Послевоенный провинциальный городок. Я и мой друг Игорь, поёживаясь от утренней прохлады, спешим на занятия в техникум мимо окон нашего общежития. С одного из подоконников сонными глазами нас провожает кобелёк породы болонок. Он равнодушен как к нам, так и к двум кружочкам колбасы, лежащим у него перед носом. У нас же от вида колбасы образуется обильное слюноотделение и лёгкий спазм слегка прополощенного утренним чайком желудка и возникает злобное умонастроение по поводу несправедливоcти мироустройства - спрашивается у кого жизнь собачья? У нас, будущих корифеев науки и командиров производства, не досмотревших сладких утренних снов, или у этой лохматой уродины, пребывающей в тёплой сытости и беззаботней утренней неге. Эта болонка и её хозяйка Лариса Евгеньевна (крыса), секретарь директора и преподаватель, вызывают у нас стойкое неприятие. Мы, дети деревень и природы, впервые сталкиваемся с живым существом, изуродованным прихотью человека. Её хозяйка, старая дева лет 35 занимает комнату в общежитии и регулярно сообщает директору обо всех деяниях юных организмов, не одобряемых правилами поведения. И одежда Ларисы Евгеньевны раздражает окружающих. Люди только-только отвыкли от военной униформы: телогрейки и сапог, а она регулярно в семь вечера выходит в шляпке в крепдешиновом цветастом платье, в туфельках на каблуках с собачкой на поводке и, дойдя до кряжистой липы, остановившись, командует: «Нордик, лужу!». Болонка смешно задирает ногу и выполняет требуемое. Активно не любит их мой друг Игорь Яншин, столичный житель неведомой судьбой заброшенный в наш провинциальный городок. Фамилию Яншин наш физик определил как производное от скандинавского Янсен.

После занятий по основам марксизма – ленинизма, проходя мимо мусорного ящика нашей столовой, обнаруживаем свору собак поедающих остатки обеда, причём распределение благ происходит по типично буржуазному закону - праву сильнейшего. И это в стране победившего социализма. Мы с Игорем решаем провести в собачьей своре небольшую Октябрьскую революцию установить социальную справедливость. Посредством палок отгоняем от свежих костей наиболее здоровых и нахальных, пропуская убогих и сирых. Но собаки оказались не готовы к идеям социализма и мы вскоре, слегка притомившись, от ежедневной борьбы с контрреволюцией, решили организовать социализм для отдельной самой убогой в городке сучки. У поварих забирали самые мясистые мослы и подкармливали эту сучку возле общежития. При нашем появлении с костями это жалкое создание своими подслеповатыми глазами и неким отростком, обозначавшим хвост, выражало полный восторг, как толпа демонстрантов идущих мимо мавзолея с вождями на трибуне. Из чего мы заключили, что дело Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина мы успешно продолжаем в собачьей среде. Но мало было освободить от угнетения, требовалось ещё

воспитать собачье достоинство, за что мы и горячо взялись. Первое, дали гордую кличку Клеопатра. Почему? Нашего физика Вадима Николаевича, типичного русского интеллигента, выпускника царского Санкт-Петербургского университета, чувствовавшего себя невыносимо стеснённым рамками техникумовской программы физики, в очередной раз занесло, и он от законов Бойля-Мариотта как-то незаметно перешёл на взаимоотношения Цезаря и Клеопатры, огорчаясь слабостями великих и понося потаскуху Клеопатру за гражданскую войну в Древнем Риме. Вот именем этой соблазнительницы мы и назвали нашу сучку. И украшения подобрали соответствующие царской особе: в шерсть, растущую клочками на шелудивой коже, добавили репьёв. И, соорудив из бечёвки ошейник, за 5 минут до выхода Ларисы Евгеньевны мы подвели Кле к знаменитой липе и стали требовать от неё лужу. Мы уговаривали её, взывали к совести, задирали ногу, результатов никаких. В это время Лариса Евгеньевна прошла с болонкой мимо, усиленно делая вид, что это их не касается. Мы же с нашей Кле последовали за ними на расстоянии слышимости, при этом достаточно громко объясняли нашей сучке, что она носит имя великой соблазнительницы, за ночь с которой мужчины охотно расставались с жизнями. И её задача — охмурить этого кобелька. Что для этого требуется ей должно быть видней, подмигнуть ли, хвостиком или чем другим вильнуть. Одним словом, если этот уродливый задавака воспылает к ней собачьей страстью, он будет ей носить настоящую краковскую колбасу. Конечно, собачке из благородной породы дворняжек не к лицу общаться с каким-то лохматым недоноском, но, увы, жизнь несправедлива и жестока. Ссылались на свою нелёгкую жизнь. Одним словом учили сучку жизни, привлекая внимание прохожих. На третий день вечерние прогулки секретарши с Нордиком были отменены навсегда. У нас же в свою очередь пропал зуд к социальным экспериментам и объяснили Кле, что чрезвычайно заняты учёбой. Собачка оказалась понятливой и через недельку исчезла.

