Он стоял на изгибе фрактального дерева и смотрел вниз.

Он висел в пустоте и видел дерево фрактала, уходящее вверх.

Косматое солнце разматывало по спирали капли света, и тени принимали причудливые очертания.

 

 

"Странно", - сказал путник, и каверны отозвались дробью эха, отражённого от несметного числа отростков, на которых вспухали почки фрактальных веток.

Человек произнёс бесчисленное множество раз слово "странно" и оно увязло где-то в корне дерева, висящего посреди мироздания.

 

/Фрактальный мир был придуман математиками. Его начали строить в прошлом веке без малейшей надежды когда-нибудь закончить, положить последнюю пылинку на заключительную точку, которая на самом деле была лишь корнем, основанием для дерева другой вселенной./

 

...остановить это безумие - вечный бег по бесконечному древу фрактала. Если бы оно оставалось неподвижным, было бы легче изучить его структуру, понять смысл процессов, происходящих в нём. Но сложность состояла в том, что в функцию, формирующую основы мира, безумный создатель заложил переменную, которая раньше была константой. Это изменило всё...

 

...он ослеп от блеснувших из-за облака лучей, ветвящихся, словно молнии по хрустальному небу. Широко открыв глаза, он пытался увидеть во тьме, шелестящей бесконечным множеством граней, то, за чем он сюда пришёл. Но ему снова не повезло. Истинное сокровище - священный артефакт - канул среди изгибов пространства в бездне времён...

 

 

 

"Ты одинок?" - сказало зеркало, разбрызгивая острые ломкие отражения по стене, каждый кирпич которой состоял из тысячи тысяч таких же стен.

 

"Я один, но не одинок, - путник прислонил рюкзак к вершине горы, уходящей отрогами в ближний космос, и сел на хрупкое подобие лишайника, сломав стройную систему верхних чешуек. - Почему ты об этом спрашиваешь?"

 

"Смотри!" - зеркальная поверхность на мгновение сложилась в рассечённую трещинами степь и отразила огромную фигуру, заслонившую половину неба, но тут же истаявшую, стоило путешественнику бросить на неё взгляд.

 

"Кто это?" - удивлённо спросил человек, но стена из мириад исчезающих в безмерности отражений, завибрировала от звука его голоса и оплыла, причудливо растворив кирпичи и кирпичики, осколки и осколочки своей стромы.

 

/Когда учёные доказали, что атомы - это фрактальные объекты, вселенная Фрактала стала местом ссылки для безумцев, мечтавших изменить мир. Теперь им такая возможность представилась. Их только не предупредили, что рукотворный макрокосм, скорее всего не отреагирует на попытки его переделать, а сами они трансформируются настолько, что уже больше никогда не смогут существовать в реальном мире. Это было изощрённой пыткой и немногие её выдержали. Но те, кто выжил, вполне приспособились к местным условиям обитания. Они назвали себя "фридерами". Впрочем, теперь это уже неважно, так как в живых остался только один./

 

 

Он не помнил, как оказался в корне фрактала. Иногда смутные сомнения, что он находится здесь якобы по своей воле, терзали его, но дорога - итерация линии жизни, поглощала дурные мысли и ненужные воспоминания. Ведь ему не осталось ничего другого - только идти вдоль сужающихся виадуков холмов, соскальзывать в глубокие трещины гор, наполненных застывшим пламенем лавы, исчезать под пристальным взглядом снежинок, лежащих на склонах выгнутых вверх полей и пытаться отыскать ту малую крупицу истины, хрупкую защиту от заблуждений, которую больше всего на свете он жаждал найти среди выспреннего порядка хаоса.

 

О ней ему поведал умирающий дендрит, встретившийся как-то раз у очередного колодца перехода. Ужасного вида существо было близко к полному распаду. Руки бывшего фридера превратились в тонкие ветвящиеся струны, постоянно дрожащие от малейшего движения, а ноги вросли в землю толстыми столбами, покрытыми трещинами и выступающими наружу кровеносными сосудами. Он был безобразен, и в то же время что-то завораживающе прекрасное было в его искорёженном облике. Неминуемое приближение смерти сделало его лицо одухотворённым настолько, что внушило путнику сострадание. Он только коснулся, нечаянно задел отросток дендрита и тут же почувствовал удар хлыстом мысли, которая пронзила его руку и оставила на ней непонятный рисунок.

 

Он упал на краю кольца и пролежал без сознания до вечера, пока солнце не вспухло наростом и не провалилось само в себя, оставив мир разбираться в путанице пространственных формул. Когда зажглись звёзды, сложившиеся в кленовый лист, тускло мерцающий точками кленовых листов, он очнулся и долго смотрел на горящую ровным светом татуировку, дарованную ему дендритом. "Пусть будет пухом ему эта ветвь фрактала, пусть бесконечность итераций не озлобит его душу, ибо призрак фантома в эфемерном мире - самое страшное, что может встретиться фридеру".

