Редакция областной православной газеты «Георгий Победоносец» располагалась на живописном пригорке, в конце почти центральной улицы милого провинциального городка Шестиборска. Если стоять напротив Макдональдса (спиной), то можно было с удовольствием рассмотреть вывеску (желтым на зеленом) над дверями старого двухэтажного домика. Кое-кто имел даже наглость утверждать, что этому дому не меньше трехсот лет, и что еще с момента постройки в нем работали авторы и редакторы многочисленных церковных изданий. Что, впрочем, было не совсем правдой, но точно установлено, что как-то на первом этаже три месяца прожил академик Келдыш. И вряд ли в это время он работал над чем-то душеполезным.

Из окна редакторского кабинета на втором этаже открывался восхитительный вид на городской рынок, опять-таки на Макдональдс и на весело журчащую, огибая пригорок, речку-Пьянчужку. Свое название она получила потому, что из-за минимальной глубины утонуть в ней можно было исключительно по пьяни – занятие, которому с упоением предавались горожане почти круглый год, не считая тех месяцев, когда поверхность Пьянчужки покрывалась убойно толстым слоем льда. В такие периоды большую часть жертв находили не захлебнувшимися, а расколовшими себе кости черепа. Таким образом, жители Шестиборска то и дело освобождали свои квартиры на радость местным властям – мало у кого из погибших остались где-то наследники, и жилплощадь переходила в надежные руки мэрии.

Впрочем, отнюдь не об этом думал редактор «Георгия Победоносца», облокотившись о подоконник и рассеяно созерцая давно знакомый ландшафт. Отнюдь. Он думал о том, что через неделю должен выйти очередной номер газеты, и что материала для этого номера, можно сказать, нет. Одна надежда – настоятель монастыря Святой Паствы, что на окраине Шестиборска. Собственно, он и всегда-то не обделял газету информацией, и вот уже шестой год «Победоносец» поточным методом нес в массы всё самое светлое, доброе и возвышенное из жизни монастыря и близлежащих церквей. Несколько экземпляров газеты уходило не куда-нибудь, а прямо в Москву – мэру, главе президентской администрации и еще кому-то важному. Всё остальное распространялось по области; люди читали и приобщались к истинно православным сторонам жизни. И, опять же, к истинной вере; во всяком случае, редколлегия не теряла надежды на это.

Редактор собирался было уже вернуться к своему рабочему столу, когда дверь кабинета с треском распахнулась, и в помещение влетел редакторский помощник и фотокорр «Победоносца» - Дима Чёртиков. Выглядел он взъерошенным, как чёрт, к тому же, взмокшим как мышь – не иначе пробежал минимум километров пятнадцать. Хорошо еще, если не квадратных, хмыкнул про себя редактор.

- Ну, что там у тебя еще, Дима? – спросил он фотокорра.

Не давая себе отдышаться, Чёртиков вытаращил на шефа светло-голубые глаза.

- Мстислав Георгич… вы слышали, а? Ох, грехи наши… Едет же она к нам! Эта! Певица! Магдалина, в смысле, Марадонна!

- Мадонна, ты хочешь сказать? – уточнил редактор, в силу своего положения разбиравшийся в тонкостях современной культуры чуть получше Чёртикова.

- Да! Мадонна! И ведь имя себе как паскудно выбрала, а? Так она ж не просто так, она же выступать будет! В столице, где храмы господни! На Воробьевых горах! Греховодница!

- Да ладно тебе, Дима. Ну, чего не бывает. Ну, выступит и выступит, - утешил возмущенного фотокорра редактор. Он сам имел давние счеты к Мадонне, но так не напрягался. – Мало ли там греховодников выступает?

- Мстислав Георгич, да как же так? Нешто позволят ей, убогой, на распятии кривляться, людей смущать православных да песни свои богомерзкие в микрофон горланить? Это же совсем… ни в какие ворота! Распятие – это святое, а она, немка белобрысая, его похабить станет!

- Американка… - задумчиво поправил редактор. А что, хорошая, очень своевременная идея. Чем не тема для номера? «Православные, остерегитесь, ибо Диавол пляшет на сцене!». – Вообще-то, в чем-то ты прав, Дмитрий. Надо нам с тобой это дело не куда-нибудь, а в газету.

