Что хочет автор. Литературные конкурсы

Девятка, всю зиму мечтавшая о шипах, рыскнула носом, потеряла последнюю возможность как-то держаться на льду, развернулась и доверчиво прижалась правым боком к фонарному столбу. Меля видел это словно в замедленном кино. Боковым зрением он фиксировал, как машина плавно сближается с покрытой ледяными наростами ржавой боковиной столба, как вдавливается внутрь салона задняя дверь, как сминается стойка, а куртка преданно ползёт по заднему сидению к своему хозяину. Звука удара и скрежета рвущегося металла, сопровождаемого хрустом разлетающейся пластмассы, он не слышал. Для него всё происходило в полной тишине.

Послужившая причиной аварии бабка стояла посредине мостовой, бестолково растопырив руки с зажатыми в них полиэтиленовыми пакетами и плямкая беззубым ртом.

С трудом открыв, а точнее – выбив дверь, Меля повернулся боком, взял с панели пачку сигарет, закурил и, выпустив клуб дыма, наблюдал, как он растворяется в сером, набрякшем влагой зимнем воздухе.

Едва удерживая равновесие, бабка доскользила до разбитой девятки.

- Сыночек, ты меня прости, дуру старую. Я ж не хотела. Ноги больные, до перехода идти далеко, ну и вот…, - бабка, опасливо поглядывая, умолкла.

- Да ладно, мать. Всё нормально. Ты не виновата, это судьба.

Емельян бросил окурок и выбрался из машины.

Этим утром Меля, обладавший как высокоорганизованная натура обострённым чувством опасности, точно знал – что-то произойдет. Какая–то пакость.

Откуда она явится, он не знал. Знал, что придёт и всё.

Жена, равнодушно выдавшая ему дежурный, пресный поцелуй, шаркая шлепанцами, ушла в кухню, и уже оттуда донёсся её голос:

- Я сегодня возможно задержусь, у Милки девичник намечается.

Милкой звали подругу, выходившую на этой неделе замуж.

Спустившись вниз, Меля сел в стоящую у подъезда машину, завел двигатель и, пока он прогревался, рассеянно покрутил ручку настройки приёмника. Внезапно до него дошло, что сквозь обрывки музыки и радостные вопли «диджеев», он слышит знакомый голос. Голос жены:

- Нет. Уехал… будет вечером. Ещё не говорила. Сколько тебе повторять – он размазня, как я скажу, так и будет. Ты-то настоящий мужик, вот и прояви характер… Да. Заезжай в одиннадцать. Пообедаем и до пяти я в твоём распоряжении. К пяти я у Милки должна быть. Целую. Я тебя тоже… очень – очень.

Ошарашенный Меля некоторое время вслушивался в гудки отбоя, потрескивания и шорохи эфира. Пару дней назад он поставил у себя дома новый радиотелефон, который подсуетил ему друган. Друган долго расписывал преимущества модели, рассказывал потрясные вещи про радиус действия и удобства с этим связанные.

Одно удобство Меля уже получил.

Он закурил, несколько раз глубоко вдохнул, чтобы унять бешено колотившееся сердце, взглянул на часы – пять минут девятого. На работе он должен быть не позднее половины. Её заберут в одиннадцать. Время есть.

Не суетись… Емеля.

Именем его наградила мамочка – преподавательница истории, у которой кумиром и образцом для подражания был Емельян Пугачев. В честь самозванца, первенец был наречён Емельяном. Естественно, в школе кроме как Емелей–дураком, его и не звали. С малых лет Меля люто ненавидел имя и мечтал о том дне, когда получив паспорт сможет его поменять. Но, со временем, детские ощущения стёрлись, теперь его называли Мелей или Емельяном Петровичем, и он на эту затею плюнул.

Входя в офис, Емельян нос к носу столкнулся с шефом. Тот окинул его недовольным взглядом и, скосив глаза на часы, буркнул:

- В девять у меня совещание. Есть новости.

Меля понятливо кивнул и пошёл в отдел.

Усевшись за компьютер – открыл почту, просмотрел рассылки, закурил после чашки кофе, услужливо поднесённой ему секретаршей шефа, Мариной.

- Марго, что там случилось? – спросил он, когда та забирала чашку.

Марина пожала острыми плечиками, потупила глазки, и, прошептав: «сам узнаешь», вытекла за дверь. Емеля знал, что Марина неровно к нему дышит, и если она ничего не сказала – значит, назревает какая-то дрянь.

Войдя в кабинет, он увидел среди знакомых, пару ранее не встречавшихся физиономий. Происхождение их сомнений не вызывало. НР – хьюлет паккарды, как он называл этот тип.

Совещание начал шеф:

- Итак, на повестке дня у нас одна х… гм, один вопрос. Вот мейл, полученный вечером из Германии, - он поднял над головой лист бумаги, – этим «мылом» они извещают, что отказываются от наших поставок. Какие будут последствия, объяснять не надо. Мы теряем достаточно серьёзную сумму, а, сколько теряют наши партнёры – вы себе даже представить не сможете.

«Паккарды» нахмурились.

- Детальной проработкой темы и контролем исполнения занимался Емельян Петрович. Расскажи нам, дорогой, что с тобой сделать? - шеф плюхнулся в кресло.

Меля встал.

- Я напишу подробный отчет, тогда всё будет понятно. То, что они отказались - для меня полная неожиданность, – он растерянно умолк.

- В задницу засунь свой отчет, - посоветовал, поднимаясь из-за стола, один из НР. И, обращаясь к шефу, хрипло:

– Стрела в шесть, без базара. Я за тобой посылать не буду.

Отшвырнув пинком стул, он направился к двери. Следом пошёл второй.

Шеф сидел, сосредоточенно уставясь в крышку стола.

- Все свободны, Меля, останься.

Кабинет опустел.

- Значит так, парень. Даже если ты продашь всё своё барахло, вместе с женой и квартирой, ты не покроешь даже одного процента их убытков. И, дай Бог, чтобы они на меня не повесили проблемы. Пока иди. Здесь ты уже не работаешь. Понадобишься – найду. Хотя… я бы, на твоём месте, куда-нибудь свалил. От греха подальше.

- Шеф, я всё объясню, - попытался вякнуть Меля.

- Ты что не понял? Сделка гавкнулась. Кто крайний? Ты! Вали, пока я добрый.

Выйдя из здания фирмы, Меля уселся в машину, закурил и внезапно вспомнил о жене. Одна проблема несколько заслонила другую. Он взглянул на часы – половина одиннадцатого – завел двигатель и поехал домой.

- А домой ли?

Емельян не стал открывать дверь своим ключом. Надавил кнопку звонка.

Открыла разодетая в пух и прах, радостно улыбающаяся, жена. При виде мужа, улыбка сползла с губ, в глазах мелькнул испуг.

- Что случилось? Ты ведь должен быть на работе?

- А ты, почему дома? – ответил он вопросом на вопрос.

- Да я, это…, - она лихорадочно соображала, что бы соврать, – Милка позвонила и сказала, что девичник назначен на двенадцать. Вот, готовлюсь.

От такой правдоподобной лжи она пришла в полный восторг и принялась развивать сюжет:

- У девочек вечером дела, ну и …

- Ладно. Дуру-то не гони, знаю я всё, - он тяжело опустился в кресло.

- Ты чего, Меля? Что ты знаешь? – глаза жены округлились.

- С–сука, - подумал он, - конченая.

- А вот, сейчас, в одиннадцать часов, в дверь позвонят… и посмотрим, какая Милка за тобой приедет, - Емельян взглянул на часы.

