Что хочет автор. Литературные конкурсы

Зима. Тундра. Метель. В снежной мгле пляшут два слабых огонька. Они приближаются. Теперь это уже два мощных фонаря БТРа с прицепом, разрывают на секунду мглу, ослепляют и… снова только ветер да снег, заметающий колею прошедшей машины…

В полумраке несколько мотающихся силуэтов сидящих людей. В отсвете приборной доски - дремлющий ст. лейтенант, и напряженное лицо водителя. Губы водителя чуть слышно шепчут

Разыгралась что-то вьюга

Ой, вьюга, ой, вьюга…

Не видать совсем друг друга

За четыре за шага.

За четыре, за четыре…

За каких-то там шага… эх…

Оживает рация. Сквозь помехи слышен вызов «Тарзан, Тарзан… вызывает двадцать восьмой…»

Водитель слегка толкает старлея. Тот стряхивает с себя сонную одурь, протягивает руку. Водитель передает ему микрофон.

Тарзан на связи. Петр Алексеич, слышу вас, слышу.

«Ждать когда?»

Старлей смотрит на водителя. Тот пожимает плечами.

Петр Алексеич… думаю, часа через три-четыре… если мимо не проскочим. Не видно ни хрена…

«Добро. Ждем»

Старлей отдает микрофон и тут же снова погружается в сон. Губы водителя шепчут.

Черный вечер.

Белый снег.

Ветер, ветер!

На ногах не стоит человек

Эх… ветер, ветер…

на всем божьем свете…

Несется по тундре БТР, вспарывает глубокий снег. И тут же свежую колею остервенело закидывает снег…

Ночь или день, непонятно. Север. Небольшая ленточка ткани невнятного цвета, зацепившись за колючую проволоку, полощется на ветру. Проволока ведет в сторону, где едва угадывается столбы вышки. Здесь тихо, чуть поземка. Сполохи северного сияния. Территория большого лагеря, погружена в темноту. Только в караульном помещении вне лагеря да в двухэтажном здании на территории, в двух окнах на втором этаже горит свет.

На вышке, стоящей недалеко от ворот, закутанный в тулуп, стоя спит часовой.

5. СОН ЧАСОВОГО

Берег моря. Солнце заходящее. Ленивая волна шуршит галькой. Куда-то карабкается маленький крабик. Обнаженные юноша и девушка плещутся в воде…

ГОЛОС шелестящий

На заиндевелое лицо часового попадает свет фар, подходящего БТРа. Веки его вздрагивают, глаза широко открываются. Вместо звука мотора он слышит четкие, частые удары метронома. Его начинает трясти. В глазах мечется ужас. Скидывает тулуп, рукавицы. Трясущимися руками, снимает автомат с предохранителя, ствол упирает в свой подбородок и нажимает спуск.

Выстрела не слышно.

Конец титров – название фильма красным по черному, расплывается

М Е Т Р О Н О М

7. КАБИНЕТ КАПИТАНА

Под потолком горит единственная лампочка. Окно, почти все покрыто льдом. Закрытые стеллажи с документами. Электрическая плитка, на ней чайник. Над письменным столом портрет Путина и Дзержинского. На столе селектор внутренней связи, рация, документы вперемешку с остатками еды, кружка с чаем, полная пепельница, табельное оружие - ПМ.

За столом в полушубке, обхватив голову руками, сидит заместитель начальника лагеря капитан Сорин Петр Алексеевич. У двери стоит женская фигура в валенках, ватных штанах и телогрейке. Голова закутана платком, одни глаза…

Длинная пауза. Звонок селектора. Капитан медленно закуривает очередную сигарету и только потом включает «громкую» связь.

ГОЛОС СТАРЛЕЯ

Капитан… Петр Алексеевич, погрузку заканчиваем, ждем вас …

ГОЛОС СТАРЛЕЯ

Извини, Алексеич… упакуем тебя, придется ехать в скафандре, сам понимаешь, приказ. И потом, у меня люди.

ГОЛОС СТАРЛЕЯ

Чего «да»? Через полчаса отправляемся. Поторапливайся. Ничего с территории не брать, тоже должен понять. Петр Алексеич, эй, ты меня слышишь?..

Женщина успела снять рукавицы, размотать платок, отбросить его на плечи. Это Люба Ратникова. Ей на вид, под сорок. Короткая стрижка темно-медных волос, на худом лице антрацитно блестят глаза. Капитан поднимает голову и вопросительно смотрит на нее. Их глаза встречаются.

Заключенная Ратникова прибыла для отбытия наказания…

На стол с легким стуком падает маленькая серо-голубая «пуговичка». Слышны очень тихие и медленные удары метронома, шелестящий шепот - «Пе – тя…» Капитан косится на свой пистолет, гасит сигарету. Щелчком сбивает «пуговку» на пол.

КАПИТАН в микрофон решительно

Я остаюсь…

8. КПП ЛАГЕРЯ

Старлей разговаривает по телефону в дежурке КПП. Мимо него проходят солдаты с личными вещмешками. Тащат ящики из караульного помещения. В открытые двери виден прицеп БТР. Идет погрузка

Ты, что совсем?.. Да, пойми же, у тебя даже связи не будет, рация вот-вот накроется. А так, у тебя есть шанс… Одумайся, дурку-то не гони.

ГОЛОС КАПИТАНА

А как бы ты на моем месте поступил?

Не знаю… не знаю я. Петро, надеюсь, ты хоть понимаешь, что максимум через неделю, здесь никого не будет? И тебя самого…

ГОЛОС КАПИТАНА

Я знаю… у меня тоже здесь люди… пока. Я остаюсь.

Черт, упрямый… Ну, смотри… Я буду вынужден, доложить… прости, друг… может еще передумаешь? Я пойму… прощай.

ГОЛОС КАПИТАНА

Не поминай… все, конец связи.

Водитель БТР чистит стекла. Старлей подходит к водителю

Малышев, сколько у нас ДТ?

Все нормально, товарищ старший лейтенант. Тройной запас.

На одном доедешь.

А если что не так?

Без «если».

ВОДИТЕЛЬ отворачивается и тихо, себе

Вот… ексель-моксель парабеллум… возимся… Херакнуть бы сюда залпом… пока не поздно.

Старлей отходит, отдает приказ. От прицепа к проходной солдаты катят две бочки, несут несколько ящиков.

Старлей занимает свое место рядом с водителем. Закуривает. Мотает головой и шепчет

Дурак… и ради чего?.. не понимаю.

Капитан, у него что, того? Крышак поехал?.. А может его как-нибудь выцепить?..

Разговорчики… Это тебе не Блока мусолить. Оглядывается назад

Все на местах? Начать движение!

СТАРЛЕЙ снова тихо…

Дурак… Господи, если только ты есть… тьфу ты… дурак.

11. КАБИНЕТ КАПИТАНА

Капитан стоит у окна. В небольшое «окошко» в наледи смотрит через распахнутые настежь ворота лагеря, как уходит в темноту БТР. Оборачивается и смотрит на Ратникову. Подходит к селектору.

Старшина Зуева…

ГОЛОС ЗУЕВОЙ

Слушаю, товарищ капитан.

ГОЛОС ЗУЕВОЙ

В третьем блоке.

Всех, кто остался в живых привести на первый этаж Управления… с вещами

ГОЛОС ЗУЕВОЙ

Капитан подходит к столу, берет пистолет, поворачивается к Ратниковой.

Зачем вас сюда?

РАТНИКОВА пожимает плечами

Так было нужно.

Думаю, мне… вам… неважно это теперь.

Зуева с «усмирителем» в тамбуре одного из блоков стоит в проеме двери, за ее спиной свет, в полуоткрытую входную дверь врываются клубы морозного воздуха. В темноту барака

Кто живой? С вещами на выход… остальным лежать тихо…

13. КАБИНЕТ КАПИТАНА

Капитан достал обойму из пистолета. Покачал головой и снова вставил обойму на место

Не понимаю… ерунда какая-то. Командует Ратниковой. Вперед…

Выходит, следом за ней, на ходу отправляя пистолет в кобуру.

Коридор длинный, слабоосвещенный. В шеренге стоят пять женщин. Рядом с каждой небольшая котомка. Чуть в стороне старшина Зуева. По лестнице со второго этажа спускаются Ратникова и капитан

КАПИТАН Ратниковой

Встать в строй. Зуевой Это все?

Так точно… вчера по списку…

Медленно проходит перед строем, заглядывая каждой женщине в лицо.

Заключенная Пенкина, статья…

Не надо статью… звать как?

Надя… Надежда.

Амосова… Амосова Екатерина Ивановна.

