Томми сидел на корточках около большого старинного комода. Он находился будто с противоположной стороны некоего кристально-призрачного зеркала, отсекающего эту древнюю мебель, от нынешнего времени.

Маленькие ручонки то и дело хотели пробить стеклянную поверхность, но судорожно подрагивали, когда чувствовали взгляд взрослых. «Туда нельзя, Томми!» - ворчал дедушка, его по-детски игривые глаза мрачнели. Томми знал это выражение – дедушка сердился, или просто очень сильно не хотел, чтобы комод открывали, возможно, он что-то спрятал туда? Точно, он постоянно носит с собой какие-то упакованные блестящие пластмассовые пластинки, наверное, их туда и прячет, от бабушки.

Пока Томми представлял себе картину запечатанных в пластике таблеток, к комоду прошла мама, шаркая стоптанными тапочками по ковролину. Томми обернулся.

На пол, глухо треснув об ворсинки ковра, упала безделушка с полочки комода. Мама даже и не заметила, закрыла дверцу и возвратилась в гостиную. Вещичка закатилась куда-то под красивые резные ножки шкафа.

Том несколько раз осмотрелся, заметил, что никто и не обратил внимания, и подполз под комод, нащупывая безделушку. Прошло несколько секунд и ручонки выкатили что-то вытянутое и округлое. Томми быстро запрятал это в карман штанов и убежал в комнату.

 

В комнате, Том поставил вещь на стол. Он сразу догадался что это. Это были песочные часы, такие же старые как и комод, хотя, может они были и старше его. Дед всегда с гордостью говорил о них, говорил о прекрасной работе мастеров, о хрустале, из которого сделано тело часов, о песке с Мертвого моря. Он всегда крутил эти часы, протирал их, сдувал пылинки и тихо гордился, гордился даже тогда, когда где-нибудь говорили о простых часах. «То ведь простые! Простые, Эмма!» - спорил он с мамой, когда та начинала разговор о новых моделях электронных часов, продающихся на распродаже, - «Простые они! Ну и что, что электрические! Вставили микросхему, припаяли и вот тебе раз часы, два, а потом десять миллионов копий! А мои-то, одни такие остались! Береги их!»

Дед всегда хвастался ими перед Томми. Он крутил их в руках, переставлял с головы на ноги, потом обратно, никогда не дожидаясь пока весь песок перетечет в другую полость часов.

В этот раз, Томми поставил часы и принялся ждать. Он хотел узнать, что бывает тогда, когда песок кончается. «Кончается время» - в голове Томми звучал голос его отца. Нет, время не может кончится! Его нет! Оно никак не выглядит, его нельзя почувствовать. Каждую секунду становилось на несколько песчинок меньше, они убывали, но это было трудно ощутить. Шли секунды, а не происходило ничего нового, не забывалось ничего старого.

Томми, выпучив огромные зеленые глаза, игриво переливающиеся в лучах утреннего света, всматривался во время. Каждая песчинка с каждой новой песчинкой начинала падать всё быстрее, чем меньше их оставалось, тем сильнее было заметно, что они пропадают. Томми незаметно для себя, чувствовал, как изменяется мир, как начался дождь и выглянуло палящее солнце. Солнце скрылось, на улице стало тихо, и только иногда, блики искусственно света попадая на мерцающие песчинки, переливались уходящими красками старого дня. Начинался новый, в комнате стало темно и прохладно, за окном опять бушевал дождь, шквалистый ветер срывал с обсохших деревьев последние листья. Потом пошел снег. Окно наполовину покрылось белой пеленой, где-то рядом с комнатой прошаркала мама своими новыми тапочками, дед закурил последнюю сигару из тех, что он купил вечером прошлого дня. Бабушка промчалась где-то внизу, медленно прошел отец.

Стало темно и песчинки уходящего дня смыли слякотью прошлогодний снег. Подул ветер, и в такт известной только им музыки, зашелестели, обросшие набухшими почками, ветки.

И так шел день за днём. А песчинки исчезали, с ними исчезли шаги дедушки.

Мама опять стоптала тапочки, бабушка перестала часто ходить, и сидела в кресле. Папа купил новую рамку для фотографии дедушки, поставил рядом с ней его портсигар. Он и сам начал курить, наверное возраст обязывал.

Томми уже сидел за столом, делая уроки. Он частенько посматривал на часы, и всегда ждал пока в них перетечет песок.

Падали песчинки, отражаясь в лучах восходящего солнца. Внизу были слышны новые шаги, такие же молодые и уверенные, как и у Томми, только мягче и элегантнее. Они цокали каблучками по стершемуся ковролину.

Тикали часы. Падали песчинки. Часы вернулись на своё законное место в комод. Томми часто проходил мимо них и все ещё жадно пожирал их серьёзным юношеским взглядом.

Падали песчинки. Хрусталь помутнел и стал матовым, молодые сильные руки Томми протирали его деревянную окантовку. Он заменял дедушку и хватался за него своими часами.

Томми придумал новую пружинистую основу для часов, теперь они переворачивались сами, как только песок заполнял всю полость. Молодые легкие шаги стали частым гостем. Вся семья знала их обладательницу, они называли её Сара. Томми и Сара обручены.

Прошла весна. Наступило лето. Томми и Сара женаты.

Неумолимо неслось время. Оно, недоступное и непостижимое, тянуло за собой череду воспоминаний и новых совершений.

Часы стояли на комоде. Спустя несколько сотен тысяч песчинок, на поблекшую хрустальную поверхность уставились две пары глаз. Обе зеленые. Одни игривые и несмышленые, другие взрослые и опытные.

«Что это, папа?» - протягивая ручку, спросили недавно появившиеся маленькие шашки, обладатели огромных лучистых зелёных глазок. «Время… Пока идут песчинки – идет время, мы живем, мы чувствуем друг друга, мы помним прошедшее и надеемся на будущее…» - ответили томные и серьёзные глаза мистера Тома Гэбнера. «А что будет, когда оно остановится?»

- Не знаю… Не дай этому случиться. Это ведь, не просто часы, они одни такие, для меня и тебя… Для того, кто после нас, и кто был до нас. А когда они остановятся, мы потеряем память и надежду. Потому что не будет у нас ни будущего, ни прошлого.»