Печатается с согласия автора материала, главного редактора журнала «Самовар» Ларисы Вельговольской

 

****

 

В день рождения обычно принимают гостей, но в этот раз Геннадий Дерткин вначале сам отправился в гости по приглашению главного редактора журнала «Самовар», с которым вот уже почти полтора года плодотворно сотрудничает The Yonge Street Review: шеф YSR не брал интервью, а наоборот сам отвечал на вопросы Ларисы Вельговольской. А повод был что ни есть самый значительный – сегодня, 10 декабря, газете исполнилось 10 лет.

 

ПЕРВЫЙ ТОСТ ГОВОРИТ ТАМАДА

 

- Я рада приветствовать Вас, Геннадий, популярного автора и публициста, и Ваше любимое детище, у которого сегодня замечательный юбилей. Мне тут понравилась цитата из одного материала, напечатанного в YSR. Она принадлежит Вахтангу Кикабидзе: «Должен признаться, что по моим наблюдениям, профессиональная русскоязычная журналистика в дальнем зарубежье – довольно редкое явление. И именно поэтому популярную «Тбилисо» я посвящаю присутствующему в этом зале моему давнишнему другу, бессменному главному редактору и учредителю газеты The Yonge Street Review Геннадию Дерткину – настоящему тбилисскому русскому еврею».

 

- Спасибо большое, Лора! Приятно вспомнить... Это было сказано Бубой на его авторском концерте в Торонто еще в мае 1997 года. Он совершенно четко и метко определил мое этническое происхождение: тбилисский, грузинский - по ментальности, русский - по языковой культуре, еврей - по национальности и вероисповеданию... А, в общем-то, - тбилисец.

 

– Но давайте вернемся к дню сегодняшнему. Кстати, Вы как раз поспели к самовару – вот кипит уже... Какой чай предпочитаете: английский черный или какой-нибудь травяной – без кофеина и танина, смотрите, сколько у меня разных пакетиков...

 

- Говорят, на Востоке чаем даже можно тост произносить... Хотя у нас в Грузии поднимали в основном бокалы с вином, в республиканском ТАСС, где я проработал много лет, был культ чая. Обычно к полудню наступал первый «брейк» - чаепитие. Это был неписанный закон: наш замечательный бильд-оператор Сема Донин в эти минуты торжественно шествовал по кабинетам с огромным пузатым чайником и зычным голосом вещал: «Чай поспел!». «Грузинский», смешанный с «цейлонским» (его привозили нам ребята из Аджарии), - это был божественный напиток... Так что мне покрепче, пожалуйста, - с кофеином, танином и прочими вкуснейшими и полезными ингредиентами.

 

- Хорошо, что у профессиональных журналистов тоже бывают минуты расслабления... Вам не кажется, что нелегкая и порой опасная наша профессия несколько выбивается из ряда привычных: инженер, доктор, учитель, сапожник, портной... Какими качествами, на Ваш взгляд, должен обладать человек, успешно практикующий на информационной ниве? Как и почему Вы сами стали журналистом?

 

- Беспокойная она, эта наша с Вами профессия, и «ради нескольких строчек в газете», как поет Владимир Трошин, действительно, можно было иногда сутками не спать. А в журналистику идут в основном люди любознательные, начитанные, порядочные, любящие общение и, как правило, романтики, в тоже время воспитанные быть обязательными, если хотите. Вы спрашиваете, как я пришел в журналистику? Вообще-то у меня была мечта стать летчиком. Мое детство прошло в военном авиагородке, и недостатка в патриотическом воспитании со стороны отца, политработника, сами понимаете, я не испытывал, да и определенную роль, очевидно, сыграла книга Бориса Полевого «Повесть о настоящем человеке». И тут я, семилетний ребенок, сделал, как мне тогда казалось, смелый, самостоятельный шаг - не спросив разрешения у родителей, слетал с соседом-лейтенантом на «Дугласе» из Тбилиси в Ереван и обратно. Попало нам тогда обоим: ему – от начальства, мне – от мамы с папой.

 

- Ничего себе, пай-мальчик...