- Мало в газету… - удрученно промолвил Чёртиков. – Мстислав Георгич, делать что-то надо! Пустят ведь ее в Москву, как пить дать – пустят! Будет она петь да танцульки нечистые устраивать! А там ведь, в Москве, церкви божьи, люд православный! А еще она… вот… ну… - Чёртиков принялся делать странные движение растопыренными руками и тазобедренным суставом. Из этого «микрошоу» редактор с трудом понял, что речь идет о женском самоудовлетворении при помощи настольного распятия.

- Мстислав Георгич!... – Чёртиков еще больше вытаращил глаза на редактора, словно на последнюю надежду православного мира. – Вот и благочинный говорит – не можем мы сейчас это, как его… бездействовать.

Редактор недовольно скривился – благочинный для Чёртикова был идеалом христианина; Чёртиков к месту и не к месту его цитировал, и, если что – бежал к нему советоваться. Даже если речь шла о выполнении прямых распоряжений начальника. Строго говоря, со своим благочинным Дима уже просто задолбал.

- Ладно-ладно, - махнул рукой редактор, включая компьютер на столе. – Сейчас мы ее пропесочим, так и передай благочинному.

- Мстислав Георгич, надо, чтоб люди знали, - взмолился Дима. – Чтоб стеной встали, не пустили бы эту стерву в столицу-то! Нечего ей там делать! Благочинный вот говорит – надо поднимать людей православных! Чтобы бороться с этой…

- Да-да, ты говорил уже. Со стервой, - оборвал его редактор. Глядя, как загружается Windows-98, он про себя лихорадочно обдумывал расклад: одно дело - изругать поп-диву в газете, которую, если смотреть объективно, никто особо и читать-то не станет, кроме как в области, где ею торгуют. Другое – есть отличная возможность обратиться к общественному мнению, заявить о себе, вызвать резонанс… Всего этого редактору не хватало с тех самых пор, как он занял кабинет в домике на пригорке. Нельзя же всерьез рассчитывать на какой-то резонанс от новостей типа: «Сегодня хор девочек из воскресной школы исполнил новую православную песню для монахов из монастыря Святой Паствы». Другое дело – Мадонна (редактор напряг память: настоящее имя – Вероника Чикконе, итальянского происхождения). Да и вообще – газета «Георгий Победоносец» призвана стоять на страже православных ценностей, и, если уж чертова американка надумала их безбожно попрать – что ж, мало ей не покажется. Американке, а не газете.

Отпустив Диму, редактор придвинул клавиатуру поближе и создал новый документ «Ворд». Теперь, когда фотокорр не давил на него своим детским лепетом и своим благочинным, редактору было куда как проще взглянуть на проблему Димиными глазами. А ведь, и действительно, что это такое: приедет какая-то, концерт богопротивный зарядит!

 

В качестве разминки перед серьезной работой редактор подключился к Интернету и разместил несколько сигнальных статей на особо посещаемых сайтах. Каждая статья содержала выпады в адрес несчастной Мадонны, в том числе – «грязная», «глумится над святынями», «непристойного поведения», «полнейшая бездарь» и так далее. В подтверждение своих основных постулатов редактор обратился к классикам. В первой статье – «Как писал Ф.М.Достоевский…», во второй – «Достоевский когда-то написал…», в третьей – «…в том числе и Ф.М.Достоевский, сказавший об этом так…». У человека, не обремененного грузом познаний, вполне даже могло сложиться представление, что свой роман «Идиот» Ф.М.Достоевский посвятил персонально каждому, кто осмелится купить билет на концерт Мадонны.

Но на этом фантазия редактора вовсе не иссякла. Наоборот – он только разогрелся. Выключив Интернет, он принялся сочинять открытое письмо, которое вознамерился отправить мэру Москвы, копию – организаторам концерта, ну, и еще кому получится. Письмо получилось разгромное по самый небалуй. Подвергнув глубокому анализу моральные качества певицы и возможные скрытые цели ее приезда, редактор сделал один Главный Вывод – ни в коем случае нельзя допустить, чтобы Мадонна оказалась в пределах московской кольцевой автодороги, не говоря уже о каких-то выступлениях. «В то время как геронтофилы, богоотступники и хулители православной веры соберутся на этот концерт, дьявол возрыщет промежду ними, сея зерна похоти и зла! – утверждал редактор. - Власть предержащим надо сплотиться сегодня с православными, выражающими свое возмущение попытками американской певицы (подумав, редактор поставил слово «певицы» в кавычки) воплотить свои планы относительно Москвы!».

