Вот ты и испорчен. Ты уже давно забросил идею стать актёром, но есть какое-то чувство обиды за собственную внешность. Ты умываешь лицо холодной водой, вытираешься. Ровно стоять на ногах у тебя получается не очень хорошо, так что приходится держаться за стены окровавленными ладонями. Через какое-то время по белоснежному кафелю растекаются струйки тебя. Красные и тёплые. Ты идёшь закрыть входную дверь. В проёме виден напуганный взгляд соседа. - Всё нормально? - Конечно, просто неудачно упал. Закрываешь дверь. Острая головная боль пульсирует в где-то в затылке. Ищешь на кухне аптечку, пьёшь обезболивающее. Ну что теперь делать дальше? Как сегодня, так и всегда, на вас накатывает волна безразличия после оргазма. В настоящий момент у меня под маской опухшее, в синих подтёках и рубцах лицо. Эффектнее всего человек выглядит спустя несколько часов после того, как его избили. Открытых ран и крови нет, зато есть розовые припухлости на лице, кривой нос и заплывший правый глаз. Губы - похоже, что их накачали силиконом. Фотомодель. Улыбнись! Не могу, мне больно. Больно дёснам, больно скулам. Если всё закончится в мою пользу, то я пойду к зубному. Если ничего не выгорит - мне будет уже всё равно. Розовый целится в Алого. Алый наклоняется к нему через стол. - Ты сука, - говорит он, - Ты сука и тебе, если говорить по-совести, должно быть стыдно! Я мог бы вас убить пол часа назад, закатать в бетон, засунуть паяльники в ваши тупые задницы! А я, как интеллигентный и добрый человек, делаю из вас звёзд первой величины и выслушиваю ваши истории! - Ты меня достал, - говорит он. Очень спокойно. Наступает тишина, а в ней раздаётся щелчок бойка. Ещё один. Розовый жмёт на спусковой курок. Никакого результата. Ещё и ещё. - Я же говорю, ты сука. И умрёшь как сука. Он не заряжен. Ты лох! Думал убить меня? Розовый непонимающе смотрит на пистолет. Алый ругается. Очень витиевато. Первый раз такое от него слышу. Это значит - он испугался. Всерьёз. У него истерика. Розовй смотрит на меня. А что я могу сделать? Видно, что Алый распаляет себя криками. В самой высокой точки словесного полёта он хватает пистолет со стола и стреляет в Розового. Вот теперь слышны выстрелы. Очень громко. Я невольно зажмуриваюсь. Чувствуется запах пороха в помещении. Вбегает второй охранник. - Всё нормально, - бросает ему Алый. - Иди обратно. Охранник уходит, а я боюсь посмотреть на Розового. Но голова сама поворачивается и я вижу обмякшее тело. На животе и груди рваные дыры. Большой крови нет. Нет тех брызг, что показывают в голливудских фильмах. Через пару секунд вокруг дыр начинают проступать красные пятна. После того как я закрываю дверь и на подгибающихся ногах иду по собственным красным следам, раздаётся телефонный звонок. - Я смотрю, ты так и не уехал, - это Марат. - Я хотел. - И что же тебе помешало? - Паспорта не было. Забыл. - Знаешь, что в этой истории мне больше всего нравится? - Что? - Что у тебя побывали мои парни. Я искренне рад. С моей стороны было слишком опрометчиво отпускать тебя, не преподав урок. - Рад за тебя. - Ну что, что теперь собираешься делать? - Не знаю. - А я знаю. Ты соберёшься и уедешь. Я не хочу, чтобы ты ошивался рядом с Авророй. Вчера у меня возникло одно скверное чувство. Это жалость. Жалость к своим деньгам. Ещё день и я решу забрать их у тебя. Тебе сказать, что я делал сегодня ночью? Я не спал. Никак не мог заснуть и всё думал о тех деньгах. Это опасно. В первую очередь для тебя. Ещё у меня куча проблем с моим кризисом идей. И они меня очень злят. И чем я злее, тем хуже для тебя. - Идеи... Я знаю, как тебе помочь. Я нашёл Генератор банальностей для тебя, - говорю я. - Мне не нужна твоя помощь. Я хочу, чтобы ты убрался в ближайшие пару часов. Я слежу за тобой. Он повесил трубку. Мне остались только гудки. И тогда я набрал номер Петро и сказал: - Ты хочешь заработать денег? Много денег. Когда ты выходишь из подъезда, то никто тебя не замечает. Никто за тобой не следит. На улице вообще никого. Ты ловишь такси и едешь к Валентину. Обезболивающие глотаются одна за одной иначе ты не сможешь и шага сделать без крика. Таксист подозрительно осматривает тебя, но всё же решает подвезти. Самое время решить, что ты собираешься делать дальше. Тебе хочется забрать с собой Аврору, сесть вместе с ней на самолёт и улететь куда-нибудь. Далеко - далеко. Возможно в Европу. На юг Италии. В