 

 

/Топология пространства, кажущегося хаосом, самое удивительное, что есть во вселенной Фрактала. Стоит ступить на поверхность корня, и уже невозможно усомниться в том, что конечность отражений простых математических символов является трафаретом, шаблоном бесконечности. Унылый, бесчисленное множество раз повторяющийся ландшафт доводит до сумасшествия, до расслоения личности на отдельные фрагменты, каждый из которых отражает в себе, содержит внутри себя этот безумный мир, застывший и в то же время медленно ползущий куда-то вне времени, вне пространства. Ведь не зря говорят, что нейроны головного мозга ветвятся по тем же законам построения функций, что и фрактал, который по сути своей является моделью реальности. Но что есть истинный прообраз вселенной - не знает никто. /

 

 

Он подумал: "Если мир сошёл с ума, то это ещё не значит, что безрассуден человек, странствующий по его пределам".

 

Уставший от монотонной дороги фридер размышлял о том, что космос только кажется ему больным психозом хаотического порядка. В действительности, Фрактал не более безумен, чем любая математическая формула.

 

Если смешать в одной гигантской чаше мотки верёвки и осколки стёкол, ветки коралла и перламутровые раковины. Если вывернуть наизнанку космический корабль, прошедший через чёрную дыру и испытавший ужасы смертельного коллапса. Если миллионы миллионов раз разрезать бесконечный лист бумаги и бросить его в центр торнадо. Если сознание человека изменить настолько, что простые предметы будут казаться ему чудовищными, а исковерканные, смятые мысли - верхом мудрости. То и тогда нет уверенности в том, что это хотя бы в малой степени будет миром, посреди которого/вверху/внизу/слева/справа/наискосок/вбок/ вьётся тонкая нить дороги - единственное безопасное место в абстрактном хаосе, занимающем всё пространство - от начала до конца времён, поглощая и вбирая в себя прошлое/настоящее/будущее - от точки Большого взрыва до края пятимерной мембраны. В ней находится где-то на краю сознания внешний мир, а в нём растут настоящие деревья и бродят по небу облака, волны материков разбиваются о береговую линию океана, с грохотом ворочая отколовшиеся куски гранитных плит. Где есть жизнь, но нет математики. Где есть смерть, и она не выглядит так пугающе красиво.

 

 

Он пожевал веточку, пахнущую пылью, и пошёл дальше, к ручью, текущему в чёрную мглу изогнутого купола. Кто был тот призрак, пригрезившийся ему у зеркальной стены? Очередной создатель? Божество этого мира? Или такой же несчастный, как он, пытающийся сквозь кольцо перехода увидеть дальнейший путь в бездну? Если только есть предел у этого бесконечного самоподобного сумасшествия.

 

 

 

Фрактал конечен. У создателя не хватило фантазии догадаться, что кто-то захочет пройти путь до конца, до изнанки мира. После очередного колодца, путник увидел то, что раньше бы не заметил в мешанине хаоса - Фрактал стал постепенно вырождаться. Новые итерации не привносили ничего нового, что-то постепенно исчезало из привычной и набившей оскомину перспективы, к которой он привык и теперь болезненно подмечал необратимые изменения, происходящие с миром, а, может быть, даже с ним самим.

 

Там, где была река, теперь клубились туманами болота, а чуть раньше на месте потока, текущего по замысловатой кривой вертикально вверх, блестела сквозь заросли камыша цепочка озёр. Лес, ещё вчера вздымавшийся до близкого неба, после восхода солнца потускнел и съёжился. Иглы сосен свернулись в маленькие звёздочки спор и ветки опустились к земле, которая отражала искривлённые стволы того, что было когда-то деревьями. Корни не держались в идеальном грунте, выпирали из него, и ряды деревьев парили в воздухе, под разными углами уходя к близкому горизонту. Спутанная, словно моток проволоки, линия окоема заканчивалась безупречно круглым отверстием колодца перехода. Не было расстояния, не было времени, лишь глухая тоска и кладбищенская тишина, не нарушаемая ни вскриком птицы, ни шелестом опавшей листвы.

 

Путник, найдя ровную площадку, расположился на ночлег. Из тишины, из темноты плоскости неба на него смотрел огромный тусклый глаз, внутри которого долго тлела далёкая звезда, пока не погасла, утонув в океане печали.

 

 

Колодец привёл его на выпуклое поле, заросшее цветами с треугольными лепестками. Пластины облаков с тихим звоном сталкивались на низком небе, и он обрадовался этому маленькому чуду. Последнее время звуков становилось всё меньше. Он перестал слышать своё дыхание, и лишь по тому, что до сих пор мог передвигаться, понимал, что пока ещё жив.