«Америка, - развивал далее свою теорию редактор, - изо всех сил старается уничтожить исконную русскую культуру, исконную нашу веру, обрушивая на Россию пагубный поток собственных ничтожных ценностей (усилие мысли, и «ценности» тоже оказались в кавычках), преподносимых нам в виде музыки, кинофильмов, компьютерных игр. Кто избег их? Телевидение населено так называемыми «героями» боевиков, «звездами» шоу-бизнеса, гнусными поп-группами! В то время как вся американская поп-музыка не стоит одной-единственной песни монахов Троицко-Сергиевской лавры «Мать»! Православные верующие вынуждены созерцать всё это, вместо того чтобы вечером, в кругу домочадцев, смотреть передачи духовные, посвященные русским, а не американским традициям! Вот каким образом Америка топчет и выдирает наши корни. Пора положить конец… (творческая пауза на чашку кофе)… положить конец этому наступлению на всё русское, православное, и начать этот конец необходимо с того, чтобы решительно запретить певице Мадонне петь на Воробьевых горах… и вообще появляться в Москве, в сердце нашей Отчизны!».

Сохранив и перечитав своё произведение, редактор вытащил из ящика стола один из специально предоставленных в его распоряжение бланков монастыря Святой Паствы с подписью настоятеля и всунул его в принтер. Если благочинному это не понравится, значит, благочинный сам не знает, чего он вообще хочет. Пока допотопный принтер хрипло жужжал, пропуская через своё нутро бланк, редактор дозвонился Диме Чёртикову на не менее допотопный мобильный и вызвал его к себе. Дима явился через тридцать секунд – всё это время он находился внизу, делясь своим возмущением с вахтершей. При этом он через слово ссылался на благочинного, так что, когда в Димином кармане запищало, вахтерша исподтишка осенила себя крестом: кажется, Чёртикову пора.

- Вот, - сказал редактор, протягивая фотокорру отпечатанный лист. – Отнеси в монастырь. Пусть одобрят. Да, а вот тебе другой бланк. Позаботься, чтобы к вечеру на нем было много-много подписей. Хороших и разных. Пусть в монастыре все подпишутся, и твой благочинный – тоже. И вообще… пробегись по городу. Это мы пошлем самому Президенту! – гениальная идея созрела в редакторской голове, когда он заканчивал письмо. – Нас должны услышать, Дмитрий, и нас обязательно услышат!

- Спасибо вам, Мстислав Георгич!

Вытаращив глазки, Дима выхватил оба листа из рук редактора и унесся прочь…

 

На следующий день, вооружившись оригиналом открытого письма, редактор отправился на прием к градоначальнику, а, выражаясь проще – к мэру Шестиборска Зайчикову.

Зайчиков принял редактора «Георгия Победоносца» без очереди. Мэр и сам входил в редколлегию газеты; кроме того, он регулярно посещал службы в церкви и исполнял роль местного столпа православия. Даже двух своих дочек он воспитал в исконно православных русских традициях, и воспитание это дало достойные плоды: во всяком случае, Маша и Катя залетели не в двенадцать лет, а в четырнадцать и в пятнадцать соответственно, а на наркоту подсели и вовсе уже совершеннолетними. В то время как одной своей надежной рукой Зайчиков выгребал в городскую собственность пустеющие квартиры в небольших домишках, другой надежной рукой он отстегивал немалые средства на нужды церквей и, в частности, монастыря Святой Паствы, где за него не переставали молиться. Что и можно понять: случись что с Зайчиковым, еще неизвестно, кто его заменит. Вдруг какой-нибудь, упаси господи, татарин?

- А, Мстислав Георгиевич! – обрадовано приветствовала редактора Зайчиков. – Входите, входите! С чем пожаловали, а? Чаю?

- Спасибо, Василий Сергеевич, не до чаю нам теперь, - редактор с озабоченным видом уселся напротив мэра. – Вот, с просьбой пришел.

- Говорите. Чем смогу – помогу.

- Вот, - широким жестом редактор выложил бланки на стол. – Передать бы это в Москву, а? Только чтобы Самому, а не помощнику какому… и не через канцелярию чтоб. А то может и вовсе до него не дойти… или долго получится. А промедление сейчас смерти подобно.

