Открываю дверь. Передо мной - Винтовский, и он сияет как солнце, что случается с ним на удивление редко. Он заходит в квартиру, мы садимся на кухне, и по тому как он разговаривает, и как курит, и как хихикает, я понимаю, что он ускорен. Я на кумарах и мне охуенно плохо, мне так хочется счастья, что я готов его возненавидеть лишь за то что его состояние так не совпадает с моим. Но, как и подобает Винтовскому, он предусмотрел меня в своей радостной прогулке по району. Я читал Ричарда, и на обложке книги тремя минутами позже появляются две аккуратные белые дорожки, как на снимке - на нетронутый снег поставили сани, а потом убрали и выжали в негатив. Белые следы на черном. следы, уходящие прямиком в мой мозг через ноздри. Занюхиваю, и мне начинает казаться, что лампа у нас над головой - это жаркое техасское солнце, а сами мы - два рояльных ковбоя из вестернов, которые оставили своих лошадей пощипать травки, а сами курим и делимся пережитыми приключениями с ноткой хвастовства. Сначала он говорит больше, но, по мере раскручивания лопастей я, болтливый и счастливый как домашний щенок с красной ленточкой вокруг шеи, заглушаю обычно и без того неразговорчивого Винтовского. Я говорю ему про солнце и про ковбоев, и про варившуюся здесь рыбу, и про сломавшийся инет - он походя сообщает, что проблема не у меня, а на провайдере, и инета нет ни у кого из нас - и про письмо, которое я написал. Про то, как я наслаждаюсь тишиной, которую слышу впервые за много дней. Я не придаю значения тому, что для него я этой тишины не приберег, и что сейчас сам же вгрызаюсь в нее как таракан в кубик рафинада. Мне все нравится, нравится даже то, что снаружи холодно, а внутри тепло. Разогнавшись до предела я чувствую вдруг, что моя сексуальность подскочила до основания черепа и требует жертв, я заезжаю даже к Лере, вышедшей на кухню выпить воды. Мне охуенно сильно хочется почувствовать под собой женское тело и натянуть это тело на свой хуй. Я чувствую себя так, будто не ебался целый месяц, хотя только вчера мы с Лилей замутили отличный секс под все еще стоящей у нее елкой. Моя убедительность в уламывании камрадов выйти на улицу поражает воображение - соглашается даже собиравшийся было поспать Джек. Винтовский смотрит на меня с ухмылкой - он конечно пойдет, но напоследок выключает на плите газ и медленно-медленно открывает духовку. Звук рвет душу и радует слух - как будто мы все на секунду оказались в Сайлент Хилле.

Холода я не чувствую, равно как и Марк, а Джек жаловаться не привык, поэтому мы быстро и весело ломимся куда-то вперед. Я вдруг ощущаю себя безраздельным хозяином этого города. На часах - три ночи, поэтому прохожих маловато. Честно сказать, я совершенно не представляю себе, куда мы должны идти чтобы обрести достойных партнерш. Мои друзья прочно ограждают меня от измены, единственная суть которой как правило: меня нет. Они говорят со мной, хотя я тоже говорю и их не слушаю - никто никого не слушает, все только болтают, и им от этого хорошо. Мы забредаем в круглосуточный супермаркет. Я выхватываю взглядом свое отражение в стеклянных дверях. Глаза мои горят, на лице застыла эта жуткая издевательская алукардова ухмылка во все тридцать три, джинсовый плащ, надетый в пять мороза на такую идиотскую черную футболку с мишенью, далее мои драные на правом колене джинсы и конечно ботинки. Будет странно, если секьюрити нас не запалит. Мы долго и шумно тыняемся по магазину, радостно и громко смеясь по любому поводу, берем всякой хуйни, и здесь удача снова являет нам свой гнилой оскал, в народе называемый улыбкой. Возле кондитерского отдела мы узреваем четырех полупьяных девиц стройного сложения и возраста under eighteen. В моей голове загорается красная лампочка с пометкой "Failure is not an option", и я уверен - пусть Джек хоть в сто раз заебатее и привлекательнее меня, да и Винтовский тоже, но сегодня я буду ебать двоих, причем особенно для этого не напрягаясь. Мое дыхание сбивает от счастья, мы подходим к ним и говорим какую-то херню, и я говорю больше всех, и чувствую себя знаменитостью, как Мерилин Монро, когда какое бы мудачество ты перед камерой не учинил, люди все равно будут уссыкаться от восторга а потом носить тебя на руках. Это срабатывает. Мне особенно сильно нравятся большеглазая блондинка и хрупкая брюнетка с эмо-стрижкой, честно говоря, двух остальных я даже не замечаю, я влюблен в этих, в каждую по-своему, но в обеих одинаково сильно хочется спустить и заставить их лизать мой хуй наперегонки, я думаю только о сексе, хочу только секса, и только о сексе говорю, что уже не имеет никакого значения. По выходу из магазина я твердо знаю - они не денутся никуда, нужно только найти помещение, подходящее под поле бурной деятельности. Одна из левых телок оказывается настолько мудра и благоразумна, что сразу предлагает нам пойти к ней домой так как ее родители уехали и будут нескоро. Мы купили им вина, Винтовский открыл бутылку пальцем продавив пробку внутрь, чем вызвал у зрителей обильный апплауз. Эмо-телочка, назвавшаяся Настей, прикладывается к напитку, и контакт ее рта с горлышком заводит меня настолько сильно, что я силой отрываю ее от тары и целую взасос, она не успела сделать последний глоток, поэтому головокружительные капли полусладкого попадают ко мне в глотку, она пытается сопротивляться, но мне похуй, левой рукой я держу ее за затылок, а правой - за подбородок до тех пор, пока она не сдается и с фаталистической индиффирентностью не отдает мне всю себя. Я ослабляю хватку и приоткрываю глаза. Блондинка, Жанна, не идет вперед и не смотрит на нас, она стоит и чуть не плачет. Я снимаю ладонь с настиного лица и кладу ее на жаннину задницу, про себя радуясь что она в джинсах в обтяжку и короткой не очень теплой куртке. Я прижимаю ее к себе сбоку, не переставая осваивать глубины настиного рта, и мы некоторое время стоим почти неподвижно, являя собой потрясающую основу для эротической фотографии. Нас зовут, и, разорвав цепочку, мы послушно идем в указанном направлении.