– Э… нет! За телефон хвататься не надо. Поздно, – пресёк рефлекторное движение её руки.

Как бы в подтверждение слов, раздался звонок.

- Стоять, Зорька! – упредил попытку выскочить в прихожую.

Сам прошёл в коридор, открыл дверь.

На пороге стоял парень, примерно его возраста, но покрепче телосложением. Весь светящийся радостной улыбкой. При виде Мели улыбка плавно сползла, и парень вопросительно взглянул на номер квартиры.

- Извините, я ошибся.

- Да нет, браток. Не ошибся ты, заходи. Это я ошибся.

- Заходи, Макс. Он всё знает, только непонятно откуда, - произнесла жена возникшая сзади, – впрочем, так оно и лучше. Должно же это было, когда-то произойти.

- А произошло именно сегодня, - подумал Меля, ещё раз подивившись своей прозорливости.

Пройдя в комнату «высокие стороны» разместились в креслах.

- Я уже давно хотела тебе сказать, - начала жена, неожиданно вернувшая себе уверенный вид, - что нам нужно разойтись. Я не люблю тебя. Уже давно. И Макс… полгода просит меня стать его женой.

… Хорошо, что человеческое восприятие имеет некий порог. Предел, за которым включаются механизмы торможения. Меля чувствовал абсолютное спокойствие: никаких сомнений, полное осознание чувства собственной правоты.

Он молча встал, прошёл в спальню, достал коробку, в которой хранились деньги, и вынес в комнату. Жена и Макс с любопытством и настороженностью наблюдали за его манипуляциями.

- Прошу внимания присяжных. Происходит раздел имущества, - Меля открыл коробку.

- Здесь десять тысяч долларов. Квартира принадлежит твоим родителям – она не в счет. Я забираю машину, тебе остаётся обстановка. Это примерно равноценно. Значит - бабло пополам.

Отложив пять штук баксов, он достал из кармана ключи от квартиры и бросил их на журнальный столик.

- Желаю счастья, - и, уже выходя из комнаты, - да, как тебя там… Макс? У кровати левая ножка иногда отлетает. Будешь её трахать – поаккуратнее. Не расшибись.

Он даже не хлопнул дверью.

И только после того как он сел в машину, его накрыло.

Рванув с места, Меля выл и орал… орал так, что его слышали в пролетающих мимо автомобилях. Он нёсся по укатанной, скользкой дороге, словно она была засыпана щебнем. И уже недалеко от дома, в который он сейчас направлялся, перед капотом машины возникла бабка.

Принесло же тебя!

Когда были окончены формальности, он пошёл к матери.

Открыв дверь, мать стояла, вытирая руки о передник.

- Ты один? А я стираю. Есть будешь?

- Один. Я теперь долго один буду, – буркнул Емеля, снимая куртку.

- Случилось чего? – мать вопросительно уставилась на него.

- Разводимся мы. Всё! Точка!

Ошарашенная известием, мать опустилась на стоящий рядом стул и тихонько, по-бабьи, завыла. По щеке скатилась слеза.

- Ну! Чего? Как над покойником! Всё нормально. Я первый, что ли?

Он прошёл в бывшую «свою» комнату и захлопнул дверь.

Ждавшая своего часа бутылка коньяка облегчения не принесла.

Он машинально наливал рюмку, закуривал сигарету, выпивал. Некоторое время сидел, тупо глядя в пространство, наливал, закуривал, выпивал.

Туман стоявший в голове не рассеивался.

- Итак, подведём итоги. Что мы имеем на сегодняшний день: жены нет, семьи нет, работы нет, машины нет, жилья нет, денег…, - он полез во внутренний карман и достал пачку, – будем считать, тоже нет.

Последнее, что у него осталось от прежней жизни, была эта тонкая пачка баксов.

Значит, для того, чтобы подвести черту и начать новую жизнь, нужно избавиться и от неё.

Выйти и подарить первому встречному? Глупо.

Пожертвовать какому-нибудь фонду? Скучно.

Прогулять? Уже теплее… да и на люди выйти надо, двинешься тут от раздумий.

Он принял решение – бабки надо проиграть. В казино. Красиво, со звоном.

Емельян потушил сигарету и набрал номер такси.

Казино, обычно наполненное народом, сегодня было почти пусто.

Меля не считал себя азартным человеком. Он мог поиграть за компанию, поставить небольшие деньги, пощекотать нервы в предвкушении выигрыша. Но к завсегдатаям, его явно нельзя было отнести. Он подошёл к окошку кассы и поменял на фишки половину суммы.

- Так. Две с половиной в активе. Ну-с… начнём.

Он не любил «тупую» рулетку, где всё зависит только от «прухи». Пожалуй, больше всего ему нравился «Блэк Джек», в котором Меля мог применить недюжинные аналитические способности и играть с казино почти на равных. Но для этого, он должен быть за столом один, так легче контролировать игру, а сейчас там сидел какой-то мордатый тип, возле которого стояла молоденькая девчушка. Тип громко выражал эмоции и при особо удачных взятках громкий мат разносился по всему залу. Дилеры, привыкшие к нравам публики, не обращали внимания.

Меля уселся за стол шестикарточного покера и начал игру. Разминался он всегда на минимальных ставках, чтобы посмотреть, как идет карта.

Игра шла с переменным успехом. Стопки фишек кочевали от Мели к казино и обратно. Просидев за столом пару часов, он с удивлением прикинул на глаз (пересчитывать нельзя ни в коем случае), что, практически, остался при своих.

Увидев, что стол «Джека» свободен (мордатый ушёл на рулетку), Меля сел туда.

… Игра не заладилась.

При каждой сдаче у казино было на единицу больше. При "Блэк Джеке" казино отвечало таким же "Блэк Джеком" – «push» и они расходились, чтобы схватиться вновь. Что только Емеля не предпринимал: менял боксы, играл на нескольких сразу, просил заменить дилера, резко увеличивал ставку, когда казалось - карта пошла. Всё было бесполезно. Обмененная сумма быстро испарилась.

К его столу подошёл мордатый с подружкой.

Мордатый уселся на крайний бокс, а она встала между ними, наблюдая как Меля проигрывает последние деньги. Потом девушка внезапно подняла руку и провела по мелиным волосам:

- Я тебе нужна? – и тут же, уже утвердительно, – я тебе нужна.

Меля покосился на «мордатого», но он никак не отреагировал на заявление.

В голосе девушки слышался какой-то еле уловимый акцент, но какой, он понять не мог. Она обошла стол и стала так, что оказалась почти напротив. Затем, ещё раз повторив ритуальную фразу «я тебе нужна…», она уставилась на него, как студенты на бочковое пиво в те времена, когда Меля ещё был студентом.

Несколько раз, поднимая голову, он натыкался на её открытый и откровенный взгляд. Открытый… по-детски. В нём не было ничего от кокетства и жеманства, которые без труда читаются во взглядах любительниц игры в «гляделки». Она просто стояла и смотрела. Смотрела с непонятным ему восхищением, что-то шепча про себя – её пухлые губы едва заметно шевелились.

Мелю внезапно накрыла злость на мордатого…

- Тварь толсторожая, купил себе девку и радуется.

Однако особой радости на физиономии мордатого видно не было. Он, также как и Меля, раз за разом проигрывал и матерился всё громче, бросая при этом на девчонку ненавидящие взгляды. У Емельяна же, который смирился с проигрышем, вспомнив, зачем он вообще сюда пришёл, как ни странно, дела пошли на лад. Четыре раза подряд упал «Блэк Джек» и, при этом, он каждый раз удваивал ставку. Такого быть не могло, но это случилось. Надо было продолжать игру, но сидеть рядом с мордатым было настолько противно, что Меля поднялся и, прихлёбывая на ходу шампанское, которым казино «на халяву» поило игроков, пошёл опять за покерный стол. Девушка немедленно перешла вслед за ним и встала напротив, все так же смотря Меле в глаза.

