Феназепам.

 

У каждого из нас есть жменя своих болезней, нажитых нами за тот или этот период жизни, при тех или иных обстоятельствах. Редко кто может похвастаться отменным здоровьем, тем, что никогда не знал дорогу к врачу. Но есть и такие. Год назад встретил мужчину, которому только перевалило за семьдесят лет, вот он признался мне, что впервые за все годы попал на больничную койку.И то по пустяковому делу.Был он среднего роста, худощаво – сухощавый такой, подтянутый, с ясным взглядом и морщинами к месту на лице. Есть морщины так себе, а тут как украшение для мужчины. Глубокие и скупые. Мы такими данными похвастаться не всегда можем, а вот болезнями пожалуйста, которые звенят в нас медяками. Когда редко, а когда от звона этого деваться некуда. Лично меня господь наградил разменной этой монетой в достатке – и бегать никуда не надо, чтобы поменять. То одно, то другое, то третье. То армия на краю цивилизации с жарой под пятьдесят и морозом под шестьдесят в одних и тех же кирзовых сапогах. А весной еще со зверями-комарами. То литейный цех с жарой у вагранок за сто градусов, и с ледяными сквозняками между нашими формовочными станками, в одних и тех же отрепьях на голое тело и в опорках на босу ногу. То период пьянки, чтоб она, проклятая, сдохла раньше того, как мы родились. Справился, и с тем, и с другим, и с третьим. И курить заодно бросил. А вот от болезненного звона медяков избавиться не совсем получается. И бегаешь к этим людоедам-врачам, и питаешь своими болячками с изнуренным своим видом садиста, спрятанного внутри них. А тот жиреет как на дрожжах, и хорошеет на глазах, без грана совести в оболочках от врачей и капли сочувствия в их пустых зрачках.

Прихожу на прием в нашей незабвенной поликлинике номер три к Расичу, невропатологу, по части головных болей, беспокойства и прочего, появившихся от простудных с воспалительными заболеваний. От родного социалистического строя и пупкодральных рекордов ради светлого будущего, уже в коммунизме. Ни того, ни другого я не достиг и даже призраков не видел, которых боялись цивилизованные страны. Зато заболеваний нажил, начиная от гайморита-арахноэдита-тонзилита-бурсита и кончая обыкновенным геморроем, несчетное количество. Расич, чтобы не было мне скучно,каждый раз выписывал один и тот-же препарат – феназепам, в купе с другими таблетками такого-же – или никакого, или оболванивающего - действия.

Как-то попал к другому врачу, тоже невропатологу, только женщине. Расич тогда был в очередном отпуске. Она заглянула в историю и глаза у нее неторопливо начали округляться:

- Вам давно выписывают феназепам? – спрашивает.

- Сколько сюда хожу, столько и выписывают, - отвечаю. – Лет двадцать, я к нему уже привык.

- Не мудрено, - говорит эта женщина, и растерянно качает головой.

- А что такое, доктор? – не выдерживаю я этого ее непонятного состояния.

Невропатолог помолчала, а потом посоветовала:

- Вы попросите своего лечащего врача, чтобы он вам больше не выписывал это лекарство. Никогда, - и добавила. – К нему есть не только привыкание, но это лекарство еще оказывает негативное влияние на здоровье человека.

Прошло энное количество времени. И снова любимый Расич, который был в отпуске, а вот теперь вернулся.

- Рассказывай, как у тебя со здоровьем? – встречает он меня в своем кабинете как старого знакомого.

- Да все по прежнему, никаких изменений в лучшую сторону.

- А их и не должно быть, - ухмыляется доктор. – Это хронические заболевания, они не излечимы.

- Но иногда удается их залечить, причем на долгое время.

- Кто тебе сказал?

- Неважно. И феназепам, сказали, может быть вреден, если его применять долго.

Расич вильнул плутоватыми глазами в сторону, затем пожевал губами:

- А ты не ешь его горстями, а по одной, по две таблетки во время приступов.

- Я вообще стараюсь поменьше жрать эти лекарства.

- Вот и правильно. А болезни, они то затухают, то активизируются снова.

- И никакого просвета вы мне не оставляете?В смысле мечты о радостных красках бытия?

- Никакого. Борись и побеждай сам. Как хочешь.

Расич привычно пододвигает к себе историю прихода и расхода человеческих тел и душ, и привычно же начинает водить стержнем от авторучки по бумаге, которая все стерпит. Я привычно слежу за его рукой, я уже знаю, что он мне выпишет и на этот раз. На всякий случай уже за дверями кабинета надеваю очки и всматриваюсь в один из рецептов. На нем крупными латинскими буквами выписано до боли знакомое лекарство, которое одним своим названием возбуждает внутри меня некое подобие радости. Я негромко говорю про себя:

- Фе-на-зепа-ам!..