ГОРШКОВА очень тихо

Вера Горшкова

Осужденная по статье…

Медея Андроновна.

Ясно. Фамилия?

КОЛЫВАНОВА

Ксения Колыванова

Капитан подходит к Ратниковой

Любовь Ивановна Ратникова… я – врач.

Вот врача нам еще не хватало… Не понимаю. Вы же знали, что здесь?..

Капитан отходит. Еще раз окидывает взглядом женщин. Хочет что-то всем сказать, но передумывает. Обращается к Зуевой

Старшина, всех разместить здесь, в комнатах офицеров на этаже. Собрать все продовольствие. Занять офицерскую столовую. Бочки с горючим откатить к генератору… Вопросы есть?

Гражданин начальник, разрешите принять лазарет?

Немного подумал и добавил

Режим свободный… для всех.

Сказал и пошел наверх, в свой кабинет.

КОЛЫВАНОВА выходит из строя

Урки, бабы, свобода, бля!..

И тут же получает удар дубинкой по спине от Зуевой.

Запомни – ты здесь свободна только подохнуть.

15. КАБИНЕТ КАПИТАНА

Капитан берет со стола полную пепельницу и долго стоит, задумавшись. Потом вытряхивает пепельницу в урну, садится за стол, закуривает и достает из стола тетрадь. Открывает ее. Пишет.

«16 января. Осталось в живых: заключенных - 5 человек + Ратникова». Рука на секунду зависает, дописывает «Старшина Зуева и я.»

Ночь. Крупные звезды дрожат и звенят от холода. Посреди этого снежного, серебром звенящего пространства стоит одинокая фигура женщины в одной длинной ночной рубашке. То поднимет над собою руки, то прижмет к груди. Не то молится, не то рыдает. Да и кто здесь может ее услышать…

И следов никаких, будто и не приходила она сюда…

Утро следующего дня. Правда, в этой части света, трудно назвать это явление утром. Только чуть серее небо, да бледнее звезды.

Старшина Зуева проходит по коридору и своей дубинкой стучит в двери

Выходить строиться, мать вашу. Не санаторий. Черте что устроили… Скорее бы уж все передохли.

Одеваясь на ходу, выходят женщины. Незаметно пересчитывают друг друга.

Нет, Ратниковой. Зуева ногой открывает ее дверь – пусто. Быстро поднимается на второй этаж.

Положив голову на стол, спит Ратникова. Перед ней открытый медицинский журнал. Входит Зуева. После некоторого раздумья, уходит.

Женщины стоят в строю. Зуева обращается к Галустян

Галустян на кухню. На завтрак полчаса. Потом взять инструменты и вперед.

20. ВТОРОЙ БЛОК

Женщины ломами разбивают стену. Пилят бревна. Зуева наблюдает. Подходит капитан. Скидывает полушубок, берет топор. Начинает колоть дрова. Женщины останавливают работу и долго смотрят на него.

21. СТОЛОВАЯ

За отдельным столом капитан и Зуева. За сдвинутыми столами остальные. Обед явно не лагерный.

Капитан достает бутылку. Наливает Зуевой и себе. Берет свой стакан

КАПИТАН тихо

За то, что мы еще живы.

Женщины молча утыкаются в свои тарелки…

22. КОМНАТА АМОСОВОЙ

Екатерина Ивановна вешает на стену фотографию сына, рядом с репродукцией из календаря - иконы Владимирской Богоматери. Крестится на икону. Подходит к двери, видит ключ, запирается на замок, садится на кровать. Немного подумав, открывает дверь. Подходит к окну и долго смотрит в темноту, «в никуда»…

23. КОМНАТА КОЛЫВАНОВОЙ

Ксения набрала себе печенья, пытается найти в комнате место, куда бы его спрятать. Усмехается криво, кидает пакет с печеньем на подоконник. Достает сигарету, закуривает и с размаху бросается на кровать.

КОЛЫВАНОВА

Эх, на такой сеточке, да…

24. КОМНАТА ГОРШКОВОЙ

Вера стоит за дверью в углу комнаты. Водит пальцам по трещинкам штукатурки, прислушивается к чему-то, только одной ей слышному…

25. КОМНАТА ГАЛУСТЯН

Медея штопает одежду. Что-то напевает. Входит Зуева. В руках ее пакет.

У лейтенанта Яковенко в комнате было. Запасливый был жмурик… (закуривает). Перец тут и всякая хренотень ваша, хмели - засунели, что ли… или как их там… гариандры. Блин, язык растрескается! Так, значит… Тушенки не жалеть… мать ее… сколько той жизни осталось…

Медея медленно поднимает на нее глаза

Кто же тебя так обидел, девонька?

Старая, язык свой засунь, знаешь куда…

26. ГЕНЕРАТОРНАЯ

Пенкина вытирает ветошью руки и прислушивается к звуку работы мотора. И что-то ей не нравится. Стучит пальцем по манометру.

ПЕНКИНА себе

Барахло, конечно, приличное. Но если… если хорошенько вылизать, еще послужит…

Это я тебе, железяка… потарахти у меня… то-то же…

Люба перелистывает последнюю исписанную страницу медицинского журнала. Берет авторучку и задумывается. Входит капитан. Люба вопросительно смотрит на него

Йод есть? Показывает небольшую ссадину на руке

Садитесь. Обрабатывает рану

Спасибо. Встает и идет к двери

Гражданин нач…

КАПИТАН Не оборачиваясь, в дверях

Петр Алексеевич…

Петр Алексеевич… у меня много вопросов к вам и… ко всем, кто остался…

Ах, как трудно ломать привычные стереотипы. Как трудно начинать нормальный человеческий разговор. Капитан достал пачку дешевых сигарет, закурил. Прошелся по кабинету, осматривая шкафы с медикаментами. И остановился против стола

Ну, а у меня к вам… Люба, только один вопрос – зачем вы здесь? Вас… Люба, не должно было быть здесь. Я не просил.

Я врач. А вы? Вас ведь тоже не должно было быть здесь…

КАПИТАН вдруг резко

Здесь я задаю… простите… не знаю. Наверно по тому же, что и вы.

РАТНИКОВА усмехнувшись чему-то

Петр Алексеевич, можно мне взять сигарету?

Судя по всему, разговор у нас будет длинный. Так что без сигареты…

На то похоже… достает зажигалку.

28. КОМНАТА ЗУЕВОЙ

Ночь. Из коридора слышны чьи-то легкие шаги, шелест и шепот. Зуева, лежа в постели, курит. Огонек сигареты сильно дрожит. Очередная затяжка освещает полные ужаса глаза…

29. КОМНАТА АМОСОВОЙ

Екатерина Ивановна на коленях молится перед образом Богородицы. Образ начинает мерцать голубоватым сиянием…

30. КОМНАТА ГАЛУСТЯН

Медея лежит, укрывшись одеялом с головой, плачет и по-своему причитает…

31. КОМНАТА ГОРШКОВОЙ

Вера стащила с кровати матрац и устроила постель на полу, в углу за дверью. Спокойно спит.

32. КОМНАТА КОЛЫВАНОВОЙ

Ксения спит и во сне постанывает

Пепельница полна окурков.

… то, что в течение трех месяцев умерло четыреста человек заключенных и персонала… это можно, наверное, объяснить эпидемией. Но! Этого вы не найдете в своем журнале – были пропавшие, очень странным образом.

Не понимаю… что значит, «странным»?

Если бы своими глазами не видел, не поверил бы. Стоит перед тобой человек, и вдруг его нет. Бац, вспышка… и все. Ничего не остается…

Мистика какая-то…

Да, вот еще… труп одного из пропавших, нашли случайно в пяти километрах отсюда…

Это уже похоже на…

КАПИТАН взрывается

Ни хрена! Ни на что это не похоже!

Тело «пропавшего» обследовали? Записей по этому поводу нет, я все просмотрела.

Уже некому было… понимаете? Нашли у него, в кулаке зажатом… что-то вроде пуговицы маленькой…

Голубовато-серая?

Откуда вам это?..

У вас в кабинете видела…

34. КАБИНЕТ КАПИТАНА

А время идет. Записей в тетради капитана прибавилось

«17 января – все живы.

24 января – без изменений. Заготовка топлива

31 января – живы»

И еще одно утро. Только серое небо, да бледные звезды.

Старшина Зуева проходит по коридору и своей дубинкой стучит в двери. Странным образом эти ее удары похожи на удары метронома.

Господа урки, подъем! Шевелитесь…

Дверь Пенкиной открыта настежь. Дубинка Зуевой «уходит» в пустоту.

Пенкина исчезла… Надежда!

В это время с улицы открывается дверь. В клубах морозного воздуха, появляется Пенкина. Зуева облегченно выдыхает.