Такой игры у Емельяна не было никогда. Флэш, стрит, тройка, каре – он бомбил казино – как врагов народа. Немедленно к основному пит-боссу менеджер приставил ещё двух…, меняли дилеров – всё было бесполезно.

Емеля выигрывал.

По прикидкам у него уже собралось около пятнадцати «штук», как вдруг, сзади похлопали по плечу. Он обернулся. Позади стоял мордатый.

- Пойдём… потолкуем, - и направился к выходу, ни секунды не сомневаясь, что Меля идёт за ним. Из-за полутёмного столика в углу зала, поднялись два таких же мордоворота и тоже направились к двери.

- Охрана, - сообразил Емельян, – сейчас они меня умоют.

Естественно, а что же ещё? День, так замечательно начавшийся и закончиться должен не менее приятно.

Меля поднялся и взглянул на девчонку всё так же преданно смотревшую на него.

- Иди. Всё будет хорошо, я нужна тебе, - прошептала она и ободряюще кивнула.

- Красивые глаза, - про себя отметил Меля и пошёл в фойе.

Вся троица стояла и прикуривала друг у друга.

Мордатый, увидев Емельяна, скомандовал:

- Сгиньте! - оценивающе оглядел его и спросил, непонятно к кому обращаясь: - И что она нашла?

- Где? – по инерции поддержал Меля.

- В тебе, мозгляк. Короче, секи сюда. Она мне дала отлуп. Насильно я её держать не могу, она меня разорит в три дня. Пришибить - рука не поднимается, да и помогла она мне…, в натуре.

Короче, сколько у тебя сейчас бабла? Гони сюда и забирай.

- Что забирать? – не понял Меля.

- Фотю забирай, ты, баклан красножопый. Фотю… или тебе по буквам прочитать, как у этого придурка Лёни, - мордатый презрительно сплюнул ему под ноги.

- А зачем она мне? У меня жена есть…, - пробормотал Меля, в угаре азарта забывший, что у него нет жены.

- А это ей виднее. Она сказала, что нужна тебе - значит нужна.

Мордатый придвинулся к Емельяну, обдавая перегаром виски, которое он без остановки лакал весь вечер:

- Я не понял! Ты чего думаешь, я фуфель гоню? Бабки давай быстро… или тебе мои пацаны, по организму стучать будут до тех пор, пока не согласишься. Лошак… Она тебе уже штук десять притаранила, - он опять сплюнул.

В подтверждение его слов из темноты выступила всё та же «пара гнедых». Молча подойдя к Меле, они принялись выворачивать его карманы, ссыпая в полиэтиленовый кулёк фишки и остаток денег.

- Ну и хер с вами, - безразлично думал Емеля, - хотел же денег лишиться, вот и лишился.

Мордатый, взяв кулек, порылся в нём, достал три фишки по пять долларов и бросил под ноги Меле:

- Держи, на развод. И то много. Ну, урод..., - хмыкнул он и направился к выходу. «Гнедые» за ним. Уже от входной двери он обернулся…

- А чтобы тебе не в падлу было - считай, что ты её выиграл, - вся троица весело заржала…

Первым желанием Мели было бросить казино к такой-то матери, вместе с этой девчонкой и отправиться домой. Но тут в нём заговорило чувство ответственности.

- Надо домой её отвезти. Где она живёт? Денег на тачку хватит?

Меля поднял фишки и направился в зал.

Девчонка ждала его за тем же столом. Глаза её радостно блеснули. Она подошла и опять провела рукой по его волосам:

- Он у тебя деньги забрал? Ничего. Он несчастный. У него нет судьбы, они ему не помогут. Я нужна тебе. Я твоя. Ты со мной ничего не бойся.

- Я, лапонька, с сегодняшнего утра уже ничего не боюсь, - криво улыбнулся Емельян.

- Ладно. Фишки поменяю и домой тебя отвезу. Далеко живёшь?

- Я теперь с тобой. Зачем уходить? Тебе нужны деньги? Играй.

- Ну! Так, значит так, – он уселся за стол.

То, что потом началось - дилеры казино до сих пор вспоминают с ужасом. Через час весь стол перед Мелей был усыпан фишками, официанты бегали взад–вперёд, таская самые дорогие напитки. Емельян угощал весь зал. Девчонка радовалась и хлопала в ладоши при каждой удачной взятке.

Вскоре подошёл старший менеджер и, извинившись, сказал:

- Прошу прощения, но наше казино закрывается.

- Как? Три часа всего.

- Прошу прощения, но мы закрываемся по техническим причинам. Вам уже вызвали такси…

Меля с трудом разлепил веки.

Господи… голова-то как трещит. Пил ведь, всё хорошее… а во рту как в помойке.

Он с трудом повернул свою больную голову. Перед ним на стуле сидела девчонка и радостно улыбалась.

- Ты кто? – ошарашенно спросил Емельян.

- Фотя, – ответила та.

- Что это за имя? Фотя… - никогда не слышал.

- Вообще, меня зовут Фортуна, но ты зови меня Фотя, - смущённо потупившись, ответила девчонка.

Емельян вспомнил…

Голова закружилась, и он откинулся на подушку.

Полежав так некоторое время и ощутив, что комната перестала вертеться, он почувствовал некоторое беспокойство. Чего-то не хватало.

Не было привычного шума возни, доносившегося из кухни почти в любое время дня и ночи. Мелина мать была так устроена, что её нормальным состоянием было перманентное поддержание порядка в доме. Поэтому какие-то шуршания, стуки и звяканья в квартире были всегда. Сейчас было тихо.

Меля приподнялся.

- А где мать? – спросил он Фотю, продолжавшую внимательно смотреть на него.

Вместо ответа, та поднялась, подошла к столу, взяла лежащий на нём лист бумаги и подала Меле.

Я должна срочно уехать. Утром позвонили из адвокатской конторы и сообщили, что нашлись следы нашего дедушки, который пропал во время войны. Мне придётся выехать сегодня в Австрию. Билет уже заказан.

Подробности по телефону.

P.S. А Фотя мне твоя понравилась.

Всё будет хорошо.

Целую. Мама.

Меля посмотрел на часы показывавшие начало первого, перевёл взгляд на записку и спросил:

- Когда она уехала?

- Рано. Часов в восемь. Ты только заснул. Мы с тобой до утра проговорили.

- Да? - с сомнением посмотрел на неё Меля.

Вид девушки не предполагал, что с ней можно было проговорить до утра, хотя… чего не сотворишь по-пьяни. Развезло, жалко себя стало, а тут жилетка…

Он спустил с кровати ноги, потом, вспомнив о чём-то, заглянул под одеяло. Трусы были на месте. Меля, облегченно, вздохнул.

- Я вёл себя хорошо?

- Нормально. А как ты должен был себя вести?

- Ладно. Это я так… проехали. Черт, голова кружится. Я всё выпил… или осталось чего?

Фотя молча подошла к полиэтиленовому пакету, стоящему у стола, достала оттуда бутылку «Мартини», налила в бокал и подала Меле. Он принял бокал из её рук, отхлебнул, с иронией посмотрел на девчонку.

- За мной так последний раз лет пять назад ухаживали, - и опять отхлебнул.