Юность пора увлечений, я - хоровым пением, Игорь - Зинкой. Нашему директору взбрело на ум потрясти культурное сообщество области, организовав в техникуме грандиозный хор. Обязали петь всех, саботирующих лишали стипендии. Здесь полезно углубиться в историю вокала в нашей семье. В своё время, мой отец, отданный в мусульманскую школу, принуждён был распевать молитвы. Его учитель долго бившийся с ним в надежде извлечь из его горла, что-нибудь благозвучное сказал однажды, нервно теребя бороду, что ,конечно, он не может запретить отцу молиться, Аллах терпелив, Он всё вынесет. Но он учитель не обладает достоинствами всевышнего и отцу лучше петь молитвы вне досягаемости его ушей, ибо он за себя не ручается и может уронить на его бритую голову что-нибудь тяжёлое, потому что в его молитвах он не слышит ничего иного как любовную истому молодого ишака. Итак, по приказу директора и под руководством Вадима Николаевича я начал голосить о светлом будущем, о тяжёлой борьбе негров за свободу, и это занятие так легло мне на душу, что я готов был драть глотку с утра до ночи. Наш физик, слушая моё пение, болезненно, как от зубной боли, морщился, и я подозреваю, что он с удовольствием бы изгнал мою осатаневшую от вокала рожу из хора, если бы не строгое распоряжение директора и его слабый характер. Директор же крепкой крестьянской породы, на сей предмет имел иное мнение: «А что, орёт шире всех, молодец, старается, про партию и правительство поёт правильно, слов не путает. Что ещё требуется? Всё остальное несущественные подробности». Я заболел таинственной болезнью многих. Включаешь телевизор и видишь экономистов, политиков, певцов самозабвенно занимающихся тем, чем природа им категорически не рекомендует.

Игорь, как представитель первопрестольной, чувствует на своих плечах груз ответственности за приобщение аборигенов глухой провинции к высотам цивилизации. Первое, за что он с энергией берётся, это устранение излишней привязанности окружающих к материальным благам сего мира и обращение их сердец к духовным ценностям. Дело в том, что Игорю стипендии и материнских переводов хватает в среднем на полмесяца, остальное на вольных хлебах. Девочки же регулярно снабжались из родных деревень. И вот вечером когда по общежитию раздаётся ароматный запах жареной картошки с салом, в дверях девичьей комнаты появляется Игорь с обаятельной улыбкой. Девочки в соответствии с вековыми традициями гостеприимства приглашают его за стол. Игорь позволяет себя уговорить. Но далее девочки с огорчением обнаруживают, что это не скромный деревенский гость, а прямо бегемот африканский и ужин приготовленный на десять аккуратных девичьих желудков легко исчезает в чревах моего друга. Девушки, поразмыслив перед сном на пустой желудок, решают, что в современной жизни нет места предрассудку гостеприимства. После приятных запахов двери девичьей комнаты оказываются закрытыми с внутренней тишиной и отсутствием реакции на внешнее воздействие. Игорь, в поликлинике пожаловавшись на запоры, получает рецепт. После ужина, когда в девичьей комнате вновь появляются признаки жизни, Игорь заходит к ним в комнату и жалуется одной из девиц на проблемы с теормехом и настаивает на том, чтобы она ему помогла. Девушка вначале бодро излагает материал, затем замолкает, начинает краснеть, Игорь же настойчиво барабанит вопросами. Девушка срывается с места и надолго исчезает. Игорь же вдогонку, куда она так спешит, остался последний маленький вопрос. Девушки выставляют дозор на кухне.