 

- А что, произвожу впечатление, что был таким? Ну, так вот, летчиком я не стал – забраковала медкомиссия, не получился из меня и профессиональный музыкант – жизнь-то у военных известно какая – кочевая: кроватей нормальных не было, не то что пианино... Жаль, конечно: специалисты утверждали, что у меня были редкие музыкальные способности. Но любовь к музыке я сохранил на всю жизнь. Журналистику же я выбрал своей будущей профессией по совету учительницы русского языка и литературы Анны Павловны Михеевой, которая не однажды мне говорила: «В прессу тебе надо идти, Гена. У тебя стиль газетный и кругозор широкий». Но мне после окончания школы захотелось большего: податься в «международники», и я сдал документы в знаменитый МГИМО, которые мне... вернули буквально на следующий день. «Почему? - недоуменно спросил я у ответственного секретаря приемной комиссии. – Потому, - строго ответил тот. – В паспорт свой заглядывать надо чаще... – Зачем? - удивился еще больше я, - там всё в порядке. – Всё, да не всё, - усмехнулся чиновник, – пятая графа, молодой человек...».

 

В ректорат я пошел с отцом, полковником. Руководство тут же вызвало «на ковер» того самого секретаря. «Да что Вы, товарищ ректор, глупости всё это! – гневался он. - Какой еще антисемитизм?! Как я, партизан, участник войны, мог такое сказать?! Посмотрите – у меня вот копия - что у абитуриента в характеристике написано, а? «Занимается политикой»! У нас, как известно, политикой занимается только партия, молодой человек!». Ректор развел руками: «Так и напишите официально уважаемому Дмитрию Григорьевичу и его сыну, что им отказано по идеологическим причинам...».

 

- Хорошее же у Вас было начало...

 

- Самое интересное, что спорить было бесполезно: в характеристике действительно вместо «интересуется политикой» значилось «занимается политикой» – так мой школьный завуч перевела с грузинского на русский. Ее безобидная стилистическая оплошность сыграла со мной эту недобрую шутку, хотя и ежу было понятно, в чем настоящая причина... Вернувшись в Грузию, где ни моя семья, ни наши друзья-евреи никогда не сталкивались даже с намеком на антисемитизм, я был принят «внештатником» в только что вышедшую газету «Вечерний Тбилиси». Это была моя первая журналистская школа.

 

А через год уже по республиканской квоте я поступил на факультет журналистики МГУ и после окончания вуза уже без всякой квоты закончил с отличием и второй институт – Московский полиграфический, где получил специальность «редактор массовой литературы». Должен сказать, что два года учебы в МПИ дали мне знаний ничуть не меньше, если не больше. Какие у нас были преподаватели: Михаил Васильевич Урнов, Ефим Семенович Лихтенштейн, Натан Евгеньевич Юдин, Майя Петровна Сенкевич... Высокие профессионалы, чудесные люди!

 

- Вы их всех помните, у Вас замечательная память!

 

- Память каждого из нас избирательна. Запоминается то, что существенно, важно в твоей жизни. Я тут вспомнил профессора Урнова, который наряду с преподаванием основной дисциплины был и деканом редакторского факультета. Так вот, после зачисления на четвертый курс МПИ выяснилось, что количество часов по многим предметам, сданным мною в университете, не дотягивало до нормативов полиграфического, и необходимо было в короткий срок досдать кучу зачетов и контрольных работ. Я подал длиннющее заявление, в котором подробно перечислил всё, что от меня требуют, и попросил «отсрочку». Михаил Васильевич внимательно прочитал мою писанину и что-то аккуратно вывел в углу. «Пожалуйста!» - прочитал я с изумлением. Вы когда-нибудь получали такие резолюции?

 

- Нет, не посчастливилось, это я говорю без всякой иронии. Одно-единственное слово, а как характеризует человека! Замечательная резолюция, воплощение интеллигентности.

 

- А хотите пример, но несколько другого плана? Пару лет я работал заведующим редакционно-издательским сектором во Всесоюзном НИИ охраны труда. И был у меня начальник – Гиони Шарикадзе, бывший профсоюзный работник, добрейший, милейший человек. Он мне регулярно писал такие резолюции: «Дорогая Геннадия, напомни мне, о чем мы будем завтра думать». Иногда он выдавал и устно: «Вы, журналистики, только брошюровки умеете выпускать. Будете у меня работать под напряженной ручкой!». Класс, правда? Зато грузинским языком шеф владел безукоризненно и вообще был талантливым организатором. Но я знаю еще один пример «оригинального стиля», правда, из практики моего отца. Его полковой замполит со смешной фамилией Сясин, окончивший всего три класса начальной школы, в силу отсутствия элементарных знаний русского языка придумал универсальную, как он считал, резолюцию: на всех рапортах подчиненных он аккуратно вырисовывал: «Вопрос ясен. Комиссар Сясин».