- Да что ж случилось-то такое? – Зайчиков нацепил на нос очки в золоченой оправе. – Ну-ка, ну-ка…

Он читал, а редактор про себя молился, чтобы мэр всё понял как надо и взял доставку открытого письма на себя.

- Значит, приехала… - проворчал Зайчиков, откладывая письмо в сторону и глядя на редактора поверх очков. – Слышал, слышал… Достойно сожаления, что пригласили ее. Ведь нашлись же такие… А что, - тут мэр словно включил холодный душ и направил его на редактора, - а что благочинный об этом думает?

- Согласен, - коротко ответил редактор. – Вот и подпись его, - он ткнул пальцем в автограф благочинного. – И настоятель… того… благословил, короче. Дело только за вами, Василий Сергеевич.

- Ну, раз так… - Зайчиков угрожающе навис над столом, словно именно в данный момент на нем валялась в непристойной позе Мадонна. – Раз так – передам. Скажите благочинному – пусть не беспокоится, всё сделаем. Хотя нет, я сам с ним переговорю. И вот еще что, Мстислав Георгиевич. В «Георгии» это, я так понимаю, будет?

- А как же, Василий Сергеевич, обижаете.

- Тираж большой заказывайте, раз чтоб в пять. Денег выделю. Надо, чтобы везде твою газету читали. Везде, понимаешь?

- Как не понять, - ответил редактор. Вот уже и первый резонанс!

Вернувшись в редакцию на живописном пригорке, он извлек из-под замка дополнительный бланк, исполненный подписей, и распечатал еще один экземпляр открытого письма. Это письмо он лично отнес на почту: доверить его заботам Зайчикова он не решился. Оплатив заказную пересылку по адресу: «Москва, Кремль, Президенту России», редактор вышел с почты, и, присев на скамейку у берега реки-Пьянчужки, стал думать – как еще можно навредить певице Мадонне.

Если исключить вариант ее утопления в этой самой Пьянчужке.

 

К середине следующей недели никто из редколлегии «Георгия Победоносца» не сомневался – вред Мадонне нанесён. Открытое письмо редактора заняло целых четыре полосы, и даже подготовленный Димой Чёртиковым фоторепортаж «Открытие нового класса воскресной школы» пришлось отложить на будущее. Впервые за всё время своего существования «Победоносец» взбудоражил общественность, да так, что ящик для писем оторвался от двери редакции и упал: его под завязку набили ответными посланиями простых граждан. Во всяком случае, тех, которые перед прочтением не завернули в православную газету колбасу для похода на рыбалку или не использовали издание еще более утилитарно. В основном, все требовали от редакции «Георгия» превентивных действий в отношении заокеанской заразы и ходячего оскорбления исконно русских традиций. Кое-кто предлагал свою помощь. В один голос газету в лице редактора заверяли в том, что он делает нужное и важное дело. Всё содержимое ящика было тщательно поделено на четыре части между самим редактором, Димой Чёртиковым, редакционным наборщиком и вахтершей; письма прочитали во избежание недоразумений и погрузили в большой мешок, который также следовало направить в одну из властных структур, способных приостановить экспансию Мадонны.

Как показали будущие события, мешок остался невостребованным.

Но это что касается почты исконной и традиционной. В Интернете события развивались несколько иначе, и количество положительных отзывов на опусы редактора плачевным образом сравнялось с количеством отзывов отрицательных. Это навело редактора на грустные мысли о том, сколь не часто можно встретить в Интернете истинно верующих пользователей, но то редактор – человек относительно закаленный; что касается Димы Чёртикова, так у него случился религиозный антиоргазм, когда он прочитал сообщение под ником «Аццкий Сотона»: «Не трогайте Мадонну, ибо своим творчеством она возвышает души людей над мраком средневекового мракобесия, в котором мракобесится всякий опиум для народа!!!». Со слезами в вытаращенных голубых глазках Дима помчался жаловаться благочинному на Аццкого Сотону.