Дома у левой телки жарко и возбуждающе темно. Я понимаю, что камрады мои в таком же состоянии, как и я, потому что мы одновременно, как в армии, снимаем верхние шмотки и кидаем их на пол. В тот момент когда Настя предлагает нам кофе, я вдруг вспоминаю, что секс втроем я уже пробовал и пришел к выводу, что он не жжот, поэтому передо мной встает проблема выбора, которую я, нисколько не озадачившись, тут же решаю - стиль эмо предполагает фрустрацию. Всему свое время. В таком состоянии я способен переебать всю привлекательную женскую часть бывшего СССР. Жанна что-то лепечет, я не обращаю внимания и волоку ее, кажется, в ванную. Она пугается моей борзости, но мне становится похуй на все, как только моя рука нащупывает задвижку. Я один с девушкой в маленьком совершенно темном помещении, в котором пахнет духами и хлоркой, и я хочу ебаться, а все остальное - мелочи. Я стаскиваю с нее куртку, кофточку, джинсы, трусы, сдираю лифчик и шалею оттого что у нее такие большие и теплые сиськи. Она впадает в смущенный ступор и сопротивляться не пытается. Я избавляюсь от футболки, целую ее, лапаю, она повинуется мне ровно настолько, чтобы это не показалось протестом. Сажаю ее безвольное тело на какой-то шкафчик и всовываю в это тело палец. Она тугая и влажная, еще не полностью, но уже достаточно, расстегиваю ширинку и вставляю, она мэкает от неожиданности, но это - то что мне нужно, и я держу ее крепко, так что хрен вырвется. Она неглубокая, мне это по понятным причинам не нравится, и я решаю, что после того как она кончит, я дам ей на клык и спущу в глотку, после чего выйду и займусь ее милой подружкой.

