- …Если я – раб твой, то мое согласие – вовсе не требуется. Если я свободен – я сам решу, как себя вести.

Еще до того, как перед глазами протаяла картинка, я понял, что реплика предназначена не мне. А когда нашел глазами того, кто произнес эту самую реплику, убедился – точно не мне. Во-первых : это был не человек - лицо, которое неуловимо менялось от мгновения к мгновению, и текучие, бликующие ртутью одежды. Во-вторых : незнакомец (по голосу – по крайней мере – явно не незнакомка) был слегка повернут ко мне боком. И в третьих : он был центром огромной, величественной панорамы Млечного пути. Завораживающей, до мельчайших деталей – реальной, живой. Как и тишина, что была собеседником многоликого.

Понимание, что я всего лишь случайный зритель, а не собеседник, появилось само собой : тишина ответила незнакомцу снисходительной улыбкой, легкой – уголком рта. Не знаю, как это перевести на язык понятных человеческих ощущений, но это было – именно так.

Незнакомец с явным нежеланием выдавил из себя еще одну реплику:

- Третий вариант : раб, наделенный свободой воли – в моем сознании не укладывается.

Сказать, что я услышал Голос Тишины – значит не сказать ничего. Низкий, и в то же время – насыщенный сочными оттенками и обертонами звукоряд родился, казалось, у меня в груди, затронув угасающим резонансом гортань и «качнув» картинку звездной реки:

- Пределы твоего сознания определяешь не ты.

Одежды незнакомца всколыхнулись, и я увидел кисти его рук, покрытые тем же бликующим материалом.

- Не унижай меня подозрением в глупости. Мзда воздаяния – это твое право, у тебя его никто не отнимает. А мне – вполне достаточно собственных сил, чтобы наслаждаться несовершенством Мироздания.

- Которое создал – не ты.

- Ты не можешь меня уничтожить потому, что я – часть тебя. Где я был, когда ты творил, - незнакомец раскинул руки в стороны, - все это непотребство? С твоей точки зрения, все, что связано со мной – результат твоего неудачного эксперимента. А с моей, я – лучшее, что ты создал. У тебя – впервые – есть оппонент, пусть не равный тебе, но вполне соизмеримый по возможностям. Что тебя не устраивает?

- Я отторгнул от себя все то, что мешало мне быть самим собой. Теперь все это – ты.

Незнакомец медленно покачал головой с меняющимся, как в калейдоскопе лицом.

- Я не смирюсь. Никогда. Мзда воздаяния – это твое право. Я приму твою волю, но я тоже – хочу быть самим собой. Самим собой. А не твоей частью.

Без всякого перехода Голос Тишины превратился в рокот, глухой, пугающий шум сорвавшейся лавины.

- Я разрешаю тебе - быть. Но отныне сущность твоя – коллективное бессознательное всего живого. Исчезнет жизнь, растворившись в объятиях любимого тобой Хаоса, исчезнешь и ты. Я не хочу тебя убивать – убей себя сам.

Тишина исчезла. Разом возникла какофония всевозможных звуков : шелест, треск, шепот бесчисленного числа голосов. И на фоне всего этого звукового разнообразия – даже не крик – протяжный ликующий вой незнакомца. Когда он повернул ко мне тысячеликое лицо свое, на котором – в каждом из ликов – сияло торжество и злорадство, эхо этого воя все еще стояло у меня в ушах.

- Да зачем же мне себя убивать, отче?! Мы поживем, поработаем, поэкспериментируем…

Он дернул подбородком и справа от меня возникло шикарное кресло с вычурной отделкой.

- Не желаешь ли присесть, создание божье?

Уж не знаю, кто меня за язык дернул – черт ли, не черт ли, может быть вид этого кресла, столь нелепого посреди всего этого звездного великолепия, но я – не проснулся, меня буквально вышвырнули из сна. Вышвырнули – под торжествующий хохот проснувшейся Тишины:

- …Если я – раб твой, то мое согласие – вовсе не требуется. Если я свободен – я сам решу, как себя вести