Вслушиваясь в затихающий вдали топот ботинок фотокорра, редактор пробежался взглядом по «отзывам и предложениям» и решил, что не всё так плохо. С его подачи на сайтах развернулась грандиозная компания против выступления Мадонны, и, в общем, ничего страшного, что в нее вклинивались голоса с противной стороны. Любая вера, особенно настолько истинная, как вера православная, в обязательном порядке подвергается критике, каковая для нее, впрочем, не страшнее комариных укусов (тут редактор вспомнил одну студентку, которая едва не двинула кони, когда у нее начался аллергический приступ после укуса комара, и быстро переформулировал свою мысль) – «…не страшнее голосов, вопиющих в пустыне, ибо сказано в Писании – «Имеющие уши да услышат!». И не вам, скудоумным атеистам, поклонникам скудоумной певички, указывать нам, ревнителям православия, как защищать свою веру от нечестивых!».

Ответное сообщение появилось тут же: «Аминь, «Георгий Победоносец», вся православная Русь с вами в столь черные времена, когда длинные руки американских чужаков уже протянулись к нам из-за океана в виде Мадонны! Татьяна Александровна, г. Смоленск, православная христианка, крещенная, хожу в церковь, к молитве, слушаю православную музыку». На самом деле, его редакторское вмешательство в дискуссию уже особо и не требовалось. Здесь и там - слова одобрения и поддержки, поддержки и одобрения, вот это, например: «Хотя все билеты на концерт этой кощунственной, обделенной малейшей толикой таланта якобы певицы уже раскуплены, мы всё же надеемся…». Очень емко, особенно насчет «обделенной толикой таланта». А иные высказывания… зачем их вообще читать-то? Вот только насчет надежды редактор особо не обольщался. Он был не оптимистом, а реалистом, и отлично понимал: полемики в Интернете еще недостаточно для того, чтобы Мадонна отказалась от своих коварных замыслов.

Редактор отвел еще немного времени на Интернет, чтобы оппонировать наиболее бросающимся в глаза высказываниям «неправославных атеистов»; в основном, не обращаясь лично к ним, он приводил длинные выдержки из классиков русской поэзии, из которых «атеисты» при всём желании не могли вынести ничего для себя лестного.

Нажав на кнопку выключения модема и тем самым освободив телефонную линию, редактор тут же получил звонок от мэра Зайчикова. Мэр Зайчиков сообщил ему, что мэру Москвы передано прямо в личные руки письмо на бланке монастыря Святой Паствы, и мэр Москвы прочитал его, и заявил, что «очень важно, что верующие люди осознают необходимость быть ближе к корням своей исконности и ни в коем случае нельзя мешать им в этом стремлении». Редактор записал это под диктовку и битый час ломал себе голову над тем, чтобы может означать этот набор слов. В конце концов, он сделал единственное возможное заключение – московский мэр безоговорочно их поддерживает. А как же иначе.

Тут в редакцию дозвонился Дима Чёртиков и передал шефу, что его ожидает благочинный.

- Ну вот что, Мстислав Георгиевич, - сказал благочинный, когда редактор прибыл к аудиенции. – Голос православной церкви, не без вашей помощи, звучит в полную силу…

- Это хорошо, благочинный, - поддакнул откуда-то из-под иконостаса Дима Чёртиков.

- Но только, вот что, - благочинный сделал быстрый жест, типа: рано расслабляться и пить шампанское с монастырской клюквенной. – Мы не должны останавливаться на достигнутом. Эта одержимая бесами пока еще не отменила свой концерт богохульственный. Надо показать ей – мы не хотим ее! Не здесь! Не на нашей православной земле! У меня тут созрел небольшой планчик…

- Планчик – это хорошо, благочинный, - опять поддакнул Дима, у которого близость огромного количества икон обычно вызывала сильнейший оргазм. – Так что пройдемте-ка, Мстислав Георгиевич, в мой кабинет. И ты, Дима, тоже с нами иди.

С трудом оторвавшись от иконостаса, Дима потопал за своим руководством.

