1. КОСМОС. Мир новостроек сжал и придавил ее. Жесткими прямыми он отсек всю лирику сложных форм жизни, установив единственно правильные подходы - поперек всего. Поперек тощих тропинок; садов с кустами вишни (все одно – ягода на Урале не вызревает); поперек полета глупых птиц, как социализм против всех человеческих инстинктов, веками напрягавших душу, существование которой, правда, ставили под сомнение те три дядьки, чьи усы свисали с огромных портретов, что висели у бабушки в задней половине избы; в передней же, как и положено, в правом углу, грустно темнели из под пыли святые лики… В небо, по прямой, улетали подъемные краны, подтягивая к себе панельные высотки. Ни один этаж не заленился, не задумался стоит ли ему расти вверх и потому не вывалился из стройно торопящейся вверх серой этажерки. Земля вокруг болела, из развороченных боков ее торчали трубы, арматура, корни деревьев раскорячено взывали о помощи. Сочувствовать было некогда. Тоненькая дощечка, брошенная с коряги к подъезду, через глиняную реку, делала остро ощутимой и единственно значимой целью ровный черный прямоугольник, который уже благополучно всосал маму, и теперь жадно раззявился на Лиску. Младшая сестра, умудренная пожизненной Лискиной глупостью, ехидно заметила: - Люди уже в космос летают… И тут откуда-то сверху раздался родной голос: -Я нашла… Задравши нос вверх, Лиска тоже нашла, и - шагнула. Наверно дощечка проводила бы ее шлепком для решительности, но Танина нога ее вовремя обуздала. И, ощущая спиной плотную поддержку, Лиска вдохнула этот влажный, тяжелый дух бетонных стен. Нежилой воздух и сырость раздирал, крошил и раскидывал по углам звенящий мамин голос: -Лиска, быстрее коробку, да эту! Таня, освободи проход, сейчас мебель привезут! Все, Таня со мной, Лиска – охранять вещи. От кого охранять было непонятно. В подъезде тихо, пусто, любой звук становится гулом. Похоже мы первые поселенцы на этой планете. Вышла на балкон. И, солнце в глазах рвануло высотой! Верно Танька подметила – космос! Деревянные дома внизу ущербными коротышками сбегались в такие же корявые улочки, в огородиках копошились букашками люди. А вдали, словно жидкое олово, исчезала в горизонт Кама. Услышав сзади сопение, Лиска оглянулась. На балкон вылезал замотанный вкруг себя кучей тряпок Тема, которого в суете забыли среди баулов. Впрочем, о нем постоянно забывали. Тема плакать не умел, вероятно, это было ниже его достоинства. Обычно он подсаживался неподалеку и сокрушенно вздыхал. Поняв же, что мирские страсти всецело поглотили сестер, совершал паломничество к тайнику, где мама оставляла ему буханку хлеба. -Смотри, Тема, Кама! И малыш, будто почувствовав всю неповторимость момента, выдохнул: -Мама! -Ох! Заговорил! Лиска, ты колдунья! – разорвала пространство мама. -Мам, а он что, дурак?! -Что за словечки, - взметнулась бровью легкое высокомерие. -Так ведь я сказала – Кама! А Тема, как будто выбросив обет молчания, вывалил мощно и четко: -Там Кама! – и важно умолк, обняв мамину ногу. |