 

- Диву даешься человеческой изобретательности. Да, и сам наш организм порой помогает компенсировать несовершенство. Известно, плохо слышащие, как правило, видят отменно, а люди со слабым зрением отличаются прекрасным слухом...

 

- Бывает и такое. А насчет изобретательности... Был у нас корреспондент, рукописи которого никто никогда не видел, а тексты он всегда надиктовывал машинистке, которая на ходу его правила. Кстати, темы у него были одна лучше другой. Нас просто разбирало любопытство: что за таинственные записи у него там, в книжке? И вот однажды один наш сотрудник изловчился и незаметно подсмотрел текст и вместо слов и предложений увидел... человеческие фигурки, ну, точь-в-точь как у Артура Конан Дойля в его «Пляшущих человечках»!

 

- Невероятно! Проще, наверное, было выучить язык, чем придумывать шифр...

 

- Ему, наверное, нет. Кстати, и дома у себя он всё что-то конструировал - свой быт совершенствовал, и получалось у него совсем неплохо.

 

- В наше время жизнь заставляет крутиться. Разве мы с Вами, начиная свое издательское дело, не становились изобретателями поневоле? У меня иногда спрашивают, не страшно ли было открывать новое издание, когда и без нас в Торонто функционируют без малого тридцать русскоязычных газет и журналов. А как Вы решились на такое непростое дело десять лет назад и какой была ситуация на издательском рынке тогда?

 

- В 1996 году изданий на русскоязычном языке было раза в три с половиной меньше. За редким исключением их выпуском занимались люди весьма далекие от журналистики. Впрочем, эта тенденция сохранилась до сих пор. В то время я выступал в качестве политического обозревателя в телепрограмме «Прекрасное далеко» (нынешних «Русских волнах»). Меня уже многие знали, и, когда четверо моих приятелей - журналист Анатолий Качкин, бард Марк Мерман, бизнесмен Зураб Канчавели и художник по костюмам Элла Челознова - выдвинули идею общими усилиями начать издание газеты, которая в отличие от других будет выходить на собственных материалах, я долго думал над этим предложением, прекрасно сознавая, что основная нагрузка падет на меня. Да и наши денежные взносы оказались мизерными. Первый номер рождался в муках: ни оборудования, ни связей с типографиями, ни контактов с рекламодателями, ни компьютерных программ... Благо коллеги из газеты «Наш взгляд» подсобили техникой, и чудеса изобретательности показал наш первый график-дизайнер Леша Доминский.

 

А тут еще вышло пару дайджестов российской прессы, и двое моих партнеров, испугавшись возможного усиления конкуренции в сборе рекламы, дали задний ход - забрали свои скромные взносы, и угроза остановить едва родившееся на свет издание, кстати, тепло встреченное читателями, стала реальной. Но мы, журналисты, как уже было сказано выше, - народ изобретательный, и я отправился в JIAS за помощью.

 

С благодарностью вспоминаю одного из руководителей Jewish Loan Casa Майка Вайнрайха, убедившего коллег выдать нам беспроцентный заем в 10 тысяч долларов с рассрочкой выплат на несколько лет. Это, действительно, была скорая финансовая помощь. И новорожденный стал оживать, расти и крепчать с каждым номером, даже несмотря на неожиданный уход из редакции моей «правой руки» Марка Мермана, который решил не тратить время на журналистику, а вплотную заняться свои песенным творчеством.

 

- Вы уже тогда были еженедельником?

 

- Нет, им мы стали только через два года, когда появился партнер с приличным по тем временам денежным вкладом в бизнес. Это было в конце 1998-го. Мы получили статус компании федерального значения, и переход на еженедельный выпуск, да и еще с увеличением объема в четыре раза и удвоенным тиражом, поднял газету на новый качественный уровень.

 

- Я как раз застала это переломный в судьбе Вашей газеты период. Никогда не забуду, как сразу после приезда в Канаду сидела на кухне съемной квартиры и размышляла, чем же здесь можно заниматься с моей «дурацкой» - как тогда казалось – специальностью? Вокруг были разложены газеты, и я гадала: с кого начать? В первую очередь, мой ищущий взор остановился на газете с броским названием «The Yonge Street Review». Еще тогда я по-доброму позавидовала – какое удачное название, просто находка!