Ещё одно хобби у Игоря — занимать деньги у товарищей. При этом нельзя сказать, чтоб он совсем не возвращал долги, но если товарищ был настойчив в своём желании вернуть, как ему казалось кровное, то через пару месяцев он получал требуемое с разъяснениями Игоря о том, что какой он жмот и зануда, как мало ценит дружбу. После чего человек чувствовал себя последней сволочью. Была у нас в группе замужняя Соня на огромных 5 лет старшке. Отношение её к нам было снисходительно равнодушное, как у сучка к расшалившимся щенкам. Вела размеренную взрослую жизнь, всегда при деньгах, получая регулярно от мужа переводы. Игорь неоднократно обращался к ней, жалуясь на материальные затруднения, но в ответ получал лишь советы о правильной жизни делить весь приход на количество дней и равномерно расходовать и ни копейки в долг. Игоря это приводило в ярость, его никак не могла устраивать такая серая мещанская жизнь, после дней лишений мой друг был уверен, что заслуживает право на праздник, стипендия обеспечивала несколько дней веселья, деньги от матери недельку, а далее циклы повторялись. Мы изъяли одно из извещений о переводе Соне, посредством варёного яйца и бланка взятого на почте изготовили дубликат. Однажды у вахтёра положили наше извещение и приступили к слежке за Соней. Вот она идёт на почту, и мы из переговорных будок с удовольствием наблюдаем, как Соня яростно отбивается от всей почты и телеграфа, обзывающих её аферисткой с угрозами вызвать милицию. После того, как Соня вернулась в свою комнату, Игорь пошёл к ней с настойчивой просьбой выручить его из денежной беды, поскольку он видел денежный перевод, отказ же показывает, какая она бессердечная стерва. С уравновешенной Соней случилась истерика. Игорь же заснул в этот вечер с чувством исполненного долга: моралистка и зануда примерно наказана.

Амурами удобнее всего было заниматься на уроках физики. В Вадиме Николаевиче прямо гейзером бурлил энтузиазм по поводу расщепления атомного ядра и фантастических при этом энергетических возможностях, а также о полётах и иным цивилизациям и не сомневался, что мы находимся в таком же состоянии. Физика для него была драмами личностей, столкновениями идей, характеров. Всё это он обрушивал на нас, беснуясь у доски и не замечая ничего вокруг и наивно пологая, что для нас это не менее захватывающая тема. Мы же в это время витали в иных сферах далёких от физики (за исключением тех, кто пускал самолётики) ближе к физиологии. Самые пылкие страсти возникали именно на уроках физики. Итак, на уроке каждый увлечён любимым занятием вплоть до самозабвенного ковыряния в носу. И вдруг раздаётся звонок. Вадим Николаевич недоумённо оглядывает кабинет, от огорчения намелённой классной тряпкой проводит по взмыленной лысине, кладёт его в рассеянности в карман пиджака. Извиняется, что не закончил заявленную тему, чего мы, досыта наигравшиеся в морской бой и навлюблявшиеся, великодушно прощаем. Кидает в незакрывающийся с оторванной ручкой портфель конспекты и мчится далее сеять вечное, доброе. Судный день для Вадима Николаевича наступает на экзаменах. С одной стороны его физическая неспособность огорчить человека двойкой, с другой наглое юное невежество. Он тщетно пытается обнаружить у нас физические знания и как ребёнок радуется, обнаруживая по беспечности застрявшие в наших беспутных головах какие-нибудь физические законы. Мучительно стыдится наших шпаргалок, обвиняя себя в педагогической несостоятельности. Закончив экзамен и, чувствуя себя преступником перед обществом, он отправляется домой искать утешения в философии эллинских стоиков и восточных суфиев. Мы же веселой гурьбой победителей физики пьём молдавское креплёное.