- А скажи, пожалуйста, милое дитя, на кой тебе всё это надо? Ты что, на меня глаз положила?

Фотя посмотрела на него преданно-доверчивым взглядом:

- Я нужна тебе.

Сказано было с такой убедительностью, что оспаривать тезис у него просто не было возможности.

- Ну, ладно, - пробормотал он себе под нос, встал и пошлёпал в ванную.

Контрастный душ привёл его в чувство.

Обернувшись полотенцем Емельян вышел из ванной, когда раздался звонок в дверь. Меля прошёл в прихожую, открыл – на пороге стояла жена.

- Можно? – она смотрела вопросительно–жалким взглядом затравленной собачонки.

- Заходи, - он посторонился, пропуская её.

Она вошла и, не раздеваясь, опустилась на стоящий подле стул. Тот самый, на котором вчера сидела мать.

- Это ты меня встречаешь? - окинула она полотенце игривым взглядом. – А где ты был? Я звонила несколько раз, мать сказала - отсутствует.

Он не отреагировал.

- Меля, - без всякого перехода продолжила жена, – я дура.

- Я знаю, - легко согласился он.

- После того как ты ушёл, я места себе не находила. Знаешь, как бывает: что имеем, не храним – потерявши плачем. Так и у меня. Всё что произошло - идиотская ошибка. Мы должны начать всё сначала, - в глазах её стояли совершенно искренние слёзы, голос дрожал, пальцы судорожно перебирали мягкую лайку перчаток.

- Мадам, давайте поубавим драматизма, - поморщился Емельян, - наверное, то, что случилось - случилось закономерно. Да, я тебе забыл вчера сообщить ещё одну новость, возможно, она несколько охладит твой пыл – меня выгнали с работы и могут быть очень крупные неприятности. Так что, для вашего здоровья будет полезнее держаться сейчас подальше.

- Меля, да как ты не…, - в порыве эмоций она встала и сделала движение к нему…

Внезапно её глаза округлились, и она уставилась на что-то за его спиной.

Вслед за её взглядом Емельян обернулся и увидел Фотю, стоявшую в дверном проёме и смотревшую на разворачивающуюся сцену.

- Извините, - смущённо сказала Фотя, – я не знала, что ты не один.

- Всё ты знала, умница, - подумал про себя Меля.

- Да как ты мог!? – донёсся сдавленный голос жены. – Какая же я идиотка! Только жена за порог - он уже девку притащил. Видно, как ты страдаешь…

- Во-первых, не девку, а девушку. Во-вторых, не за порог, а в койку к любовнику. И, в-третьих, а с чего ты решила, что я должен страдать? Или ты решила, что я твоя вечная собственность? – Меля безжалостно бил по самому больному – по самолюбию. Такого она вынести не могла.

- Да ты…! - слёзы брызнули из глаз. – Подонок! Как я вас всех ненавижу. Ненавижу! Какие же вы все сволочи! Этот девку притащил, тот…

Меля так и не узнал, что же совершил «тот», поскольку жена выскочила за дверь и, не став дожидаться лифта, зацокотела каблучками вниз по лестнице. Желания её останавливать и что-то объяснять у него не было.

Постояв и послушав удаляющийся цокот, он повернулся к Фоте.

- Ну, и зачем ты явилась? – только тут Емеля заметил, что на ней уже был, невесть откуда взявшийся, домашний лёгкий халатик и комнатные туфли.

- Я случайно, - покраснев, прошептала та, потупив глаза.

- Так, девушка. А не пора ли нам с тобой поговорить и во всём разобраться? – Емельян решительно взял её за руку и повёл в комнату.

- Давай с самого начала. Кто ты такая? – он успел облачиться в треники, по пути подлил «Мартини» и, удобно расположившись в кресле, настроился на длительную беседу.

- Фотя, - жалобно пискнула гостья. На неё было больно смотреть. Острые коленки и бессильно упавшие руки, почему-то вызвали у Мели щемящее чувство жалости. По всему видно было, что она вот-вот разревётся.

- Чего это я? – с некоторым удивлением подумал Меля. - Она мне кто? Никто.

Он поднялся и подошел к ней:

- Давай я тебе чаю сделаю. Хочешь?

Фотя шмыгнула носом и кивнула головой.

Он пошел на кухню, заварил чай, такой - как делал себе, трёхсортовой-злодейский. Принёс и подал чашку.

- Ты сама-то хоть, спала? Или надо мной сидела?

- Спала, - девчонка согласно кивнула головой, – тут, в кресле.

- Ладно, продолжаем разговор. Сколько тебе лет?

- Не знаю, – она неуверенно пожала плечами.

- Что значит «не знаю»? Ладно, прикол с Фортуной ты придумала классно. И «пруха» вчера сумасшедшая была. Только не надо сказки рассказывать, что ты к этому руку приложила. И псих мордатый, тебя мне сдыхал красиво. Ты можешь что-нибудь объяснить?

Фотя опять зашмыгала носом.

- Хорошо. Давай с другого конца. Зачем ты сейчас в коридор выскочила?

- Ты так хотел.

- Я хотел? Ты что, девочка? – внезапно он понял, что действительно, он думал о том, как бы поскорее прекратить никому не нужный фарс, да и неплохо было бы, показать, что претенденток на освободившееся место полным-полно.

- Ладно, допустим, – Меля, с интересом, взглянул на девчонку. - Интуиция? Сильно.

- Кто твои родители? Где ты живёшь? – он потянулся за сигаретами, потом, с сомнением посмотрел на Фотю, и отложил пачку.

- Как это у меня? Я тебя что, пригласил сюда? Что-то я такого не помню.

- Нет, не пригласил. Я нужна тебе.

- Стоп. А до этого, где ты жила?

- У Игоря. Ты его вчера видел. Но я ему не нужна, я бесполезна. Ничего нет, не с чем работать.

- Хорошо, а до Игоря?

- У Сергея. Он был художник. У него было много лучей, и я пришла ему помогать. Но чем больше я старалась, тем ему становилось хуже, и однажды он меня попросил, чтобы я ушла. А у него как раз был Игорь, но тогда он был не такой. Тогда у него была судьба.

- Что значит была судьба? А куда она потом делась?

- Ушла. Человек сам выращивает свою судьбу. Это как лучики. У тех, у кого много лучиков - большая судьба, много путей и возможностей. У тех, кто убил свою судьбу, ничего нет и его конец предопределён. У тебя много лучиков, и я хочу помочь тебе.

- Стоп, - Меля залпом осушил бокал, – какие лучики, чего ты гонишь?

- Я объясняю… это выглядит, как лучики, как бы - возможные пути твоей судьбы, и одновременно ими можно управлять событиями. Я это вижу, я это умею. Люди и все события связаны этими лучиками. Чтобы понятнее, представь себе: случилось несчастье, человек поломал ногу на просёлочной дороге. Никого нет, помощи ждать неоткуда. А в пяти километрах от этого места, на развилке, водитель ломает голову - поехать направо или налево. Поедет налево – спасёт человека. Поедет направо – человек погибнет. Вот и надо взять его лучик и протянуть в нужном направлении, связать судьбы. Понимаешь?

- Угу, понимаю. Ты что, меня за идиота принимаешь? Конченого? Сказала бы прямо и честно – хахаль выгнал, жить негде, домой возвращаться нельзя. А то… лучики. – он иронически хмыкнул.

- Ну почему ты мне не веришь? У тебя сейчас много проблем, я помогу тебе. Я могу это делать. Всё будет хорошо.

Затарахтел телефон, Меля снял трубку.

