ПОКРОВСКОЕ-СТРЕШНЕВО (триптих) I. СЕНТЯБРЬ Манящее, Как сон о юности, качание ветвей. Привет, Покровское, давнишняя отрада, С годами ты все старе и милей. Уже звучит осенняя баллада, Кружится лист в пустынности аллей, Начало знаменуя листопада. Я не искал сюда поводырей Из громадья причудливого града Галдящего. Смеркается, И розово-коричневый витраж Коры с вкраплениями серо-голубого В поблекших травах засветил сосновый кряж В лучах прощальных лета просяного. Вершиной медною ведет недремный страж .В чешуях охристых. И в золотой полове - Прозрачной паутине тонких пряж - Вихры игольчатые щеголя лесного Качаются. Даруется И вам, и мне неяркое тепло Небес и ветра легкомысленная вольность. Тропу крапивой сонной заплело, И лепет крон берез высокоствольных Как нежный холод льется на чело Под дальний звон всесвятской колокольни. Так время незаметно утекло, Наряд меняя, старый лес как школьник Волнуется. II. ОКТЯБРЬ Роща в сумрачной дреме. Потоками с хмурых небес Нистекают стволы сквозь разверстые, мокрые кроны, И влекутся извивы корней по шуршащим попонам Нежно-рыжей листвы, устилающей землю окрест. В этой зябкой прохладе, в свечении влажных ковров, Черном фетре стволов и тоске сиротеющих веток - Листья кленов неслышно скользят, миновавшего лета Легкокрылые птицы, любовные письма ветров. Их страницы лежат на горбах колченогих скамей, Их узор золотой – на тряпицах поникшей крапивы. В гамаках перепончатых крыл, словно стая вампиров, Лоскуты бузины кровоточат на пиках ветвей. Редкий шорох шагов, лай собак, перестук поездов… Острова бурелома, деревья в нашествии крапа Зеленеющих мхов и ракушках древесного капа, Как остовы Летучих голландцев в морщинах веков. Синий стелется дым от костра над печалью берез, Прелых трав и земли отсыревшей дурманящий запах, И холодное солнце неслышно крадется на запад В сером войлоке туч, как людьми обижаемый пес. III. НОЯБРЬ Скрип сосны, холодный шелест ветра, Перебранки дальние ворон. Лес погасший с редким всплеском цедры Каплями росы посеребрен. По низинам, залитым дождями, В амальгаме тусклой черных вод Барки листьев сонными тенями Невесомый водят хоровод. В хладе дня и мраке длинной ночи, В слякоти дождливой полумглы Долог скорбный путь осенней рощи К ледяной обители зимы. В тишине без плакальщиц, без зова И мольбы в глухое забытье… Медленно, до грубости сурово И достойно шествие ее. Из-под крон, с ветвей прозрачных сосен, Загребая воздух в невода Крыльев, неожиданною гостьей Пепельная падает звезда. Расплескав угрюмый траур перьев, Тонкий пласт печали расколов, Каркающий демон суеверий Медленно плывет среди стволов. Тает день. Сквозь звездные хоругви Кленов и холсты березняков Догорают солнечные угли В мглисто-сером пепле облаков. Роща ждет. Серебряный покров Скоро обездвижит лики тверди, В небесах предчувствие снегов И мелодия для скрипок, флейты, смерти… В ВОСКРЕСНОМ ПАРКЕ (диптих) I. ПРОГУЛКА Сквозь завиток лозы чугунный я в детство баловнем фортуны войду. Воскресный парк, ужель, галантно кружит карусель, под концертино куплетисты плетут узорчатые свисты, цветёт в беседках повитель? Доклад о кознях буржуазных не снится ль мне? Увы, боязен настрой народа к новизне – рок-н-ролл и буги не в цене, и бриалиновые коки редки, как чёрные сороки, в коротко-стриженной стране. Здесь с парашютной вышки новой летят, отважны и суровы, зубами цвиркая, мальцы, в бильярдных счастия жнецы шары у луз смыкают лбами, стуча мелёными киями, как в наковальню кузнецы… На лавках, цокая сердито, царят ценители гамбитов, пророча пешки во ферзи... над ними в лодочке скользит детей щебечущая стая, под облака взлететь мечтают - воробушки! Вообрази... Матросик в тире из “воздушки” пуляет в уток... Хо-хо-тушки бегут аллеей. Силуэт крылатый - лёгкий креп-жоржет шепотно-нежен к песне ножек: “Цок-цок”- по камешкам дорожек - очаровательный сюжет. Спешат распашно, бутафорно - в зубах тычины “Беломора”- их кавалеры. Пролегли у глаз морщины – как смогли, смеялись долго. Мир зеркал кривых и собственный оскал - приятны, даже за рубли. У питьевых фонтанов люди хватают струек колкий студень губами – жажда извела. Хоть хлад вещает полумгла, но в танцевальной суматохе как реки горла пересохли, пылают жаркие тела. Над парком музыка несётся, за дерева катится солнце, народ валит густой толпой. Пойдём скорей и мы с тобой к эстраде, где по воскресеньям творится светопредставленье - оркестр играет духовой. II. ОРКЕСТР Маэстро плещет у пюпитра, колышется ахейской гидрой затылков крепких полубокс. благоухает пряно флокс, gran cassa ухает как филин главою гулкой без извилин, бренчат тарелки звонко: ”Поккс-с-с!” Бас-геликон рокочет сладко – трубач с косой нависшей прядкой щёк раздувает пузыри – воздушный вихрь струит внутри, и голос медного самца волнует женские сердца в лучах чахоточной зари. Как богомол, худой и длинный, его сосед сидит картинно, глаза таращит, верхогляд, рукой гребёт вперёд-назад, тромбон кулисою кривой черпает жадно пред собой мошку и розовый закат. Певец любви – гобой альтовый - флиртует с флейтами. Фартовым пижоном блещет флюгель-горн средь труб изящных, толст и горд, полощет звук в роскошном горле. ссыпает ноток пышный ворох кларнет, клюваст и остроморд. Громадой золотою туба гудит печально и угрюмо, с отдышкой цедит: ”Бу-бу-бу”, кляня тяжёлую судьбу. Ей страсть сжимает крупну грудь, ну, помогите ж, кто-нибудь, утешьте пышную трубу. Горит стручком над медным тельцем склерозный нос её владельца. Родня охотничьих рогов, поют валторны – томный рёв плывёт улиток бронзо-спинных. Мужи, им пальцы в пасти вдвинув, соски целуют мундштуков. Шкеты к ним взглядами прилипли, хохочут, бьют чечётки дриблинг, жуют, коварные, лимон – слюнотеченьем поражён, оркестр сникает. Но дружина, порядка тайная пружина, шпану с позором гонит вон. В фонтанных брызгах, у водицы так сладко пахнет медуницей, и табачок нежнейше-бел. Амур пускает груду стрел, сердца доверчивы и глупы. Зажжёт звезду ль небесный купол, луна ль прольёт лилейный мел - под вальс-бостон тягуче-шагий шуршат широкими клешами в рубахах вольных апаша мужчины. Строгость дам круша, синкопы рвёт седой фагот, лобая медленный фокстрот... бока вращает синий шар, к свободе тянется душа. |