 

План у благочинного оказался просто высший пилотаж (правда, редактор был на сто процентов уверен, что план этот инспирирован непосредственно Патриархатом, ибо сам благочинный на такой полет мысли не очень-то и способен). План получил кодовое название «Всесожжение». Суть его была проста, как настенный плакат: требовалось всего-навсего организовать единовременное и целенаправленное уничтожение множества фотографий певицы Мадонны посредством их сжигания. Тогда, возможно, эта самая певица, а также бесчисленная орда поклонников этой бездари поймет, что в православной церкви им не рады. На редактора была возложена важнейшая миссия, точнее, даже целых три: обеспечить поджигателей нужным количеством расходных материалов; координировать акцию при помощи сотового телефона; кроме того, благочинный назначил его командовать самым главным костром – который воспылает в столице поблизости от того места, где продажная дешевая американка намерена исполнять свои кощунственные песни. Обеспечение добровольцев фотографиями редактор тут же переложил на Диму Чёртикова, чтобы тот поменьше ошивался под иконостасом и побольше занимался делом, а сам принялся налаживать контакты с единомышленниками. В течение трех-четырех дней он сколотил несколько приличных групп лиц, умеющих пользоваться спичками и зажигалкой и в достаточной степени ненавидящих певицу Мадонну. О предстоящей акции были уведомлены власти и организаторы богомерзкого концерта.

В связи с этим даже выступил по телевидению Президент России, который держал в руках присланное ему из «Георгия Победоносца» письмо (редактор чуть с головой не ушел в телевизор, когда опознал свое послание). Президент сказал, что мнение православной церкви есть одно из основополагающих для россиян, однако учитывая многогранность современной российской культуры, необходимо принимать во внимание ряд факторов, определяющих менталитет граждан, в том числе и тех, которые приобрели билеты на концерт и теперь законно ожидают получить за свои деньги хоть какую-то Мадонну. Тем не менее, участникам акции по превращению фотографий певицы в пепел следует соблюдать порядок и осуществлять свои действия исключительно в границах правового поля. И здесь редактору тоже было абсолютно понятно: даже Президенту не нравится эта самая Мадонна, и он совершенно не против того, чтобы ее немного подожгли.

Между тем по всем окрестным церквям прошло официальное распоряжение – очередную воскресную проповедь посвятить необходимости бороться с такими проявлениями дьявольских козней, как певица Мадонна, а также устроить шествие православных прихожан по улицам, дабы серьезнейшим образом обозначить их протест. И особо обратить внимание на то, чтобы в шествиях активно приняла участие православная молодежь. В воскресных школах предписывалось даже сократить по этому поводу уроки. Распоряжение было встречено на ура. Взбрыкнул только один пожилой священник из наиболее отдаленного прихода, который решительно отказался исполнить высочайшие указания под тем смешным предлогом, что на воскресенье у него, якобы, запланирована проповедь о любви к ближнему и о всепрощении господнем. А детишки после проповеди, как бы, должны разносить бесплатные обеды старикам и ухаживать за больными. Так что ему, нагло заявил этот отступник, некогда заниматься глупостями. Пусть эта самая певица, добавил он, выступает со своими песнями и с богом возвращается к себе в Америку, ибо надо быть терпимым ко всем. Скрежеща зубами, благочинный швырнул трубку и пообещал еще разобраться «с этим раскольником».

 

Стоя под накрапывающим дождем, редактор нервно теребил свою бородку и осматривал участников операции «Всесожжение», расположившихся вокруг него с портретами Мадонны и с зажигалками наготове. Ему хотелось обратно в свою редакцию, в двухэтажный домик на пригорке. Перед тем, как отбыть в Москву на «мероприятие», он прочитал поступившее на его e-mail письмо: «Дорогие братья-православные, разделяя ваши чувства к этой американской чуме, со своей стороны, обещаем поддержать вас и выжечь всю Мадонну, какая найдется у нас, в Дубовой деревне Костромской области Ленинского района. Искренне верующие», и это наполнило его душу некоторым теплом, хотя насморк он схватил еще по пути на вокзал. Чертова певичка превратилась для него во врага номер один, почти личного; на ее фоне даже благочинный воспринимался куда проще, а уж фотокорр Чёртиков, с его постоянно вытаращенными голубыми глазками, и вовсе казался ангелочком в таком сравнении. К тому же, Мадонна оскорбляет святыни православной веры с особым цинизмом. Редактор то и дело посматривал на часы, боясь пропустить момент подачи команды другим «костровикам». Еще он боялся, что от дождя у него отсыреет и заглючит в самый ответственный момент телефон.

Но телефон его не подвел. Получив подтверждение боевой готовности сподвижников, редактор отсчитал последние секунды, сказал «Поехали» и первым чиркнул зажигалкой. Искры от нескольких килограммов макулатуры, собранных стараниями Димы Чёртикова и приволоченных на мощных православных плечах поджигателей в Москву, вознеслись к небу, словно рассыпающееся оранжевое проклятье в адрес чертовой певички.