Твою прабабку…

Старшина, я офицерскую баню затопила. Надо бы снега больше набрать…

Разве сегодня суббота?

Не знаю. Какая разница? Да хотя бы и воскресенье… вроде какой-то праздник… или прошел уже… Блин, почти месяц не мылись. Что мы не люди?..

Женщины трамбуют в ведра снег и носят в баню. Пенкина носит охапками дрова. Дым из трубы поднимается очень ровно вверх… мороз.

Все женщины в сборе. Распределяют чистое белье, мыло и т.д.

Порядок такой. Первый заход: со мной Амосова, Галустян, Ратникова. Потом – Пенкина, Горшкова, Колыванова.

КОЛЫВАНОВА

А мужичонка наш с кем? Или со всеми?

Закрой парашу! Для тебя, он – гражданин начальник. Или тебе мозги в карцере прополоскать, клофилинщица, твою… паскуда…

Амосова плещет на камни воду.

Эх, сейчас бы веничек березовый, духмяный… да где ж его тут…

ЗУЕВА входя в парную с веником

Держите… майорам-покойникам, он уже не пригодится.

39. КАБИНЕТ КАПИТАНА

Капитан давно небрит. Достает опасную бритву, помазок. Рассматривает теплые кальсоны. Потом подходит к окну. Видит, как из бани выскакивает Колыванова и ныряет в снег… визжит, как ненормальная.

40. СТОЛОВАЯ

После бани. Зуева смотрит в окно. Ратникова, Амосова накрывают на стол. Тихо входит Горшкова и садится в углу. Пенкина вносит большую кастрюлю.

Хаш из тушенки не пробовали? Медея наколдовала. Пируем.

АМОСОВА подходит к окну.

Старшина… бабы… нехорошо как-то. Какой-никакой, а все ж, мужик… и некому даже спину потереть…

Все, не сговариваясь, смотрят на Ратникову. Горшкова, до этого безучастно сидящая в углу, вдруг подняла голову и как-то даже удивленно посмотрела на Ратникову. Но та только закусила губу и молчит.

Люба… ты у нас это… вперед.

Ну, да… а кому еще?..

Простите меня, бабы. Уходит.

После ее ухода, женщины молча продолжает накрывать на стол.

ЗУЕВА все, также глядя в окно, тихо

Обломчик вышел. Тоже еще… эх, вот и пойми их… мужиков этих…

41. СТОЛОВАЯ

Теперь все сидят за одним столом. Капитан разливает всем спирт по сто грамм. Зуева явно недовольна. Капитан замечает.

Нам теперь все положено. Будем все живы и здоровы, а там… Надо жить… Значит будем жить.

Все, кроме Медеи, пьют, некоторые запивают водой. Приступают к ужину. Колыванова вдруг, как-то неожиданно быстро хмелеет.

КОЛЫВАНОВА

Эх, мать моя суконка! Ну, подумаешь, какой-то «метроном»! Уже почти месяц прошел, а никто из нас не подох, не пропал.

РАТНИКОВА недоуменно оглядывая женщин

Ксения, ты о чем?

Зуева выбивает из-под Колывановой табурет. Та падает на пол. Остальные молча смотрят на молодую, лежащую и скулящую на полу женщину. Ратникова переводит взгляд на капитана. В ее глазах вопрос. Капитан выливает в свой стакан остаток спирта. Бутылка предательски позвякивет о стекло…

Что-то мрачное спускается с неба, закрывая собой звезды. Тихо начинает завывать ветер. И в эту начинающуюся метель, врывается длинная автоматная очередь.

43. СТОЛОВАЯ

Только на мгновение здесь общая неподвижность.

КАПИТАН выхватывая пистолет

Всем оставаться на местах. Старшина, ракетницу и за мной!

44. НА КРЫЛЬЦЕ

На крыльце капитан без полушубка. Всматривается и вслушивается в темноту ночи. За его спиной появляется Зуева.

А ну-ка, посвети. Давай!

Зуева стреляет вверх. Мерцающая голубая ракета на несколько секунд освещает: столбы с колючей проволокой, вышку, КПП с распахнутыми воротами и неподвижно лежащую на снегу фигуру.

Но погасла ракета и стала как будто еще темнее. Только слышен скрип снега под ногами, да прерывистое дыхание.

Держи с другой стороны… Осторожней… Понесли, кажется еще живой…

Капитан и Зуева вносят молодого солдата. На нем солдатский камуфляж. Щека в крови. Без сознания. На плече капитана АКМ.

Врача! Пенкину! Остальным оставаться на месте!

Из столовой выбегают Люба и Надежда. Подхватывают и несут солдата в лазарет.

Солдат приходит в себя. Ратникова обрабатывает его рану.

Тихо, тихо, тихо… Лежи. Ничего страшного, небольшая царапина. Скорее всего, от отдачи своего же автомата…

СОЛДАТ пытаясь приподняться

Где я? Что со мной?

Лежи. Я капитан Сорин. Ты в лазарете. Докладывай, кто таков?

Рядовой Амосов. Третья рота. Воинская часть 32864…

Как оказался здесь?

Не знаю. Были учения… Я стрелял…

Ладно… Отдыхай. Будем говорить завтра.

Капитан отходит, делает знак Ратниковой. Люба колет Амосову успокоительное.

Вы что-нибудь понимаете?

48. СТОЛОВАЯ

Женщины уже все знают. Входит капитан, за ним Ратникова

Отбой тревоги. Солдатик заблудился… спит. Завтра будем выяснять, что к чему. Давайте ужинать. Завтра работа - дрова заканчиваются.

ПЕНКИНА мрачно

Солярки мало… максимум недели на две.

Экономить. Включать генератор на час утром и два часа вечером. Все, что горит, заготовить. Старшина, на складе должны быть свечи. Заготовить, чтобы под рукой были на всякий…

На следующий день. Амосов окончательно пришел в себя. У него достаточно сил, чтобы подняться и пройтись по лазарету. Открывает дверь в кабинет врача. За столом Ратникова пишет в медицинском журнале. Не отрываясь, говорит

Входи. Садись. Как себя чувствуешь?

Неплохо. Где я?

В лазарете. Через минут двадцать принесут завтрак. Звать как?

Александр… Саша.

Скажи, где стоит твоя часть… это не военная тайна

Астраханская область…

Входит с подносом Амосова. Видит Александра.

Са-шень-ка!!!

Роняет поднос с едой и медленно оседает на пол.

АМОСОВ кидается к ней

50. ВТОРОЙ БЛОК

Здание уже половину разобрано. Работа продолжается. Бежит в распахнутой телогрейке Ратникова

Товарищ капитан! Петр Алексеевич!..

Амосова плачет и причитает «Сынок, сынок». Саша, ее как может, успокаивает.

52. КАБИНЕТ КАПИТАНА.

Капитан лихорадочно ищет нужную папку в шкафу. Наконец, находит, что искал… Личное дело Амосовой. Лихорадочно листает, читает официальный документ из воинской части

КАПИТАН читает

Так. «Погиб на боевых учениях. Смерть наступила в результате… пятнадцатого». Какого? А сегодня?.. еб… ни… два месяца назад.

В дверях Ратникова. Внимательно оглядывает пол. Ищет что-то. Капитан прячет документ в стол.

РАТНИКОВА про себя

Я помню, точно видела, где-то должно быть в этом месте… а, вот – нашла.

поднимает с пола и прячет «пуговицу» в карман

Любовь Ивановна… Люба, тут что-то не так

Здесь все не так! Что вы хотите сказать?

Нет, это вы мне должны сказать. Он – человек?

Вы верите в голливудские страшилки? Здесь какая-то ошибка.

Ошибка, говоришь? А то, что за четыреста километров вокруг, ни души? Тоже ошибка?

Вот уж не ожидала от вас… я, конечно, возьму кровь на анализ, но это ничего не меняет…

Не хватает только, чтобы мы все тут свихнулись.

Петр Алексеевич… разрешите мне с каждым индивидуально поговорить. Дайте мне попробовать?

А что еще остается делать? Действуйте.

Спрашиваю сразу… Скажите… что такое «метроном»? Это тоже ваша страшилка?

Так… решили начать с меня?.. так не пойдет.

И еще… мне нужны «дела» на всех.

Предупреждаю - святых среди них нет.

Надеюсь. Мне святые не нужны, мне нужны живые.

За столом Ратникова, листает «дело». На кушетке сидит Горшкова.

Вера, я прошу мне помочь. Всем нам помочь…

Вера молчит, смотрит напряженно в угол.

Ну, хорошо… скажи… только одно, скажи - ты знаешь, что это?