 

- Это я придумал его и отстоял в жарком споре с тогдашними коллегами в ноябре 1996-го. «Почему не «Вымпел» или «Старт»? - недоумевали они. – Название газеты должно звучать по-русски, приближенно к нашим читателям». «Наши читатели – новые канадцы, - возражал я, - и газета с англоязычным названием призвана стать мостиком между быстрорастущей русскоязычной общиной и всей страной, которая стала для нас общим домом. А в этом году торжественно отметили 200-летие самой главной в Канаде и самой длинной в мире Yonge Street. Так почему не отдать дань уважения предмету национальной гордости?! А к необычному названию, уверяю вас, читатель привыкнет». Так оно и случилось, и The Yonge Street Review поныне остается единственным в стране изданием с именем в честь улицы-рекордсменки.

 

- Я с удовольствием посмотрела Ваш фотоальбом – сколько интересных встреч у Вас было: Никита Хрущев и Леонид Брежнев, Эдвард Кеннеди и Пол Мартин, Эдуард Шеварднадзе и Мел Ластман, Роберт де Ниро и Карел Готт, Аркадий Райкин и Вахтанг Кикабидзе...

 

- О некоторых из них я уже рассказывал читателям. Если есть интерес, серию «Штрихи к портрету» продолжу с удовольствием.

 

- А теперь можно вопрос не из разряда деликатных? Почему Вы прекратили выпуск бумажного варианта Вашей отличной газеты? Я часто слышу недоуменное и даже обидчивое: «Что случилось с нашей Yonge Street? Ведь она была единственной авторской газетой – о нас и для нас...». Я, например, как главный редактор журнала далеко не в восторге оттого, что с рынка ушел очень заметный, яркий «конкурент». Нам с Вами было бы совсем не тесно...

 

- Ваш интерес закономерен, и ничего неделикатного в нем я не вижу. Основных причин несколько: первая - увеличение числа всевозможных изданий, своим появлением усиливших демпинг цен на рекламу; причина вторая - недобросовестное отношение к делу рекламных менеджеров (а их у меня за эти десять лет перебывало немало); прилично заработав, они открывали свой бизнес, нисколько не задумываясь о том, что, нарушив контракт, сильно усложняли наше положение - ведь новому работнику нужно немало времени, чтобы освоиться на рынке. К тому же мой новый партнер, получив от газеты всё, что ему было нужно (оставим это за скобками), вот уже семь лет вообще не интересуется нашим бизнесом, но остается в компании, закрывая тем самым дверь перед другими, желающими вступить в долевое участие. А ведь каждый издатель знает, что иногда бывают трудные периоды, когда без ввода в действие финансового резерва обойтись просто невозможно. Это третья причина. И причина четвертая: я не стал, да и не пытался стать жестким бизнесменом, а во главу угла ставил интересы читателей, ради которых и издавалась YSR.

 

Как только стало ясно, что бизнес пошел вниз, некоторые сотрудники и авторы, даже самые, казалось бы, преданные, быстренько переметнулись в другие газеты. Не хочу проводить аналогии с тонущим кораблем, хотя она напрашивается сама собой. Но я понимаю: далеко не все способны на самопожертвование, даже кратковременное.

 

А благодарен я самому стойкому своему сотруднику – Саше Захаренко. Он был со мной до последнего бумажного номера: и верстал газету, и работал ответственным секретарем, и был агентом по рекламе и показал на что способны настоящие мужчины... А вообще-то, еще не вечер...

 

- Но нет худа без добра. Ваше международное интернет-издание не менее популярно, а Ваши прекрасные материалы – один лучше другого - находят достойное место и у нас в «Самоваре». Я и читатели несказанно рады такому сотрудничеству. Еще раз сердечно поздравляю Вас и всех Ваших многочисленных друзей и болельщиков с юбилеем!

 

- Спасибо большое. И я рад. У меня стало больше времени заниматься своими материалами, книгой «Зеленый диван», которая, надеюсь, скоро выйдет. Авторов в газете - более чем из двадцати стран, и число их увеличилось в три раза, а читателей – и того больше. В выпуске электронной версии мне помогает веб-мастер Толя Галкин: мы с ним понимаем друг друга с полуслова.

 

Растет авторитет YSR, ее перепечатывают многие зарубежные издания, к ней нередко обращаются видные политики с мировым именем.

 

Добро пожаловать в 10-летнюю The Yonge Street Review!