Лишь несколько милиционеров наблюдали за этой сценой с уважительного расстояния и флегматично переговаривались с кем-то по рациям. Редкие прохожие обходили костровище десятой дорогой, опасливо оглядываясь. И только трое подростков в кожаных куртках с заклепками, черных джинсах и шнурованных сапогах бесстрашно двигались в направлении участников акции протеста. Они поравнялись с ними как раз в тот момент, когда редактор подносил зажигалку к очередному изображению Мадонны. Один из подростков подвинул голову поближе к занимающейся огоньком фотографии формата А4, пытаясь ее разглядеть; даже взялся за нее пальцами и слегка развернул на себя.

- Ты жжош, чуваг, - потрясенно сказал он редактору, и троица проследовала дальше.

«А ведь парень абсолютно прав!» - неожиданно растрогался редактор.

 

Пока операция «Всесожжение» шла своим чередом, в штабе компании – организатора концерта Мадонны царил абсолютный, исконный, традиционный право- и левославный пофигизм. Руководители штаба в составе троих мужчин и одной девушки, томно отпивавшей через соломинку кока-колу из огромного стакана, расположились вокруг стола в комнате совещаний, погрузившись в удобные кожаные кресла.

- Ну, что там слышно-то? – спросил старший из мужчин – в полосатом костюме и галстуке под штуку баксов.

- Да ничего, - отозвался младший, игравшийся со своим коммуникатором. – Я вообще не пойму – приедет или не приедет.

- Приедет, наверное, - предположила девушка, булькнув кока-колой между словами.

- А, может, не приедет, - глубокомысленно возразил «полосатый костюм с галстуком». – В первый раз, что ли? Это ж Мадонна. Расхочет в последний момент ехать, и не приедет. Это мы уже проходили.

- Вопрос-то, в общем, не в том, приедет она или нет, - встрял в разговор третий мужчина, с загадочным видом смоливший «Кэптен блэк свит». – Вопрос в другом. Если приедет, то где будет выступать? С Воробьевых гор уже всё перенесли в Лужники, но в Лужниках ей, оказывается, не по кайфу. Народ только успевает билеты менять. А на Воробьевых ее ломает. Говорит – надо у всех домов рядом окна заклеить, чтобы никто не мог бесплатно в бинокль зырить. Чудит девка-то.

- Ну ни хрена себе! – удивилась поклонница кока-колы. – Ну, флаг в руки. Пусть сама и заклеивает.

Некоторое время компания сдержано хихикала.

- Слушайте, а точно с Воробьевых-то мы перенесли? – спросил счастливый обладатель коммуникатора, словно не он лично занимался вопросом смены концертной площадки. – А то тут какие-то, в паре кварталов, жгут ее фотки и требуют отменить выступление на Воробьевых горах. В смысле, может, я чего не знаю?

- Блин, да кто это такие-то, в конце концов? – осведомился «полосатый костюм». – Православные фанатики какие или кто?

- Да знаю я их, - девушка с кока-колой оторвалась от соломинки и похлопала длинными черными ресницами. При ближайшем рассмотрении она оказалась крашеной блондинкой. – Это есть такая газета, «Георгий Победоносец», православная какая-то по беспределу. Вот ихний редактор на нашу девушку и взъелся. Мы от него, кстати, уведомление получили. Что жечь будут. Ничего – как она отвыступается, он и угомонится.

- А чего ему, этому Георгию торпедоносцу не нравится-то? – чисто в целях расширения эрудиции попросил подробностей «костюм».

- Да так, - кока-кольщица отодвинула свое кресло от стола, и, поднявшись на ноги, грациозно потянулась. Считанные секунды младший из компаньонов успел полюбоваться ее проколотым пупком. Он даже уронил свой коммуникатор. – Я с ним в институте познакомилась. Он за мной ухаживал. Я тогда на первом курсе училась, а он аспирантом был, вёл историю религии у нас. Такой занудный, убиться тапочками и не жить. Сходила с ним погулять пару раз – ну, говорю, пошли в клубешник забуримся, поколбасимся не по-детски. Хрен там в оба уха! Потащил меня в парк какой-то, да всё про философию про какую-то, да про религию, а то меня от этого после его лекций не тошнило мимо унитаза.

