Они сидели в креслах напротив друг друга.

Одна очарованно смотрела в лицо другой, сидящей в кресле напротив. Та, закинув ногу на ногу и жестикулируя, увлеченно говорила…

О чем? Очарованная не улавливала отдельных слов. Вся речь текла сквозь нее прозрачной рекой, только отдельные разноцветные пятна то нежно вспыхивали перед глазами янтарно-золотистым светом, то опять заколдовывали глубинной прохладой голубизны; то заставляли тело встрепенуться красные молнии резких жестов, то снова погружали его в бездействие молочные паузы тишины.

В этой тишине зрело чувство. Они еще не улавливали ни его образа, ни силы, ни глубины.

Но все чаще возникали паузы в речи одной. Вначале она недоуменно смотрела на слушающую ее, удивленная неожиданностью их появления в собственной речи. Ее спутница молчала, не перебивая, слушала. С каждой паузой тишина становилась для нее все теплее, мягче, насыщеннее. Говорящая начала улавливать эту насыщаемость пространства между ними. Спонтанные паузы в ее речи удлинялись, она начала расслабляться, отдаваясь невысказанному, которое возникало, связуя обеих.

Чувство ожило и превратилось в зеленую зверушку, которая тыкалась в их ладони влажным длинным носом.

Обе недоуменно взглянули друг на друга. Это чувство не имело к ним никакого отношения.

Зеленая зверушка мягкой игрушкой успокоилась на ковре.

Они посмотрели на игрушку, друг на друга, осознав реальность происходящего, стали наблюдать за тишиной, которая плавно перетекала от одной к другой. Им показалось, что две шахматные фигуры сидят в креслах, вернее, две белых лошади застыли креслами под двумя дамами.

Чувство вновь изменилось. Его мощный поток увлек амазонок в путь. Они неслись упоенно вскачь, влекомые чувством дружбы и единения друг с другом и с миром. На самой высокой ноте экстаз единения вновь перешел в паузу тишины.

Они увидели себя сидящими в креслах. Молчание соединило их близостью только что пережитой тайны совместного пути. Общее превращение (их и чувства) вовлекало в новую игру. Обе стали чутче и внимательнее прислушиваться к тишине, друг к другу и к чувству, определить которое, дать ему форму и образ, даже просто назвать по имени пока не удавалось.

Обе ждали от чувства нового превращения, надеясь в новой игре открыть в нем новые качества, присущие его природе. Обеим хотелось открыть все нюансы и возможности чувства. Для них оно стало чем-то самодостаточно существующим, некоей вещью в себе. Но обе знали, что жизнь и превращения чувства возможны только в их присутствии.

Дамы уже поняли, что чувство вошло в возраст своего становления, что оно достигло высшего экстаза юности, для понимания этого им обеим не нужны были слова, которыми бы они ранее объяснили друг другу, что поняли что-то одновременно. Чувство владело ими, дало им понимание без слов, чувство росло с ними и в них. И одна, и другая вспомнили, что в детстве у каждой из них была мягкая зеленая игрушка – кенгуру. Такие игрушки были в моде в их детстве. Обеим хотелось восторга и упоения совместного пути вдаль, за горизонт, к неведомым целям. Обе пережили желание своей юности. Но чувство соединило воедино два разрозненных желания.

Они посмотрели одновременно на чувство и увидели, что оно дремлет возле камина в кресле, свернувшись калачиком. В камине разгорается огонь, чувство просыпается, сыплются искры, слышится треск…

Две печальные женщины в огромном зале с колоннами сидят рядом. Перед ними огромное зеркало, в котором два печальных отражения. Они поворачиваются друг к другу, сближаясь все теснее. Отражения касаются друг друга. С каждым прикосновением исчезает и превращается в пустоту, в ничто та часть отражения, которой коснулось другое. Одновременно это претерпевает утрату частей себя. Наконец, остаются четыре ладони. Их легкое прикосновение друг к другу уничтожает то последнее, что принадлежало отражениям. В зеркале никого и ничего не осталось.

Только две седые женщины сидят перед зеркалом. Единственное, что есть у них, - это их живое чувство.

Чувство горит ровным пламенем, от него в комнату идет жар. Угли в камине потрескивают.

Они сидят в креслах изменившиеся. Изменилась тишина вокруг них. В ее центре ровным пламенем горит чувство. Его сфера переливается золотистыми бликами. В глубине сферы ровный янтарный жар свидетельствует о постоянстве, силе и глубине сущности чувства, его самобытности. Ничто не в состоянии угасить этот жар, ничто не в состоянии нарушить самодостаточность бытия чувства.

Чувство светится янтарным огнем зрелости, прозрачность янтарного света наполняет сферу бытийностью девственной самодостаточности.

Зрелая девственная сила чувства янтарными волнами перекатывается внутри сферы.

Сфера светится в комнате от избытка и полноты жизни и бытия чувства.

Сфера висит между двумя женщинами. Эти седые женщины отдали чувству самих себя, вложили в него свою жизнь.

Тишина вокруг сферы контрастно пуста и холодна. Пауза в диалоге кажется бесконечно растянутой, мертво повисшей. Обе смотрят в огонь сферы, их притягивает его жизнь и тепло. Чувство играет всеми своими соками, потрескивает, как шаровая молния, и медленно ускользает в открытую форточку, вытягивая за собой последние живые нити тишины.

Две женщины смотрят друг на друга. Они удивительно похожи: тоненькие, сухонькие, субтильные. Встают с кресел и подходят к большому зеркалу, стоящему у стены рядом с камином. В зеркале нет их отражений. Женщины начинают легко касаться друг друга, постепенно сближаясь. В конце концов, они обнимают друг друга тесным объятьем и долго стоят, крепко-крепко прижавшись друг к другу. В зеркале появляется их отражение.

В камине раздается треск.

В пустой комнате, где нет ни зеркал, ни вещей, ни камина, ни мебели, ничего, кроме тишины, в которой в унисон бьются два сердца, стоят два человека, жизни которых настолько тесно переплелись, что они ничего не видят вокруг и не слышат.

Две женщины полны друг другом настолько, что…

(Две женщины летят на сфере в бесконечность…)

28.10.2004