Мой друг избежал хорового пения добыв справку врача о проблемах с горлом (съел 10 порций мороженного) и имея много свободного времени, увлёкся Зинкой. По закону жанра при взаимных симпатиях юноша покупал билеты на последний сеанс в кино на задние ряды, и ему дозволялось пошарить у неё под юбкой. Если же при этом у юноши возникала особо пылкая страсть он дополнительно покупал ещё мороженное и, девушка, разомлев от такой щедрости, допускала в святая святых девичьи трусики. Игорь с Зинкой был по царски щедр, и билеты покупал и мороженное. Однако Зинка как-то ловко избегала критических ситуаций. Игорь, находясь в твёрдой уверенности по поводу собственной неотразимости, неуловимость Зинки относил к исключительной природной скромности. Как-то ребята, в предвкушении замечательных событий доложили Игорю, что видели Зинку пару раз в кино с лаборантом. По такому случаю полагалось устроить небольшой мордобой для выяснения отношений, но Игорь считал, что его любимое им тело мало подходят под роль груши для боксёра разрядника и ему не резон лишатся зубов, что бы по этому поводу не думали эти провинциальные олухи. Ребята были разочарованы. Но деятельная натура Игоря не терпела всяких неопределенностей. И он разработал план для решения этой проблемы, в которой главная роль отводилась мне. Я с неделю должен был нашёптывать Зинке о душевных муках моего друга, намекая на её вину. Далее в один из вечеров, когда подруги из комнаты уходили в драматический кружок, мы с Игорем вешаем перед Зинкиным окном муляж из костюма и клубка простыни, означающей лицо. Я должен был зайти к Зинке завести разговор об Игоре подвести её к окну воскликнуть, что костюм на повешенном Игорев. В дальнейшем предполагалось душещипательная сцена в которой Зинка должна была взвопить о своей безграничной любви к Игорю и немедленном желании повеситься рядом, потому что жить без него она никак не может. Вскоре мы приступили к реализации этого плана. И вот с нашатырём в кармане я в Зинкиной комнате у окна выдыхаю: «Игорь повесился». Зинка, пару раз жутковато лязгнув зубами, падает на кровать, уставившись неподвижным взглядом в потолок, затем срывается с постели и мчится в туалет. Я озадачен и, встретив в коридоре, только Машу Рябцеву, активную общественницу с острым языком, с чувством человека наступающего на змею, обращаюсь к ней с деликатной просьбой посмотреть, что делает Зинка в туалете. У Машки с языка уже готовы были сорваться всякие ехидства, и уже её рука потянулась к виску повертеть пальцем, но, увидев мой взволнованный вид, скрылась за дверью. Довольно быстро она вернулась, доложив, что Зинка занята тем, что назначено природой и тут же выдала в мой адрес такое, что мне совсем не хочется повторять, в котором самым безобидным был вопрос: не ударялся ли я головой обо что-нибудь твёрдое. Но самое скверное было то, что на следующий день всякий имеющий в техникуме уши узнает, что некий извращенец рвался в женский туалет и она, рискуя жизнью, отстояла девичью честь и что этим извращенцем является член профкома. Куда смотрела администрация и, что общественность должна меня или срочно перевоспитать или изгнать из славных рядов комсомола. Поведение Зинки и общение с Машкой повергло меня в полное замешательство, требовался ясный ум викингов, и я отправился с докладом к верховному главнокомандующему. Я понимал, что мой доклад не будет бальзамом на его влюблённое сердце, но перед этим я прочитал очень правильную книгу, которая утверждала, что истинный друг всегда говорит правду. Я выложил ему всё как есть. Игорь был явно смущён, но проявил нордический характер и как настоящий генералиссимус продолжал руководить операцией. Мы сняли муляж. Передо мной была поставлена задача разведка Зинки с систематическим докладом. С тем и легли спать. Утром пообщался с подругами Зинки, которые отругали меня за то, что я Зинку покойником напугал, отчего она теперь животом мается. Оказывается 3х лет, играя в кустах, наткнулась на дезертира, умершего с голоду, с тех пор ужас как боится покойников. Я в оправдание - пошутил неудачно. Отправился в техникум, оставив Игоря, осмысливающим происшедшее, а Зинку, борющуюся с недержанием. Вернувшись после занятий, я обнаружил, что работа мысли Игорем завершена и если утром это был влюблённый Ромео, то я застал его уже холодным и циничным Печориным. Его вердикт звучал сурово и категорично: любви нет, есть пищеварение. Последние события требовали некоторой разрядки и я, чувствуя ответственность за результаты операции на последний червонец и перехваченные рубль 50 купил молдавское, наиболее доступная жидкость с радостями жизни. Игорь от солнечного напитка взыгрался, отбацал яблочко под частушку:

Ты пошто мои девичьи груди

Завязал за широкой спиной

Ты пошто меня не любишь

Я пошто тебя люблю

В заключение дуэтом спели студенческую лирическую о неразделённой любви:

Что же мы с тобой не поделили

Разорвав трусы напополам

Ты лежишь одна в дорожной пыли

И кричишь, что я тебе не дам.

На этом на любви нами был поставлен крест, вогнан осиновый кол.

А в это время в общежитии живо обсуждалась расцветающая пышным цветом любовная история. К Ларисе Евгеньевне стал похаживать майор танкист. При его появлении, как отмечал всё знающий народ, Нордик забивался под шкаф и злобно рычал. Общественное мнение по этому поводу разделилось: одни считали, что аристократ Нордик не переносит запаха соляры, постоянно источаемый майором. Другие, романтического склада ума, полагали ревность кобелька за законное место в сердце секретарши. Взрослую общественность раздражали их романтические прогулки по набережной с одухотворёнными лицами, щебечущими меж собой не замечая окружающих. Ну, сошлись и живите, зачем это всё напоказ, чай не 17 лет, стыд и срам.

Нам такие заскоки старичков тоже показались странными. Игорёк же прямо взвился: он только что посредством научного опыта доказал, что любви нет даже в самом нежном возрасте а тут какая то старушка изображает пылкую страсть. Возмутительно. Предложил мне отравить Нордика и повесить на воротах общежития с дощечкой: «Повесился на почве ревности». Оказывается, у него были припасены 2 порции крысиного яда - он их припрятал, когда мы травили крыс на практике в пищеблоке завода. По причине лирического склада ума от участия в смертоубийстве я уклонился, но субсидировать покупку 300 грамм краковской колбасы ввиду дружеских обязательств я был вынужден. И вот однажды возвращаясь после очередной романтической прогулки, Лариса Евгеньевна обнаруживает на воротах акт самоубийства. Далее следуют интеллигентные штучки: обмороки с валидолами, похороны Нордика, бюллетень. В конце концов, Лариса Евгеньевна к нашей общей радости переходит работать на завод и общежитие в другом конце города.

Всем было понятно, что это Яншина рук дело, но доказательств никаких и Игоря на всякий случай по совокупности прошлых деяний выгоняют из общежития, то есть он продолжает там жить, но нелегально. Игорь начал усиленно изображать невинную жертву несправедливой администрации, ловя сочувствующие ухмылки собеседников: какой то кобель с майором не поделили сучку, а он должен страдать. К месту и не к месту повторял, что на него вешают собак. Однако со временем в обществе происходят радикальные изменения: вот в нашей убогой жизни сверкнуло нечто светлое, а какой то негодяй порушил всё. Игорь, чутко уловив настроение толпы, тут же переменил пластинку. Он в искреннем желании счастья Ларисе Евгеньевне решил за неё теорему Пифагора по любовному треугольнику, что не могла сделать нерешительная секретарша. Привет от майора Игорь получил в тёмном переулке: залечивал два сломанных ребра армейскими сапогами и две недели питался жидкостями через трубочку, ибо не мог двигать челюстями из-за боли.