- Емельян! Ну, ты где? Старик, тут такое творится, - раздался в трубке голос шефа, - бросай всё и срочно сюда. Эти ишаки бухарские, направили на наш адрес мыло для другой организации. Сегодня утром прислали миллион извинений, подтверждают, что контракт работает, и они намерены увеличивать объёмы закупок. И, самое главное, они настаивают… слышишь! настаивают… чтобы эту тему вел именно ты, им с тобой нравится работать. Слышишь меня? Чего молчишь? Ты где? Пьяный что ли?

- Да нет… я в порядке.

- Ну вот. Давай, подъезжай сейчас.

- Сейчас не могу. Мне подумать надо.

- Ладно, ты думай, только не очень долго. Работать надо, а думать – это не твоя забота, – хохотнул шеф и бросил трубку.

Через секунду телефон затрещал вновь.

- Емеля, ты себе не представляешь, как я рада, - это была Марина, - шеф просил, чтобы я тебе не давала расслабляться. Тебя все жду–ут. И развеешься, заодно, отвлечёшься от проблем домашних.

- Откуда она-то о проблемах знает? – невпопад подумал Меля.

Фотя уже допила чай и сидела, поджав под себя ноги, вопросительно глядя на него.

- Всё в порядке? – спросила она.

- Хочешь сказать - и это твоих рук дело? – ответил он вопросом на вопрос.

Она пожала плечами, поднялась и пошла в кухню.

Мыть чашку.

Посидев в кресле ещё некоторое время, Емельян понял, что ему нужно срочно проветриться. Просто выйти на свежий воздух. Окружающая действительность угрожающе принимала черты какой-то запредельной ирреальности.

- Погулять хочешь? – спросил он появившуюся Фотю.

- Хочу. Я люблю гулять, - радостно откликнулась та.

Одевшись и выйдя в прихожую, он увидел, что Фотя натягивает на себя что-то вроде весеннего плащика. На улице было, судя по градуснику, пятнадцать градусов мороза.

- Ты и вчера в этом была?

- Ага. А мне не холодно.

Меля прошёл в комнату и полез в заветную шкатулку. Там он держал заначку - «на всякий случай». Сейчас, судя по всему, случай наступил.

Достав три тысячи рублей, все сбережения, он пошёл в прихожую, но по пути зацепил полиэтиленовый пакет, прислонённый к стене. Пакет опрокинулся набок, и из него вывалились плотно спрессованные банковской упаковкой пачки денег.

Обалдевший Меля некоторое время стоял, потом, присев на корточки, начал засовывать пачки обратно в пакет.

- Это твои, - раздался голос из прихожей. Фотя наблюдала за его манипуляциями. Ты вчера выиграл.

Меля посмотрел на неё. Потом взял пакет за края и, перевернув, вывалил на пол денежную кучу. По самым скромным прикидкам там было около миллиона рублей.

- Ты уверена? И меня с этим отпустили?

- Тебя отпустили со мной. Ты всё ещё не веришь?

Меля, не глядя, сунул несколько пачек в карманы и пошёл к двери.

Такси появилось сразу, как только они подошли к обочине.

- Давай в «Янтарный», - скомандовал Меля, откинувшись на сидение.

Почему-то он ощущал дикую усталость от всего происходящего.

«Янтарный» - лучший супермаркет в городе, предлагал посетителям любые товары и услуги, которые только могли прийти в самую больную голову. Меля сразу же отправился в отдел женской одежды.

- Одеть. С ног до головы, – скомандовал он налетевшим продавщицам.

Ему нравилась новая роль. Роль богатого, позволяющего себе любые капризы, который не жалеет на свою подружку никаких денег. Развалясь в удобном кресле, он потягивал любезно предложенный ему заведением коньяк и критически разглядывал Фотю, появлявшуюся то в одном, то в другом наряде.Наконец выбор был сделан и, одетая в нечто, она предстала перед ним. Емельян довольно щёлкнул языком:

– Супер! – затем он решительно взял её за руку и повел за собой.

- Стричься, - коротко ответил на её вопросительный возглас.

Через час из парикмахерской вышла ОНА.

Емельян прекрасно понимал, что это была та же самая Фотя, что из разреза сумасшедше-дорогого платья видны те же самые коленки, которые он не так давно видел жалко и беспомощно выступающими из-под скромного халатика, но… это была ОНА. А главная её прелесть заключалась в сияющих глазах, которыми она всё так же беззаветно-преданно смотрела на него.

- Это мне? Для меня? – более дурацкого вопроса он не слышал за всю жизнь.

- Нет, для меня, – ответил Емеля.

И что самое странное, это была чистая правда.

Пожалуй, впервые он себя почувствовал всемогущим, способным удовлетворить любую прихоть женщины находящейся рядом. Странное и жгуче приятное ощущение. Несколько портило это ощущение то, что иногда он вспоминал о некотором отношении к этим деньгам самой женщины, но потом эйфория заслоняла эти мысли, и он продолжал наслаждаться могуществом.

Первым делом, он повёз её обедать в самый дорогой и фешенебельный ресторан. Емеля упивался своей новой ролью, которой он никогда раньше не мог себе позволить, и которая так внезапно свалилась на него. Но, что самое интересное, по всему было видно, что и Фоте это чертовски нравилось. Нравилось то, что он так носится с ней, нравились знаки внимания, нравились взгляды окружающих, которые она ловила на себе. Всё это Меля видел и чувствовал. Чувствовал очень остро. Между ним и Фотей уже протянулся тонюсенький незримый нерв, через который передаются ощущения. Те ощущения, о которых не принято, да и невозможно говорить. А если о них говорят, то, как правило, врут.

Сидя за столом и смотря на сидящую напротив Фотю, он ощущал какое-то давным-давно позабытое чувство, какую-то гремучую смесь нежности, жалости и благодарности. И он знал, что это чувство можно испортить одним неверным словом, взглядом, поступком. Он смотрел, как она аккуратно подбирает горошинки из салата и по одной накалывает их на вилку. Он смотрел, как она смешно морщит нос, на который попадали колючие брызги «спрайта»…

Внезапно, он вспомнил ещё одну очень важную вещь.

Она сидела в «его» кресле, а он ничего не почувствовал. Ничего.

Ещё в «те» времена, когда он был холостым и счастливым, «его» кресло было индикатором, на котором он мгновенно проверял соответствие очередной «претендентки» запросам своей разборчивой натуры. Внешне всё выглядело очень просто. Он мог месяцами ходить с очередной подругой по гостям, киношкам, ресторанам и всё было нормально. Но… как только он приводил её домой и усаживал в «своё» кресло, … тут же наступал «момент истины», какое-то ощущение внутреннего антагонизма. Десятым чувством он ощущал несовместимость кандидатки и себя. Причём ощущение это всегда было очень острым и сильным. И когда он привёл домой и усадил в кресло свою будущую жену, оно ему говорило – нет, не она. Тогда он решил, что это шиза. Хватит, сколько можно. Право оказалось креслице-то, не обмануло. А вот, когда в нём сидела Фотя, он не чувствовал ничего. Всё было хорошо, всё было естественно...

Последующие дни протекали для него в том состоянии блаженно-слюнявой эйфории, которого он не испытывал со времён третьего курса института. Он не понимал, откуда и за что это свалилось, но бороться с этим состоянием или что-то предпринимать, у него желания не было. Меля плыл… плыл по течению созерцания и прострации, с изумлением разглядывая внезапно разукрасившийся вокруг него мир.

Ему было хорошо, а больше его ничего не интересовало.

Никто ему не мешал.