какой-нибудь провинциальный городок на морском побережье. С загорелыми рыбаками, лёгким морским бризом, узенькими улочками и двухэтажными домами. Где вы спокойно смогли бы состариться, выходя по вечерам на прогулки и занимаясь любовью по утрам. Валентин открывает дверь и пристально смотрит на меня. Мы оба молчим. - Что ты хотел? - Хмм, я и не знаю с чего начать... - Ты уже познакомился с Маратом? - Откуда ты знаешь? - Это твоя персональная проблема. Кажется, я забыл тебя предупредить... - Ты понимаешь, что ты сделал? - Да. Жаль, что ты ещё сам не понял этого. - И что мне теперь делать? - Делай что хочешь. Постарайся забыть обо мне. - Извини. Мне не хотелось специально делать тебе больно. - Да что уж там. Ты что-то ещё хотел? - Да. Наверное. Сколько тебе нужно денег для полного счастья? - Не смешно. Мне теперь уже ничего не нужно. - Ты уверен? - Да. - А как же твои мечты? - Они останутся со мной. - Тогда у меня всё. - Мне звонила Аврора, - говорит Валентин. - Спрашивала, что с тобой случилось. Вся ванная в крови. - Всё замечательно. Внезапно подскочило давление, кровь носом пошла. - А синяки? - Я в порядке. - Она звонила недавно. Сказала, будет ждать тебя дома. - Спасибо. - У меня есть кое-что для тебя, - говорит Валентин. - Слушай меня внимательно. Марат не должен никого убивать. Понимаешь? Он поклялся. Никто не должен быть убит. Запомни это. - Подожди... Он захлопывает дверь. Что может сделать обманутый злой человек в наше цивилизованное время? Забудет обидчика? Выскажет ему всё? Устроит из своей мести представление? Тело сползает со стула, а я ничего не могу сделать. Первый раз вижу такое. Одно дело наблюдать подобное в кино, а другое вот так, рядом с собой. После выстрелов уши заложены, и я плохо соображаю. Наверное, только это держит меня от того, чтобы не сблевать. Противно. Когда я всё это задумывал, то не думал о таком повороте. Ну побьют, думал я, пара сломанных костей и зубное протезирование не такая уж и большая плата. Алый тянется к голове и снимает маску. Теперь у всех нас человеческие лица. Теперь он Марат. И он о чём-то размышляет, не выпуская пистолета из рук. Сегодня у нас фильм с откровениями в сюжете, сценами натурального насилия и элементами драмы. Ты заходишь в родной дом, нащупывая под курткой кухонный нож и оглядываясь по сторонам. Вызываешь лифт. Он спускается, и ты заходишь в него не глядя. В этом твоя ошибка. В лифте тебя ждёт человек. В дорогом чёрном костюме, гладковыбритый, тихо дожидается твоего появления и скучает. Ты пятишься и судорожно пытаешься достать застрявший в складках нож, в то время когда он одним быстрым движением набрасывается на тебя и точно бьет в челюсть. В твоей голове кто-то щёлкает выключателем и ты проваливаешься в никуда. - Ты не должен убивать! - почти кричу я Алому. Или Марату, тут уж без разницы. Он поворачивается ко мне и пристально смотрит. - И что с того? - Ты ведь клялся! - Откуда ты знаешь? Рука с пистолетом поднимается и вот уже дуло смотрит на меня. Ещё один выстрел - ещё один труп. - Просто знаю, - говорю я. - Все мы марионетки, - говорит Марат, и в глазах у него я замечаю слёзы. - Если бы... Люди, которые снимают кино, почему-то думают, что самый эффектный способ привести человека в чувства - это окатить его холодной водой из ведра. Вода попадает герою в рот, нос, уши... И тут ты приходишь в себя на полу какого-то склада или цеха. Огромный пустой зал, освещённый лампами дневного света, а посередине находится что-то, что напоминает тебе импровизированный шатёр. Рядом с тобой двое, в руках у одного ведро с водой. Ты пытаешься отстраниться, но он выплёскивает воду мимо тебя. Ты поворачиваешься и видишь Петро. Он тоже замечает тебя и начинает выкрикивать ругательства. Второй телохранитель хватает Петро за ноги и тащит в сторону шатра. Когда тот начинает сопротивляться, телохранитель бросает ноги, подходит сбоку и начинает пинать Петро в живот и бока. О силе пинков можно судить по истошным крикам и звучным шлепкам. Петро успокаивается, тогда его опять берут за ноги и тащат. Путь не такой уж и близкий, поэтому избиение повторяется ещё несколько раз. Все эти дурацкие костюмы... Марат любит представления с большим размахом. Ещё он любит иронию. Я сижу и размышляю над его иронией, с распухшим лицом, головной болью и дулом пистолета перед лицом. - Сними маску, - говорит Марат. Голос у него тихий и