Я трахаю ее, трахаю, трахаю долго, чувство ритма у нее не ахти какое, подмахивает она через раз, но зато внутри нее так приятно, и стонет она так привлекательно, хорошо, что я не вижу ее лица, а она не видит моего, хорошо, что я ориентируюсь ощупью, хорошо, что нас окружают темнота и тишина, я думаю все это натягивая ее чтобы отогнать свою главную опасность измены, по поводу того, что я вдруг могу не кончить, и буду так же ритмично двигать женское тело по своему стояку хоть дрова руби до полудня следующего дня. Этого не случается, звуки, издаваемые ею, с каждым толчком все выше и выше, я атмосферно понимаю, что она запрокинула голову, а затем по ее телу проходят несколько разрядов, сильнее всего ощущаемых в ее молодой пизденке и растворяющихся где-то в районе моего крестца. Я достаю до матки, вставляя до половины, и меня это ни хера не прет, кончив, она некоторое время полностью расслаблена, и несколько минут я ебу ее как живую и теплую куклу, и меня это заводит, но когда она вновь начинает свою слабую двигательную активность, я решительно снимаю ее с болта и, некоторое время позажимав, даю понять, что мне хочется отведать ее подросткового рта. Она некоторое время мнется, и, чтобы не потерять меня в отсутствии света, продвигается от моего рта к моему члену поцелуями. Хорошо, что она меня не лапает, хотя я, кажется, упоминал, что ненавижу, когда мой хуй трогают руками, пока мы шли домой. Когда она достигает своей цели я, прислонившись спиной к прохладной кафельной стенке ванной, начинаю догонять, что в оральном сексе она куда талантливее, чем в традиционном. Практика, наверно - ловлю себя на лихой мысли, уже кайфуя от ее техники. Она не касается меня руками, но тем не менее заглатывает глубоко, только чувство такта у нее подкачало, поэтому я кладу руки ей на голову и регулирую ритм, она сосет без передышки как пылесос, проходит совсем немного времени и я кончаю, перед глазами вспыхивают и гаснут ярко-оранжевые узоры, и я совершенно счастлив, Ich bin der Holle in der Himmel, я ловлю минуту когда мне ничего не надо. Она старательно сглатывает и вылизывает мой хуй вплоть до появления неприятных ощущений, после чего я застегиваю ширинку обратно, ощупью добираюсь до двери и, отодвинув замок, вываливаю в коридор. Интересное наблюдение - в полной темноте головокружение незаметно, следовательно, на него отвечают только глаза. Оказывается, у меня отчего-то такой вертолет, что я с трудом стою прямо и идти могу только держась за стены. Очень хочется пить, и, с некоторым трудом сориентировавшись, я направляюсь в кухню. Там, сидя за столом и уткнувшись в локоть, горько рыдает моя Эмонастя. Как и положено Эмонасте. Хватаю со стола ополовиненное вино и - совершенно забыв про то, что синькой от спида попускаются - глотаю до тех пор, пока в бутылке ничего не остается. Настя рыдает чуть громче. Сажусь на пол возле ее табуретки и закуриваю. Наступление выходов резкО, как удар серпом по яйцам, и хотя мне замыливает глаза посторгазмический эндорфин, я чувствую смутный ужас перед надвигающейся реальностью. Чек у меня, так вышло, но он остался в плаще, за которым нужно пойти в коридор. Меня тянет передвигаться на четвереньках, но это допустимо только в практике приема психоделиков, поэтому заставляю себя встать. Я включаю в коридоре свет - дверь в ванную закрыта и оттуда доносится шум воды, почти полностью заглушаемый бабьими воплями из первой комнаты. Ето Джэке-чимпион, вдруг вспоминаю я, тупо лыблюсь и заламываюсь в туалет с каким-то глянцевым журналом. Я отсыпаю себе ровно треть, потому что мои камрады захотят догнаться не меньше, чем я, и занюхиваю ее. YEEAH. Я снова на коне. Я снова готов к подвигам. Я снова хочу ебаться. Возвращаюсь в кухню. Настина голова по-прежнему уткнута в стол, но плечи уже не вздрагивают. Вдруг замечаю, что на ней мужская рубашка. Кожа на ее шее бледна и соблазнительна. Да, думаю я, положительно эта девочка нравится мне больше. К тому же сейчас я и хочу того самого готичного неспешного секса, на который она была настроена с самого начала. Наклоняюсь и, задев ее по лицу волосами, осторожно целую в шею, в то место, где остро выступают невинные и беззащитные позвонки. Настя поднимает голову, тушь у нее слегка потекла, но плакала она не так уж и горько, как хотела это продемонстрировать. Она говорит что-то обвинительное и я замечаю, что она совершенно пьяна. Она капризничает, когда я аккуратно поднимаю ее с табуретки, но не сопротивляется, и я медленно и с некоторым самоупоением целую ее взасос. Никаких резких движений. Нахуй. Такие девушки к насилию не располагают.

Мы лижемся очень долго. Мне нравится ее рот, ее язык на вкус - похоже на тот дорогой виноград, который зимой продают в супермаркетах. Я не торопясь снимаю с нее рубашку и взору моему предстают две прекрасных крепких небольших сиськи - очень нравятся, хоть и не отличаются размером, они совсем твердые и геометрически правильные, с маленькими темными сосками точно по центру, а я люблю геометрически правильные сиськи - композиция выдержана. Когда я их целую, ее дыхание учащается. Я не лезу в нее пальцами, я дожидаюсь, пока она сама не ополоумеет от желания оказаться у меня на болту, и все снова идет по моему сценарию, она скидывает с себя юбку в складку в стиле японских школьниц с хитровыебанной застежкой, затем трусы, а потом лезет ко мне в джинсы, я всовываю в нее хуй и здесь меня ждет последний приятный сюрприз - малышка точно подогнана под меня, ни больше ни меньше, как раз. Ебу ее снова долго и не очень быстро, разложив на столе, потом переворачиваю на живот и вставляю снова, она кончает несколько раз, последний - вместе со мной, достаточно шумно и бурно, после чего мы одеваемся и почти не разговариваем вплоть до самого нашего ухода.

ведь я всегда был везучим.