Мать по вечерам звонила из Австрии, рассказывала о невесть откуда прибавлявшихся делах, об огромном хозяйстве, которое обрушилось на её немолодую уже голову, просила приехать помочь, но Меля отнекивался. Ехать ему никуда не хотелось. Его представления об австрийцах, были основаны на картинках из передачи «Клуб кинопутешественников», где здоровенные мужики в коротких штанах с белыми гольфами и шляпах с перьями пили пиво, лопали сосиски, а потом танцевали в обнимку с такими же нарядными, дородными тётками. И все были безумно счастливы.

Стать австрийцем Емеля не хотел. Счастья ему и тут хватало.

Счастье для него, с некоторых пор, стало заключаться в возможности ежедневно видеться и разговаривать вот с этой девчушкой. Целыми днями он нянчился с ней. Возил по городу, рассказывал, показывал, таскал по магазинам, стараясь что-либо сделать для неё, чем–то обрадовать. Её неосведомлённость в самых простых житейских вопросах была поразительна. Но сейчас Меле это было безразлично и он не забивал себе голову ерундой.

Некоторые отвлекающие факторы - неоднократные попытки жены вновь наладить отношения, а также бывшего начальника, зазвать Емельяна на работу – ему не очень мешали. Но в прошлое он не хотел… категорически.

С бывшей женой, после пары объяснений по телефону, он просто перестал разговаривать и заслышав её голос, аккуратно клал трубку на аппарат. С начальником же, он договорился таким образом, что ему предоставят отпуск без содержания на неопределённый срок. На том и сошлись.

Одно его доставало.

Несколько раз в день Фотя вопросительно заглядывала ему в глаза и спрашивала:

- За этим «ну…», стоял их разговор недельной давности, когда Фотя объяснила ему, что «просто так» она существовать не может. Не имеет права. Она должна помогать людям быть счастливыми. И поэтому Емельян должен немедленно ей сказать, что он понимает под счастьем и что она должна сделать, чтобы осчастливить его по полной программе.

Меля долго отнекивался, объясняя, что он и так самое счастливое существо на планете и ему ничего не нужно, что счастье - категория неконкретная и расплывчатая, и он просто не знает, чего ему нужно. Кончился разговор тем, что он обещал подумать и дать ответ в ближайшем будущем. Однако дни шли, а ответ ему в голову так и не приходил.

Конечно же Емеля был не настолько идиот, чтобы не представлять себе те основы человеческого счастья, которые кроются в благосостоянии, устроенности, возможности заниматься любимым делом, да ещё и получать за это деньги, иметь хорошую семью и всё такое прочее. Всё это он прекрасно понимал, но, при этом, абсолютно точно знал - за всё, в конце концов, надо платить. За своё большое и доходное дело – отсутствием свободного времени, расшатанными нервами и постоянным ожиданием каких-либо неприятностей, за жену-красавицу – сомнениями в супружеской верности, за успехи в спорте – подорванным здоровьем, за карьеру и власть – предварительными годами унижений и последующими сожалениями по поводу бездарно потраченных лет.

Всё это сейчас ему было не нужно. Сейчас он жил созерцанием… его разум, ранее постоянно занятый всякой дребеденью, сейчас был совершенно свободен. Меля понимал, что возможно к этому он и стремился подсознательно всю свою жизнь, да вот, никак… возможности не было.

Нельзя сказать, что Емельян начисто был лишён такой вещи как честолюбие.

Нет, у него были жизненные маяки, которые помогали ему ставить задачи и выполнять их. Ещё месяц назад, Емельян мог чистосердечно сказать, что он состоялся и устроил свою жизнь так, как ему хотелось. Но… это было месяц назад. Сегодняшний Меля сильно отличался от того - месячной давности. И главное отличие заключалось в том, что сегодня он абсолютно ничего не знал о своём состоянии, задумываться о нём не хотел… и вообще ему было глубоко плевать на всё окружающее… на всё, кроме Фоти.

Однако это был не ответ.

Поэтому на очередное «ну?», он отводил глаза и бормотал:

- Ещё не решил.

Фотя понимающе кивала, а через несколько дней - всё повторялось.

Возвращаясь зимними сумерками из булочной, Меля, подходя к своему дому, услышал испуганный женский крик:

- Отстаньте! Да отстаньте же! Да помогите же кто-нибудь!

Прямо перед ним разворачивалась картина классического хулиганского нападения.

Трое явно нетрезвых типов прижали к стене дома женщину и, в то время, как один, отрывая на её куртке пуговицы, лез к ней за пазуху, другой держал её руки прижатыми к стене, а третий разглядывал содержимое выхваченной сумки.

- Э-э, мужики… отцепитесь..., - не очень уверенно окликнул их Меля и шагнул к компании.

Ковырявшийся в сумке поднял голову:

- Тебе чего, паренёк? Неприятностей? По полной программе? Ща выпишем…

Он отбросил сумку в сторону и неторопливо вытащил из кармана нож.

Сухой щелчок… и лезвие тускло заблестело в свете уличных фонарей.

Ноги у Мели стали ватными. Он не был воином. Более того, он старался избегать всяких ситуаций, которые могли его привести к драке, но сейчас…. Сейчас он точно знал, что если повернётся и уйдет, то до конца своей жизни потом будет считать себя подонком и проклинать - за то, что ушёл. Приняв решение, он шагнул вперёд:

- Я сказал отпустить. Ты что, не понял? – он сам удивился напору, прозвучавшему в голосе.

- Не… оборзел мужик вконец, - проговорил державший руки и повернулся к Меле.

Лет пять назад движимый стадным инстинктом Емеля, под влиянием друзей, записался в секцию тайского бокса. Драться толком он так и не научился, но кое-что за полгода он оттуда всё-таки вынес. Во-первых, привык к тому, что его били, и перестал бояться предчувствия боли, во-вторых, пару хороших ударов он всё-таки отработал.

Завершая следующий шаг, Меля пакетом, в котором была булка хлеба, два литра молока и консервы, с ходу заехал в рожу стоявшему у стены и тут же, крутанувшись, врезал правой ногой в челюсть, не успевшему среагировать и всё ещё корчившему страшные морды, типу с ножом. Прямой удар в переносицу, уже отведавшему пакета, довершил дело, и Емельян повернулся к третьему.

К своему удивлению, он увидел, что пришедшая в себя после нападения женщина, довольно ловко ткнула тому сложенной ладошкой куда-то в область кадыка и он, схватившись за горло и хрипя, боком завалился на асфальт.

- Спасибо вам, огромное! Не перевелись настоящие мужики на свете, - с воодушевлением тараторила потерпевшая, помогая Емельяну собрать разлетевшиеся из пакета продукты.

И тут… было такое ощущение, что народ стоял за углом, дожидаясь финала сцены. Галдящая толпа окружила их, кто-то тряс руку растерянному Емеле; из подъехавшего УАЗа выскочили шустрые милиционеры, надели на хулиганов наручники и так же шустро увезли их в отделение. Сбоку на Мелю кто-то напирал:

- Вот сюда, пожалуйста. Чуть-чуть левее, - брызнула вспышка, и жизнерадостный молодой человек с бородкой уже что-то строчил в своём блокноте.

- Емельян… э-э, простите…

- Иванов, - машинально сказал Меля, очумевший от всего этого столпотворения.

- Прекрасно! Прекрасно! Русский богатырь спасает красавицу. Как это в духе времени, - писака явно заходился в профессиональном возбуждении.