 

Чёрные линии татуировки на белой руке сложились в узор. Путник пытался разгадать символы, начертанные на коже, но у него разболелась голова, и он с ужасом почувствовал, что потерял способность логически мыслить. Когда вокруг лишь один упорядоченный хаос, когда время не имеет значения, а мысли - смысла, то разум наверняка покинет любого. Исчезнет, оставив внутри пустоту отчаянья, что не смог понять окружающий мир, и бешенство бессилия, от которого истончаются нервы, а ноги прирастают к почве кроваво-красного цвета, внутри которой пульсируют жилы вселенной, вскипают всполохи галактик, зарождающихся в мелких фрагментах проклятого богом и людьми макрокосма.

 

Что он забыл в недрах этой уродливой формулы? Почему он так жаждет разгадать тайну Фрактала, пусть тот будет трижды проклят?! Неужели нельзя было остаться в нулевой итерации и медленно сходит с ума, мечтая изменить незыблемый мир, фантазируя, что где-то там, далеко, есть предел, за которым безбрежное ничто? Абсолют. Та суть, за которую отдали жизни те, кто попал сюда по своей воле, и те, кто был обманут несбывшимися мечтами об идеале, свободном от грязи и путаного объяснения цели существования, непредсказуемости и нелогичности, которые испокон веков царили во внешнем слое, там, перед первым колодцем, ведущим в бездну фрактальных иллюзий.

 

Он сидел на цилиндре рюкзака и тупо смотрел на купол, в котором чёрное треугольное солнце мерцало, кружась и оставляя на сетчатке глаз многогранный след. Зеркальный блеск неба потускнел, оно оплыло болью. На месте свода, наполненного спиралями облаков, показалась неясная фигура призрака. Путнику показалось, что вернулся его случайный знакомый - дендрит умер, но душа фридера не смогла успокоиться. Она ищет то, что он случайно прихватил с собой.

 

Из его груди вырвался отчаянный вопль, и он побежал по дороге, лишь отчасти напоминающей торный путь, на который он когда-то ступил по глупости, но скорее от безысходности. На стезе, выбранной им для того, чтобы разгадать тайны мироздания, наградой ему стали лишь одиночество и пустота.

 

От кого он пытается скрыться? Не это ли его будущее, которого он так страшится? Дендриту несказанно повезло - он стал фрагментом невырожденного фрактала, ещё не испытавшего на себе банальность простых линий.

 

Но он хотел понять суть, найти меру всему! И не вина мира, что правда скрыта среди тривиальных мыслей. Что истина - это всего лишь абсолютное ничто! Что путь вскоре превратится в точку.

 

 

Он остановился, балансируя на исчезающей, тонкой проволоке, натянутой над бездной, наполненной ослепительным светом, как канатоходец, впереди у которого заветная цель, недостижимая, потому что по определению должна быть таковой. Путник повернулся и посмотрел в глаза гигантскому призраку, висящему посреди пустоты.

 

Нет, это было не искажающее перспективу зеркало. Это был он сам - прошлый, с любопытством разглядывающий того, кем он стал за то время, которое провёл внутри, в сердцевине фрактала. За тот промежуток между началом познания и концом пути, за те несколько лет эксперимента, изменившие его настолько, что бесполезно было спасать или предпринимать отчаянные попытки вытащить его из того, во что он ввязался, не ведая чем это закончиться. Но время - незримый метроном судьбы - качнул нить дороги, перевернул пространство, и путник, вцепившись в режущий руки в кровь медленно исчезающий волосок, заскользил к тому, к чему так стремился, ради чего претерпел столько мук.

 

 

На точке, диск которой разместился бы на кончике пера, места было мало, но абстрактному призраку опора была не нужна, он занял всю пустоту от горизонта до горизонта, и его подслеповатые глаза, прищурившись рассматривали татуировку, которую путник небрежно срезал с руки, нисколько не жалея кусок бесполезной плоти. Тому, кто понял суть мира, она не нужна. Кровь лилась из разорванных вен и улетала в бесконечность, разбрызгиваясь на лету и превращаясь в бесформенные сгустки.

 

До его тускнеющего сознания с трудом пробивались обрывки слов, он не слышал их и улыбался, наблюдая, как сокращается круг, и поток крови слабеет; и капли срываются с края; и растёт, непрерывно расширяясь из точки, напоенной жизненной влагой, свежий корень иного мира.

 

Новый Фрактал начинал ветвиться, усложняясь и расцветая бутонами, наполненными не страхом смерти и пустотой вырождения, а безумством жизни - той цепочкой нелепых действий и кривых путей, которыми заставляют пройти сумасшедшие призраки нас самих.

 

Он, наконец, понял слова фантома, растянутые в мгновения вечности: "Мир - это ты, и ничто иное".

 

 

 

 

***

 

...наяву тихо стукнула форточка, осыпав кусочки потрескавшейся масляной краски на пыльный подоконник; ветерок прошелестел листами рукописей, испещрённых тысячами непонятных символов; и где-то далеко, на окраине города всю ночь тоскливо и безнадежно выла собака...

 

 

 

*