Поднимает лист бумаги. Под ним голубовато-серая «пуговица»

ГОРШКОВА вздрагивает, поднимает голову, очень тихо

Свет начинает мигать.

54. ПРОИЗВОДСТВЕННЫЙ БЛОК

Длинный барак. Темно. Слабый фонарик-жучок мечется по столам со швейными машинками, по коробкам с тряпками, по транспаранту «На свободу с чистой совестью». Хруст битого стекла под ногами. Амосов что-то ищет, чертыхается. В самом углу обнаруживает небольшую канистру. Встряхивает ее.

Блин, замерзло… но, кажется, есть.

55. ГЕНЕРАТОРНАЯ.

Пенкина заправляет генератор маслом

Не то, конечно, но все же… сойдет. Где нашел?

Там, где оно должно быть.

Я не догадалась. Думала, что уже кирдык машине пришел. Еще послужит… недолго. Ты вот что… везде рыщешь… в пятый блок не ходи – одни трупы.

Блин… а вы тут чего тогда?.. И я с вами. За нами скоро?..

Карантин у нас, мать не говорила?

Говорила, только я…

Спроси капитана.

На кушетке рядом сидят Ратникова и Галустян

Я из Ростова. Сказали, что я террористка. Сахар… целый два мешка сахара у меня в погребе стоял. Сказали, гексоген. Кто поставил – не знаю, давно в погребе не была. Я армянка, родилась в Ростове, дом еще мой дед построил. Какая я террористка? Все равно, пять лет дали. Четыре и половина года прошли уже.

Медея, расскажи, что… или кто такой «метроном»?

Не знаю, ничего не знаю.

Зачем говорить неправду? Знаете, ведь…

МЕДЕЯ после паузы

Приходит… спать не дает…

57. КОМНАТА ЗУЕВОЙ

Зуева делает глоток прямо из бутылки. Спирт обжигает, вызывает не то приглушенный кашель, не то плачь…

58. КАБИНЕТ КАПИТАНА

На столе, на старой газете лежит разобранный ПМ. Капитан его чистит. Стук в дверь.

Входит Амосов.

Рядовой Амосов. Товарищ капитан, разрешите обратиться?

Обращайся…

Я не знаю, как я сюда попал, но выходит, что теперь я числюсь дезертиром. Нельзя, скажем, как-то доложить о моем пребывании здесь?

КАПИТАН кивая на рацию

Молчит связь. Получается, что нельзя.

И… что тогда? Ждать, пока к нам приедут? Сколько ждать?

Ждать, говоришь?.. Ждать, конечно, можно. Только вот никто сюда не приедет, не прилетит.

А зачем приезжать туда, где ничего и никого нет? Нас… а стало быть, и тебя теперь, больше не существует. Знаешь, что такое «списание»? Нет лагеря и проблем никаких…

Но мы же, вот они. Живые.

Не уверен… ты в рациях что-нибудь смыслишь?

Можно попробовать… не знаю.

Ратникова и Пенкина

А что доказывать? Кому?.. Была крановщицей. Погибли люди, и нужен был «стрелочник». Да такой «стрелочник», чтобы никогда больше появился. Концы в воду… Десятку намотали по совокупности… по самые уши, стало быть. Да, только просчитались – мало дали, да на зоне не догадались грохнуть. Я непременно вернусь. Вернусь и вставлю им всем фитиль в задницу.

Показывает ей «пуговку»

Что это, знаешь?

А хрен его… Пару раз видела, откуда берутся - не знаю. Все боятся… не спрашивайте.

А ты? Ты – боишься?

Я тоже… мне выжить надо.

Сверху медленно спускается Амосов. Идет по коридору. Дверь комнаты Колывановой приоткрывается. Голая рука хватает за рукав Амосова и втягивает в комнату.

61. КОМНАТА КОЛЫВАНОВОЙ

Колыванова полуодета. Лихорадочно стаскивает одежду с Амосова. Тот неуверенно сопротивляется

КОЛЫВАНОВА

Миленький мой, только разочек. Ну, прошу… в жизни своей никого не просила… сами лезли…

Не могу я так вот… у меня… меня девчонка ждет.

КОЛЫВАНОВА

А мы ей ничего не скажем. Ведь, правда? Не скажем и все тут. Еще сильней любить тебя будет. Ну, давай, Сашенька… только разочек… может последний…

Ратникова и Амосова. Екатерина Ивановна лежит на кушетке.

РАТНИКОВА (слушает ее сердце)

Да, неважные у нас дела. Попрошу, чтобы вас на работы не ставили.

Не надо. Это все оттого, что Сашенька, сынок мой появился. От радости великой. Это пройдет.

Ну, а дальше… дальше-то что будет?

Я понимаю… понимаю, что не долго осталось. Приедут за ним, заберут, дослуживать… хоть повидала и то...

Екатерина Ивановна… я хочу вас немного полечить гипнозом. Немного умею. Вы, как, не против? Иногда помогает. Ничего страшного. Просто вы будете спать. Сон такой лечит. Бывает, что нужно человеку выговориться, освободиться… Не волнуйтесь, все останется между нами.

Боюсь немного… страшновато. Но раз надо.

63. 1. «СОН» ДВОР ДОМА

Город. Спальный район. Поздний вечер. Из темного сквера во дворе дома доносятся звуки драки, ругань. Бьют Александра.

Ты, козлина, если через пять минут не притащишь долг, то будем каждый вечер метелить.

Как травку косить, он здесь, а как долги отдавать. Пшел! Тащи бабло.

63.2 «СОН» ГОРОД. КВАРТИРА АМОСОВЫХ

В квартиру влетает избитый Сашка. Увидев его, Екатерина Ивановна охает и бросается к нему. Сашка вырывается

Сашенька. Кто так тебя? В милицию надо звонить!..

Пусти, мама. Я им покажу, «козлину»!

Бежит в свою комнату, закрывается.

АМОСОВА (по телефону)

Милиция? Милиция…

Мимо нее с охотничьим ружьем в чехле пробегает Сашка. Екатерина Ивановна бросает трубку и бежит за ним.

63.3 «СОН» ДВОР ДОМА

Сашка выбегает из подъезда. Охотничье ружье уже собрано. Сашка вставляет патроны. Скрывается в сквере. Через несколько секунд, раздаются два выстрела

63.4 «СОН» СКВЕР

Два трупа. Валяется двустволка. Сашка стоит, его трясет. Появляется Екатерина Ивановна.

Сашенька, что ты наделал!..

Слышна сирена милицейской машины. Екатерина Ивановна вдруг решительно берет ружье, вытирает его своим передником.

Беги, сынок! Уезжай к тете Ларисе. Тебе еще жить…

Сашка пятится. Убегает.

Екатерина Ивановна просыпается после гипноза

Как вы себя чувствуете, Екатерина Ивановна?

Вроде бы… действительно, легче стало. Только… я тут ничего лишнего не наболтала? Если что… то я ничего… от всего открещусь.

Ничего лишнего… ничего… все хорошо.

65. КОМНАТА КОЛЫВАНОВОЙ

Ксения лежит в кровати. Сашка одевается.

КОЛЫВАНОВА

Ни хрена себе, мальчонку захомутала. Ты, действительно, в первый раз? Во, блин… а ты ничего. Смог-таки. Еще придешь, сладенький?

АМОСОВ уже в дверях

Нет! уходит

КОЛЫВАНОВА закуривает

Значит, придет. Куда ему деваться – тундра…

Странный шелест и шепот: «Ксю-ша»… Колыванова вздрагивает, резко бросает сигарету в угол

Достал, мать твою!..

Маленькая лаборатория. Ратникова смотрит в микроскоп. Отрывается, записывает. Достает из-под микроскопа «пуговку», кладет на стекло. Капает на нее серную кислоту. Шипение. Ничего не происходит, не меняется. Ратникова записывает. Шумно выдохнув, кладет «пуговку» на ладонь и крепко сжимает ее в кулаке…

Глухой таежный полустанок. Весна в самом разгаре. На путях, в тупике стоят два рефрижераторных вагона. Слышны команды по связи: «Приготовиться к пуску, доложить готовность». Крыша одного вагона «отъезжает». Из вагона поднимается на стартовой площадке баллистическая ракета. По связи: «Ракета к пуску готова»… «Произвести пуск по заданной цели». «Пуск». Ракета стартует.

Очень яркая вспышка…

Ратникова, с большим трудом разжимает кулак и бросает «пуговку» на стол. Тяжело дышит.

69. КАБИНЕТ КАПИТАНА

Капитан пишет. Амосов копается в рации.