Мужчины зачаровано слушали нехитрую девичью историю.

- Ну вот, я, значит, в плеере иду, в наушниках, типа, а он рядом плющится и всё гонит, гонит, гонит… Я ему говорю – слушай, мне не до тебя, типа того, у меня тут Мадонны новый альбом, а ты че-та гонишь. Иди, говорю, к себе на кафедру, и там гони. Ну, он, конечно, разозлился: ах так, говорит, тебе эта твоя Мадонна важнее меня? А кто ты мне такой-то, говорю? В общем, Мадонна ему и до этого особо не вставляла, а уж после он ее вообще навсегда разлюбил. Но он мне потом еще весь семестр прохода не давал. То за ручку возьмет, то…

- За ножку, - подсказал мужчина с «Кэптен блэк», за что тут же был торпедирован пустым стаканом из-под кока-колы.

- Слушай, а как же ты с ним разошлась-то? – спросил младший, не переставая шарить под столом в поисках сгинувшего коммуникатора.

- Да просто очень. Мы летом на практике были, ну, на раскопках, типа таво. Ну вот, он как раз ко мне приставать с руками начал, а меня укусил комар. Меня, короче, укусил комар, и у меня стра-а-ашная аллергия началась. Он испугался и убежал. Потому что я вся красная стала. Не, ребят, реально, зря смеетесь. Красная такая была, во всех местах!

- А ты покажешь, в каких? – хриплым шепотом спросил младший, забыв о своем коммуникаторе.

 

На следующее утро после вышеописанных событий в Москве Вероника Чикконе проснулась в гостинице и подумала о том, что гастроли конкретно ей надоели. Она выпила минеральной воды из графина, и вдруг ей захотелось домой. К мужу. Под теплый бок. Заняться воспитанием дочки, поразмыслить над новым альбомом… поработать над фигурой, в конце концов. Ну, йогой позаниматься еще с самоотдачей. А в гостинице – какая йога? То поклонники, то репетиции, то еще какая-нибудь чушь собачья.

Не-а, всё-всё, домой. Завтра же. В Россию она еще успеет съездить. Как-нибудь… потом. Она еще молодая, полная сил и творческой энергии. Да и не хочется ей в Россию. Эти их Воробьевы горы, или, как там – Лужники, что ли. Это, наверное, их мэр в честь себя назвал. Всё. Решено. Тур окончен, show must go on, всем спасибо, я вас всех люблю.

И вас, русские, я тоже очень люблю. Но вы меня еще подождите. Сколько-нибудь. Вы ж столько ждали – подождете еще. Обязательно приеду. С новой программой, и изображу чего-нибудь такое на распятии.

Она позвонила менеджеру и посвятила его в свои планы, после чего отправилась принять ванную, напевая на ходу: «I don’t wonna hear, I don’t wonna know, please don’t say Forgive me». Эту песенку она мысленно посвящала своим российским поклонникам.

 

- Мстислав Сергеевич, слышали новость? – заголосил Дима Чёртиков, как обычно, вламываясь в кабинет шефа без стука (если не считать того, что дверь мощно грохнула ручкой об стену). – Не приедет она! Паскудница не приедет! Отстояли мы наши святыни, не зря благочинный молебен вознес!

- Да знаю я всё без тебя, - отмахнулся от него угрюмый редактор. Всю ночь ему снилось, что он пристает в лесу к Веронике Чикконе, и вдруг ее кусает огромный комар, в профиль похожий на благочинного, и она вдруг вся краснеет и раздувается до невероятных размеров. И он спасается бегством, несется сквозь кусты, к людям, туда, где горит свет и разливается пиво по пластиковым стаканчикам.

- Так не приедет же она! – радовался Дима. – Не будет концерта! Ох, благодать-то какая! Так вы в следующем номере мой репортаж размещаете, да? – с детской непосредственностью перескочил он на другую тему. – Ну, про новый класс в школе воскресной? Размещаете, да? Благочинный благословил.

- Посмотрим, Дмитрий, посмотрим, - внушительно произнес редактор. – В первую очередь, в следующем номере мы разместим большую статью. Мою. А называться она будет: «Как мы остановили Мадонну».

- Ох, так не приедет же она! – вспомнил Дима и радостно поскакал на первый этаж – рассказывать вахтерше, как они остановили Мадонну.