Вспыхнувший яркий свет заставил Мелю зажмуриться. Это подъехавшие телевизионщики включили софиты. Под нос ему сунули микрофон:

- Пожалуйста, эксклюзивное интервью для нашего канала. Что вы чувствовали в тот момент? Вы знали, кого вы спасаете?

- Женщину…, - неуверенно пробормотал Меля и повернулся к «спасённой».

Это была не женщина. Вернее не совсем женщина.

Сказать, что она была красива – ничего не сказать. Она была потрясающе, она была немыслимо красива. Рассыпавшиеся по плечам чёрные волосы сверкали в свете софитов. Она была само совершенство. Обалдевший Меля стоял и молча смотрел на неё. Как сквозь сон, доносился голос корреспондента:

- Вот так, простой русский парень Емельян Иванов, спас нашу гордость, нашу славу, нашу мисс Европа… Викторию…

Мисс Европа потянула Мелю за рукав:

- Давайте я вам помогу продукты донести. Мы, кажется, рядом живём.

Она забрала у Мели пакеты с молоком и, подхватив его под руку, повела сквозь толпу, на ходу презрительно бросив:

- А этим только дай порвать. Из всего шоу сделают…

Она жила этажом ниже. По пути «мисс» рассказала, что её семья два дня как сюда переехала, а до этого жили в … и она ещё никого не знает и было бы чудесно, если бы Меля ей помог познакомиться с городом…

На прощание, она одарила Емелю таким многообещающим взглядом, что у того, что-то ёкнуло внизу живота.

Влетев в квартиру и бросив продукты на стул у входа, он уставился на Фотю смотревшую на него невинным взглядом.

- Твоя работа… Кассандра?

При чём тут Кассандра он и сам не знал. Так, на ум пришло.

- Какая работа? – совершенно натурально изумившись, спросила та.

- Сама знаешь, какая, - прорычал Емельян и рухнул на диван.

Настроение у него было препоганейшее.

Почти весь вечер они молчали.

Наконец Фотя подошла, снизу вверх заглянула в глаза.

- Ты недоволен? Я ведь говорила, это как лучики. Не могла я её бросить. Хорошая девушка, столько всякого впереди, а ты как раз мимо шёл…

- Ты понимаешь, что происходит? Это теперь каждый раз, совершая какой-либо поступок, я буду думать, что организовала мне его ты? А я кто? Марионетка?

- Какая тебе разница, я это организовала или другая судьба? Или ты думаешь, что вы сами что-то решаете? Ты серьёзно так думаешь?

- Ладно, допустим. Но я ведь мог просто пройти мимо? Не ввязываясь ни во что, и события пошли бы по другому пути.

- Нет, не мог. Твой путь предопределён. И не ты его выбрал. Хотя нет… ты не поймешь. Скажем так – есть конечная цель, которую ты обязан достичь, а какой дорогой ты пойдешь к этой цели – твоё дело.

- Ты хочешь сказать, что моя цель – спасти эту королеву от хулиганья?

- Конечно, нет. Но есть большая, главная цель, а есть промежуточные. Здесь работает этот же принцип. Не бывает больших и маленьких задач. Цель есть – дорога твоя…

Зазвонивший телефон прервал дискуссию.

- М-да, милый, ты делаешь успехи. Потрясающие, я бы сказала. Надо думать, что завтра тебе на шею мисс Америка бросится, - ехидный голос жены был сейчас как никогда некстати. Меля раздражённо бросил трубку, но телефон тут же зазвонил вновь.

- Ой, Меленька! Ты такая умничка! Я тобой горжусь. Тут все девчонки в обморок падают, когда я о тебе рассказываю…, - Марина тарахтела как кофемолка, и ему с трудом удалось вставить слово:

- Ты откуда узнала?

- Так в новостях сейчас показали. Ты с Викторией под ручку… Слушай, а духи у неё какие? А она на каблуках была или… - он положил трубку.

Раздался звонок в дверь.

Меля прошёл в прихожую и открыл… на пороге стоял генерал.

- Гм… товарищ Емельян Иванов? Я не ошибаюсь? Разрешите войти?

Меля, уже ничему не удивлявшийся, посторонился.

- Входите, товарищ генерал, - чётко, по-военному, с каким-то злорадством, пригласил он.

Генерал вошёл, снял фуражку, аккуратно положил её на полочку и, пригладив седые волосы, прошёл в комнату. Там он внимательно осмотрел обстановку, не менее внимательно осмотрел Фотю, как какое-нибудь причудливое насекомое, и сел в предложенное кресло.

- Видите ли, Емельян… гм…

- Петрович, - помог ему Меля.

- Да. Емельян Петрович. Дело в том, что Виктория – это моя дочь. Я заехал к вам, чтобы выразить свою чрезвычайную благодарность по поводу того поступка, который вы сегодня совершили. Вы молоды и не можете представить себе состояние отца, - он потянулся в карман, достал платок и промокнул глаза.

- Мы хотя и живём раздельно, но дочь, это единственное что у меня есть на этом свете, кроме, пожалуй, долга перед Родиной.

- А когда это вы задолжали? – глядя прямо ему в глаза, невинным тоном спросил Емельян.

Генерал внимательно на него посмотрел, почувствовал, что его здесь не поймут, и спрятал платок.

- Гм... да. Ну ладно. Я ей десятки раз предлагал охрану. Я могу это себе позволить. У нас есть соответствующие специалисты…

- А вы, простите, в каком ведомстве работаете? – перебил его Емельян. Я в знаках плохо разбираюсь.

- Гм... да. Раньше это называлось КГБ. Сейчас ФСБ. Вам что-нибудь это говорит?

- Ну, ещё бы, конечно. А что теперь этим… хулиганам будет?

- Гм. Я думаю, пойдут по нашему ведомству. Я уже дал соответствующие указания. Зло должно быть наказано. Правильно, девушка? – обратился он к Фоте.

- У нас ведь, законы какие? Дадут пятнадцать суток и всё. Они никого не убили, не изнасиловали. Ножичек? Ну, это баловство. А у меня не вывернешься, - он сжал кулак так, что побелели костяшки пальцев. - Зло должно быть наказано. Точка!

- Да, не повезло ребятам, что они на вас попали, - как бы размышляя, проговорил Емельян, – а так бы, сколько ещё гуляли, вольные…

- Но, это один вопрос, - продолжал генерал, – мы вас пробили по своей картотеке, и я обнаружил весьма интересную вещь. Родителя вашего звали Пётр Андреевич, родился в Курске в 1926 году?

- Да, - не понимая куда он клонит, ответил Меля.

- Ну, знать точно судьба, - хмыкнул генерал, – я ж с твоим батькой Берлин брал, а ты мою дочь спасаешь. Как это связать да понять? Спасибо тебе, сынок…!

- Генерал порывисто встал, шагнул к поднявшемуся навстречу Меле, обнял его за плечи и троекратно расцеловал.

- Ну, блин. Сейчас медалью наградит «За спасение мисс Европы». И каламбурчик неплохой получится: отец и сын - спасшие Европу. Класс!

Однако генерал всё воспринимал чрезвычайно серьёзно. Он ещё раз с чувством потряс Меле руку и спросил:

- Чем я тебе лично могу помочь? Проси чего хочешь. Возможности у меня – сам понимаешь…

- Не многовато ли щук на меня валится? – рассеянно соображал Емеля, а вслух сказал.

- Никак нет, товарищ генерал. Проблем в жизни не имею.

- Ну, смотри. Если надумаешь чего, через Вику передай. Или… на вот, лучше, - он протянул Емеле свою визитку и пошёл к двери.

Уже выходя, покосившись на комнату, в которой осталась Фотя, он заговорщицки подмигнул Емеле:

- А ты Виктории понравился… учти.