усталый. - Не можешь пристрелить зайца? - Снимай. Я тянусь и наконец снимаю маску. - Уже лучше, - говорит он. Никто из нас, уже не похож на самого себя пол часа, час или день назад. А может год назад. Сколько времени прошло? Может быть всего пара минут? Или всё это в моей голове... К чёрту. Я тогда думал, что меня тоже потащат, но меня оставили в покое. Марат появился откуда-то из-за спины, подошёл и велел оставшемуся телохранителю ждать у входа. - Замечательно выглядишь! - Спасибо. - Своего друга видел? Знаешь, как мы нашли его? - Наверняка по звонку из дома. Зачем он тебе? - Знаешь, последнее время я стал таким подозрительным. И вот ещё, я решил взять деньги обратно. Зачем мне договариваться с человеком, который хочет меня обмануть? - Я понял, что не могу оставить её просто так. - Гордость? Любовь? - Послушай Марат... Он размахивается и бьёт меня в грудь ногой. Я отхаркиваю словам, давлюсь своими мыслями. - У меня снова для тебя есть предложение, - теперь он улыбался. - Шоу. Для тебя я сделаю шоу. Ты видишь эту импровизированную студию? Он указывает рукой в сторону шатра. - Это твоя студия, твои минуты славы. Я хочу, чтобы ты, наконец, понял, как мне дорога Аврора. Как я её хочу заполучить назад! Глаза у Марата горят. - В моей студии расставлены камеры. Вся аппаратура работает автономно. Это реалити шоу. Весь материал транслируется в Интернет. Твоего друга уже нарядили и представили публике. Счётчики фиксируют рейтинг... - Ты урод. - Конечно я урод. Зато какой урод! Он хватает меня за куртку и тащит по полу. - Это будет отличное представление, - выкрикивал Марат. - Я буду ставить вам условия, буду задавать вам вопросы. А если кто не сможет ответить, того застрелят. Смерть в реальном времени, что может ещё заинтересовать нашего зрителя? Людям нужен секс, насилие, жратва, домашние зверушки, а вечером - подрочить и забыться. - Представление не может продолжаться долго, ты убьёшь нас двоих и всё закончиться. Тем более тебя посадят, безумный ублюдок. - Уж как-нибудь разберусь. Тем более, что убивать вас буду не я. - Подожди! Честно говоря я начинал волноваться. - Мы можем договоримся? У меня тоже есть предложение. Он останавливается. К нам из шатра выходит телохранитель. - Подожди, - говорит ему Марат. - Что ты хочешь мне предложить? - Думаешь, я зря звонил ему? - я киваю в сторону палатки. - Этот человек сможет помочь тебе. - В чём? Как? - У него есть идеи. Он пишет. Пишет самые примитивные и самые отвратительные мелодрамы и детективы. Думаю, тебе понравится. Там целые горы макулатуры. Представляешь сколько можно снять по ним фильмов? - Он врёт. Это телохранитель. Он презрительно смотрит на меня. - Пойди узнай, - кивает ему Марат. - Хорошо. Допустим, у него есть это. Что дальше? - Но без него самого ты ничего не сможешь сделаешь. Он платит нотариусу, чтобы все его рассказы оставались в его интеллектуальной собственности. Он периодически отсылает этот хлам в редакции и боится, что его кинут. Ха! Обворуют его убогие графоманские потуги. - И? - Убей его. - Тогда все перейдёт жене. - Нет. Есть завещание. Все свои рассказы он завещает напечатать за счёт семьи. Без претензии на права. - Звучит нелепо. Откуда ты это знаешь? - Знаю. - Ты просишь убить своего друга? - Он мне не друг. Я торгуюсь за твои деньги. - Ты неумело врёшь мне. А знаешь, что меня расстраивает больше всего? Это когда собеседник не умеет врать. И тут меня хватают за ноги и тащат в шатёр. Если эта история является плодом чьего-то воображения, если она кем-то написана или снята, то как раз в этом месте я должен сообщить - "вот с такого-то момента всё пошло не так" или "ситуация полностью вышла из-под контроля". Кто тут ответственный за сценарий, режиссуру? Кто делает это рваный монтаж? Меня всегда интересовало, что происходит во время титров. Ну, если на мгновение представить, что жизнь в рамках отдельно взятого фильма существует и всё, что мы видим на экране так же реально, как и мы. Что происходит, когда титры заканчиваются? В тот момент я просто постарался расслабиться. Речь шла не просто о деньгах, а о свободе. Свободе от всего. А ещё я боролся за женщину. Вариант, когда я отказываюсь от одного в пользу другого, меня уже не устраивал. Когда слушаешь о подобных ситуациях - начинаешь считать избравшего тот или иной путь идиотом. Независимо оттого, что он выбрал. А я становиться идиотом не