«10 февраля. Все еще живы. По-прежнему – 6 заключенных, Зуева, Амосов и я. Скоро начнется пурга на неопределенное время. Дрова заготовлены. ДТ заканчивается, есть свечи. На сколько хватит, не знаю. Продуктов осталось… до весны не дотянем».

Этому аппарату сто лет в обед. Методом «тыка» приходится разбираться

Все, солдат. Бросай это гиблое дело. Сдохла рация, значит, сдохла.

Но как-то ведь можно дать знать о себе?

Зимой по тундре 400 верст… больше двух недель ходу. Нереально.

Почему так вышло, товарищ капитан?

Потому… повторяю - нет лагеря и проблем нет. Ясно? Эпидемия была. Никто отвечать не хочет. До весны дотянуть нужно… если еще дадут.

Что значит «если дадут»?

Как следы скрывают, знаешь? Учебные стрельбы по заданной цели… бах и дырка… от бублика.

70. ВТОРОЙ БЛОК

Амосова с сыном пилят бревно.

Все, сынок, давай отдохнем, сил нет.

Садится на бревно, тяжело дышит.

Как же вы тут живете? Нельзя было тебя куда-нибудь, где теплее?

Везде живут люди. В армии, что ли лучше? Видела я тут солдатиков, все тебя представляла. Тоже бедолаги… и у каждого мать, поди…

Скажешь тоже. Если бы я знал… лучше бы уж я тогда сам… мне, как несовершеннолетнему тогда…

Молчи, сынок, молчи. Знаешь… я иногда думаю, что так и нужно было мне… значит, заслужила я. Бог он все…

Это Бог твой тебя сюда привел, что ли? Не, мам… это же я тогда испугался, в штаны наделал. Это мой страх привел тебя сюда.

Не шуми. И теперь вот… ведь это Он тебя мне вернул. Это я Матерь Божию просила…

Ма, ну, ты че?.. Совсем?.. Линять нам нужно отсюда, вот что… и пошел прочь, не оглядываясь и не видя, как мать его украдкой вслед крестит.

71. ЗА ВОРОТАМИ

Только вышел Сашка за распахнутые ворота зоны, только сделал несколько шагов, как тут же, будто что тяжелое навалилось на него. Темное, отчего нет продыха, нет спасения. В глазах темно стало.

72. НА УЧЕНИИ

Команда «Взвод, в атаку! Стрельба на поражение!». По имитации улицы разрушенного города, бегут солдаты. Ведут огонь по окнам. В некоторых окнах мишени. Впереди Сашки бежит солдат. Неожидано подворачивает ногу и падает. Стонет

Сашка, земеля, блин, помоги!.. Нога…

Сашка пробегает мимо него, стараясь вырваться вперед

АМОСОВ на бегу

А пошел ты…

Заскакивает в подъезд дома, через несколько секунд появляется в проеме окна. И тут же получает пулю в лоб.

73. ЗА ВОРОТАМИ

Сашка хватается руками за голову, сгибается и медленно отступает назад. Как только пересекает линию ворот, падает на спину. Долго лежит, тяжело дыша. А над ним надвигается серая пелена – пурга будет.

Из окна своего кабинета, Ратникова наблюдает за «экзерсисами» Амосова. Поворачивается к столу и смотрит на «пуговку». Печально улыбается…

75. КОТЕЛЬНАЯ

Пенкина, Горшкова, Амосова, Колыванова укладывают поленицу дрова. Им помогает Зуева. Ей мешает «усмиритель».

Теперь на неделю, а то и больше хватит. А потом – замерзнем к едреней фене.

Отключить пустые помещения нужно. Ну, и прохладней можно… на пару градусов. Чего зря тепло расходовать. В случае чего… можно полы на втором этаже пожечь…

И то верно. Сейчас батареями займусь

Сашку возьми, пусть краны крутит. Все при деле будет. А ты, Колыванова смотри… да хрен с вами… он тоже тот еще…

КОЛЫВАНОВА

Хоть какой, а… На нее с недоумением смотрит Амосова. Все одно нам всем здесь полный криндец скоро.

Язык у тебя… что помело. Отметелить тебя что ли?.. Руки чешутся.

76. У КОТЕЛЬНОЙ

Зуева открывает дверь и выходит. Смотрит на надвигающуюся пургу, зачем-то грозит своей дубинкой небу. Набирает поленья, дубинка ей мешает. Вдруг, размахнувшись, далеко в сугроб забрасывает свой «усмиритель»…

77. КАБИНЕТ КАПИТАНА

Тетрадь открыта на новой странице. Новая запись «26 января. Второй день пурга».

Медея моет посуду и разговаривает сама с собой

Я же сто раз говорил, надо забор чинить. Костя твой может, Руслан может, Василий… он не может – всегда пьяный. Дощечки принесла, куда девали? Нету опять. Вот приедет Ованес, скажет, что я могу? Материал, скажет, нужно. Где я возьму? На рынке опять просить? Беда одна…

За окнами пурга разозлилась не на шутку. Кажется, что стены сами ходуном ходят. С большим трудом открывается входная дверь, пропуская всю заснеженную Зуеву. Нашаривает в темноте фонарь со свечой внутри. Зажигает. Медленно идет по коридору. Около двери Колывановой вдруг останавливается и прислушивается. Колыванова разговаривает с кем-то, но слышен только ее голос

ГОЛОС КОЛЫВАНОВОЙ

Да, отвали ты, сказала!.. и что?.. и что?.. Мне – что за дело. Не я это делала, так почему?... нужны мне здесь эти бабки?.. А кто мне годы эти вернет?.. Мать вашу, достал, сил нет!

Из другого конца коридора идет с фонариком-«жучком» Амосов. Зуева отходит от двери Колывановой. Идет навстречу Амосову.

Чего бродишь?

До ветру нельзя? Старшина, там это… параша уже полная. Распорядись.

Чего непонятного? Параша, говорю, полная…

И что дальше?

Я и говорю, ты бы зечкам своим…

Слушай, ты говно… рядовое. Приказываю вынести парашу. И впредь будет твоей обязанностью.

Да, пошла ты…

Губы у нас нет, а вот карцер быстро освоишь. Смирно! Выполнять приказ старшего по званию! После доложить по уставу.

Да, сделаю… хрен…

Отвечать по форме

То-то... и еше… к Колывановой больше не шастай, понял? Во сне яйца оборву… свободен.

80. КОТЕЛЬНАЯ

Пенкина и Горшкова

В топке котла огонь воюет с ветром. Изредка ветер настолько силен, что пламя не умещается в топке и вырывается языками наружу. На безопасном расстоянии от котла, на низеньком ящике сидит, обхватив руками колени, Вера Горшкова. Лицо ее одухотворенно игрой огня. Пенкина только что возилась с каким-то механизмом. Бросает, наконец, гаечный ключ и, продолжая вероятно давно начатый монолог, подсаживается рядом с Горшковой.

… нет, ты прикинь, Верка… кто он, а кто я. Теперь-то он уж в аспирантуре, а я на нарах парюсь. За пять лет должен был забыть, верно? Да я бы все поняла, чего уж там… а он… не поверишь, ждет. Прикинь, меня… такую вот, ждет. А мы с ним… эх, только одна единая ночка и была. Скажешь, сказка? Ладно, пусть сказка, пусть. А письма его, тогда как? Последнее письмо получила, считай три месяца назад. Спрашивал, не поверишь, какого цвета обои в детской, мне бы больше понравились? Ревела почти всю ночь… ладно, чего уж там… Так что последней падлой буду, если подохну здесь. Нельзя мне, понимаешь? Должны мы выжить. И жить мы потом должны долго и счастливо. В подруги тебя потом не позову, не жди и не надейся. Забыть постараюсь, как сон страшный. А пока… пока нам друг за дружку держаться надо… Ты бы… вот чего… давай, перебирайся в мою комнату… вместе будем. Ты как?.. И наплевать на все… А то еще можно, прямо здесь спать, а те комнаты отключить… а? Ты как думаешь?..

И Ратникова перебралась на жительство в лазарет. Все же здесь теплее, чем внизу. Огарок свечи на столе, «пуговка» рядом. А Люба сидит на кровати и как-то машинально расчесывает короткие свои волосы. Дверь легонько скрипит, медленно открывается, входит капитан. Вошел и встал, неподвижно. И только в глазах тоска такая… Люба медленно поднимается и начинает раздеваться. И, даже не шепот, а губами одними: «дверь закрой»…

82. КОМНАТА АМОСОВЫХ

И здесь горит свеча. Перед образом. Екатерина Ивановна стоит на коленях в молитве. Глаза слезами полны и улыбка странная блуждает по губам… И кротко смотрит Владимирская Богоматерь и младенец Христос, давно уже знающий все… Входит тихо Сашка. Проходит и садится прямо на пол в темном углу. Веки тяжелеют, глаза закрываются. Последнее, что видит он – слеза кровавая ползет по светлому лику образа…

Медея крупу перебирает. При сильных порывах ветра, вздрагивает и поглядывает на окно. У плиты примостилась на табурете Зуева и есть кашу.