Закрыв дверь, Емеля вернулся в комнату и уставился на сидевшую у окна, Фортуну.

- Ну что… жрица судьбы. Что дальше будет? Президент заявится?

Дальше события сменяли одно другое, как в калейдоскопе.

Казалось, кто-то запустил с горы снежный ком, и он несётся вниз, обрастая по пути и стремительно увеличиваясь в размерах.

Позвонили из мэрии и человек, представившийся председателем фонда помощи и развития малого бизнеса, сказал, что поданная Мелей три года назад заявка на предоставление ему кредита для начинания собственного дела, рассмотрена и решена положительно. А поскольку сейчас Европейский Банк Реконструкции и Развития выделил России дополнительный транш, именно для развития малого бизнеса, то кредит предоставляется на таких условиях, о которых нельзя было и мечтать.

Немецкая компания, сотрудничавшая с фирмой, в которой работал Меля, предложила ему возглавить российский филиал, который открывается через месяц.

Виктория, которая как мисс Европа, принимала участие во всевозможных презентациях, затащила на одну из них Емелю в качестве сопровождающего и там представила мэру города. Поговорив с ним минут пять, мэр предложил Емельяну зайти к нему через пару дней, для него, дескать, есть одно замечательное предложение. Непонятно откуда возникли табуны поклонниц, видевших Мелю по телевизору и решивших, что именно таким должен быть идеал мужчины.

Кончалось тем, что он отключал телефон. На все предложения и пожелания Емельян уклончиво отвечал, что ему надо подумать, сейчас он не готов дать ответ, позвонит попозже и всё такое прочее. На самом деле эта пляска смертельно ему надоела.

А с Фотей начали происходить какие-то изменения.

Видя, что все её старания пропадают даром, она погрустнела, всё больше сидела задумчивая и даже, на ранее любимые прогулки, ходить отказывалась.

На Мелины вопросы она отвечала, что так нельзя, это неправильно, он не реализует себя и скоро всё пойдёт прахом. Меля хмурился и отворачивался.

Как-то вечером раздался телефонный звонок. Меля, учивший в это время Фортуну печь блины, с неохотой оторвался от своего увлекательного занятия, подошёл и взял трубку.

- Поговорить надо, - просипел голос вместо приветствия.

- Говори, - Меля не стал в свою очередь раскланиваться в реверансах.

У него была хорошая память на голоса и сип «мордатого» он узнал сразу.

- В семь часов у подъезда. Я приеду, – трубку положили.

Ничего хорошего встреча не сулила.

Сзади подошла Фотя, заглянула в лицо:

- Да, так. Знакомый один, - Емеля некоторое время думал, потом оделся и куда-то ушёл.

- Ты скоро? – вопросительно смотрела, закрывавшая за ним дверь, Фотя.

- Часов в восемь, - он улыбнулся ей, – всё будет хорошо.

Она согласно махнула длинными ресницами. Щёлкнул замок.

В семь часов, к подъезду подкатил длинный, чёрный БМВ и оттуда выбрался один из «гнедых».

- Садись, - он предупредительно распахнул дверь. Меля сел.

На заднем сидении расположился мордатый, впереди, рядом с шофёром, второй «секьюрити». Вслед за Мелей, в просторный салон забрался и стоявший у двери. Меля оказался между «мордатым» и охранником.

- Ну что? Как дела, как везуха? – довольно дружелюбно спросил его мордатый и, протянув руку, представился:

Меля пожал влажную ладонь.

- Как? – мордатый скрючился от смеха, – это Емеля что ли?

- Точно, - ответил Меля.

- Ну, сказка, бля. Тут тебе и дурак, тут тебе и щука, - от хохота этой команды машина раскачивалась как на волнах.

- Ладно, - резко оборвав смех, рявкнул мордатый, - где Фотя?

- У меня. Где ей быть. А то ты не знаешь? – Меля покосился на него.

- Короче, так. Мне кранты. Надо её вернуть. По любому. За ценой не постою, я добрый, - мордатый достал сигарету и прикурил от услужливо подставленной охранником зажигалки.

- Поработает на меня пару недель, а потом пусть опять к тебе идёт. Мне не жалко, у меня баб хватает, - охранники весело заржали.

- Сразу говорю, если кто против - применю карательные меры. Так что, лучше не надо. Давай по-хорошему. Сейчас ты отдашь моим парням ключи от квартиры, они её тихо приведут и всё будет чики… Понял? Лошак…

- Понял, - Меля сунул руки в карманы куртки и сидел, смотря прямо перед собой.

- Ну, вот и хорошо, что ты понятливый, - мордатый затянулся и выбросил окурок.

Меля достал из кармана большой и тяжёлый брелок, отстегнул с него, судя по всему, требуемый ключ и положил на подставленную ладонь «мордатого». Вторую руку он опять сунул в карман.

Мордатый остолбенело смотрел на свою ладонь:

- Что это? – ещё не понимая, спросил он.

- Чека. Чека от гранаты Ф-1. В народе называют «лимонка». Даёт множество осколков, - пояснил Меля.

- А где граната? – всё ещё не веря, спросил мордатый.

- В кармане у меня. Отнимать не советую. Рычаг предохранительный брошу, и … «летите голуби – летите…».

- Дёргаться не надо, - упредил Меля движение к нему охранника.

- Ты чё, бля, больной? Из-за бабы? Да я тебе таких завтра сотню притараню, - попытался образумить его мордатый. Голос его дрожал, но выглядел он всё ещё довольно бодро.

- Не надо мне сотню. В общем, так, предупреждаю по-хорошему. Она всё время со мной. Любая ваша попытка кончится плохо. А для гарантии завтра я звякну в ФСБ, чтобы спать спокойнее. У меня там генерал знакомый. Ты, надеюсь, не сомневаешься в этом? – Меля вопросительно посмотрел на «мордатого».

- Больной – бля, точно больной. Да кто так дела делает? – возмущённо заорал мордатый. – Открой дверь, выпусти его. Пусть валит со своей худобой, - это уже была команда охраннику.

Меля подставил ладонь.

- Колечко-то, отдай.

Он выбрался из машины, всё так же держа руку в кармане, и вошёл в подъезд.

БМВ отъехал…

Поднявшись на площадку, Меля открыл дверь, не раздеваясь, прошёл в комнату, замотал гранату скотчем и после этого вставил на место чеку. Сунув её в дальний ящик шкафа, разделся и только тут заметил, что Фотя его не встретила.

Емельян прошёл по комнатам, её нигде не было.

На столе он увидел записку.

Я нужна людям. Возможно, мы ещё встретимся…

Первым порывом было куда-то бежать, где-то искать, но потом он понял, что всё бессмысленно и, усевшись на диван, долго смотрел на маленький клочок бумаги.

Зима заканчивалась.

Подтаявший было лед, за ночь схватился, и машину водило довольно ощутимо. Спешить Меле было некуда, он ехал, неторопливо поглядывая по сторонам. На сидении рядом с ним лежал билет в Австрию. Осталось собрать вещи.

Внезапно, метрах в ста, как из–под земли возникла старуха, которая пыталась перейти скользкую дорогу. Бабка, увидев машину, заметалась, заскользила, судорожно прижимая к себе полиэтиленовые пакеты – неизменный атрибут современности.

Меля, заметив её манёвры, притормозил, а затем, подъехав к обочине, и совсем остановился. Открыл дверь, взял сигарету из пачки, закурил и, выпустив клуб дыма, наблюдал, как он растворяется в сером, набрякшем влагой зимнем воздухе…