собирался. Я хотел взять всё. В принципе, можно было закончить рассказ на этом моменте и не раскрывать свои карты. То, что случилось потом, уже случилось. И вот он я! Абсолютно живой. А как это случилось не суть важно. Прежде всего, я договорился с Петро. Нарисовал ему свой план. Вариант для Петро. Сказал, чтобы он дрался, когда придёт время и стрелял, когда это будет нужно. Что у нас всё получиться. Главное дождаться Знака. В общем-то мы все всё заранее спланировали. Все мы существовали под девизом "каждому своё". Мне были нужны Аврора и свобода. Петро просто деньги и слава, а Марату нужны были истории, его собственные деньги и моя Аврора. Вот такой винегрет. Выигрывает и получает всё тот, кто больше всех знает. Планы решают всё. Задача других внушить противнику, что он знает больше тебя или столько же. Ещё я сделал второе предложение Марату. Шепнул ему одну небольшую деталь. Так надо, сказал я ему, пусть пистолеты будут не зряжены. Вот он, тот самый момент - дуло пистолета смотрит мне в лицо. Жизнь тоненькой струйкой воспоминаний пугливо мелькает в моих расширенных от страха глазах. Чего только я не вспомнил... Но когда Марат развернул пистолет, поднёс его к подбородку и выстрелил, я готов был кричать как ненормальный просто от того, что сейчас на моих глазах происходило, от самой жизни. Столько реальных смертей за свою жизнь я не вдел. И я выдохнул. Выдохнул очень старательно. Воздух и всю остававшуюся и не переваренную у меня в желудке еду. А когда тошнить было уже нечем я, трясущимися руками, сорвал весь этот маскарад и попытался встать. Но ноги всё равно не держали. И тогда я просто сел и тупо смотрел на все эти трупы, пока не успокоился. Думал о тех, кто сейчас смотрел на меня через экраны мониторов. Что они сейчас думают, что чувствуют. Понимают они что-нибудь из всего происходящего или всё это кровавое представление для них бессмысленно и от этого ещё более привлекательнее. Где-то там, в другом мире, существует Аврора. Есть она или нет уже не важно. Это мой приз и от этого он обязательно должен существовать. Ещё немного и я сам пристрелю себя, выхватив пистолет из остывающих пальцев Марата. Выдержать ещё несколько минут, говорю я себе. Потом будет легче и проще. Потом, когда-нибудь после я усажу Аврору, посмотрю ей в глаза и буду говорить. Вот тебе моя "добавка", если ты ещё не в теме, скажу я ей. Всё именно так. Самое страшное с человеком может случиться, когда он не знает, что делать дальше. И тогда ты придумываешь какие-то вещи, дурачишься, фантазируешь себе. Какой-то сюжет. Подбираешь к нему главных персонажей и нужен всего лишь маленький толчок, как всё начинает вертеться и работать без тебя. Понимаешь, случаются такие моменты, когда ты понимаешь, что всё, дальше так уже больше не будет. Должно что-то случиться. Так было, когда я увидел ту тётку из Ялты. Так же было, когда я увидел лицо Дориана Ашоки. Своё лицо. Представляешь, что у меня было в голове? С одной стороны страх, с другой стороны восторг. А может быть это просто сон, где может получиться даже самая нелепая авантюра? А может быть это я, приснившийся кому-то в этом сне? Решать тебе, скажу я ей. Но если это и есть сон, то надеюсь, мы никогда не проснёмся Шло время, а второго охранника так и не было. Я смог встать на негнущиеся ноги. Подобрал пистолет и кое-как вышел из этой импровизированной студии. Я шагал по бетону, делая шаги навстречу новой жизни. Самое главное в этот момент - не переиграть. Надо просто очень стараться и хотеть. И не делать ничего лишнего. Я шагал, а впереди ждала меня моя награда и новая жизнь. В жизни каждого человека есть такой шанс, который нельзя упустить. Возможно, он возникнет один раз на горизонте, помаячит и исчезнет навсегда. Тогда ты посмотришь ему вслед и поймёшь, что фактически ты уже прожил свою жизнь. Или ты уверенно хватаешься, за что-то думая, что это твой шанс, а это не так. Не знаю. Главное, чтобы не спутать повороты и не попасть в мнимое будущее, где ты сам отомстишь себе за свои ошибки. Так что же случается, когда титры проходят? Вечерний пейзаж, морской пляж и тоненькая женская фигура в развивающимся на ветру платье. Идущая к одинокому бунгало на берегу. Кадр счастливой жизни? Жизнь удалась? На сколько вас хватит, чтобы жить так, в однообразных, сменяющихся друг за другом днях счастья? Когда вы скажете себе "хватит" и что вы сделаете потом? |