МЕДЕЯ скорее про себя, тихо

Не порядок… кушать стали, кто когда…

Какой уж тут… пурга все перемешала. Не стало времени… по своему желудку только и проверяй. Ты, скажи лучше, почему у тебя каждый день другая каша и все такое?

Зачем быть, как вчера? Сегодня живем. Немного приправ, немного не так… и все. Только с продуктами не густо. Еще, может…

Для Петра Алексеевича затаила. Тебе заварю.

Старшина, скажи ты мне…

Людмила… Люда я.

Люда. Это хорошо. Скажи, Люда, давно ты здесь?..

Без чего-то… бля… двадцать лет.

За что же такой срок дают?

Ну, ты… а ведь права. Действительно, сколько же здесь зечек отсидело за это время, да на свободу вышло, а я получается в пожизненном заключении тут. Пьет чай из кружки пополам с сигаретой. А куда денешься – кругом одна тундра. В детдоме та же тюрьма была, а потом здесь. Выходит, что сама себе здесь срок мотаю…

Это неправильно. А там… на воле? Что, совсем никого?

Откуда? Одна я. Сорок почти, ни детей, ни мужа… ни угла. Одна колючка.

Так и совсем можно… можно собакой стать. Нехорошо

Чего уж там… давно уже стала… что ж я не чувствую совсем? И душу свою… я ее двадцать лет… мордовала… зачем, не пойму сама.

А нельзя все бросить?

Думала уже. Только что я там… на воле? Куда?

Я вот чего… хочешь со мной поехать? Мне осталось только пять месяцев. Дочкой будешь…

Я дочерью?.. А ты… вы… моей…

Поживем еще… у меня дом справный еще. А хочешь, к морю поедем. Ты море видела?

В кино только

У моря брат с сестрой…

84. КОТЕЛЬНАЯ

Все также воюет огонь в топке. Спят в обнимку на груде всякого тряпья Надя и Вера. И пурга им нипочем…

85. СОН КОЛЫВАНОВОЙ (ПОЛЕТ)

Вместе с пургой, взмывает, будто на крыльях и летит. Над тундрой и тайгой, над горами и долинами. И уже не зима, а весна в полном разгаре внизу. Сады цветут буйно, луга разноцветны…

Совсем маленькая Ксюша в высокой траве с удивлением рассматривает диковинного жука-оленя.

85.2. КВАРТИРА

Жук при приближении превращается в грязный башмак под столом.

Ксении лет восемь теперь. Пьянка родителей.

Ксюю-ха… вылезай немедлле-но, и марш в прихож… в угол.

85.3. ПРИХОЖАЯ

Ксения стоит в темном углу прихожей. Плачет. Потом рука ее лезет по карманам висящей одежды, выгребает горсть мелочи.

85.4. БУЛЬВАР

Ксюша замызганная, в грязном платьице сидит на бульваре и с наслаждением лижет большущее мороженое. Мимо проходят несколько таких же, оборванных подростков.

ПОДРОСТОК явно старше остальных

Эй, ты, шнурок. Хорош лизать всяку дрянь. Пошли с нами. У нас вот чего есть!.. из-под полы куртки показывает банку клея БФ-2…

…Приговаривается к 7 годам лишения свободы с отбытием наказания в исправително трудовой колонии…

И снова цветущий луг. Совсем маленькая Ксюша в высокой траве с удивлением рассматривает диковинного жука-оленя. Вдруг жук тяжело взлетает и низко летит над лугом. Туда, где солнце играет бликами в небольшой речке. И тихий шелестящий голос повторяет раз за разом – «Ксю-ша… Ксю-ша… Ксю-ша…».

Люба лежит на койке, на краю сидит капитан без рубахи, курит и к чему-то прислушивается

Зуева говорит, что ты не зечка. Я тоже так думаю… бумаг на тебя нет. Зачем ты здесь? Кто ты?

Дурачок… что же ты раньше ко мне не приходил? Отчего раньше-то я тебя…

Разве это так важно? Даже теперь… теперь, и здесь…

Хорошо. Глупенький, я та, которая… кто появляется всегда в нужное время. Довольно?

Не мучься, Петенька… лучше ответь на один вопрос… не мне – себе ответь. Ответишь, и все станет на свои места, вот увидишь…

Что ты хочешь знать?..

Не так… все не так. Ответь себе – что такое «метроном»?

Капитан, вдруг зажимает голову руками, раскачивается из стороны в сторону… Люба сзади обнимает его, старается прижать к себе, гладит и баюкает его, как маленького.

Ну, будет, будет, Петя… Я с тобой, и все теперь будет хорошо. Тише-тише-шшш… Петя…

Эхо сливаясь со свистом ветра разносит имя «Пе-тя» по коридорам здания, звуча как метроном

А на кухне Медея тоже «баюкает» зареванную Людмилу.

Поплачь, поплачь, доченька… через слезы все бабьи горести выходят. Сердечко для любви освобождается. Потому, без любви, какая жизнь – так… Ты поспи немного, а я тебе буду рассказывать, как мы с тобой заживем. Еще сказку одну скажу. От бабки своей помню, а та, от своей слышала… про любовь…

88. КОРИДОР (второй этаж)

Под утро самое закончился буран. И утро само гораздо светлее – скоро закончится и зима, скоро появится солнце в этом краю вечной мерзлоты.

Капитан выходит из лазарета. У окна небольшого коридора стоит Горшкова, смотрит сквозь стекло куда-то наверх, на её лице легкая улыбка. Капитан подходит и смотрит туда же, но ничего «там» не обнаруживает.

Мы тут скоро все…

89. КОРИДОР (первый этаж)

Капитан спускается с лестницы, несколько раз успевая оглянуться на Веру. Внизу его уже ждут Зуева, Галустян, Пенкина и Амосовы

Ну, что, кажется, последний буран пережили. Дальше так… как говорят, одни семечки остались. Замечает «перевернутые» лица. В чем дело?

Петр Алексеевич, Колыванова повесилась… Метроном…

Сверху спускаются Горшкова и Ратникова.

90. КАБИНЕТ КАПИТАНА

Капитан и Ратникова. Люба сидит за столом капитана, а Петр Алексеевич вышагивает взад-вперед по кабинету. Оба курят, потому как разговор почти на повышенных оборотах…

…Ну, хорошо… хорошо. Ты пытаешься меня убедить, что все… я повторяю все, имея в виду и Колыванову… и всех, кто еще жив пока – невиновны.

Петя, пожалуйста, не передергивай. Я сказала не так. Я только сказала, что все здесь невиновны перед Законом.

Пусть так. Этот вывод ты сделала на основании твоих разговоров? Я здесь уже почти пять лет, понимаешь ты это?

А то самое и есть, Люба, что за пять лет здесь я не встречал ни одного заключенного, который не считал бы, что его осудили неправильно. Что Закон обошелся с ними несправедливо.

Да, это человеческая психология. Я согласна с этим. Но…

Какое здесь может быть «но». Суд постановил, значит, есть вина, и есть наказание!

Не закипай, Петя. Все… почти все… точнее до 90% из тех, кто действительно были виновны, как ты говоришь, перед Законом – мертвы. Это факт. Я же говорю об оставшихся в живых. И утверждаю…

Ты утверждаешь, что эта эпидемия – кара свыше? И остались в живых только праведные? Так? Чушь!

Знаешь, Петя, ты такой… когда вот так… бегаешь, руками машешь…

Твердокаменный. Хотя оно понятно, Петр – это же «Камень». Так? Не расстраивайся, тебе эта «каменность», пожалуй, даже идет.

Ты мне сейчас… сантименты эти, брось.

Нет, правда-правда. Прости, но я тобой просто любуюсь

Час от часу… нашла кем…

И все же я не говорила, что все оставшиеся… да и мы с тобой в том числе, невиновны. Или «праведники», как ты соизволил самому себе слегка польстить. Здесь все несут в себе свою вину. И ты тоже. Теперь, надеюсь, я точно выразила свое отношение к настоящему положению вещей?

Выходит, по-твоему, что Метроном?..

Да, Петя, да… так оно и есть…

91. СТОЛОВАЯ

Вера накрывает на стол, считает приборы. Один лишний убирает. Зуева стоит у окна. Из кухни выходит Медея.

