Мажордом стукнул тростью по полу и объявил:

- Граф Сидоров со своей бабой!

 

«Граф и баба евонная» скинули дублёнки на руки прислуге и чинно прошли к остальным гостям. Синхронный кивок направо, такой же синхронный - налево.

- Ой, мальчики, уже отдыхаете?

- Молчи, дура! Растрещалась! Коньячку мне плесни. Да иди, тусуйся к гёрлам,!

 

Из музыкального центра на полную мощь рвал в клочья души «Лесоповал».

 

Кучковались по интересам: кто - к анекдотам, кто - к бутербродам. Женщины – отдельно, под репродукцией Джоконды.

Баронесса Зинка шептала на ушко княжне Надьке:

- Знаешь, какое у него достоинство? Настоящее графское! Девки говорили! И платит по сотне баков за ночь, не считая шампусика и закуси!

Раскрасневшийся с морозца ввалился барон Саня Малышев. Не тот Саня, который с Советской, а тот, который с Садовой. А с Советской, он и всего-то - виконт. Барон источал ароматы «Лагосты» (по три триста пузырёк) и дорогого коньяка «Наполеон на бруньках». Баронесса Зинка Кучкина поморщилась: муж упорно душился её духами, не желая признавать их чисто женскими и желая не только выглядеть, но даже пахнуть богато и гламурно. И опять выпивши, паскуда! Опять, наверное, по бабам шлялся! Молчала она ровно шесть секунд.

- Опять выпивши?!

- Кто выпивши? Это я-то – выпивши? Да я в сосиску пьяный! Молчала бы, жаба!

 

Наконец горничная пролепетала, что в гостиной накрыто. Ломанулись к столу. Засопели, зажевали, забулькали, захэкали. Сквозь этот звукоряд только изредка пробивались отдельные реплики:

- …Жалую тебя, барон, курицей с царского плеча!

- …Божоле. Ты когда-нибудь хавал божоле? Вот я....

- …Пра-ативный! Отвра-атительный! Руку с ка-алена убери, ка-аму сказала?!

 

В самый разгар, под третий тост зазвонили в двери.

- Ну я этого доходягу сейчас! Сосед это снизу, стопудово!

И, позвякивая «голдой», хозяин раута кинулся в прихожую.

Общество ждало. Место быдла – «у параши», это же «как два пальца об асфальт»! Отдохнуть не дают, куклы тайские! Однако, шума особого не было. Просто хозяин вернулся с… ментом. С летёхой зелёным! Тот - морда серьёзная, ладошку к козырьку:

- Здравствуйте. Лейтенант Овечкин Александр Палыч, ваш новый участковый. Зашёл познакомиться. Говорят, жалобы на вас бывают от соседей, шумите допоздна. …Праздник какой празднуете или просто расслабляетесь?

… Через полчаса немного нетрезвый лейтенант Овечкин уже сидел в уголке дивана, приобнятый мощной рукой князя Макса Сухарева, и внимал. Не мог он не внимать, если князь лёжа, от груди легко жал сто двадцать, а столько во всём Палыче вместе с какашками и пистолетом не набиралось.

- Тут все – князья да графы! Все, натурально! По купеческой части. Кто – по потребтоварам, кто – по лесу. Универсам «Лабаз» знаешь? Мой! Даже у виконта есть три ларька у вокзала. Наш город, наш! И мэр – наш, городская власть, блин! С потрохами! А ты, выходит, у власти на побегушках! Поэтому, блин, не гунди! Цени, что тебя такое общество принимает! На службе, на службе…. Заладил тут! Пей вот, закусывай: служба – службой, а икру не каждый день жрёшь! Будешь с нами дружить – не тронем!

Он обнял Овечкина за плечи покрепче и проникновенно сказал:

- Палыч, вот ты – мент, а для нас – обныкновенное тьфу! Хошь, мы тебя произведём? Ну, графа не обещаю, а баронета – вполне. Сиятельством будешь! Ну? Хошь? А проставишься с получки.

 

Выла автосигнализация, брехали собаки, из квартиры на третьем гремело «А по ту, по ту, по тундре, по железной дороге…!». Городок Кашин жил счастливой аристократической жизнью.