Полосатая контрастность неба ползет по мелованной бумаге ожидания. Светофор заряжен черно-белой пленкой без вспышки. Самоубийца проходит незамеченный по пешеходному переходу. В моем подвале заливает стены, я подала в суд на метеорологические условия, подрывающие стабильность моего существования. Аукните, я откликнусь паролем отчаяния. В бермудском треугольнике нашего переулка исчезла честь и совесть. Я оплакиваю твои молитвы, зализывая терпкую пыль грехов. Ты заметил, утром здесь всегда чисто. Моя метла – как ночь, которая не прощает опоздания. Машина молча тормозит у перекрестка, приговор занесен, я оплатила в верховную инстанцию по фальшивому чеку. Теперь мы богаты, я и он, который ты. Прости, это не зависит от меня, как раньше. «Желающие приглашаются на публичное повешение рекламы». Не стоит, я была на премьере, в президентской ложе захлебнулся слезами Расин. Тяжело править лошадьми в половодье. Как будто это зря? Зачем, ты же знал, что уйдешь изначально? Здесь пустынно, из-за отсутствия дождя, обычно прохожие засоряют узкое жерло подземного перехода под землю. Какая разница, куда идет народ? Он не так патриотичен, как тебе кажется, и голосует за пожарников. Они страдают над моими окнами. Дождь – монополист и скоро все останутся без работы. Кому я об этом говорю? Ты снова не принес хлеба. Накорми меня зрелищем своего раскаяния, я готова верить по Станиславскому. Прости, эту сцену ты играл вчера, начнем с цифры 4. Кстати, вчера я отдалась Бетховену, он остался глух к моим рыданиям. Ревность неуместна, ее заменяет величие автора. Ты хочешь отдаться мне наедине? Как странно, я думала об этом, но потом прошло. Последний трамвай уходит в полночь, не дай мне отведать тыквенного сока разочарования. Прощай, прослушивание в 09:30, дарю тебе свой голос против. Мы встретимся однажды на подмостках, ты не узнаешь моей маски на лицах зрительного торжества. Тебя засыплют иглами гладиолусов, забьют гвоздями гвоздик и пустят по миру, но запад сгнил в болотах процветанья. Опомнись, выбор есть, иди на светофор.