Доченька, зови всех к столу. У меня все готово. Обедать пора.

ЗУЕВА все так же, глядя в окно

Это куда его понесло? Не иначе как в пятый блок.

Не мешай ему. Не успел видать, что-то сказать человек.

Вот же… кто бы мог подумать…

92. ТЕРРИТОРИЯ ЛАГЕРЯ

После урагана бараки с одной стороны под самую крышу в сугробах. Только одна дорожка расчищена ко второму блоку, где еще есть топливо, да к пятому – блоку «моргу» едва заметная тропка. Вот по этой тропке, часто проваливаясь в снег по колено, и идет Сашка…

93. ПЯТЫЙ БЛОК

Мрачное зрелище, не для слабонервных. Почти в полной темноте, на нарах и проходе рядами трупы лежат. Кто ж их станет хоронить до весны. Да и им это уже все равно. Дверь замерзшая поддается с трудом, да так и остается открытой – все, какой-никакой, а свет. На крайних нарах лежит тело Колывановой. Входит Сашка.

Ну, вот, я и пришел… Ты это… прости меня, ладно? Прости, что соврал я тебе. Никакой девчонки у меня нет, и не было. Получается, ты первая… и последняя. Это не свист какой, сама понимаешь… Ты лежи себе, жди… я скоро, потому что и меня тоже давно вроде как… так что разыщу непременно. Вот это я тебе точно обещаю…

94. КАБИНЕТ КАПИТАНА

Петр Алексеевич из окна видит, как бредет от пятого блока Сашка. Мотает головой, словно пытаясь самому себе что-то доказать… и не выдерживает

Ладно… пусть. Пусть будет так… и все же

Что, поехали по новой?

Не «по новой»… Но ответь, если ты такая умная…

Я вовсе не умная – я зрячая, а ты…

Договаривай…

Послушай, давай оставим до вечера, ты не представляешь, как я от тебя устала. И есть хочу к тому же.

Я думал, что «пророки» не нуждаются в лагерной баланде

Я сейчас не отказалась бы от ста капель и хвоста селедки, только где ж ее… так что на худой конец сойдет и миска каши.

Хорошо. Только напоследок ты мне все же объясни… только не заумно – у меня уже мозги уже закипели…

Что в этом странного?

Мозгам… особенно твоим, в этом делать нечего. Шутка. Что тебе объяснить?

С солдатом… с Сашкой… это как?

Не догадываешься сам?

Любаша, я привык верить фактам. А факты таковы. Может быть ты, наконец, встанешь с моего места?

Можно это понимать, как приглашение идти пожрать? Тогда, пожалуйста.

Люба встает и отходит от стола. Петр Алексеевич открывает ящик стола, достает документ из воинской части и отдает ей.

95. СТОЛОВАЯ

Все за столом. Капитан разливает спирт поровну. Выходит совсем немного.

Помянем Колыванову. О мертвых или хорошо… или молча. Спирт у нас кончается, думаю, что к лучшему это… будем надеяться, что больше никого поминать не придется.

Молча выпили. Очень короток еще световой день, а потому не успели пообедать, свечи пришлось зажигать

Медея Андроновна, что у нас с продуктами.

Петр Алексеевич, я думаю, с месяц еще протянем…

Товарищ капитан… может силки или… не знаю, капканы на зверье поставить кругом?

Еще осенью, все… как ты называешь, зверье, отсюда все ушло. Ни куропаток, ни песцов не стало. Потом, через месяц у нас все и началось. Такие дела. Надежда, что с генератором?

Неделю не запускала. Соляры осталось литров сорок.

Понятно. Хреновато. Вот что, женщины… хочу с вами посоветоваться, хотя это и не по правилам здешним, но все мы здесь связаны одним, вместе и решать придется, как нам быть дальше.

Товарищ капитан, Петр Алексеевич, я уже думала. Надо за помощью идти. Вам уходить нельзя. Александру тоже – пропадет. Прикажите мне.

Ты понимаешь, что это четыреста верст с гаком… по снегу? Это две недели, а то и больше. Шансов почти никаких. Я не могу приказать.

Людочка, как же это?..

Иначе всем нам здесь кранты. Я утром обследовала караульное помещение. На чердаке лыжи охотничьи, старые нашла. Я дойду.

Похоже, что иного выхода у нас нет. Или есть?

Может сигнал какой подать? Я слышала, что из космоса все видно, даже отдельных людей. Летают же там спутники и станции. Вдруг, да и увидят.

Можно, я еще в рации поковыряюсь?

Можно, только толку в том…

А вдруг… я на кухню ее перенесу? Паяльник придется на плите греть…

Добро. Ладно, отдыхайте, завтра снова заготовкой дров займемся. Людмила… прости, не помню как по отчеству…

Петр Алексеевич, детдомовка я, так что пусть буду просто Люда.

Люда, готовься. Завтра, с рассвета пойдешь.

96. КАБИНЕТ КАПИТАНА

Входит с фонарем Сашка. Кладет фонарь на стол и собирает рацию. Свет фонаря ложится на документ из Сашкиной воинской части. Сашка уже собрался нести рацию, потянулся за фонарем и… читает «…погиб во время боевых учений»…

97. КОМНАТА ЗУЕВОЙ

Зуева собирает свой вещевой мешок. Входит Медея с большим узелком.

Доченька, я тут напекла лепешек. Крупу подсушила, чтобы варить легче. Чай в пакете.

МЕДЕЯ присаживается на кровать.

Людочка, а может, не стоит идти, как-нибудь вместе…

ЗУЕВА садится рядом.

Можно… только я бояться устала. Я поняла этот Страх… я поняла его.

Как так можно?

У каждого свой он. Кто что натворил в жизни, то и получает. Я человека убила… и теперь должна… нет, не покаяться, кому нужно мое раскаяние. Нужно искупление… за все платить надо, тогда не будет страха.

Да, как же это?

При исполнении…

98. У ЛАГЕРЯ.

Лето. И в тундре летом бывает жарко. Идет к лагерю команда заключенных. Сопровождает команду один охранник и Зуева. Вдруг одна из заключенных отделяется из строя и бежит в сторону.

Команды – «стоять, стрелять буду». Охранник снимает СКС с плеча и стреляет в воздух. Женщина продолжает бежать. Охранник стреляет на поражение. Мажет.

Твою растак!.. Чему вас… дай сюда!

Берет карабин, прицеливается, стреляет. Женщина, как-то подпрыгнув на месте, падает

Вот как надо, салага.

Да, куда бы она делась? Я бы просто догнал ее. А так…

Об этом на губе подумаешь неделю.

99. КОМНАТА ЗУЕВОЙ

Вот такие дела… Идти мне надо. И я должна дойти. Чтобы все остались живы. Я очень хочу увидеть море… мама.

100. ПЕРЕД ВОРОТАМИ ЛАГЕРЯ

Утро. Все провожают Зуеву.

Компас, спички, продукты, котелок, табак, оружие… две обоймы к пистолету и, к сожалению, к ракетнице только два заряда.

Нормально. Товарищ капитан, надо бы донесение… мало ли как…

Подумал. Пакет непромокаемый красный. Держи. Но это на всякий случай. Лучше сама доложи. Дойди.

ЗУЕВА прячет пакет

Буду стараться Петр Алексеевич.

Все, Люда. Прощайся и…

Обнимает ее и быстро уходит. Зуева прощается с остальными, встает на лыжи и идет.

101. КАБИНЕТ КАПИТАНА

Капитан пишет в тетради «15 февраля. Отправил старшину Зуеву за помощью. Прошла неделя. Осталось 7 человек».

102. У ВТОРОГО БЛОКА

От барака почти ничего не осталось. Продолжаются работы по заготовке дров.

Темнеет. Тянется длинный след от лыж. Идет Зуева. На ходу, достает фляжку, делает глоток, потом берет горсть снега и тоже отправляет в рот. Из-за пазухи достает лепешку и грызет…

На плите лежит паяльник. Сашка колдует с рацией. Медея сидит с закрытыми глазами и покачивает головой из стороны в сторону.

Ратникова о чем-то беседует с Амосовой. Та только кивает и плачет.

106. ГЕНЕРАТОРНАЯ

Пенкина пытается запустить генератор. Рядом с ней стоит Горшкова с гаечным ключом.

Ну, милый мой, хороший… запускайся трижды мать твою! Верка, нам бы только аккумулятор зарядить для рации. Сашка починит передатчик, дадим SOS в эфир… и сво-бо-да… Чтоб его… железяка хренова. Ой, блин, что это я… Лаской надо. Ну, давай, миленький… давай!

Но генератор молчит, и у Пенкиной опускаются руки. Она садится на табурет и вздыхает

Нет, этот механизм точно сдох. Сейчас немного отдохну и еще раз… очень надо…

Вера молча обходит кругом «механизма», трогает какую-то деталь. Генератор вдруг чихает и начинает работать.

Верка, сучка ты моя родная! Че ты раньше-то пнем стояла? Дай, я тебя поцелую, засранка ты моя!..

Ночь. Из снега торчат лыжи. Зуева, закопавшись в сугроб, спит. И только холодные звезды, да луна над горизонтом ночными тенями играет.

И здесь ночь. Сашка медленно подходит к воротам. Осторожно делает шаг за линию ворот, стонет и отходит назад. Вот для кого нет выхода – точно.

На двух сдвинутых койках лежат капитан и Ратникова. Не спится обоим. Наконец, капитан не выдерживает, садится и в полутьме шарит по тумбочке.

Не шарь. Сигареты кончились еще вчера.

Да… по привычке. Не могу заснуть. Думал, наломаюсь сегодня, намахаюсь топором, спать буду…

Что тебя мучит? Метроном твой?

Опять ты… с этим, я уж как-нибудь сам разберусь. У меня с этим все в порядке.

И не «ойкай»…

Совесть-то она… баба деликатная – когда ее не спрашивают, она не высовывается, помалкивает. Петенька… а хочешь, я тебе про тебя же самого расскажу?

Откуда тебе?.. Ладно, устал я удивляться на тебя. Валяй…

Жил-был маленький мальчик. Хорошенький такой мальчик. Петюней родители его звали. А родителя у него были люди известные. Папа генералом был, а мама… так, просто очень хорошая женщина. Так что была мальчику открыта широкая дорога в жизнь. И стать ему можно было, если не маршалом, то уж никак не хуже отца – генералом, но… скоро только в сказках бывает… не случилось Петеньке стать генералом. Ты, что, уже спишь?

А я вот все думаю… Вот уже почти месяц прошел, а я все жду и жду… Ты мне скажешь когда-нибудь…

Ну, что ты меня любишь?..

А надо? Ты и так знаешь…

Вот ты весь в этом. Вот, именно поэтому ты до сих пор только капитан. Знать – одно, а говорить, совсем иное… Мне что, заставлять тебя все время нужно?

Я люблю тебя, Люба.

На светящемся циферблате «командирских» часов Зуевой 5.15. Из снега выбирается Зуева и снова на лыжи и вперед. Только вперед. Даже если уже нет сил. Даже, несмотря на то, что навстречу надвигается серая мгла, предвестник пурги… может быть последней пурги в этой нескончаемой зиме…

Спит капитан. Ратникова встает, поправляет одеяло Петра, и тихо выходит.

Обняв бесполезную рацию, спит Сашка. В длинной ночной рубашке входит Ратникова. Сашка вздрагивает и просыпается.

Пора уже? Я ждал вас… почему так долго?

Все должно совершаться вовремя.

Теперь – пора?

Территория лагеря в предрассветной мгле с высоты птичьего полета. Голоса, произносящие слова молитв. Голоса «накладываются» друг на друга, «переплетаются», к концу звучат одним «гулом»…

ГОЛОС АМОСОВОЙ

Я, Матерь Божия, ныне с молитвою,

Перед Твоим образом, вечным сиянием…

Не за свою молю душу безвинную

За душу странника в свете безродного…

ГОЛОС ГАЛУСТЯН (желательно на армянском языке)

Господи, Иже многою Твоею благостию и великими щедротами Твоими дал еси мне, рабу Твоему, мимошедшее время нощи сея без напасти прейти от всякаго зла противна; Ты Сам, Владыко, всяческих Творче, сподоби мя истинным Твоим светом и просвещенным сердцем творити волю Твою, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

ГОЛОС ГОРШКОВОЙ

Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго.

И в конце единым аккордом звучит - «АМИНЬ…». Это «аминь» подобно взрыву, эпицентр которого прямо над горсткой затерянных в снежной пустыне людей. И как от ударной волны, вокруг территории лагеря, взламываются пласты снега, расходясь волнами по бескрайней тундре…

Время, кажется, потеряло свое значение. Просто светло… нет солнца, но светло.

В коридоре стоят кружком женщины. Долго стоят молча. Наконец, Амосова поднимает голову

Бабы… женщины… мне пора.

Катерина, Ивановна…

Не надо. Я знаю теперь… простите меня…

Чего уж… у каждого он свой.

Я готова. Только у меня нет…

Первой Горшкова протягивает руку. За ней все остальные. И у каждой на ладони по «пуговке». Немного подумав, Амосова берет «пуговку» у Медеи.

Спасибо вам всем. Не ходите за мной. Я сама. Прощайте.

Поворачивается и уходит в свою комнату, прикрыв дверь. Через секунду через щель под дверью бьет сильный свет… словно электросварка.

Сверху по лестнице сбегает капитан. Бросается к двери и распахивает ее. Никого в комнате нет.

Так… ну, и как теперь?.. И что это все значит?

Значит, Петр Алексеевич. Значит, будем жить дальше. Пойдемте завтракать… каша упарилась уже. Пойдемте.

Люба… Любовь Ивановна, может быть, вы объясните мне…

Это называется – увольнение по собственному желанию. Устраивает такая формулировка?

Разыгралась пурга не на шутку. Из последних сил зима качает свои права. И из последних же сих, пытается идти Зуева. А тут еще дорога на подъем пошла, так себе – сопочка небольшая с редкими кустиками. Да только самой Зуевой кажется, что карабкается она на неприступную вершину. Нет, видно не суждено… Падает Зуева, лицом в снег, не дойдя до вершины сопки несколько метров.

ГОЛОС ГАЛУСТЯН

Вот как это было. У моря черного жила одна старуха. Вредная была, совсем злая. Никого не любила. Всем зло делала. В один день старуха, взяла головешку горящую из костра, поковыляла быстро в сторону моря.

- Старуха, а старуха, куда ты спешишься - спросили ее люди.

- Разве не видите, иду поджечь море, море поджечь.

- Ай, ай, - сказали ей, - разве можно море поджечь?

Но старуха посмотрела на них, засмеялась - Я свое зло совершу, – сказала она, - захочет море - пусть горит, не захочет - как угодно...

С большим трудом перевернулась Зуева на спину. Сняла рукавицы. Достала из-за пазухи конверт красный и ракетницу. Крепко зажала в кулак одной руки пакет, другую с ракетницей подняла над собой и выстрелила вверх… Загорелась высоко красная звезда…

Да и не звезда это вовсе, а раскаленное за долгий жаркий день солнце садится за море. И мелкая волна набегает с шипеньем на берег, как предвкушение прохлады, покоя… отдыха…

Гаснет, гаснет ракета. В последнем своем сиянии, на излете освещает тундру и… небольшой поселок. Только этого Зуева уже не видит. Заметает ее снегом. Только видна из сугроба рука, крепко сжимающая красный пакет.

Сердцем своими почувствовала Медея беду. И не выдержало сердце еще не старой женщины, рванулось на помощь названой дочери. Как сидела у плиты Медея, так и повалилась куда-то вбок. Даже не охнула.

В немом ожидании стоят: капитан, Пенкина и Горшкова. Выходит из-за простыни, отгораживающей кровать, Ратникова. Устало садится.

Что? Опять этот… метроном?

Закурить бы…

Люб, не тяни.

Нет. Нет здесь уже несколько дней метронома. Нет… как времени. Сердце не выдержало. За всех болело. А больше за Людмилу.

Не дошла, думаешь?

Не знаю. Знаю только – убираться нам отсюда надо… Пока не поздно.

Глухой таежный полустанок. Весна в самом разгаре. На путях, в тупике стоят два рефрижераторных вагона. Слышны команды по связи: «Приготовиться к пуску, доложить готовность». Крыша одного вагона «отъезжает». Из вагона поднимается на стартовой площадке баллистическая ракета. По связи: «Ракета к пуску готова»… Томительная пауза и новая вводная команда: «Отставить. Вернуть в исходное положение. Отбой».

Над территорией лагеря поднимается столб густого черного дыма. Горит пятый блок. Горят останки тел хороших и не очень хороших при жизни людей.

А от ворот лагеря тянется одиночный след.

Идет по твердому насту капитан. Идет на юго-восток. Туда, где по горизонту медленно катится огромный, выстуженный морозом круг солнца.

А на фоне солнца вдруг начинает мелькать что-то. Капитан останавливается, всматривается в слепящий свет. В это время к нему сзади подходят Ратникова, Пенкина и Горшкова – ВЕРА, НАДЕЖДА и ЛЮБОВЬ.